292

__

Последние два слова у меня оставались, но она и на эту искорку ногами своими набросилась…

Песни А. делают своё дело: любовь сильнее разгорается – а на концерте никого не было, ни ее, ни других. Тащился через весь город для того, чтобы поговорить с Ж1, ее «другом». Субчик он не такой простой, весьма самолюбивый, с виду благородный, но внутри заковыристый, а если проще - говнистый. Кстати, 2-ой курс физфака – вот насмешка!

Пойду ждать ее на дороге. Хотя у меня уже как убеждение, что каждый мой контакт с девушками кончится обломом. «Может, я уже как-то не так себя веду, попал в полосу неудач и мне надо бы остановиться, опомниться, свежим воздухом подышать…» Вообще, осень – это темень, а зима –  холод – «чего хорошего можно словить в такое время?»

Кстати, это палец надоумил насчет дороги А.  – перевязку  делаю в тех краях…

А Гордон оказался супер-евреем – голова как у пророка («евреем воняет, как псиной»). Разочаровало то, что исполняет Бродских, Рейнов и т.д. А ведь я мог бы с ним познакомиться, по крайней мере, сказать некое «приветственное слово» – он, своё отыграв, вдруг сел в ряды прямо в двух шагах от меня. Я всё время на него с улыбкой оглядывался, но так долго собирался что-то вякнуть, сомневался.… Да и неудобно было: как раз Козловский выступал.

Можно подумать, что я Ставрогин или Аполлон Безобразов – некто над всеми… Не знают всей моей «достоевщины», «как я финики со склада воровал»…

Ж. жаловалась, что во время их совместного пребывания в каком-то лагере, А. играла и пела Щербакова беспрерывно, как безумная…

__


«Камни в хлебы»: «Чего Ты, Христос этот простой насущный хлеб растишь - лучше бы сделал съедобными камни Антики. Всем хороши, прекрасны даже, но жалуются  людишки, что почему-то несъедобны».

«Весь мир поклонится» - может быть, перед всеми, кому мир поклонился, стоял тот же самый выбор. ...Выдумали Христа, поклонившегося миру (религии и культуре) и теперь с воодушевлением упрямцев и безумцев Ему поклоняются...

                ***               

Философия и творчество для меня были единственным утешением в жизни, единственным «выходом» (на свободу) - поэтому-то я так  преуспел в них (по своим критериям, конечно). Всю любовь, весь жар белое тело бумаги было готово вместить...

Ведь  должен умереть сейчас - настолько всё плохо - а я не только не умираю, но, напротив, впущен в рай. Смерть где-то там, на подступах разбивает себе лбы, уже огромный завал образовался, а здесь у нас всё тихо и сосредоточенно...

__

А. согласилась со мной встретиться («ты думаешь, у нас так много тем для разговора?» - «Вот об этом и поговорим»)

«Парк А.» - парк Горького, «парк А2» – «Черное озеро», а с Ж., наверное, хорошо по частному сектору гулять…


                ***

На хороших фото мы как ангелы, а на плохих  как ангелы падшие - падаль. Себя не видим, но, видимо, и реальность так же расколота. Реальность внешности - что внутренне это так, мы все прекрасно (ужасно) знаем. Стало быть, задача в том, чтобы никто не смог сделать с тебя плохой фотографии...


                ***

Часто удивляюсь тому, что люди, несмотря на всю противоестественность своей жизни, еще окончательно не выродились. «Кто им помогает? Кто их учит? Кто улыбается?» …Просто снаружи расположился Бог природы, а внутри Бог духа - и Оба они излучают на человеку положительную энергию изо всех сил - изо всех сил солнца и разума (а также и совести) - и поэтому он никак не может окончательно себя погубить.

«Я слишком низко пал - поздно мне в рай идти» - но некое спасение наступает уже тогда, когда ты всего лишь повернулся к нему лицом. Поздно, может быть, мечтать о высших уровнях рая, но спастись никогда не поздно - и всегда возможно.  Да и высшие уровни достижимы достаточно быстро - если поднапрячься и соорудить хороший самолет (а то туда и телеги едут).

__

…Конечно, уже получается так, что я говорю одно и то же и А. и А2: «я тебя так редко вижу – без «ужасно» – я  и А2 говорил.

У одной муж, а у другой, похоже, целый конклав родственников…

Я потому в молоденьких влюбляюсь, что сам я молод и неопытен в любви. Стаж в замужней жизни для меня всё равно, что стаж в жизни загробной.

Крест мой: одна держит за правую руку, другая – за левую, а Ж. – за ноги. Одна голова свободна. Она всегда свободна – ее к кресту не приколотишь, не убив.

…Характер ее папаши я сразу разобрал: такой старикан – лет 50, но почему-то очень износился – играющий роль доброго и мудрого…