Сдатчики

 
       За бортом гудит  шестибальный шторм,  мы сидим  в отсеке и, распершись по бортам,  тупо пялимся на кренометр.
       - Ду-ду-ду, - размеренно молотит внизу  компрессор, восполняя  сжатый воздух после всплытия.   
       Уже с час  наш ракетоносец болтает в Белом море, где в точке  рандеву, на борт надлежит принять  очередную бригаду «сдатчиков».
       Сдатчики - это специалисты СМП, на котором построен крейсер, а мы - экипаж, испытывающий его в море.
       - И когда уж причапает этот гребаный  буксир, - недовольно басит, раскачиваясь в своем кресле у стрельбового пульта, старшина команды Олег Ксенженко.
       -  Хрен он придет при таком шторме, -  прислушиваясь к гулу за бортом, отвечает спец правого борта Саня Порубов.
       Я сижу на своем,  молчу  и апатично жую галету.
       Внизу  металлически звякает трап,  в узком люке возникает мокрая фигура в канадке.
       - Ну что, заскучали  орелики?  -  ступает на палубу и стягивает с головы капюшон,  наш командир БЧ, капитан-лейтенант Мыльников.
       -   Заскучаешь тут, - недовольно брюзжит Саня. - Болтаемся  как яйца в штанах.
       - Ну и матерщинник, ты Порубов, - плюхается в свое кресло Сергей Ильич. - Королев, - дай  пожевать.
       Я извлекаю из зашхереной   банки  несколько галет, кряхтя пролезаю под направляющей балкой торпедного аппарата,  и сую  их  «бычку» в руки.
       - А  на мостике  полный абзац, -  смачно хрустя, ухмыляется Сергей Ильич. -   Заливает, того и гляди потонем.
       - Типун вам на язык, - бурчит Олег. - Ну и шутки.
       - Да это я так, для поднятия тонуса, - белозубо скалится Сергей Ильич  и  поочередно стягивает с себя канадку, ватные штаны  и сапоги.
       -   Емельянов! -  балансируя на палубе, наклоняется он над люком.
       -    Я! - глухо доносится оттуда, после чего в проеме возникает чубатая голова в пилотке.
       - На вот, посуши в компрессорной, - поочередно передает ему  канадку со штанами бычок.
       Оставшись в водолазном свитере  и  синем РБ, он снова усаживается в кресло, выщелкивает из штатива телефон  и звонит штурману.
       Судя по разговору,  получен благоприятный прогноз, а буксир где-то  на подходе.
       - Так, проверить аппараты и торпеду! -  поворачивается вместе с креслом бычок.
       Настроение  заметно улучшается,  и мы  принимаемся за работу.
       Для начала осматривается лежащая на нижнем стеллаже правого борта практическая торпеда, с  красной полосатой башкой, опоясанная  бугелями,   на аппаратах расхаживаются  приборы установки глубины, режима и маневрирования при стрельбе, а потом в холостом режиме прогоняется  их  автоматическая система.
       - Все нормально, товарищ капитан-лейтенант, - вырубает Олег мерцающий экран   пульта,   и на нем гаснут цветные мнемосхемы.
        - Интересно, как там наши деды, наверно укачало вдрызг? - усевшись на торпеду, ухмыляется Саня.
        -  Это вряд ли, - сопит Олег, подтягивая кремальеру верхнего люка. - У них вся корма в ракушках.
       «Дедами» мы называем  бригаду торпедистов-сдатчиков, которая в числе  прочих должна прибыть  на буксире.  С ними мы работаем в заводе,   болтаемся в море  уже  несколько месяцев и весьма сдружились.   Мужики все здоровенные, в возрасте и весьма колоритные.
       Бригадир -  Илья Васильевич  Шамин,  пять  лет  служил комендором на крейсере,  Клавдий Павлович  Югов  в войну был старшиной команды торпедистов на  «щуке», а самый младший,  которого они зовут пацаном, демобилизовался с флота  лет пять назад. Шамин и Югов коренные поморы, окают, зимой ходят на морской промысел  и знают все о торпедном оружии.
       В море с нами идут только те сдатчики, чья техника  будет испытываться на   выходе.
       Сейчас с нами на борту  сдаточные команды  гидроакустиков и радиометристов,  ученые мужи из  двух отраслевых «КБ» и принимающие у них  комплексы, военпреды.
       Всю предшествующую неделю,  находясь под водой и периодически всплывая,  мы устанавливали «контакты» с  выполняющими роль целей  эсминцем и дизельной подлодкой,  а также испытывали корабельные «глаза и уши»,  в других  режимах.
