Кащей Бессмертный и Железный человек. Наталья Лист

Пошел как-то Кащей Бессмертный по своему золотому дворцу, богатства несметные считать. Только как их сосчитать, коли они несметные, несчетные? Притомился Кащей, и приспичило ему посидеть маленько да медку испить. А был он в то время как раз рядом с дворцовой кухней. И подумалось ему: «Чем назад в покои подниматься, загляну-ка в кухарню, заодно и здешнюю прислугу присмотрю».
А надо сказать, что на кухне Кащей еще никогда не бывал. Да и зачем? Все и всегда ему на золотом блюде подносили с нижайшим почтением.
Дворцовая кухня была очень большая. Непросто прокормить царя Кащея, которому никакая еда впрок не идет. А кроме Кащея надо было ублажать яствами Кащеевых жен. А было их у него тоже без счета. Надо было лакомить Кащеевых деток. Их-то хоть и уродилось всего-навсего двое, но нравом оба в папашу вылитые — сколько их ни корми, а на них — кожа да кости.
Во множестве великом водилась во дворце и всякая челядь  Наистаршие — что над всем надзирали. Посереднии — что приказы раздавали. И всякая мелкая шелупонь — что всю остальную работу делала.
И все, кто во дворце жил, есть-пить любил. Потому и дымились день и ночь печи, пылал в них огонь, булькали котлы, шкворчали сковороды, потренькивали противни. День и ночь ухали топоры, стучали ножи, вертелись в котлах поварешки.
Чем только не пахло на кухне! Чего только не разделывалось на деревянных досках! Описать все это мочи нет и слов не хватит, ведь хранилось в Кащеевых кладовых то, чего мы глазом не видывали, ухом не слыхивали, по прозванью не ведаем.
Вошел Кащей, на кухню дворцовую, увидел несчетные котлы, унюхал запахи, коим названья нет, и пошла у него голова кругом от такого неописуемого расточительства. Смотрит он на поваров с поварятами, глазами их так насквозь и просвечивает. Вишь ты, какие сытые животы отъели! Щеки жаром горят, от жира лоснятся, того и гляди лопнут! Знать, тьма-тьмущая запасов, разносолов в их утробах  схоронено, челюстями перемолото, из господских кладовых тайком утаскано...
Рассвирепел Кащей.
— Разбой, — кричит, — поварня все царство съесть порешила! Куда только надзиратели смотрят!
Набежали тут надзиратели. Сначала что по чину пониже, что по соседству околачивались. Потом те, что по чину повыше, тем с верхов дольше спускаться пришлось.
Смотрит на них Кащей, нос воротит. У надзирателей животы не поварне чета: со спины выпячивают, подбородки подпирают, глаз к земле опустить не дают!
Взвился тут Кащей, подпрыгнул, от досады в струнку вытянулся. Кричит, аж стены дрожат:
— Позвать ко мне наистарших управителей! Решать будем, с кого за разбой спрашивать, кому какую кару отмеривать.
Побежали за наистаршими. А тех нет как нет. Кащей уж дымиться стал, огнем заискрил, а управители не торопятся.
Наконец явилися. Идут — еле ноги переставля¬ют. Под ручки двое челядинцев поддерживают.
Не снес Кащей такого себе оскорбления. Ударился об пол огненным шаром, поразил всех пы¬ающим жаром и улетел к себе в тронный зал.
Наутро, только завиднелось, призвал Кащей к себе ближайших своих советников — Лютого Злобуса и Черного Немоча да сыновей — Скупея Кащеевича и Завидея Кащеевича. Поведал им о великой заботе, о скорби, грызущей его бессмертное сердце.
Подумать нельзя, какие богатства государевы расточаются только на челядь дворцовую! А скоко людишек бесполезных в земле нашей, что знай себе едят, безо всякой для нас пользы! Так дальше оставаться не должно! Надобно с этим разбоем пренепременно покончить!
Всполошились мудрые Кащеевы советники. На впалых щеках румянец выступил, в безжизненных глазах радость проснулась.
 -Прикажи, властелин наших дум! Всех людей в твоей земле переведем.
-Я, — говорит Черный Немочь, — пошлю болезнь повальную, унесет она со света и старого и малого.
-А я, — задохнулся смехом Лютый Злобус, — натравлю друг на друга, брата на брата. Потешу себя маленько!
Засмеялся Кащей:
         - Верные вы слуги, хорошо придумали. Ну а вы что, детушки, скажите?
Переглянулись Кащеевы сыновья. Скупей Кащеевич губы поджал.
-Что ж, — говорит, — всех уничтожить — это дело, нам больше достанется. Хорошо придумано.
