карманы духа

АЛИТЕРАТУРНЫЙ ПОСТ
(из –ой лекции имени её участников, прочитанной в -ой тишине)




— Вы, вот что – главное не садитесь кругом, а то замкнетесь.


Мы сели полукругом.


— Не держитесь за руки! Вы же не анонимные алкоголики, а писатели, решившие помолчать за литературу.

Нам стало стыдно, что мы не анонимные алкоголики.

Руки мы спрятали в карманы духа.

 
— Теперь слушайте хотя бы меня. Литература – это слово из десяти букв, где последняя «а». Понимаете? Ни первая, о чем известно детям, а последняя. У вас, писателей, все вверх ногами и никак у людей. И это не штамп. Кстати, заодно уж, штамп – это такое пятно в паспорте по поводу брака или прописки. Что вы можете знать о штампах, сумасшедшие, если ваша прописка – вечность, то есть вы бомжи, брак – алхимический, а паспорта ваши у меня. Так что забудьте о штампах и хотя бы слушайте.


И тогда мы стали хотя бы. И кукишам стало душно в карманах духа.


"… как Воннегут писал: всё, что нужно знать о жизни, есть в книжке «Братья Карамазовы» писателя Достоевского, а Булгаков закончил «Белую гвардию» так: «Почему?». На первый взгляд эти как их - факты никак не связаны, но погодите. Упомянутые гиганты замкнуты в круг и ходят по нему друг за другом. Не стремитесь ни попасть в этот круг, ни разорвать.

Ага, вижу некоторым уже ясно, почему (…) усадил вас именно полукругом, который, если взглянуть сверху – не больше, чем грустный смайл. Не торопитесь расходиться, правда, вы интересовались литературой, и я уже объяснил вам, что она есть. Но имейте хотя бы совесть, послушайте.

Look, всё что знал о жизни Достоевский, он и написал, Воннегуту этого, по его же словам, оказалось вполне достаточно. Тогда зачем же неподражаемый Курт писал сам или «почему?», как справедливо заметил бессмертный Михаил Афанасьевич. Да, так вот. Разговоры за литературу, где бы они ни велись, хоть в вашем невеселом полукруге, как раз и сводятся к попытке вернуть «а» её законное первое место. Другими словами – обнаружить начало знания или, поняв бесперспективность задачи, водить друг друга за нос, веря чудесному обману и отмахиваясь от почемучек. Ведь это великое паливо – узнать о жизни из книги, а о самой книге узнать телеграфически-шизофреническим способом от курильщика с мыса Код! Ага, теперь, вижу, почти все уразумели «почему» они грустят, не видя звезд, в смайл-группе. И смущают вас только руки в карманах. Но это пока. Всему хотя бы свое время.

Look, было бы полгоря, когда все ограничилось бы разговорами или молчанием, но перемещение «а» из конца в начало и есть, в сущности, литература. Это увлекательная игра, способная, однако, увлечь исключительно её участников. Наблюдатели подобных игр, считают их дурацким занятием, тем более что правил (которых нет) им никто не объяснял, а призы давно доступны каждому в публичных библиотеках. Но люди (не вы - полукруглые писатели, а – люди), увы, добрые. Поэтому смотрят на игроков как на блаженных, то есть - мимо. Стараются не обижать, вовремя кормить, а если наказывать – то не больно. Короче, люди имеют в виду силу, движущую «а».

 
Look, с детства родители мучат детей: «Вынь руки из карманов! Только бездельники суют руки в карманы, вынь немедленно». Иные, любящие детей как результат, а не процесс, даже приобретают дефицитные нитки и зашивают карманы (или срезают, в зависимости от местных обычаев, часто бьют по рукам). А что сделали вы, когда услышали: не держитесь за руки? Моментально засунули их в карманы, по своему писательскому обыкновению назвав их – карманами духа. А потом начали смущаться, потому что руки стали вытворять в карманах вещи неописуемые и вам неподвластные. Вас видно насквозь, полукруглые писатели, как и ваши карманы: у одних пальцы дрожат и безымянный прячется за мизинец, у других ладонь принимает форму кулака, третьи – талантливые, гады – держат в кармане духа фигу.

