Однажды в Боинге

   Квартира на Соколе лениво оживала. Голова раскалывалась от  вчерашней “Лаванды “.  Из распахнутой двери балкона доносились едва уловимые  дребезжания  не рассосавшейся по домам кучки любителей  “Ласкового Мая”. Домашний голубь сонно клевал с журнального столика безвкусные остатки торта “Прага”.

- Саасед, б..ть, вставай! Опять тебе тваи крали званят,- уже опохмелившийся неизвестным даже его жене способом отец двоих детей и гегемон рынка ворованных микросхем Вася подавал знак того, что я снимаю у него комнату и должен по воскресеньям ублажать его слух популярными рассказами о структуре ДНК.
 
Я уже привык к подобной манере пробуждения, но сейчас удивился раннему воскресному звонку. Напялив шикарнейший халат, по случаю  купленный в универмаге “Весна”, я босиком прошуршал по добротному пыльному паркету к телефону, черной пантерой напоминавшему о наличии жизни вне коммуналки.
 
 - Алле..О,- в моем голосе явно проскальзывала натренированная за пару лет попытка изобразить радость. Трубка утверждающим тоном изрекла:  - Гера, Привет.
 Я потянулся, и таившиеся на грани сознания мысли об оставшейся со вчерашнего бутылке Цинандали быстро улетучились. Захотелось арбуза. В трубке дышал  уставший, но спокойный  деловой голос шефа.
 - Ззддрасте,  Сан Александрович, - выдавил я, не ожидая сейчас от руководства хороших новостей.
 – Ты не хотел бы  на недельку слетать в Ташкент? – интригующе произнес шеф.
Мысли о внешней и цветущей где-то в тепле незнакомой жизни победили мое инертное желание сослаться на  занятость диссертацией.
 – А почему бы и нет. Но с билетом не знаю, как быть? У меня только в железнодорожных кассах тетка знакомая есть, - попытался я окончательно убедиться в заинтересованности шефа.
 – Ладно, я попробую через академию наук связаться.  Думаю, мне не откажут, – голос шефа всегда вселял в меня некую уверенность и слегка рассеивал ощущение беспросветности в решении житейских проблем.
 
  Через пару минут  выяснилось,  что незапланированному отклонению от обычного моего графика я обязан однокашнику Сан Александровича,  собиравшемуся навсегда уехать из СССР.  Ему понадобилась наша программка для просмотра генетических текстов, чтобы на новом месте показать  коллегам свою работу. А работал он в Узбекистане. В общем, предстоящая поездка меня даже начинала радовать. Я невольно вспомнил Хайяма, "..мудрец - кто пьет с возлюбленной вино..". Когда вечером я ехал  в институт, чтобы упаковать коробки с дискетами и забрать распечатки и билет, группа старушек, сидевшая возле церкви на деревянных ящичках по дорожке к троллейбусной остановке,  к моему изумлению, не раздражала меня как обычно, и я даже купил русский православный календарик за 8 рублей.  Опавшие листья с обмякших лип мягко разминались моей кремовой “Саламандрой”.
- И все же какие замечательные у меня родители, - с легким оттенком тоски подумал я. Такие ботинки не чувствовались на ногах и производили впечатление причастности их хозяина к нуворишам.  Мама по блату купила туфли в обычном сельском магазине.

  Рейс в Ташкент был датирован вечером во вторник. Зайдя в одно из дежурных кафе на Ленинградском проспекте, я удивленно обратил внимание на отсутствие у сидящих рядом юнцов живого интереса к шикарной брюнетке, томно наливающей чешское пиво в высокий стакан. Обед на редкость оказался хорошим и спокойным. Бросив привычный мечтательный взгляд в сторону стульев у стойки бара, я решил, что деньги, заработанные в предстоящей командировке, стоит частью потратить здесь. Брюнетка явно придавала уверенности.

 Два дня прошли в спокойном тоне перелистывания распечаток с описаниями программ, чашечка с кофе не выглядела, как обычно, похожей на миску сапера, вернувшегося с учений. Сосед баловался с детьми. Телефон молчал. Ночью любители “ласкового мая” лишь изредка давали о себе знать негромким воркованием влюбленных. Я аккуратно упаковал в рюкзак коробки с дискетами, в кейс положил белоснежную сорочку и галстук, с изумлением обнаружив в кармане пиджака японский презерватив. Позвонив родителям и разузнав, какие сувениры они хотели бы увидеть из средней Азии, я направился в Домодедово.