А Завидей Кащеевич нахмурился. Не по нраву ему, когда другие умнее оказываются. Вот он и ввернул ехидное слово:
-А кто ж нас кормить, обиходить будет, ежели никого в царстве, кроме нас, не останется?
Задумались все. А ведь верно. И землю пахать, и скот пасти, и государю с приближенными прислуживать — для всего этого нужен ведь кто-то...
-Ладно, — говорит Кащей, — себя мы, вестимо, обижать не станем. А как от едоков избавиться — об этом дальше соображать надо. Кто придумает, с ног до головы озолочу...
С тем и разошлись, каждый голову ломает, как бы другого перехитрить, золота побольше добыть.
А в Кащеевом дворце жила с испокон веков Черная бабка — Сколопендра Прохиндеевна, что немало всякой нечисти выпестовала, а Кащея Бессмертного с самого его зарождения нянчила и школила.
Разведала она про совет да посул, пришла к своему детищу любимому, поклонилась в ноги|,
-Послушай меня, Кащеюшка, красавчик мой ненаглядный. Слышала я про твою беду-кручинушку, про напасть твою от людей-дармоедов. Хоть умишко у меня, Кащеюшка, маленький, да давно я на свете живу, много тайного, подноготного знаю. Не стану скрытничать. Ведаю я и то, как тебе сердце твое бессмертное удоволить.
Обрадовался Кащей. Давно он про свою Черную бабку забыл, а она тут как тут, приплелась не просительницей жалкой, а желанной утешительницей. Припамятовал он, сколько всякого чародейства он от бабки своей набрался, скольким пакостям она его надоумила, и зашелся злорадным смехом.
Сколопендра Прохиндеевна и говорит ему:
-Послушай, чадушка. Помнишь, сказывала я тебе сказку про Железного Человека, что на Огненной горе обитает? Так вот. Не сказка это, а сущая, что ни на есть, правда. Этот Железный Человек — лучший в поднебесной кузнец. Все, что он из своего огненного железа выкует, все тайную силу имеют, может все сотворить-сделать, что Железный Человек токо прикажет.
А может тот человек других железных людей понаделать? — спрашивает Кащей.
- Он все может, если захочет. Только вот заставить его нипочем нельзя. Надобно его так усластить, чтоб он сам захотел.
Начал призадумываться Кащей, голову ломать, что бы такого Железному Человеку посулить? Ничего особого не придумал и решил: от золота еще никто не отказывался. Золотом куплю, сладкими речами обовью, ими искусника в свой дворец переманю.
-А где же живет этот Железный Человек? Как добраться туда? спрашивает. Бабка и про это сведала.
— Ох, батюшка! Страна у этого чародея — хуже некуда.. Место то совсем гиблое. Куда ни  глянь — везде пустынь и пустынь, один лишь песок  черный, рассыпчатый. Торчит посреди черноты этой Огненная гора, пылает вся. Внутри огонь ревет, из щелей дым валит. Добраться до той горы ни зверю, ни птице, ни человеку никак нельзя. Пески в пустыне зыбучие, все живое враз ухваты¬вают, в дальние глубины засасывают. А вокруг пустыни той кругом болота зловонные. Там даже жабы не квакают, токмо ядовитые гады по кочкам селятся.
Захихикал Кащей, сотрясается весь от злого кудахтанья.
— Хорошо, однако, Железный Человек себя от мира огородил. Ни пешему, ни конному, говоришь, ни с земли, ни с неба — никому в его царства ходу нет? Ну, да мне это не помеха.
Взвился Кащей Бессмертный черной молнией и полетел к Огненной горе.
Долго ли, коротко ли — долетел до зловонных болот. Залегли они словно черные ямы, воды в них не видно — одна грязная жижа булькает. И такой от нее смрад стелется, что Кащей себе нос заткнул.
«Эх, — думает, - просто простого мне Железного Человека к себе заманить. Посулю ему земли богатые, сады плодоносные. Дам ему в услужение красивых девушек. Неуж не польстится? Неуж мрачную обитель не покинет? На жизнь райскую не променяет?»
Долетел Кащей до Огненной горы, что в клубах дыма тонет. Ударилась о землю черная молния, превратилась в тощего старца с золотой короной на голове. Стоит, задрав бороденку, глазом по сторонам зыркает, где, мол, слуги придворные, прочему наперед не выбегают, в ноги не падают?
Только никому, видно, до Кащея дела здесь нет. Ни одной живой душеньки и в глаза не видать. Только вход в гору огненным светом светит.
