Лилькины истории дополненное Соавтор Л. Мельникова

  Лилькины истории (повесть)
  Давным-давно закончилось мое детство, пролетело ярким разноцветным вихрем. Пришлось оно на страшное военное время, тяжелые послевоенные годы. Но, как ни странно, с тем периодом у меня связаны и хорошие, светлые воспоминания. Хочу рассказать вам несколько историй из моего далекого детства.
  Картофельные котлетки
  До войны наша семья жила в городе Туапсе на Черном море. Тогда мне было четыре года, а сестричке Инне - шесть.
  Одно прекрасное летнее утро началось воем сирен и грохотом канонады, так в нашу жизнь вошла война.
  Отца призвали в первые же дни, направили в летное училище.
  Прощание было очень грустным. Мама плакала, мы с сестрой ревели, и, прижимаясь к отцу, умоляли взять нас собой.
  Папа обещал, что скоро мы опять будем вместе, он приедет за нами, как столько устроится сам.
  Поезд тронулся. Папа стоял на подножке вагона, махал нам рукой и что-то долго кричал, но в общем гаме было невозможно разобрать слова...
   Трое суток провели на вокзале, пытаясь хоть на чем-нибудь добраться до Махачкалы. Мы с сестренкой сидели на вещах, зорко следя за тем, чтобы ничего не утащили, а мама бегала то к начальнику вокзала, то искала попутку.
  Ели хлеб и консервы, пили кипяток, за которым приходилось стоять в огромной очереди. Никто не соглашался ехать в сторону Махачкалы.
  - Не умирать же нам здесь, поживем немного у другой бабушки в Нальчике, а затем поедем в Махачкалу, - сказала мама и отправилась искать машину.
  В толпе людей сновали какие-то подозрительные личности и предлагали за немыслимую сумму доставить желающих в Нальчик. Денег у нас не было. Но маме уговорить одного шоферюгу, посадить нас в свой грузовик. За это она отдала золотое обручальное кольцо.
  Машина уже была набита людьми, нам с трудом удалось втиснуться между ними и их чемоданами. Так мы доехали в Нальчик. А когда вылезли из грузовика, мама обнаружила, что пропал кошелек с хлебными карточками - это была страшная потеря, но главное: мы добрались живыми и невредимыми.
  Нашему появлению не очень-то обрадовались, на иждивении бабушки Ирины Александровны было три дочери-подростка. Да и места было маловато, всего две комнаты и кухня. Мама успокоила бабушку, что мы всего на несколько дней. Никто не знал, что война заставит нас надолго остаться в Нальчике.
  Бабушка работала санитарным врачом на рынке, проверяла качество продуктов, но даже ей лишь иногда удавалось добывать что-нибудь съестное: банку молока или немного овощей.
  Жили впроголодь. Ели один раз в день, варили похлебку, в нее шло все, что было в доме - крупа, картошка, консервы, овощи. Этого было недостаточно, и нас терзало постоянное чувство голода. Кусочек хлеба считался лакомством.
  Много раз мама собиралась уехать, но обстановка была опасная и бабушка нас не пускала.
  - Проживем как-нибудь все вместе, пока не получим известие от твоего мужа.
  Близилась зима, немцы наступали, в городе началась паника. Власти удирали, захватив с собой все, что можно было увезти, даже мебель и комнатные растения. В то время, как многие люди уходили пешком из-за нехватки транспорта.
  Мы остались, бежать было некуда и не на чем.
  По городу пронесся слух, что опустевшее здание Горсовета заминировано и вот-вот взорвется. Но в его подвалах остался большой запас картофеля, который закупило для себя начальство, но не успело вывезти.
  Толпы голодных людей начали стекаться к Горсовету, пришла и мама с сестрами. Все стояли и обсуждали, как добыть эту желанную, вожделенную картошку и остаться в живых. Никто не решался спуститься вниз.
  Мама всегда отличалась решительностью и была храброй до безрассудства. Она вдруг собралась с духом и полезла в подвал. Толпа с ужасом наблюдала за ней, постепенно отходила на безопасное расстояние, затаив дыхание, ждала: что же будет? Вскоре мама появилась с мешком отборной картошки. Ее приветствовали радостными криками.
  Мама спускалась в подвал еще дважды и вынесла три мешка. Этот картофель спас нашу семью от голодной смерти.
  Некоторые люди последовали ее примеру, им удалось вынести большую часть правительственного запаса. Но одному старику не повезло, он напоролся на мину. Здание взлетело на воздух.
