Скука

Пустой, как зимний вечер, как твоя болтовня. Мороз по тонкой коже, огонь, не интересует меня. Весна, на стройных ножах, ждет, ожидая вранья. Вранья, движенья вместе. В окрестностях дня.
Покой, и степени правды, дразнятся только в ночи. Без видимой сути жажды, лобзаний наперегонки. Дыхания беленой стенки, богаче, дыханья звезды.

За толстыми стенами нашей квартиры прячется много вещей, например сломанный трехколесный велосипед, один почти антикварный и почти полный фарфоровый сервиз, семь зонтов с тринадцатью дырками и мы. Ты и я.  Среди этого мусора мы живем. Едим и спим. Вычитываем и высматриваем мир из отражений.  Пытаемся творить. Иногда, ты, забившись в отцовское кресло и прикрывшись пледом, целыми ночами ищешь выход из лабиринта пыльных слов. Ну а, я в это время незаметно ухожу в коридор, сажусь  в платяной шкаф,   закрытый сверху куртками собираю анемичные слова в предложения, а предложения в абзацы.  В итоге у нас, как не удивительно, всегда получается одно и то же. Пустота.

Так мы  проводим время дома. За его пределами у нас мало дел.  Встречи с редкими друзьями,  нечастые покупки и вылазки для исследование насекомой культуры современности.  За пределами квартиры мы выглядим довольно хорошей парой, громко шутим, маскируемся под счастливых людей. Много говорим о всяких пустяках, обсуждаем классическую философию Гегеля к примеру. Делаем мы это только для того, что бы не вызывать подозрений у общества. В глубине души у нас иррациональный, ничем не подтвержденный страх перед людьми. Как будто если мы не будем доказывать свое существование миру, одним не выдающимся утром нашу квартиру замуруют, оставив умирать в темноте от жажды. Видимо мы сумасшедшие.


По узенькой досочке Мишка идет, цветов охапку  Барби несет. Шатается, трется о воздух, стальной. Барби давно уже Мишку не ждет. Мишка давно уже просто медведь. И Барби, как куклой была, так и есть. Пластмассой ±залитые мысли темны, желанья одно отрицанье  тоски. И боли, болты для шарниров. Одни. Их еще держат, в пределах руки.

Сегодня было очень холодно. И северный ветер, принесший нам очередную порцию безумия злился за окном стараясь пробиться к нам через двойные стеклопакеты. Наверно можно было бы впустить его, позволив поиграться с ненужной нам бумагой и  паутиной. Однако мы просто сидели на кровати возле окна и смотрли за его возрастающим бешенством.  А затем, загипнотизированный ветром я обнял тебя, нежно и легко. Просто положил руки на плечи.Ты конечно ничего не сделала, я тоже. Ветер все злился, бушевал пока я не впустил его в себя.  Я сжал тебя, поцеловал, поцеловал и сжал до предела ища отклик тела. Ничего. Но я не сдавался,  и был непревычно безумен. Начал гладить тебя по всему телу, тереться, легоньк кусться, тяжело душать в райное уха и конечно целовать. Старался исполниь все ритуалы которые люди привыкли включать  в предсексуальные ухаживания надеясь что хоть один сработает. И природа не выдержала, ты сдалась где-то между облизыванием и пощипыванием и включилась в игру. Ответила поцелуями и начался ритуал. Потом был секс,   половой акт и любовь.  Затем мы кончили и ветер вылетев с последними нашими горячими вздохами принялся за противные книги, захватившие этот небольшой участок. 
Тут ты встала и наконец закрыла окно и ничего не сказав отправились в свое кресло. Мне же оставалось только уйти в коридор и продолжать записывать хронику пустот.