Вошел Кащей в гору, а там — чисто ад! В пещере пламя гудит, языками стены лижет. И стоит в пещере Чудище. Человек – не человек, зверь – не зверь. А не пойми что. На железную раскоряку голова-котел насажен. На  голове глаза как плошки, живые, горящие.. Створками туда-сюда хлопают. Носа и вовсе нет, а рот,  как створка печная,  дым выпускают.
Хоть и бессмертный Кащей, а все ж поостерегся он дальше идти. Вежливо так хозяина приветствует:
Мир тебе и удача, Железай Железаевич. Не прогневайся на незваного гостя, не сразиться с тобой пришел, а выгоду тебе доставить. Выдь со мной на воздух, потолкуем, авось и по рукам ударим.
Выслушал его Железный Человек. Дунул на пол — сразу пламень съежился и сквозь пол просочился. Рукой махнул — стенка одна раздвинулась, и открылась там зала огромная. Вся блестит, словно огонь горит, но тепла нет, холодный блеск.
Стоят в этой зале разные диковинки. Истуканы, что на людей похожи, а не люди.  У кого вместо двух рук — четыре, которые и вовсе без головы.    А еще стоят  столы золотые, лавки серебряные, короба разные. И трон золотой, а на троне жезл, самоцветами изукрашенный..
Зовет Железай Железаевич Кащея к себе в гости, а тот глаза выпятил, на  диковинки наглядеться не может.
Захохотал хозяин и говорит громовым голосом:
-Что, Кащей Бессмертный, не ожидал таких чудес увидеть? То ли еще будет! Да ты не стой остолопом! Проходи, я ведь тебя поджидал. Была мне тайная весточка. Так что про беду твою я все уж давно знаю. И помочь могу, если условие мое примешь.
Взял Железный Человек жезл.  Ожили истуканы  — стол накрывают, яства на блюдах подают. Дивится Кащей. Очень уж истуканы проворные. Туда-сюда снуют, кто ногами идет, кто на колесах катится.
Сели гость с хозяином за стол — беседу завели. Угощает Железный Человек Кащея зеленым вином, а сам не пьет ничего.
— Нам, железным, никакая еда не надобна,  — говорит. И дальше речь ведет:
—Давно мне уж в стране моей тесно. Ежели охота тебе моих работничков в услужение получить, прими мое условие. А будет оно таково. Сделаешь ты меня первым своим распорядителем. И чтобы ни в чем моем мне не перечить.
Сверкнули Кащеевы глаза.
—Это как же? — спрашивает. — Что же я, больше в своей стране не хозяин? Нет, уважаемый, хороши твои работники, но не настолько, чтобы власти своей лишаться.
Смеется Железай Железаевич:
—Работники мои   хороши. Лучше не бывает. Не едят, не пьют и спать не хотят. А власти твоей мне, Кащей, всей и не надобно. Властвуй себе на здоровье, на долгие свои бессмертные лета. Позволь мне только на твоей земле похозяйничать. Что надобно, из земли взять. Что не надобно — вовсе с земли убрать. Будет у тебя, Кащеюшка, все что душе твоей бессмертной надобно. Сады серебряные с золотыми плодами и листьями изумрудными, кони железные, дороги чугунные, работники послушные, безотказные. Воины непобедимые. Неужто мало тебе всего?
Смотрит Кащей на хозяина. Недоверчивым огнем в глаза палит. Но у Железного Человека и глаз из металла, холодом блестит, Кащеев огонь втрое распаляет, гостю назад отражает.
Долго так они, уставившись, сидели, друг друга насквозь прожигали. Первым Кащей не выдержал:
—Согласен, Железный Человек, с твоим условием.
Захохотал хозяин, от смеха его по стенам отсветы заметались.
—Будет, Кащеюшка, благоденствие, только в твое здравие и будет!
Ударили они по рукам. Взвился Кащей молнией. Полетел в свой дворец, Железая Железаевича поджидать.
Сбежались к Кащею Бессмертному советники да прислужники, царского слова слушать, царскую волю править.
Скупей Кащеевич с Завидеем Кащеевичем у трона уселись.
Лютый Злобус с Черным Немочем пред владыкой в струнку вытянулись.
Челядинцы прочие ниц поверглися.
Грянул Кащей своим жезлом:
Слушайте меня, подданные мои верные, слуги послушные, безропотные! От сего дня изъявляю я свою волю несокрушимую. Всех бездельников, дармоедов из царства моего взашей гнать! Токмо самых преданных, душ и живота для меня не щадящих, на полном довольствии оставить. Всю же работу нужную, от которой прежние бездельники отлынивали, будут справлять люди железные, которые ни пить, ни есть не просят, ни сна, ни отдыху себе не требуют! Да будет так!