Look, вдохновенные карманники, сейчас вы услышите то, ради чего сидите тут в (…), отказавшись от рук товарищей. Итог литературного продвижения «а» из конца в начало неизвестен, видимо, только вам. Вот он, берите: «Алитератур».

 
Не плачьте так весело – пользуйтесь. Это сэкономит вам массу времени на поиски острых ножей и крепких ниток. Запоминайте, идите и заражайте других. Литература не имеет никакого отношения к знанию жизни. Судите сами, вы решили посвятить жизнь тому, чтобы, узнав её – написать об этом? Да вы: психи; люди вас будут кормить из жалости! Да, и не надо опираться на опыт, он сломается, а вы понаставите на роже синяков, украшающих только некоторых мужчин в глазах некоторых женщин, далеких от литературного безделья. Вы вздумали «алитературить» чужие заблуждения, вместо того, что бы в них признаться хотя бы и литературно. Все знание жизни сообщено на могильных плитах, да и то – цифрами, а не буквами. Суть же этого знания в значке «-» между датами. Вы неправы и, по счастью, безнадежны. А в вашем левом кармане духа – дыра. Она сделана мною, анонимным алкоголиком (заметьте, какие правильные места в этих словах занимает «а»). Когда-нибудь в этой дыре, под подкладкой, вы найдете конспекты услышанного сейчас и войдете в круг, замкнув грустный смайл, если не испустите раньше дух, а вы его обязательно….

 

Никто до сих пор не ушел? Ноги затекли или сработала страховка из отобранных паспортов? Как хотите, хотя бы вы.


Look, композиционная основа, сюжет, деталь… Вы где нахватались этих машиностроительных терминов? Бродский тот мельком глянул в сторону прозы и заявил: «… качество рассказа зависит не от сюжета, а оттого, что за чем идет». Какая дикость: качественный рассказ.



Look, необходимо, чтобы вам поверили, но не просто, а – деятельно. Напишите на картонке сигаретной пачки несколько строк того же Бродского, от руки, чем корявее, тем лучше. Выпейте, как следует, и несите гениальную картонку в редакцию жирного журнала. Когда отсидите пятнадцать суток, распечатайте собственные упражнения на тонкой финской бумаге и – по уже известному адресу. Там сходу начинайте декламировать, рифмуя искреннее раскаяние по поводу прошлой выходки с омерзением от поэзии Бродского. Недели через три, максимум – месяц, вы сможете, как настоящий поэт, сворачивать кулечки для семечек из страниц первого в своей литературной жизни авторского экземпляра. Поймите, полукруглые вы наши, когда говорят о «форме», то имеют в виду не текст. Овладейте в совершенстве формой подачи самого текста, а не мысли в нем. Когда читатель, издатель, редактор и мама – захотят вам что-нибудь простить, тогда вы станете известным, публикующимся, прости господи, автором.


Look, никто тут и близко не желает вас чему-то научить. Желание научить свойственно идиотам и инструкторам по фитнесу. Смотрите на вещи хотя бы прямо. Вы сидите на полу, полукругом в форме грустного смайла, я – спасаю вас от тишины, это всё. Когда каждый сможет такую фабулу развернуть, по крайней мере, в два совершенно разных рассказа – пора по домам. Прощаться не надо.

 
Look, больше других бойтесь гуру, описанных Веллером. Не попадайтесь им на глаза а затем и в руки, а попавшись действуйте по обстоятельствам, именно – молитесь. Потому что они даже не покупают вашу душу, а элементарно забирают её. Безоплатно. Литературно этот процесс можно назвать – следованием традиции. Суть традиции в воспитании вкуса к жизни после смерти. Причем вкус этот воспитывает в себе гуру, вы лишь бездушный инструмент.