       Техника отработала исправно,  теперь эти сдатчики   будут высажены на буксир, а мы примем оттуда новых.    Впереди  «прогонка» торпедного  комплекса,   стрельба одиночной торпедой в ручном режиме  и снятие контрольных параметров.
       Перед самым обедом  тишину отсеков разрывают колокола громкого боя, и следует команда  «носовой швартовой подняться наверх!».
       - По кОням!  - бросает нам с Олегом  Сергей Ильич, и быстренько напялив на себя сапоги, ватники и  спасательные жилеты, мы  спускаемся вслед за ним на нижнюю палубу.
       Там к нам  присоединяется  трюмный Леха Емельянов, а  у трапа, ведущего в центральный пост,   еще двое - радиомитрист и химик. Все мы похожи на пингвинов и неуклюже лезем вверх.
       -  В центрально следует краткий инструктаж,  затем вся команда, поочередно исчезает в шахте люка.
       В  рубке сыро и собачий холод, с мостика слышны глухие команды, а между выдвижных устройств, втянув головы в воротники,  дымят зажатыми в кулак сигаретами  убывающие с корабля сдатчики.
       - Шустрей,  шустрей, сынки, что плететесь как вошь на поводке, - бросает какой-то  сидящий на своей  кисЕ остряк, и все довольно ржут.
       - Не шебушись папаша, успеешь, - басит в ответ Олег, Сергей Ильич  гремит внизу клинкетом рубочной  двери, и внутрь врывается гул моря.
       По   команде "бычка", цепляясь за скользкий поручень, мы  перебегаем по заливаемому волнами обводу в сторону кормы, ныряем  во вторую, отдраенную им дверь и сопя  карабкаемся по трапу на обледенелую ракетную палубу.
       Тут вовсю гуляет ветер, но  шторм заметно утих, и крейсер стоит лагом к волне.
       С подветренной стороны, выбрасывая облачка выхлопов из труб, к нему  приближается морской буксир, на  палубе которого чернеет кучка людей.
       - Приготовиться принять швартовы! - орет   с рубки в мегафон помощник, Сергей Ильич  дублирует команду, мы поднимаем пару выдвижных кнехтов и подходим к  краю.
       Затем буксир  возникает у борта и  с него летят бросательные, с прикрепленными к ним швартовыми.
       Через несколько минут он надежно  к нам «привязан», и с буксира подается сходня.
       По ней, с чемоданчиками и сумками в руках, балансируя  перебегают сдатчики,    мы ловим их на палубе, весело  приветствуем друг друга и  спецы скользят  подошвами в сторону рубки.
       Вскоре  оттуда появляются  убывающие, и все повторяется в обратном порядке.
       - Счастливо добраться! - лает с мостика мегафон, буксир дает несколько коротких гудков и в пляске волн лихо отваливает от борта.
       -  Всем вниз! - приказывает бычок,    через несколько минут мы снова внутри  крейсера.
       Наши сдатчики уже на торпедной палубе   и аккуратно раскладывают вещи на «самолетах».  Это раскрепленные   по бортам фанерные  лежаки,  с пробковыми матрацами и подушками,  установленные  на корабле ввиду нехватки мест в каютах.
       - Ну, как добрались? -  обращается к Шамину Сергей Ильич.
       -  Все путем, -  улыбается бригадир, - правда качнуло изрядно.
       После этого мы рассаживаемся кто-где, и идет обмен новостями.
       Он прерывается звяком трапа и  в люке возникает седая голова в  фуражке.
       - Внимание в отсеке! -  встает Сергей Ильич,   и делает шаг вперед.
       - Вольно, вольно, не командовать, -  звучит мягкий баритон,  и  на палубу ступает сухонький капитан 1 ранга, в  хромовых перчатках и потертом кителе.
       Это военпред ВМФ, принимающий на корабле торпедный комплекс, весьма компетентный и простой в обращении человек.
       -  Ну, как, минеры, готовы?  - поочередно пожимает он всем руки.
       -  Да, товарищ капитан 1 ранга, -  кивают головами  Мыльников и Шамин.
       -  В таком случае, капитан-лейтенант, прошу со мной к командиру, обсудим и уточним наши планы.
       Когда офицеры уходят,  из «каштана» доносится  долгожданное  «команде  обедать!»,  и  все кроме вахтенного, спешат  в кают-компанию.