И пошла с тех пор в Кащеевом царстве круговерть, чисто светопреставление.
Черный Немочь людей смертным мором морит.
Лютый Злобус брата на брата поднимает, друга на друга подстрекает.
Возопили человеки, забряцали мечи, потекли  кровавые реки. Покрылась цветущая земля скорбью-печалью — холмами могильными.
Тот, кто еще на Кащеевой земле в живых остался, побросал скарб-имущество, в чужие земли налегке потек, от Кащеевой неописуемой лютости.
Опустело Кащеево царство, и возрадовался Кащей: сколь богатства ему теперь достанется, не с кем теперь ни монетой, ни довольством делиться!
Сидят Кащей с сыночками в золотом дворце, на казну неисчислимую радуются, считают не пересчитают.
Лютый Злобус да Черный Немочь тоже не в обиде. Озолотил их Кащей за всех заморенных да убиенных, наделил вотчинами — твори в них, чего душа черная просит.
Тем временем и Железный Человек со своими работничками подоспел.
Идет железная рать — земля дрожит. Где холм стоял — стало поле ровное. Где лес поднимался — просека широкая.
Отдал Железай Железаевич приказ, и закипела работа на Кащеевой земле.
Железные работники поля пашут, пшеницу сеют, леса рубят, дороги стелют.  Работают без сна-отдыха и есть не просят.
Поглядел Кащей на такое благоденствие, бороду огладил, говорит:
— Ну, теперича бояться нечего. Никто государство мое не объест, казны царской не разорит, бунтовать не станет. Будет теперича в стране моей полный порядок.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Долго ли, коротко ли стояла в Кащеевом царстве тишь да гладь. Только стал замечать Кащай: Скупей Кащеевич с Завидей Кащеевичем чаще ворчать принималися, без дела всякого по дворцу шаталися, порой аж в бороды друг дружке цеплялися. И запала Кащею думка: надо бы для дворцовых нужд потешников завести, девушками красными разжиться. Сыновей перво-наперво переженить. Самому утеху по сердцу выбрать.
Беда только, где потешников, где девушек красных отыскать? Обезлюдело Кащеево царство. Но может статься, схоронилися где по глухим местам людишечки? Человечья порода что трава сорная — руби ее под корень, она рядом побег пустит. Сожги ее огнем — она и из пепла возродится.
Сообразил Бессмертный, что неплохо бы царству своему ревизию провести, самому доглядеть, где какая жизнь теплится, как железные работники дело правят, как страна его повсеместно благоденствует.
Развел Кащей Бессмертный руки свои загребущие, встряхнул ими, как птица крыльями, и впрямь — крылья черные за спиной восстали, хорошие крылья, справные, подаренье от Железая Железаевича. Взмахнул он крылами и полетел неспешно из золотого дворца.
Красив золотой дворец с высоты. Маковки на солнце горят, наличники узорами похваляются. Золотые деревья изумрудными листьями покачивают. Те переливаются, легко так меж собой постукивают и звон рождают. Для Кащея звон тот — музыка сладкоголосая, а сад драгоценный — отрада всей жизни. Покружился Кащей Кащеевич над золотым садом, порадовал скупое свое сердце и далее полетел.
Кругом, куда ни кинет Кащей свой хозяйский глаз, — повсюду нивы стоят, огороды раскинулись. Промеж них дороги бегут. По дорогам работники железные снуют. Кто копает, кто поливает, кто урожай убирает.
От работы никто не отлынивает, песен не поет, с детьми не играет. Порядок!
Далее летит Кащей. Все это хорошо, думает, но неуж так и совсем в моем царстве людей не осталось? Неуж все перевелись? Быть того не может! Все уголки облечу, все высмотрю. Уж в глуши-то лесной пренепременно тайное становище отыщу.
Только чем дальше от дворца своего золотого летит Кащей Кащеевич, тем тревожнее его сердце бессмертное стучать начинает. Глаза хозяйские понахмурились, по челу морщины побежали.
Кончились вдруг нивы хлебные, поля капустные, бахчи арбузные. Заместо земли тучной, благодатной пошла земля мертвая, бросовая. То лежит она вся засоленная, то сгноилась в зловонное болото.- И лежат на той земле погибельной железные работники, лежат — не шевелятся. То тут, то там, словно павшие воины.
Всполошился Кащей. «Может, враг какой в государстве моем объявился? Почему советники не доложили? Чего Железай Железаевич смотрит? Я на него положился. Он мне благоденствие обещал, пусть теперь ответ держит!»