 
Кстати, сами потом разберетесь, кто из вас первым выдал понятие «карманы духа», но этот кто-то – большой оригинал, умница и гад. Оригинальность его заключается в анонимности, ибо сидит же среди вас и молчит, не требуя награды и паспорта досрочно, умница – потому что не использовал в конструкции ни прилагательных, ни глаголов, что правильно, а гадство его, присущее всем вам – в способе передвижения. Вы все сюда приползли, взлетят единицы, не упадут – только те, кто сумеет постичь методологию деления на ноль. Поймите, «алитератур» полностью состоит из нолей и единиц, никаких букв и звуков. Единственное место, на которое не распространяется этот закон – карманы духа. Безделье, возведенное в ранг владения умами. Карманы духа – это не портмоне, пузатое дорожными чеками, это – кассовый аппарат, через который пробивают потраченные и приобретенные в дороге впечатления.

Look, среди вас нет женщин. Заметили? Хотя, перепроверьте на досуге. Объясняется это просто. Во-первых, в женской одежде, как правило, нет карманов (кроме декоративных). Отсутствие карманов компенсируется наличием сумочки. И, так как на входе, как вы помните, отбирали личные вещи - ни одна из женщин не пожелала расстаться с вместилищем всего и сразу на неопределенное время. Во-вторых, женщина скорее согласиться прослыть круглой дурой, чем полукруглым писателем. Для занятия литературой, первого более чем достаточно. Вам такого состояния не достичь никогда, поэтому сидите и скучайте по воображаемому мужскому превосходству.

 
Look, если в тексте вам до зарезу необходимо выписать признание в любви, никогда не используйте глаголы несовершенного вида, не стройте вопросительных фраз и не тем более не начинайте их местоимениями. Это правило соблюдать необязательно.

Look, существует два мнения. Одно заключается в том, что необходимо читать много и разного, другое – что достаточно перечитывать немногое. В связи с этим, имеются два списка книг: длинный и покороче. Причем так – всякий уважающий в себе писателя писатель норовит составить свои списки. Сначала – длинные, затем – покороче (как правило, отводя в нем место для собственных трудов). Важнее, запомните, тщательно скрываемый список книг, чтение которых крайне опасно, а перечитывание – смертельно. Найти бы тварь скрывающую, чтобы больше не дрожать. А потом – топориком; вам, кстати, ничего за это не будет. К тому времени вы отсидите свое в грустном смайле. Люди, увы, добрые: за одно и то же дважды не судят.

Перепроверили? Среди вас действительно нет женщин?

Look, если вы знаете, о чем собираетесь написать, знаете как и зачем – ступайте в бухгалтера, писателем вам не быть никогда. Если вы думаете, что знаете – вам к психиатру. Если ни то, ни другое – вы в правильном месте, полукругом, в форме грустного смайла, с руками в карманах духа.


Кстати, чтобы сойти с ума, достаточно выучить наизусть рассказ Александра Грина «Серый автомобиль». Рецепт верный.


Look, это важно: пишите только от руки. Никаких планшетов, жестких и гибких дисков, принтеров и смены шрифтов. Многие думают, что дело тут в процессе и направлении сверху вниз, когда перо – продолжение руки и горит свеча, и тени дрожат, и вдохновенная муть, поднимаясь со дна писательской души, чистой, как остров доктора Моро, падает на пустой, белоснежный лист. Все это с блеском опроверг один латиноамериканский метафизик-новеллист в рамках выездного перформенса в глухой деревне среднерусской возвышенности. Устроившись в гамаке, он, через сетку, красной чернильной струей из кондитерского шприца написал слово «лажа» на южнокорейском мониторе, любовно уложенном в свежескошенную траву под гамаком. Чем окончательно развеял все чары. Да, так вот. Писать от руки следует потому, что, как и было сказано, «алитератур» полностью состоит из нолей и единиц. Создавая текст методом компьютерного набора, литературные ноли и единицы перемешаются с машинными нолями и единицами. Шансы получить чистый лист после нескольких лет клацанья по клавиатуре – возрастут геометрически. И даже если этого не произойдет, неужели вы хотите, чтобы вашим первым читателем стал какой-нибудь безумный драйвер?