  Фронт приближался. На подступах к городу шли ожесточенные бои. В каждом дворе вырыли окопы - щели, в которых прятались люди во время бомбежек.
  Все чаще и чаще нам приходилось укрываться в щели, нередко мы там проводили всю ночь. Было очень страшно, осколки снарядов и пули пролетали прямо над головами.
  Мы, маленькие дети, не понимали, что нам угрожает смерть. Когда свистели пули, мы спрашивали маму:
  - Как это может быть? Ночь, а птички поют?
  - Да, милые. Птички поют, это особые, ночные птички, - отвечала она и еще крепче прижимала нас к себе.
  Одна старушка-соседка говорила:
  - Молитесь детки, вы еще безгрешные, Бог скорее вас услышит.
  И я с жаром молилась, повторяя за ней непонятные слова:
  - Услышь меня пресвятая Богородица, накрой меня своим омофором!
  Кто знает, может эта молитва и спасла нас от смерти?
  Через несколько дней в город вошли немцы. Сначала показались автомобили и мотоциклы, затем с ревом и скрежетом проехали танки и пушки.
  Всех заставили выйти на улицы и приветствовать немецкую армию. Детям раздавали флажки со свастикой и заставляли кричать:
  - Хайль Гитлер!
  Немецкий офицер выкрикивал в рупор:
  -Граждане, соблюдайте порядок и выполняйте приказы коменданта.
  Так началась жизнь в оккупации. На столбах появились объявления, которые кончались словами:
  - За не выполнение - расстрел!
  Нужно было что-то делать, чтобы прокормиться. Решили торговать на рынке картофельными котлетками.
  Мама выменяла свое единственное оставшееся украшение - золотые серьги на бутыль подсолнечного масла и немного кукурузной муки. Стали жарить котлетки, мы называли их "картофельниками". Какие они получались красивые! Обваленные в кукурузной муке, они были золотистыми и румяными. Мы, глотая слюну, жадно наблюдали за процессом приготовления, надеясь получить хоть что-нибудь. Иногда нам перепадала перемятая бракованная котлетка. Какая она была вкусная!
  Готовые картофельники складывались на поднос и заворачивались в полотенце, чтобы не остыли.
  Немецкие солдаты их очень хорошо раскупали. Глядя на желтые, аппетитные котлетки они спрашивали:
  - А яйки там есть?
  - Я, я, яйки есть, отвечала мама, хотя кроме картошки, муки и соли в них ничего не было.
  Благодаря нашей торговле семья стала лучше питаться, иногда даже позволяли себе кусочек мяса или сала, который отправлялся в нашу ежедневную похлебку.
  Однажды случилась страшная история. Мама взяла нас с собой на рынок, обещая после продажи котлеток купить мне и сестренке по петушку на палочке. Это было настоящим счастьем. Мы весело болтали, рассуждая, какой петушок вкуснее: красный или зеленый?
  Мама разложила товар на прилавке, сняла полотенце и стала зазывать покупателей звонким голосом. Торговля шла бойко, уже через полчаса, половина картофельников была продана.
  Вдруг к прилавку подошел немецкий солдат с автоматом. Он был огромного роста, с красным одутловатым лицом и пронзительными маленькими глазками. Фашист пристально посмотрел на маму и своими огромными ручищами стал хватать с подноса котлетки и одну за другой отправлять их в рот. При этом он что-то говорил на немецком, игриво причмокивая языком.
  Мама сразу же поняла, что немец пристает к ней, и поспешила скорее от него отделаться. Она строго спросила:
  - А кто будет платить?
  Солдат сделал вид, что не понял и продолжал жрать, как ни в чем не бывало. Мама еще раз задала вопрос:
  - А деньги?
  Фашист не ответил, перестал жевать и, бесцеремонно разглядывая маму, закурил папиросу. Она рассердилась и сказала:
  - Что вылупился? Плати деньги и убирайся!
  Тогда фриц покраснел еще больше, швырнул недокуренную папиросу на землю и гаркнул по-русски:
  - Подними!
  Мама не двинулась с места, только стиснула зубы. Мы испугались, прижались к ее юбке и заревели.
  - Подними! - еще раз грозно крикнул солдат, наводя на нас автомат, и добавил что-то по-немецки.
  - Убирайся отсюда, фашистская сволочь, - тихо, сквозь зубы ответила мама и плюнула на все еще дымящийся окурок.
  Немец стоял, как вкопанный, с автоматом наперевес, размышляя: стрелять или не стрелять? Вначале он посчитал свою выходку милой и безобидной шуткой, но дело приняло серьезный оборот.