Полетел Кащей туда, где Железный Человек обитал. Что за диво? Отдавал он Железаю Железаевичу вотчину богатую, а теперь, глядь, ну чисто та самая пустынь, отколе Железай Железаевич в его царство прибыл. Те ж пески зыбучие, храмина огненная, вокруг дым столбом.
Осерчал Кащей.
Ворвался к Железному Человеку в дом, посохом стучит:
—Почто обманул ты меня, Железай Железаевич! Пошто землю мою, хуже врага, разорил? Отвечай! У нас такого уговору не было!
Заскрипел Железный Человек, застучал своими железными членами:
—Без привету ты ко мне, Кащей Бессмертный, пожаловал, без почтения. Это мне не по нраву. Чем недоволен, царь? Мы с тобой промеж себя все порешили. Ты сам мне землю во власть отдал. Что хочу, то и делаю. Разве не благоденствует твой край, что кругом золотого дворца лежит? Разве не тучные там нивы, не богатые луга?
—А земли бросовые, а болота гиблые? А пустынь вот эта? — не унимается Кащей. — Нет, такого уговору не было с тобой, Железай Железаевич, землю зорить.
Захохотал Железный Человек.
—А ведь ты сам, Кащей, захотел от людей-дармоедов избавиться! Сам железных работников выпрашивал. А на работников этих железо нужно. А железо — в земле. Там мы от земли хлеб берем, здесь — железо. Такой, брат Кащей, порядок. А что землю извели — не печалься больно! Подумаешь, пустынь. Мы все железо отсюдова забрали, в другое место пойдем. А здесь — хочешь сады разводи, хочешь поля засевай!
—Ты чего, Железай Железаевич, смеешься надо мной? Как в пустыне сады разводить. Садам вода нужна!
—А ты не беспокойся, брат Кащей! Вода — пустяк! Враз каналов накопаем, речки перевернем да в них запустим. Вот и сады вырастут. Подумаешь, печаль! Ты погоди, мы с тобой, брат Кащей, дела наделаем, весь мир удивим. Так что ты до времени не расстраивайся. Живи себе в полное удовольствие, о делах не думай. Твое дело царское в довольстве жить, а не в заботах. Неужто тебе с кащенятами не хватает чего в золотом дворце?
—Посуди сам, Железай Железаевич, — отвечает ему Кащей, — вылез бы я из своего золотого дворца, ежли бы не нужда? Значит, так. Женушки состарились, сынкам скучно, дел-забот никаких, вот и маемся. А тепереча я и совсем покой потеряю, ведь землю разоренную, право, жаль. С людьми на ней худо было, а без людей, того глядишь, и вовсе пропасть можно.
—Эх, Кащеюшка! Ты эти глупые мысли из  головушки бессмертной выплюни да ногой растопчи! Вот забота тебе? Подумаешь, землю позоренную углядел. Да что земля-то? Прах, он прах и есть. Об    нем не жалей. Земель новых заблагорассудилось? Девушек красных? Это мы в момент добудем. Ты  еще, Кащеюшка войска моего не видел. С ним землю нашу не токмо с ног на голову перевернуть труда нет, очень-то даже просто на кусочки расколоть!
Как услышал Кащей такое, вовсе ему не по себе пришлось. Того еще не хватало — землю, как сахар, на куски колоть. А ему деваться куда?
—Нет, Железай Железаевич! Ты, того, больно не мудри! Солдатиками своими играй, но черту не перепрыгивай!
Доволен Железай Железаевич, что царя напугал.
—А что, страшно стало? — загремел он. Вытянулся на железных ногах, руками железными затряс — застучало, загремело кругом, поднялся песочный вихрь, закрутился в тонкую змейку и в небо ушел.
Кащей ни жив ни мертв стоит, губы от страха спеклись, а Железный Человек во всю поднебесную орет:
—Видел, Кащеюшка, мою силу? Силе моей предела нету!
Опустил Железный Человек руки. Прекратился грохот. Песок на место улегся. Тихо стало. Говорит тут Железный Человек:
—Ладно, ты, брат Кащеюшка, не бойся. Каюсь, увлекся я маленько, не обессудь. Обещаюсь тебе всю пустынь в зеленый рай превратить, только времечко дай. А покамест прими от меня королевский дар.
Хлопнул Железный Человек в ладоши, выкатилась железная махина. На одной стене — словно гладь озерная, на другой — закорючки всякие, штыри, шарики. Нажал Железный Человек куда-то — раскрылась стена, а там девицы — одна другой краше, ровно гусочки выступают, прелести напоказ друг перед дружкой выставляют, красотой похваляются.