Кстати, делить людей на поэтов, писателей и всех остальных – пошлый методологический тупик, а не признавать того, что поэты и писатели вовсе не люди – почти фашизм. Но приходится и делить, и не признавать, потому что обобщения невыносимы.

 
Look, пока не забыл. О читателе надо думать постоянно. Днем и ночью, во сне и наяву. Даже, когда не пишите, все равно – думайте о нем. Проза, зараза, часто ведет себя так, что ей уже мало, когда читатель – часть сюжета. Теперь сюжет должен быть частью читателя, причем желательно, чтобы короткая проза была той частью, что выше плеч, а крупные формы – читательской филейной частью.


Кстати, мир имеют методологи, для мира всегда некстати.

<…>

Look, что мы скажем автору такого: "Серой тонкой змеей, протянутый через весь партер, уходящий неизвестно куда, лежал на полу партера электрический провод в чехле. От него питалась малюсенькая лампочка на столике, стоящем в среднем проходе партера".

Он что, спросим мы, не мог подойти к делу серьезно и творчески, а потом творчески и серьезно, и отыскать замену слову – «партер», а лучше попросту не повторять его трижды, что за дилетантство? Ждать ответа от Булгакова, конечно, можно, но ценители мистических практик утверждают, что ответ (вместе с отвечающим) появляются непосредственно после успешного поиска синонима к слову – «синоним». Не занимайтесь хотя бы ерундой. Если в предложении из десяти слов вам в девяти случаях необходимо написать: «контрреволюция» - смело пишите. Девятое слово будет выглядеть так: «контррррррррреволюция» или так: «контрреволюция (10-1)». Это элементарно и это – истинная «алитератур». У Булгакова лучше спросите, почему не окончен «Театральный роман».


Кстати, эпиграфы запрещены здравым смыслом. Это правило соблюдать необязательно.

 
Look, универсальная фабула всего на свете в следующих трех словах: «сегодня будут танцы». Пока вы не поймете, что «сегодня» еще не наступило и все может быть, никакая «алитератур», через литературу, вам не покорится.

Кстати, только представьте, что твориться в голове человека, видящего улыбку в круглой скобке. Да, следует признать медицинским фактом – наша планета давно необитаема.

 


Look, диалоги, как правило, замедляют либо ускоряют течение времени в тексте до, так называемого, реального. Но «реальное время» еще круче, чем «качественный рассказ», поэтому стоп. Приступая к построению диалогов, помните: сколько бегинов – столько и эндов. Иначе говоря, персонаж не должен, презирая время, говорить неизвестно кому:

— Ну, что же – я одинок, я брошен.


Это читатель может так сказать о персонаже. В реальном времени. Если захочет.

Кстати, сумма квадратов сюжетных линий даже примерно не равна квадрату диагональной линии сгиба страницы текста. Что это значит? Пифагор – курит, мы бросаем. И еще (все равно потом узнаете через десятые руки) - суть (как бы это помягче и чтобы не травмировать) так называемого писательского ремесла в утверждении разницы прилагательных "ё б н у т н ы й" и "е б а н у т ы й" с попутным извлечением прекрасного, примите на слово. Кстати, никакой обсценной лексики не бывает. Бывает, что не бывает лексики – это да.


Здесь же замечу, что задний ряд методологов переднего края, изгнанных с позором из самих себя, периодически совершает попытки (ленивые, но массовые) привить концепту «алитератур» визуальную поэзию и начертательную прозу, в качестве глиняных ног. Да, шобимпустабыло! Визуальная поэзия вообще никуда не прививается, а парит где-то там справа от входа влево, а начертательной прозы – не существует, но, если хотите, можно её прямо сейчас хотя бы придумать.


Look, живет в природе еще, так называемый, «пунктуационный квадрат». Тут уместна аналогия с джазовым квадратом: ААВА. Импровизируйте в тексте вокруг да около уникальной структуры, где А - точка, В - тире.


Кстати, ничто не убивает текст быстрее и легче, чем банальности и беготня за авторской мыслью по тропинке первой ассоциации. Если хотите тексту смерти долгой и трудной (это, к слову, максимум, чего вы осознанно можете хотеть, черти) - банально закатайте тропинку в асфальт. Видели когда-нибудь застывшие следы, оставленные на горячем асфальте?...