  Мы с сестрой горько плакали, мама спрятала нас за спину. Вокруг стали собираться женщины. Все уговаривали ее:
  - Ну, подними же, что тебе стоит? Ведь он застрелит тебя и твоих детей.
  Но мама стояла молча, не шелохнувшись. Неизвестно чем бы могла закончиться эта история. Но тут подошел немецкий офицер, совершавший утренний обход, в сопровождении трех вооруженных солдат. Быстро оценив обстановку, он приказал подчиненным арестовать обидчика, извинился перед мамой, купил весь оставшийся товар, и гордо задрав подбородок, с пафосом произнес:
  - Доблестная немецкая армия не воюет с женщинами и детьми!
  Затем он медленно удалился. Хотел ли таким поступком фашистский офицер завоевать симпатию местных жителей, или он оказался хорошим добрым человеком? Для нас, в тот момент было не важно, мы об этом не думали. Главное - мы были спасены, и только тогда мама осознала, какой опасности подвергались она и ее дети. Обняла нас, заплакала и увела домой. Ни о каких петушках в тот день мы даже не вспомнили.
  После этого случая, мама и ее сестры не выходили на улицу, без низко надвинутых на лоб платков. Бабушка сказала, что нельзя показывать немцам свою красоту. Молодых женщин фашисты мучают и увозят в Германию.
  Шли дни, наполненные тревогой и страхом. Люди разговаривали в полголоса, боясь навлечь на себя несчастье. По городу ползли слухи, что расстреливают коммунистов и евреев вместе с семьями, а молодежь угоняют в Германию на тяжелую работу.
  Вскоре начались усиленные бомбежки, наши войска перешли в наступление. Помню, как в панике отступали немцы. Некоторые люди добровольно уходили с ними, мама говорила, что это предатели и изменники родины.
  И вот, наконец, в город вошли наши войска. По улицам с громкими криками, размахивая шашками, лихо промчались казаки. Затем медленно вползли танки, за ними следовала пехота. Население высыпало на улицы. Люди радовались, целовали и обнимали освободителей. Танцевали прямо на улицах и площадях. Было весело.
  Через несколько дней после освобождения Нальчика, папа прислал за нами солдата. Предстояла долгая и трудная дорога к отцу.
  Сильва
  За год до окончания войны отец получил назначение на военный аэродром в город Ейск, что на Азовском море.
  Мы сняли уютный маленький домик в двух шагах от моря. Огромный абрикосовый сад, полный медовых желто-оранжевых фруктов, которые хозяйка разрешала есть сколько угодно. Этот факт привел нас сестрой в восторг. После полуголодного существования жизнь в абрикосовом саду у моря показалась нам раем.
  Первую же неделю так объелись этими чудесными фруктами, что больше не могли их видеть.
  Вскоре мы подружились с местными ребятишками, и целые дни проводили с ними на пляже.
  Азовское море очень мелкое, и вода под жарким солнцем сильно прогревалось, дно было мягким илистым, и идти можно было хоть до самого горизонта, и все было нам, детям по пояс, а взрослым и вовсе, по колено. В общем, настоящее раздолье.
  Как-то раз, играя на песчаном берегу, заметили в воде кошку, она гребла лапками из последних сил, видимо очень устала. Мы быстро вытащили бедное животное на берег. Это было измученное дрожащее существо, до того тощее, что были видны все ребра. Сразу же завернули кошку в платье и быстро притащили домой, обсушили и напоили теплым молоком.
  Когда киса высохла и согрелась, то все увидели, что она абсолютно черная без единого пятнышка, с зелеными глазами. Сначала вела себя очень настороженно, вздрагивала от каждого шороха и шипела, выгибая спину.
  - Совершенно дикое существо, - констатировал папа.
   - Нет, - возразила мама, - она просто сильно напугана, наверное, с ней плохо обращались, мучили и потом выбросили в море. Скорее всего, это дело рук каких-нибудь злых детей, надо быть с ней поласковей. Не обижайте ее, девочки.
  Но мы и не думали обижать кошку, она нам так нравилась!
  - Настоящая красавица, - говорила моя сестра, поглаживая ее мягкую шелковистую шерстку.
  Прошло несколько дней, кошка привыкла к нам. Она громко мурлыкала, засыпая у кого-нибудь на коленях. Вскоре киса отъелась, распушилась, и превратилась в большого роскошного зверя. Мы назвали ее Сильвой.
