288

                ***

Спать, спать! Причем так, чтобы сознание не осталось, не примостилось здесь же, рядом с этой скверной жизнью - тогда и во сне мучаешься, не отдыхаешь, словно  рядом с грязной и холодной лужей лег; нет, уехать бы как можно дальше, успеть, пока окончательно не погасли свет и скорость. Добраться бы до Африки. А, впрочем, еще лучше промчаться мимо слонов  куда-нибудь дальше! В Австралию, туда, где    камни и трава. Или еще дальше. И там зарыться, наконец, и успокоиться, и забыться, и улыбнуться, и сказать: «здравствуй, здравствуй сладкий сон...»

***

...Авангардист ломает от избытка сил. Причем, и то и другое - и избыток, и ломка  - от недостатка доброты. «Доброта делает слабым» - да, она делает слабее, но дает взамен благодать, связанную со слабостью - нежность, чуткость; т.е. она лишает только избытка сил и их становится столько, сколько нужно. И появляется цель и смысл у силы - а то абстрактной силе, собственно, безразлично, в чем себя выразить - вот она и ломает, тем паче, что тут у нас, в мире как раз что-то слишком много всего понастроено. «Мир - это тренажер, на котором я отрабатываю свой коронный удар...»


                ***

Поэзия - страна цветов, свечей и звезд. Сейчас многие уже убежали оттуда – «все цветы захватаны, все свечи замусолены, а все звезды застрелены» - но, всё равно, очень чувствуется, когда человек родом из нее. Он ругается, бунтует теперь, но это просто недовольство потерей, тоска по потерянному раю, где можно было пчелой кружить среди цветов, мотыльком ворожить над свечкой и ангелом к звездам лететь…
(Солнце, кстати, совершенно не котируется: звезды вместе со свечами превращаются в невидимок. «Но освещение цветам, конечно,   нужно...»)

Поэт-волшебник днем чудеса свои творит с помощью цветов - день как цветок, лес как цветок - а ночью  либо свечку зажигает - если дома - либо звезды  - если покурить и помедитировать вышел. Днем дома его фиг застанешь. А если и застанешь, то таким деловым и тривиально-правильным...

Это, если брать «страну», флору и фауну - сами стихи, конечно, всегда про любовь - включая ее предвкушение и  переваривание: «одиноко - хочу любовь», «одиноко - старая любовь переварена, скоро беситься начну».

«Кружева, близкие огоньки и далекие светящиеся точки в ассортименте». В том-то и дело, что без ассортимента: извивы различны безразлично, и  об огненно-оловянных солдатиках и песчинках вроде бы  тоже  сказать нечего. А  друг с другом они сочетаются  плохо: и цветы npи свечах и свечи под звездами - это странность, несуразное что-то (а цветы под звездами просто трава). «Хотя бы сочетания были  в ассортименте. А так приходится душу вкладывать, чтобы продать свой традиционный товар и силу применять, чтобы сберечь традиции…»

                ***

Почти связался с моложавой женщиной, не любившей одиночества и любившей переспать со мной. Вовремя почуял, какой это одинокий ужас. «Лучше не люби меня, чем люби переспать со мной». Сон в постели, труд в постели и уборка в постели - ужас, ковчег; «потоп, что ли, случился». Очень, кстати, разборчивая женщина - но когда голодна, всё ест. «Тоже мне, «новая стиральная машина» - меня насухо фиг выжмешь...»

__

Рисунки-«четверки» получаются стабильно, а вот рисунки-«пятерки» –  всегда некое случайное чудо…

                ***

В тяжелые годы привык странствовать по странным местам - поэтому уходил из дома всегда, всю жизнь - и тогда, когда необходимость в этом давно отпала. Уже во дворце жил, а всё равно молча собирался и задумчиво шел в какой-нибудь сырой лес... (Необходимость отпала, когда у него появилась жена, ее тело – дворец…)