<...>

Look, текст должен как тот чудесный шелк, проходить сквозь кольцо. Вопрос как раз в том: что за кольцо и в чьих оно руках? На самом деле все проще: кольца два - читательское и авторское - конец, так сказать один - собственно текст. Пропущенный через оба кольца, текст падает шелковой шторой на окно восприятия, закрывая убогую действительность тончайшей тканью вымысла. Тут еще вот что - полукруглых писателей часто сбивает с хотя бы пути веселая считалочка: "мысль изреченная есть ложь". Это утверждение справедливо только в отношении самого себя. И это все, что вам следует по этому поводу знать. Как считалочка, очень даже ничего.


Кстати, стиль - это не человек, боже упаси. Стиль - это лучший друг человечества и главный враг человека. Как друг - непобедим, как враг - не прочь договориться.


Look, так называемые сомнения во время так называемого творчества - это недолгая иллюзия ненужности, вызванная тем, что и в карманах духа не все можно утаить. Другое дело, что никакая это не иллюзия: то, что вы делаете, пишите, слышите - действительно никому не нужно.


Кстати, а не пойти ли вам отсюда в школьные учителя?.. Желательно сельские и лучше - пешком.


Признаться, была такая мысль внушить вам общечеловеческий ужас перед абсурдными занятиями литературой. Но вы сидите, как приклеенные и даже ни разу не попытались возразить. Послушайте, полукруглые, я расскажу, как докатился до того, что трачу на вас драгоценнейшие академические часы - случайно. 

Look, уже столько терто-вытерто о природе случайного, что и внедриться некуда.  Но для вас, как вероятных писателей, небезынтересным должен быть такой факт. Согласно последним исследованиям секретных подшивок японской желтой прессы, когда вроде бы писатель Пелевин анализировал понятие "предназначение", он крутил-вертел в руках кубик Рубика. И вот он, случайно поддев талантливым ногтем синий квадратик разноцветной плоскости, понял - что грани кубика вовсе не обязательно собирать, можно просто переклеить их составные в цвет. Так родился рассказ "Хрустальный мир", точнее так и немного кокаина. Но не суть. Предназначение случайно, если речь идет о процессе, предназначенное закон, если мы имеем в виду результат. После лекции, каждый из вас получит кубик с чистыми гранями, набор цветных квадратиков, тюбик клея и целлофановый пакет. Все остальное в ваших руках.


Кстати, не существует образа глубже, чем пустая скамейка, но если рассмотреть пустую скамейку как символ, мы поймем, что символизм - это два пенька, доска и пара гвоздей.   


Look, катастрофа наступит, когда вы поставите точку. Вы, не в состоянии прервать процесс, поэтому точкой лишь усугубите его течение. Писатель - результат человека. Ну, не рассказывать же вам, к какому результату всю жизнь стремится человек и с успехом его достигает. Помолчим лучше, тем более что все, что вам хотя бы надо родит тишина..."



Стало тихо в карманах духа и холодно.


Мы сами не заметили, как взялись за руки и тут же их перепутали.


Были еще и практические занятия на местности, но это даже не история, а что-то откровенно отдельное. Нас пугали страшным апелляционным судом и вооружали литературно-процессуальным кодексом. Нам говорили: "Зверей, там на неведомых дорожках следы невиданных", и мы зверели.


Очень скоро неизвестный в усах вернул наши паспорта и мы уже корчили умные рожи классикам, погружаясь в тайны игровых литературных «а»-стратегий. Открывали глаза хотя бы миру на хотя бы нас. В чем и преуспели. Руки мы прятали в муфтах, а дамы (от сглаза) нам давали пятак.


Мы стали круглыми писателями, когда поняли, что живем в чьем-то кармане и знаем о такой жизни все.
А потом провалились в дыру. Тогда мы ахнули, look, и испустили дух.



(фото: Garry Winogrand, "Central park Zoo", 1964)