  Большую часть времени она проводила в саду. Там кошка выслеживала птичек, которые лакомились абрикосами. Оказалась прекрасной охотницей, ловкой и быстрой. Многие птицы становились ее жертвами. Нам с сестрой это не нравилось. Иногда удавалось вырвать какую-нибудь птичку из когтей Сильвы и выпустить ее на волю. Тогда кошка недовольно виляла хвостом и долго смотрела на нас недобрым загадочным взглядом.
  Как-то раз мальчишки принесли мне маленького щеночка неопределенной породы. Мама позволила оставить его в доме. Наше внимание с кошки целиком переключилось на малыша. Он был такой забавный, неуклюжий, толстый. Мы кормили его и играли с ним. Дом и сад наполнялись его звонким веселым лаем. Кошка внимательно наблюдала за этой возней, сторонилась нас, пряталась, и, даже перестала отзываться на свое имя.
  - Она ревнует, - говорила мама, - ей тяжело видеть, что в доме появился новый любимчик. Сильве не хватает вашего внимания, будьте с ней поласковей.
  Но мы продолжали заниматься только щенком и не замечали ревности Сильвы. И вот, однажды, вернулись с пляжа, разморенные жарким солнцем и сели за стол обедать.
  Вдруг душераздирающие вопли донеслись из сада. Это кричал щенок. В ужасе мы помчались на его крики и увидели следующую картину. Малыш лежал на спине, раскинув лапки, а на него навалилась Сильва, всеми когтями и зубами вцепившись в горло. Сестра схватила озверевшую тварь за хвост, пытаясь оторвать от несчастного щенка. Но та не отпускала свою жертву. Тогда я взяла собачий поводок и изо всех сил хлестнула Сильву по спине. Кошка взвыла, выпустила щенка, и, злобно сверкнув своими огромными зелеными глазами, метнулась в сторону и исчезла в глубине сада.
  Прибежала мама и начала приводить Жеку (так мы назвали щенка) в чувства. Он жалобно скулил и дрожал мелкой дрожью. На его беленькой шейке были капельки крови, следы от зубов и когтей кошки. Мама смазала ранки зеленкой, и вскоре собачка пришла в себя.
   А кошка исчезла. Она не приходила на зов, не трогала еду, которую ей оставляли в саду.
  - По-видимому, Сильва ушла от нас. Они не прощают обиды, - сделал выводы папа, - кошки очень злопамятны. Она больше не вернется.
  Прошло несколько дней, мы почти забыли про Сильву, играли с Жекой. Брали его с собой на море, плавали, загорали и веселились.
  За домом, среди высокой травы и цветов была узенькая, посыпанная песком, дорожка, которая вела к туалету. Однажды вечером, перед сном, я шла по этой тропинке. Вдруг из травы, которая была нам по пояс, с воем выскочила черная тень. Ее зеленые глаза сверкали в темноте, как фонари. Она прыгнула мне на грудь и когтистыми лапами начала бить по лицу. Я заорала от ужаса и боли. По моим щекам потекли слезы и кровь. На крик прибежали родители. Черная тень метнулась в заросли, это была Сильва. Она мстила мне за щенка и побои.
  Папа полночи искал кошку с фонариком в густой траве, но напрасно. Она где-то затаилась.
  На следующий день та же история повторилась с Инной. Кошка напала на сестренку и избила лапами, расцарапав все лицо. Все были в ужасе. Мы боялись ходить в туалет без сопровождения взрослых.
   Кошка вошла во вкус и стала охотиться на нас с сестрой и днем, и вечером. Взрослых она боялась и никогда не трогала. Мы с Инной представляли, что это злая ведьма, которая задумала нас извести и поэтому превращалась в черную кошку. Родители не на шутку встревожились. Опасались, что животное может выцарапать нам глаза. Надо было срочно от него избавляться.
  Папе, вскоре, все же удалось поймать Сильву. Он посадил ее в мешок, сел на велосипед и завез далеко-далеко в степь, так, чтобы она не смогла найти дорогу назад.
   Все облегченно вздохнули: наконец-то избавились от ведьмы, а щенок радовался больше всех.
  Прошло еще несколько дней. Лето подходило к концу, нужно было готовиться к школе. В этом году мне предстояло пойти в первый класс.
  Школа, где мы должны были учиться, находилась далеко от дома, и родители сняли жилье поближе к центру. Мы уже собрали вещи, но предстояло провести последнюю ночь в так полюбившемся нам доме. Спать легли пораньше. Стояла жара, окна в сад были открыты.
  Я очень быстро уснула, и мне приснился страшный сон:
   В окно лезет черная кошка. Ее глаза горят, она приближается к моей кровати, становится все больше и больше, превращается в огромную страшную ведьму. Ее костлявые руки тянутся к моему горлу, и вот-вот она меня задушит.