У Кащея слюнки из глаз потекли. Хвать рукой —
очень уж потрогать хочется, а рука в стенку уперлася.
Железный Человек хихикает:
— Это забава, Кащеюшка, для глаз токмо, а не для рук. Волшебный ящик все показать в силах. Тебе такие чудеса и во сне не снились. Сиди себе да смотри, что на свете делается. Как в какой стране живут-здравствуют. Где война идет. Где веселие. Право слово — глаз не оторвешь. Будет тебе, Кащеюшка, с детками твоими да женушками забавление. А что до живых потешных, тоже не сумневайся. Выпишем из-за границы в лучшем виде. Будешь премного доволен.
Кащей сразу же про все напасти забыл, на Железного Человека с обожанием зрит. Что ему, в конце концов, до земли позоренной? Земли-то этой коню не обскакать, птице не облететь. Может, и лучше, что прахом пошла? Завистник не позарится, враг к дворцу золотому подходу не найдет...
Махнул Кащей рукой, велел чудесный ящик во дворец доставить, а сам крылами взмахнул — вос¬вояси лететь.
Железный Человек его останавливает:
Не торопись, Кащеюшка. Есть для тебя еще подарочек.
В ладони хлопнул — выкатилась из железного дому птица. Ростом с дом, вся блестит-переливается, дрожмя дрожит. А внутри нее стучит что-то, как сердце железное: бах-бах, бах-бах, бах-бах.
—Садись, царь Кащей, мигом тебя эта птица до места домчит, да и ящик чудесный прихватит.
Подняла тут птица хвост, а в животе у нее дверь железная. Сама собой раскрывается, а ящик чудесный сам собой туда закатывается.
Дивится Кащей. А Железный Человек ему знак дает: «И ты, мол, иди, не бойся».
Зашел Кащей к птице в живот, ба, а там уютный покой. Стены бархатом обиты, у низкого окошка мягкое ложе. Опустился Кащей на ложе, к окошку прилип.
А птица забурчала, заурчала, затрепыхалась вся, да как подпрыгнет — и полетела. А Железный Человек на земле остался, вдогонку рукой машет.
Глядит Кащей в окошко — высоко летит птица — выше облака ходячего. Быстро летит, аж в глазах рябит, не углядишь всего, что под крылом лежит.
Кащей и очухаться не успел, как выплыл навстречу золотой дворец. Покружилась над ним птица, покружилась, да на дворцовую площадь и села.
Высыпали на дворцовую площадь Кащенята, Кащеевы жены да прислужники. Ахают, охают, в ладоши бьют, от восхищения млеют, царя Кащея
да Железая Железаевича славят: «Долгие вам лета, благодетели, царству бессмертному опора да надежа!»
Тем и кончилось благое намерение Кащеево в царстве своем ревизию произвести.
Эй, жизнь хороша! Ешь-пей — не хочу, веселись — не могу, а то со скуки пропаду...Долго ли, коротко ли, день ли, век ли, было времечко, как золотой дворец от веселия да доволия ходуном ходил. Железный ящик диковинки кажет, весь мир в нем — как на ладошке лежит. Дворцовые обитатели глаза на жизнь чужеродную пялят, о нравах иноземных судачат, на себя примеряют, как платья заморские. Гремит во дворце музыка непривычная. Заезжие потешники чего только не придумают, чтоб жителей местных ублажить, себе карманы потуже набить.
Железай Железаевич на все руки горазд оказался. Какую забаву себе Кащей с детками ни присмотрит — враз во дворец доставит. Своих трудов да монет Кащеевых ни на что не жалеет.
Все б хорошо, да одно плохо. И сытая жизнь приедается. Уж не знают во дворце, чем себя и распотешить. Боле всех невмоготу Лютому Злобусу да Черному Немочу. Что ж за веселие, когда мечи не стучат, кровь не льется? И ежели помирает кто потихонечку, то токмо от старости да от обжорства.
Черный Немочь болезни выдумывает да выращивает, о коих раньше слыхом не слыхивали, да негде разойтись ему, силу свою испытать.
Лютый Злобус желчью исходит: почему у Шалтона Балтона сундук червонцами набит, а у Далдона кошелек токмо? Зачем цареву министру пять жен иметь? Царя с сынками не трогает, не касается, но исподволь и к ним подбирается. Злоба лютая не знает ни границ, ни предела. Стал Злобус дворцовых обитателей смущать, зависть пробуждать, злые мысли в головы праздные поселять.
Заполошилися Кащеевы женушки да забавницы, косо друг на друга посматривают, царю одна на другую наушничают, жизнь его беззаботную подозрениями озадачивают.