       Затем снова возвращаемся в отсек, Сергей Ильич сообщает   что испытательные стрельбы  назначены на утро,  и  под руководством сдатчиков  мы приступаем к их подготовке. Нам надлежит  прострелять воздухом все шесть аппаратов, затем выпустить из-под воды практическую торпеду, сняв при этом необходимые  параметры, которые будут занесены в формуляр.
       В носовую часть отсека  подносятся  несколько опломбированных,  загруженных на заводе ящиков, из них извлекаются  контрольные приборы и монтируются  на торпедных аппаратах. Затем  подключается  и проверяется самописец с вставленной в него бумажной лентой и выполняются другие операции.
       - Порядок - констатирует  утирая пот со лба Илья Васильевич и  присутствующий здесь же военпред, согласно кивает.
       В шесть утра мы приходим  в заданный полигон у мыса Турий,  на корабле объявляется боевая тревога, чмокают клапана аварийных захлопок, и он уходит в пучину.
Когда стрелка глубиномера замирает на  четырехстах метрах, следует команда о прострелке аппаратов вхолостую.
       Мы, каждый на своем месте, готовим их «вручную», потом  поочередно открываются передние крышки,  и  в отсеке раз за разом  ревет сжатый воздух.  Затем  сдатчики с военпредом снимают показания приборов, заносят их в формуляр и все повторяется в автоматическом режиме.
       От высокого давления  кругом морозный  туман,  в ушах  потрескивает  и голоса становятся  писклявыми.
       Выполнив первый этап, переходим ко второму.
       В один из нижних аппаратов загружается  торпеда, в нее вводятся стрельбовые данные и по команде из центрального осуществляется залп.  Датчик фиксирует  ее скорость выхода и срабатывание необходимых механизмов  что тоже скрупулезно отражается   в формуляре.
       Потом следует команда на всплытие, и капитан 1 ранга, переглянувшись с Мыльником, дружески  хлопает меня по плечу, - а ну - ка, сынок, айда  с нами наверх!
       В подплаве  издавна существует традиция. При стрельбе практическими торпедами, для их последующего обнаружения на поверхности, наряду с сигнальщиками привлекаются торпедисты. И первый кто ее увидит, получает краткосрочный отпуск.
       Традиция вполне оправданная, поскольку  «изделие» стоит бешеных денег, секретное  и в случае его необнаружения,  по прошествии  определенного времени самоликвидируется. А проще  идет ко дну. Со всеми вытекающими для команды  последствиями.
       Через пять минут, рисуя в воображении самые радужные картины, я  стою на правом обводе мостика и  жадно обозреваю в бинокль  раскинувшееся до горизонта море.
То же самое делают командир  с Мыльников  и стоящий слева, мой приятель, рулевой -сигнальщик Серега Алешин.
       В нескольких милях от нас, завывая турбинами,   ходит  переменными галсами эсминец обеспечения, а еще дальше  на волнах болтается  торпедолов.
Однако первым   «изделие» обнаруживает стоящий на рулях  боцман.
       -  Товарищ командир, вон она, слева по курсу, - простужено хрипит мичман,  и все бинокли поворачиваются в ту сторону.В  пляшущих волнах  всплескивает красное, и   с рубки в небо взвивается сигнальная ракета.
       Чуть позже  к месту обнаружения подходит торпедолов,   «изделие»  стропят за «рым»  и лебедкой поднимают на палубу.
       -  Алешин с Королевым, свободны, - выщелкивает командир из пачки сигарету,  и на мостике сладко тянет дымком.
       Мы  спускаемся с Серегой,   в мокрую рубку, приваливаемся к выдвижным и тоже закуриваем. 
       -  Да, не повезло нам, - глубоко затягиваясь, бормочет  Серега.
       -  Не повезло, - вздыхаю я. - Накрылся отпуск.
       Потом мы спускаемся в центральный пост, сдаем штурману бинокли и расходимся.
       - Ну че? Кто нашел торпеду?  - интересуются в отсеке.
       - Боцман, - бурчу я  и стаскиваю ватник.
       - Ладно, не бери, в голову,  впереди еще не одни стрельбы,  съездишь, - солидно изрекает Порубов, а старшина команды обещающе кивает головой.
       Через час все торпедные аппараты приведены в исходное, КИПовская аппаратура    помещена в ящики,  и начинается  обычная морская травля.
Олега, Саню и меня очень интересует, как пройдут испытания установленного на лодке,  принципиально нового аварийного спасательного устройства.