  Проснулась в ужасе, открыла глаза и увидела, как из комнаты в окно вылетает черная тень.
   - Ведьма, ведьма, здесь была ведьма! - закричала я.
  От крика проснулась вся семья. Но мне никто не поверил.
   - Это только страшный сон. Спи, - успокоила меня мама, но, на всякий случай, закрыла окно.
  Наутро мы переехали на новое место. Щенка Жеку взяли с собой. А черную кошку Сильву больше никогда не видели.
  Лето после войны
  9 мая 1945 года страна праздновала Победу. Маленький тихий городок на берегу Азовского моря, наконец-то, вздохнул свободно.
  Все ужасы мучительной и долгой войны остались позади. Еще царили разруха и голод, стояли огромные очереди за хлебом и керосином, но люди радовались и были счастливы. Впереди ждала мирная жизнь, и никакие трудности не пугали. Привычка все преодолевать в крови у нашего народа.
  Радостные события происходили в городе. Возвращались с войны победители - отцы, мужья, братья и сыновья.
  Многие были покалечены, кто без руки, кто на костылях. Но их лица светились радостью.
  Дети сновали повсюду. Среди них - мы с сестрой и наши друзья. С огромными букетами сирени школьники встречали поезда и одаривали каждого военного цветами. Так продолжалось весь месяц май. А затем к радости Победы прибавилось радость окончания занятий в школе.
  Для меня, первоклассницы, учебный год был сплошным мучением. Уроки чистописания стали просто кошмаром, особенно когда начали писать чернилами. Я очень сильно нажимала на перо, оно царапало бумагу, вырывая из нее целые клочья, получались ужасные каракули. Учебники, тетрадки, лицо и руки были всегда перепачканы чернилами.
  Моя первая учительница, суровая старая дева, Улита Ивановна, невзлюбила меня, постоянно ругала и делала замечания. Занижала оценки по всем предметам, вызывала родителей в школу.
  Я лучше всех в классе читала и пересказывала, но это не имело значения для моей учительницы, она считала меня ленивой неряхой.
  - Если у тебя в тетрадках грязь и неразбериха, значит и в голове, то же самое, - постоянно твердила Улита Ивановна.
  Дети остро чувствуют несправедливость. Я была развитым ребенком для семи лет, старалась изо всех сил, всегда правильно выполняла домашнее задание, но злая учительница не хотела этого признавать.
  Постепенно я возненавидела Улиту, про себя называла "Старой Улиткой". В школу ходила неохотно, старалась прогулять занятия. Потребовала с родителей обещание, что на следующий год, они переведут меня в другую школу. Когда, наконец-то, наступили каникулы, я была на седьмом небе от счастья.
  На пляж нам ходить не разрешали. Вода в море еще холодная, купальный сезон не наступил. Все свободное от домашних дел время, мы с друзьями проводили на улице. В маленькой компании было шесть человек: я, Инна, брат и сестра Михайловы, Зоя, одноклассница Инны и наш общий друг Вася - ученик ремесленного училища.
  Жили бедно, и карманных денег нам не давали. Единственным доступным лакомством, были семечки. Подсолнухи росли в каждом дворе. Урожая семечек с лихвою хватало до следующего сезона.
  Зато в кино, на дневные сеансы, мы ходили почти каждый день. Мама работала диктором на местном радио. Каждый вечер вела передачи. Ее голос узнавали и очень любили. Поэтому в кинотеатры всю нашу компанию пускали без билетов. Мы усаживались прямо на пол перед экраном и с удовольствием смотрели кино. В те годы в прокате было много хороших музыкальных фильмов. Мы моментально запоминали слова и мелодии песен, звучавших с экрана. Валера Михайлов подбирал их на слух и играл на аккордеоне, а девочки пели. Вобщем, жили очень весело, хотя иногда и ссорились.
  Как-то раз в середине июня, мама, видя, что нам нечем заняться, предложила:
  - Дети, давайте, организуем кукольный театр, будет весело и интересно. Я помогу вам сделать кукол и нарисовать декорации. А детвора будет валом валить на представления.
  Мы очень обрадовались, начали собирать цветные лоскутки, кусочки бархата и меха. Принялись мастерить кукол, заняты были все. Кто-то клеил, кто-то рисовал, а мама шила чехлы, которые надевались на руку. Куклы выглядели, как живые. Нашлась и старая ширма, за которой сидели мы, артисты, и двигали своих героев.