И сынки Кащеевы вдруг затревожились. Пришло им на ум, что отцу на покой пора. А как престол царский делить? Ой, дело нелегкое! Стали они брат на брата злоумышлять, козни подстраивать, супротивника в отцовских глазах охаивать.
Дивится Кащей: отчего во дворце смута пошла? Почто по углам шепчутся, глаза по сторонам прячут? Думает, гадает, додуматься никак не может.
Зовет он тогда свою Черную бабку Сколопендру Прохиндеевну. А та совсем уж состарилась, еле ползает. Но умишко еще в ней шевелится.
—Ох, Кащеюшка, чует мое сердце неладное. Бесятся с жиру твои сынки да прислужники, нету в них страху-боязни, одни страсти бушуют. Как бы беды не было...
—Неуж подозреваешь чего, бабушка? — зашипел Кащей. И хвать бабку за плечи: — Чего не донесла прежде?
Охнула Сколопендра Прохиндеевна, старые косточки захрустели, чуть вовсе не рассыпалися.
—Как же не подозревать, Кащеюшка? Засиделись сынки твои в наследничках, а власти, поди, хотца... Вижу я их насквозь, негодников. Мыслишки в них подлые давно завелись, токо до дела им далеко. Непривычны они к делу-то, пока раскачиваются, пока что к чему сообразят — еще много воды утекет!
Рассвирепел Кащей:
—Ах они злыдни неблагодарные! Я ли их не холил! Я ль их не тешил? Что ж мыслят они? Неуж меня цепями сковать, в темницу заточить? Мысли¬мо ли им, бесталанным, со мною, с Кащеем Бессмертным тягаться? Супротив идти?
Начал Кащей от злости по палате метаться, дорогие ковры в клочья рвать, резные лавки в щепки метать.
—Разве не знают они, что нет мне супротивника в этом свете, как и самой смерти нет!
Заплакала тут, захрипела Сколопендра Прохиндеевна:
—Чадушко мое ненаглядное, да разве нет на тебя смертушки? Опомнись, Кащеюшка, далеко твоя смерть, хорошо запрятана, но лежит же ведь, свово часу ждет.
Остолбенел Кащей. Запамятовал он совсем, что стоит в заповедном лесу старый дуб, а к корням его сундук прикован. Сидит в том сундуке заяц, в зайце — селезень, в селезне — яйцо, а в яйце — игла. На конце той иглы — смерть Кащеева.
Как вспомнил Кащей про то, задрожал и спрашивает Сколопендру Прохиндеевну:
—А что, бабушка, не дознались ли сынки мои про сию тайну? Не подкатывались ли к тебе с подарениями, чтоб про заветный клад выпытать?
—Подкатывались, чадушко, токо сам знаешь, верность моя тебе — как могила крепка, ты не сумневайся.
—А кто еще ту тайну хранит? Есть ли еще соглядатай? — зашипел Кащей.
—Баба Яга, что заповедный лес сторожит. Токо она и ведает про все.
Заполошился Кащей.
—Говоришь, лес заповедный? Ой, горе-беда! Совсем я про лес тот запамятовал. Стоял тот лес за семью реками, за семью горами, да стоит ли поныне? Не добрался ли до него Железай Железаевич? Не свел ли его под корень, начисто?
Бабка Черная его успокаивает:
—Не горюй прежде времени. Полети туда да и разузнай на месте. С Бабой Ягой поговори, посоветуйся. Баба Яга там опытная, навряд ли лес из рук упустила.
—Верно, — говорит Кащей. — Надо к Яге лететь. Я царь могучий, не дам себя облапошить, вокруг пальца обвести. И с сынками раберусь, дай токо время!
Не стал Кащей мешкать, не стал и раздумывать. Ударился об пол, взвился черной молнией и выле¬тел в трубу.
Летит по царству свому бескрайнему — не узнает царства. Где пустынь была — реки текут, где лежали поля — горы стоят, на горах железные коробки понатыканы, кругом гор пески зыбучие, крутят их ветры буйные, в вихри закручивают, к самым облакам подбрасывают.
Завизжал Кащей, черной молнией по небу носится, заветного места на земле ищет, найти не может.
Глядь, вдалеке засинело. Подлетел ближе — стоит лес, как остров посреди болот. Верхушки в небо упираются. Могучие стволы, как богатыри старые, друг дружке плечи подставляют, ратный строй держат. Захолонуло Кащеево сердце — точно, тот самый лес заповедный стоит, дышит, тайну его крепко хранит.
