309

__

Вовкин сон: все в подземелье, едут на эскалаторах, но поднимаются очень медленно, по одной ступеньке в год. Похоже не на метро, а на шахту – сыро и грязно. Стали сговариваться, чтобы подкупить или обмануть надсмотрщика. Потом стали показывать на того, кто уже высоко, а мерзавец – мол, ему можно, а нам нет? Мол, невтерпеж эта вонь; мы голые по пояс…. А тот в ответ взял лопату и стал орать: «а ну, покажите мне того, кто это сказал?!»…

__

Свидание с А. в библиотеке: созналась, что это она была в среду с тем парнем. «Ты сам повесил их на тонкой ниточке» – о моих надеждах. Я о парне: «такой же был и в сентябре»; она поправила: «тот же, а не такой же»; я, машинально: «тот же, такой же…»

До чего противно на их – и ее – бодрячество смотреть – из-за него они таланта лишаются и неприятно пробивными становятся. А как ужасно она выглядела, когда поняла, что произошло – стала злой и мертвой; сучила худые, холодные, серые ручки и рассеянно слушала болтовню «Н-н»…

Она задержалась на занятиях и буквально прибежала полпервого, с опозданием на полчаса (отложив обед, который ей был дома приготовлен) - веселая, симпатичная, в новом пальто (я тоже куртку новую купил, но передумал одевать – не чуял праздника), но по моему бледному и унылому виду сразу смекнула, чем пахнет…. Т.е., якобы, она вновь полюбила меня. Мол, кадри меня. Возможно даже, что решила поработать на два фронта (Ж. научила!)

В конце, у крыльца разговаривал с ней уже не глядя на нее – рассеянно, с болезненной гримасой и слезливым напряжением в глазах смотрел по сторонам и желал уйти, не пытался ни о чем договориться – получилось, что я уже уходил, а она еще говорила, полушутила-полуоправдывалась, полулюбезничала-полуукоряла. …Она еще умудрилась вставить очень неприятное словцо: «это твои заморочки». Нахваталась гадости. …«В таких случаях надо к ногтю, чтобы не было надежд – ты же знала моё состояние» – «Я кого-нибудь когда прижимала к ногтю?!» – «Не знаю, не знаю…» …Играется подвешенным, полуповешенным. …Щербакова она переиграла – слова потеряли смысл. …ох, и много же нехорошего бурлит в ней – и настала бы скука, удушье, а не праздник (скука под видом праздника). С одной такой женой, как с тремя! (так пусть их будет девять!)

Показал его, «куртки» рост, не вставая со стула…

Всё говорила на крыльце – может быть, подсознание ее помнило как любовь моя разбилась в первый раз: она отошла и я молча ушел. «Только не разбейся».

Светлые джинсики были те самые, симпатичные, вот только она пальтецо не снимала – на скорую руку кадрилась, «пообедать еще надо успеть». А ботинки на моднючих каблуках мне всегда были чужды…

***


Состав в пятьдесят вагонов с литературой подошел (стахановец вез), но в журнал лезет только маленькая тележка. Затоварились как лес деревьями - навсегда. «Вась, Вась» пошли и даже «шуры-муры», чтобы каким-нибудь бочком на эту тележку попасть, опиши - не поверят. А ведь тираж у журнала маленький с тех пор как всех, кроме стахановцев, профсоюз бесплатной подписки лишил и было научно доказано, что свинец печатных букв вреден для здоровья наших задниц...»

***


Миллиард развлечений вокруг, все только и делают, что угождают, продают свой товар, но мещанину всё равно скучно. А проблем он видеть не желает (я-то как раз решением проблем развлекаюсь - совмещаю приятное с полезным). Остается что-то делать - что ничего не решает и не развлекает, но все же...

***


Мотает ее. Школьную мораль  разметало как изделия из цветной бумаги - и остались лишь искры Божьи. Добро и зло гуляют, носятся, напевают, свищут, в замысловатые клубки свиваются. И она еще только начала учиться «благоразумному буддизму»…. (Это когда все грехи делаются сознательно и осторожно - чтобы не сдвинуть себя с неподвижности. Добро, кстати, тоже делается  «благоразумно»)

Как и все, она старается быть симпатичной и милой, но не понимает, что и ангел и проститутка равно могут быть симпатичными и милыми, т.е. то, на что она обращает всё свое внимание и все свои силы ничего не решает - и она остается беззащитной пред Важным…

«Моя левая рука ушла блудить, а моя правая рука уверяет, что принадлежит другому. И тело моё, в итоге, в квартире и кабинете моих присутствует лишь номинально, как мебель, лишь тревожные взгляды выдают присутствие жизни...