  В репертуаре было несколько сказок: "Колобок", "Репка", "Три медведя". Представление сделали платным - 20 копеек за вход. От желающих не было отбоя. Приходили дети, старушки и даже женщины с младенцами. Не хватало скамеек и табуретов, чтобы разместить всех желающих, некоторые зрители сидели прямо на земле.
  Все живо воспринимали происходящее действие, особенно активно вели себя старушки. Когда плохих героев наказывали, они орали: "Правильно, так тебе и надо!" Эти выкрики вдохновляли, и мы играли свои роли с полной отдачей.
  Но бывали и казусы. Однажды Вася, который в одной руке держал медведя, а в другой избушку, ошибся. Вместо косолапого у него вдруг страшным басом заговорила избушка и пошла гулять по сцене. Это вызвало такой прилив веселья среди зрителей, что многие попадали со своих мест от смеха.
  На собранные от спектаклей деньги всей труппой ходили в городской парк, покупали себе сладкую газировку, которую просто обожали. Но самое главное, теперь хватало на мороженое, о котором раньше не могли и мечтать. Круглое, с двумя вафельками, сверху и снизу. Нежно желтое, восхитительно пахнущее ванилью, его ни с чем нельзя было сравнить. Его брали двумя пальцами и лизали по кругу. Вкус этого лакомства я не забуду никогда!
  Однажды на наше кукольное представление пришла мама Зои, тетя Фрося. Она работала санитаркой в военном госпитале. Женщина посмотрела спектакль "Колобок", а это была совсем другая сказка, не похожая на народную. В ней главный герой благополучно избежал покушения со стороны всех зверей, погулял и вернулся домой, к бабе с дедом. Старики, обрадовались, съели его, сразу же помолодели и пустились в пляс.
  Так вот, тетя Фрося пришла в восторг от нашего представления и сказала:
  - Хорошим делом вы занимаетесь, ребятки! Моя Зойка дома только о театре и говорит. Ей очень нравится изображать кого-то из героев. Вы все такие талантливые! Я вот что хочу вам предложить - не хотите ли выступить в госпитале, перед ранеными? Беднягам так скучно лежать и лечиться. Они все тяжелые, легкораненые давно выписались и разъехались по домам. А этим еще долго лежать.
  - Нас туда не пустят, - сказала Галя Михайлова, - я знаю, что в госпиталь можно пройти только по пропуску.
  - Да я все устрою, ребятки, договорюсь с начальником госпиталя, он добрый! Его любят больные и называют Айболитом. Весной у нас давали концерт ученики из школы ?4. Они очень порадовали больных, обещали еще придти, да ведь каникулы, никого не соберешь!
  - Давайте пойдем! - радостно подхватили мы это предложение.
  Но тут высказался Валет, так мы называли Валеру:
  - Послушайте, взрослым мужчинам не интересно смотреть детские сказочки, давайте мы лучше сами выступим, покажем, все что умеем. Будем петь и танцевать.
  - Хорошо, - согласились мы, - давайте сами выступим!
  - Вот и ладно, - обрадовалась тетя Фрося, - Я договорюсь на воскресенье, после обеда. У вас два дня на подготовку! Только приходите обязательно, раненых нельзя обманывать, я вас встречу.
  Мы с жаром принялись репетировать и готовить костюмы. Повторили несколько военных песен. Зоя научила девочек петь частушки. Для этого номера приготовили пестрые фартуки и косыночки.
  У Инны была белая марлевая юбочка - пачка, ее сшила мама к новому году, а балетные туфельки-пуанты, подарила мамина подруга, бывшая балерина. Так что сестра была полностью готова к выступлению.
  Я решила продекламировать что-нибудь из своих любимых английских баллад, мы по вечерам их читали с папой.
  В назначенное время, всей труппой, мы явились в госпиталь. Там нас уже ждали. В большом светлом зале на втором этаже собрались все раненые, которые могли передвигаться. Двери палат, где лежали тяжелые, были открыты, чтобы они тоже слышали нас.
  Перед нами предстало страшное зрелище: покалеченные люди разного возраста. Без рук, без ног, с перебинтованными головами. Они смотрели с такой надеждой, будто от нас зависело их выздоровление. Потрясенные и растерянные мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, не знали с чего начать. На помощь пришел раненый, совсем мальчишка, на костылях. Он вдруг весело выкрикнул:
  - А ну ребятки, не робей, начинай веселей! Тут все свои.
  Тогда вперед вышел Вася, конферансье. И охрипшим от волнения голосом, произнес:
  - Выступают матрешки, они споют для вас веселые частушки.