Метнулся Кащей в самую чащу. Там где-то, на полянке заговоренной, хранительница обитает, Баба Яга, старая приятельница. Ударилась черная мол¬ния оземь, рассыпалась черными искрами, поднялась с земли царем Кащеем Бессмертным.
Оглянулся Кащей, видит — избушка на месте, только беда с ней приключилась: курья ножка надвое переломилась, упала с нее избушечка, на боку лежит, как раз на том, где дверь отворялась.
Сунулся Кащей к избенке, а идти не в силах, ноги чего-то увязли, никак вытащить не может. Что это так? Вперился Кащей в землю, под ногами вода хлюпает, грязь чавкает: и сюда болото проклятое доползло. Поднатужился старый царь, ноги из тины выпутал, к окошку еле добрался.
Глянул в окно — лежит Баба Яга словно истукан, всю избу собой заняла. Нос в стену врос, костяная нога в дверь упирается, а дверь давно уж в болото ушла. Лежит Яга на костяной ноге прямо в трясине болотной. Глаза у нее сомкнуты крепко и жизни совсем не видать.
Худо стало Кащею. Схватил он Ягу за длинный нос, к себе лицом поворотить хочет. Как от стены оторвал, открыла Баба Яга глаза, злобой на Кащея засверкала и зашипела:
—Явился Злыдень Бессмертный? Никак, смерть близкую почуял? Небось сразу про Ягу вспомнил, как худо стало...
Кащей видит, старуха от злости исходит, увещевать ее начал:
—Ты, старая подруга, не серчай. Вестимо, не сладко тебе в болоте вязнуть, только вызволю я тебя из трясины, велю избу новую срубить, скатерть-самобранку тебе подарю!
Захохотала Баба Яга:
—Поздненько всполошился, Кащей! Ну да ладно, об этом после разговор. Сначала вытащи меня из трясины, потом покалякаем. Есть нам с тобой чем посчитаться!
Задергался Кащей от ее слов, но виду не показывает, улыбку состроил. Стал Бабу Ягу из болота тянуть. Тянул-тянул, насилу одолел, сам по колено в тину ушел.
Выбрались они из болота, сели избушке на бок, один от другого подвоха ждет.
Баба Яга ступу с помелом высматривает, чтобы деру из леса дать. А Кащей о том лишь помышляет, как бы Бабу Ягу навечно здесь приковать. «Эх, зря ее из болота вытянул, — думает, — как бы во дворец не запросилась».
Баба Яга мысли его как в книге читает:
—Знаю, Кащей, за чем заявился. Ведаю про страхи твои, про домыслы. Токо зазря теперя все это. Поздненько спохватился. Пришло твое времячко.
Осерчал Кащей:
—Ты про что, старая, мелешь? Мое время вечное. Или ты продала тайну мою? Сказывай — кому, а не то по кускам разнесу!
Баба Яга в злобном хохоте зашлась.
—Да кому таперича твоя тайна надобна? Тайна твоя и яйца выеденного не стоит! Сам ты, Кащей, свое царство похерил, сам и жизнь свою подлую погубил! Одно тебе таперича остается: свово часу ждать!
Вылупил Кащей глаза, посинел весь, а Баба Яга в лицо ему шипит и рукой костлявой кругом показывает:
—Думаешь, лес этот заповедный? Нет, это мертвый лес. Стоят еще дубы-великаны, стоят, в болоте увязши. Токо корни все у дубов погнили. Нету живых корней — значит, и лесу нету!
Затрясся Кащей:
—А сундук заветный! Говори, старая, что с сундуком?
—А что с сундуком! — отвечает Баба Яга. — И сундук сгнил. И заяц давно подох, и селезень. И яйцо протухло.
—А игла? — загремел Кащей. — Игла железная, она сгнить не может! Говори, старая, что с иглой приключилось?
—Эх ты, Кащей-дуралей, — затрясла Баба Яга носом. — Неуж не знаешь, что с железом бывает? Ржа его ест! Вот что! Поржавела твоя иголочка, вот-вот рассыплется!
Слова эти сковали Кащея по рукам и ногам, словно цепи пудовые. Сидит он недвижный, не видит ничего, не слышит.
Посмотрела на него Баба Яга.
—Эх, Кащей-дуралей... Сиди таперича тут, жди часу. А мне счастье привалило, уж и не чаяла вовсе. Пришла пора из гиблого места убираться. Поищу себе пристанище на другой стороне.
Ухватила Баба Яга помело, села в ступу и — была такова.
На этом и сказке конец. Что дальше было, про то никто не знает, но про Кащеево царство больше ни слуху, ни духу. Может, в болоте утонуло, может, песком его занесло?