        Именуемое «АСУ», оно находится в  десятом отсеке, представляет из себя  всплывающую камеру, и призвано   спасать подводников с километровой глубины.
        Насколько нам  известно, его первые испытания  на головной лодке прошли неудачно. Когда  АСУ всплыло, от  помещенных  туда и облаченных в легководолазное снаряжение   муляжей, практически ничего не осталось.
        - Илья  Васильевич, а как будет сейчас? -  интересуется Олег у Шамина.  - Снова муляжи или запихают кого из сдатчиков?
        -  Снова, -  утвердительно кивает тот, -  но скорость подъема будет меньшей.
        -  Не нравится мне это АСУ, гроб с музыкой, - вздыхает Саня, и все замолкают.
Вечером, после ужина, когда Сергей Ильич  заступает на вахту в центральном,  по предложению сдатчиков решено отметить  первые стрельбы.
        Люк верхней палубы задраивается, Илья Васильевич извлекает из бригадного сундучка плоскую мельхиоровую «шильницу», соленую кумжу и   стеклянную банку клюквы,   а мы дополняем все это соком, корабельными галетами  и палкой копченой колбасы.
       Затем  провозглашается необходимый  тост,   по кругу идет небольшая  чарка,  и все закусывают.
       -  Клавдий Павлович,  а у вас в войну на лодках   спирт давали? -  по одной бросает в рот клюквины Саня.
       -   Давали, -  отвечает тот. - По наркомовской норме.
       -   Это сколько?
       -   Да вот как мы сейчас приняли,  соточка.
       -   А как  было с питанием?  Вы, помнится, рассказывали, что начинали в Кронштадте.
       -   В нем  самом, - кивает седым ежиком  сдатчик. - В бригаде подплава. А с питанием, ребята, у нас  проблем не было.   В  Питере  люди с голоду мерли, а флоту  отдавали последнее.
       - И много ваших лодок тогда  погибло? - вступает в разговор Ксенженко.
       - Да почитай каждая вторая, - тяжело вздыхает Югов. - В Финском заливе тогда мин было, что клецок в супе. Уходили ребята на позиции и не возвращались.  Такие вот дела.
       В отсеке возникает тягостное молчание и слышно как  на кормовой переборке тикают   часы.
       Клавдий Павлович, можно сказать, легендарная личность. За войну у него два ордена «Красной звезды» и   медаль «Ушакова».  А  в прошлом году, ему одному из первых на СМП вручили орден «Октябрьской революции». При всем этом «дед»  немногословен, и очень не любит когда вспоминают его заслугах.
       -  Ну ладно, давайте еще по одной и шабаш, - басит Илья Васильевич. После этого мы выпиваем еще по чарке, быстро закусываем  и убираем  остатки пиршества.
       Потом Клавдий  Павлович хитро щурится, расстегивает  клапан куртки и  протягивает мне широкую ладонь.
На ней рубиново светится,  времен войны,  наградной жетон. На нем золотится Серп и молот,  надпись «Отличный торпедист» и ниже   торпеда с миной.
       - Это мой, 42-го года, дарю,-  тепло улыбается  Югов.
       - Мне? За что?   - удивленно вскидываю я на  «деда» глаза.
       - Да  уж очень ты похож на одного моего фронтового  дружка, - кашляет тот в кулак. - Сашу Голышева, он погиб в сорок четвертом.
       -  Точно, похож, - кивает рыжей головой Шамин. - Я видел фотографию.
       -  Спасибо, - говорю я и осторожно беру жетон.
       - Да, редкая вещь, -  сопит у меня над ухом Ксенженко. - Я такой в Питере в морском  музее видел.
       А еще через  сутки,  выполнив всю программу, мы швартуемся у стенки,  и наши старшие товарищи покидают корабль.
       С тех пор прошло немало лет. Но я и сейчас их помню. И часто рассматриваю жетон, что подарил тогда Клавдий Павлович.
       Он почему-то всегда теплый.

Примечания:

СМП - Северное машиностроительное предприятие.
КисА -  матросский брезентовый чемодан.
«Зашхеренные»  - спрятанные (жарг.)
РБ -  специальная одежда радиационной безопасности.
«Каштан» - корабельная система связи.
Бугеля -  стальные крепления торпед.
Мнемосхемы - совокупность сигнальных устройств и изображений.
«Корма в ракушках»  -  старое флотское выражение, обозначающее  опытного моряка.
«Шильница» - плоская фляга для спирта.
 Галс - движение судна относительно ветра.