   Заиграл аккордеон. Мы, девочки, поклонившись в пояс по-русски, начали петь частушки. Их было много, но раненым больше всего понравилась про Гитлера:
  Стоял Гитлер у ворот
  Широко разинув рот
  Проглотить хотел Европу
  Получил пинка под попу!
   
  А Зоя высоким звонким голосом пропела:
  - Раздайся народ, меня пляска берет!
  И начала лихо отбивать дробушки. Получилось здорово, раненые бурно аплодировали.
  Дело пошло. Напряжение исчезло, мы почувствовали себя свободно, раскованно и начали петь песни: "Темная ночь", "Огонек", "Синий платочек" и другие. Раненые подпевали, кто как мог.
  Затем в зале появилась Инна в белой пачке, она так легко и грациозно двигалась под звуки вальса, что вызвала всеобщее восхищение.
  - Какая девочка! Настоящая балерина, как в Большом театре! - выкрикивали зрители и просили повторить танец.
  У прошедших войну закаленных бойцов на глазах блестели слезы. После такого успеха сестры было страшновато выступать. Я начала декламировать одну из самых трагических английских баллад "Королева Элинор"
  Первые слова произнесла глухим, загробным голосом:
  - Королева Британии тяжко больна...
  По мере развития событий баллады, мой голос крепчал, и в конце я уже почти кричала:
  - Он предстал перед ней, опираясь на меч, весь в доспехах от шеи до пят...
  Когда закончила, в зале стояла тишина. И вдруг - шквал аплодисментов.
  Я была очень горда тем, что мой успех был не меньше, чем у сестры. Мы постоянно с ней во всем соперничали. Это часто бывает в семье между сестрами и братьями.
  Наш концерт очень понравился бойцам. Измученные тяжелыми увечьями, стосковавшиеся по своим близким, они выплеснули на нас всю неистраченную теплоту и нежность.
  После концерта раненые обнимали нас, расспрашивали о жизни и одаривали всем, чем только могли: кусочками белого хлеба, вкус которого мы давно забыли, галетами, пиленым сахаром и шоколадом. Мы, польщенные таким вниманием, охотно рассказывали о себе.
   Когда уже собирались идти домой, одна санитарка сказала, что меня просит зайти в палату тяжелораненый майор, летчик-истребитель. Она объяснила, что его самолет обстреляли фашисты, но герой сумел посадить горящую машину и выбрался из нее. Летчик весь обгорел и потерял зрение.
   Я, молча, проследовала за женщиной и увидела на койке перебинтованного человека. Виднелся только один рот. Голова, тело, руки и ноги были покрыты бинтами. Майор почувствовал, что я смущена и сказал тихим, спокойным голосом:
  - Не бойся, девочка, я не кусаюсь!
  Он постарался мне улыбнуться, но получилась мучительная гримаса.
  - Это ты читала английскую балладу?
  - Да!
  - Ты хорошо декламируешь, с выражением. Я когда-то тоже любил "Королеву Элинор". Спасибо тебе, дочка, порадовала! Как тебя зовут?
  - Лиля...
  - А у меня тоже есть дочка, Леночка, но я никогда не смогу ее увидеть, ослеп, - грустно сказал раненый, - ну ладно, Лилечка, возьми на тумбочке шоколадку, это тебе награда!
  Я взяла плитку шоколада и, попрощавшись, выскочила из палаты. Сердце мое разрывалось от жалости, а из глаз потекли слезы.
  Распрощались с бойцами мы пошли по домам. Все молчали. Было грустно. Мы, конечно, знали, на войне убивают, много людей остается калеками, но впервые так близко столкнулись со страшной реальностью. Война и ее ужасные последствия, потрясли нас. В моей памяти надолго сохранились воспоминания о покалеченных бойцах - чьих-то отцах и братьях. Ведь эти люди могли быть здоровыми и счастливыми, если бы не было войны.
   
   Калоша
   Лето следующего года выдалось очень жарким. Листья на деревьях пожухли и покрылись плотным слоем пыли. Жители городка попрятались по домам, спасаясь от невыносимого зноя.
  А в тот день вдруг прямо с ясного неба полил сильный дождь. Как бывает на юге, он также неожиданно прекратился, как и начался, но успел прибить пыль к земле и освежить воздух.
  Из домов сразу же вышли люди, чтобы подышать свежим воздухом. Первыми на улицу высыпали ребятишки. Кто-то из детей вынес резиновый мячик, и мы принялись играть прямо посреди дороги. Автомобили на нашей улице появлялись очень редко.