 Ил-86 (советский аналог Боинга-767) обладает одной отличительной чертой от американских собратьев, там в одном классе летают совершенно разные по социальному статусу люди.  Не обладая опытом шестичасовых перелетов в ночное время,  едва разместившись в салоне, я достал из кейса последний номер “Nature” . Самолет быстро набрал высоту и неземные по красоте и манерам стюардессы пожелали всем приятного полета и спокойной ночи. Запах обшивки глубоких кресел вместе с ароматом свежей краски лазерных копиров глянцевого научного журнала обострил восприятие гаммы легких духов молодой прелестной особы, элегантно расположившейся в соседнем кресле.

 Глаза ее были полуоткрыты, и  их раскосость подчеркивала магию жемчужного колье,  подрагивающего на манящей тонкой шее в такт мерному дрожанию фюзеляжа аэробуса. Грудь дышала незнакомой для меня восточной сладостью и казалось, она пытается выдохнуть следы московской суеты и готовится к встрече с кем-то значимым для нее, в родном, теплом и нетронутом европейцами пристанище. Ее темные брючки контрастировали со светлым цветом кожи на руках, в одной она держала нечто наподобие  четок. Когда я после часа полета пытался встать и пройти в туалет, грубо задев ее колени, она лишь понимающим взглядом дала мне осознать хамоватость моих движений. Изредка приоткрывая глаза, она смотрела в иллюминатор, но даже грубый авиационный пластик отражал их глубину.

 Она задремала. Губы слегка приоткрылись, и плечи начали медленно обмякать. Ее рука странными импульсами, постепенно расслабляясь, невольно приблизилась к моей. Я осторожно отстранил свою, но длинное нежное запястье незнакомки не смогло удержаться на подлокотнике кресла. Не отстегнутый ремень начал медленно съезжать по ее оформленным округлым бедрам. Я  машинально решил  поправить, потянув его к себе. Наши руки пересеклись. Легким раскрытием ладони она дала понять, что свободна от напряжения, а игра безымянного с большим приглашали меня к участию.
Наличие браслета с инкрустацией нот на запястье восточной девушки говорило о  причастности его обладательницы к игре на музыкальных инструментах. Окончательно развернув голову в направлении ее шеи, я почувствовал запах незнакомого замысловатого колье, странно сочетающего в себе свет бриллиантов и нежность розы. Мои губы почувствовали влекущий аромат горячей юной кожи. А ее рука уже утверждающе играла с зиппером на моих джинсах. Я скользнул выше по ее ногам, обтянутым легким вельветом, легко нашел и расстегнул молнию, ощутив незнакомое доселе тактильное чувство. Ее губы были рядом, и их влага была похожа на теплый тархун. Тот, что был рядом с ней, мой уже неистовый жеребец, готов был показаться статуей свободы. Именно джинсы показались тогда подходящей, сдерживающей его напряжение упряжкой. Ее грудь двигалась в такт периодическим провалам самолета в воздушные ямы. Моим развернутым к ней ногам очень мешало переднее кресло. Я опустил голову, пригнулся и оказался заложником обаяния ее волос и дыхания ее груди. Колье не мешало. Шелковая блузка оказалась на удивление податливой. Она пригнулась, она прикоснулась, нет, он была рядом с ... , ресницы ее порхали, губы охватили ..., рука ее стала незримой и легкой, а я играл на влажной арфе в эдемском саду, ее нежные струны беззвучно ощущались, как палочка в руках дирижера, она же всего меня ощущала надежной опорой в воздушных ямах меж небес... Я понимал, что мы летим на родину нирваны...

Мой внезапный стон был похож на звуки заурчавшего от удовольствия тигра. Она быстро успокоила  дыхание и широко открыла спокойные, нежные, томные, умные, раскосые и необъятные по глубине  глаза.
 
  Когда стюардесса объявила о начале посадки, стало ясно, что нам обоим необходимо успеть в туалет, чтобы  привести себя в порядок.

В аэропорту я взглядом проводил удивительную девушку к ожидавшей ее “Волге”, дверь в которую перед ней распахнул дяденька с явно выраженными признаками знакомства с тонкостями этикета, а я осознал смысл известной поговорки “Восток – дело тонкое”. Я посмотрел на силуэты выступающих гор. За ограждением аэродрома благоухали персики.

  Я машинально передернул плечами, мимолетно, но самодовольно облизнулся, и пошел получать в багаже рюкзак с дискетами.