  Вскоре, сунув босые ноги в калоши, вышла моя тетя Лика - молодая девушка с копной кудрявых, каштановых волос. Чуть позже к ней присоединились две подружки. Девушки весело болтали, грызли семечки, лихо, сплевывая шелуху. Услышав веселый гам, из будки вылез наш пес Жека.
  Это было очень доброе и общительное существо. Жека всегда с удовольствием принимал участие в наших играх. Вот и сейчас, потягиваясь и разминаясь после сна, он хотел, было, уже присоединиться к игре в мяч, как вдруг заметил крадущуюся вдоль забора соседскую рыжую кошку.
  Жека ненавидел кошек от всей собачьей души. Он в детстве сильно пострадал от злобной черной бестии Сильвы, которая чуть не загрызла его насмерть.
  Пес, конечно же, не смог удержаться от соблазна погонять кошку. И с яростным лаем кинулся на нее. Кошка почти уже была в зубах у пса, но ей каким-то образом удалось вырваться.
  С диким воем, кошка, как молния взлетела на ворота, в которых стояли девушки. Несколько секунд балансировала на кончике ворот, пытаясь удержать равновесие, но это ей не удалось, тогда со злобным шипением, она спрыгнула прямо на голову моей тети. Кудрявая копна волос показалась ей надежной опорой.
  Острые, как ножи когти впились в голову перепуганной девушки. Лика заорала от боли и ужаса, и с силой мотнула правой ногой. Калоша, словно снаряд взлетела в воздух и с силой ударила меня, маленькую девочку прямо в лицо.
  От боли потемнело в глазах, и я, не удержавшись на ногах, упала прямо в грязь. Меня подняли подбежавшие подружки. Я ревела, размазывая по лицу слезы и грязь.
  А соседские дети покатывались со смеху. Да и, правда, со стороны все произошедшее, наверное, выглядело очень смешно. Хотя мне и моей тете было не до веселья.
  Кошку с трудом отодрали от головы девушки. Ее когти запутались в густых кудрях, и пришлось выстричь несколько прядей, чтобы освободиться от грозно завывающего и сопротивляющегося зверя.
  А Жека, все это время, заливался лаем и пытался допрыгнуть до тетиной головы, чтобы схватить кошку.
  Мое состояние было плачевным. Когда лицо отмыли от грязи, стало хорошо заметно, что оно сильно распухло, глаза превратились в щелочки, из разбитых губ и носа сочилась кровь. А во всем был виноват добрейший пес Жека.
   
  Золотой Скорпион
  Наша семья вскоре снова переехала. Это жилье сдавалось довольно дешево, и мы были очень рады такому везению.
  Мы заняли две комнаты, а третью, самую большую оставила за собой хозяйка - старая интеллигентная дама, очень необычной внешности - маленькая, сухонькая, со сморщенным коричневым лицом и большим крючковатым носом.
  Она всегда выходила из дома в черной шляпке с вуалью и белой кружевной накидке на плечах. Имя у хозяйки тоже было необычное - Гортензия Серапионовна, да и характер неприятный: нелюдимая, мрачная. Она ни у кого не вызывала симпатии. Старушка была совсем одинокой: ни родных, ни друзей.
  Соседи сторонились ее и старались лишний раз не попадаться Гортензии на глаза. Говорили, что у Серапионовны "дурной глаз". Она могла напустить порчу, да и болезнь наслать. За глаза все называли ее "Скорпиониха".
  Мы, конечно же, всего этого не знали. Наша мама, очень общительный и добрый человек, сразу же попыталась наладить хорошие отношения с хозяйкой. Видя бедственное положение старушки, мама, каждый раз, когда готовила что-нибудь вкусное, старалась угостить ее и сказать доброе слово. Но старуха никак не отзывалась на хорошее отношение, и всегда оставалась холодно-вежливой и угрюмой.
  Соседские дети, с которыми мы быстро подружились, рассказывали про Скорпиониху ужасные вещи - будто бы она ест дохлятину. В полнолуние варит колдовское зелье. А еще умеет превращаться в разных зверей и очень любит пугать детей. В общем - злая ведьма.
  Мы с сестрой, хотя и не верили в эти россказни, стали бояться нашей хозяйки еще больше. Особенно страшно было при встрече выдерживать ее неподвижный тяжелый взгляд, который, казалось, пронизывает тебя насквозь.
  Скорпиониха постоянно наблюдала за нами из-за полуприкрытых ставень своего окна. Мы с сестрой все время чувствовали ее присутствие, даже когда играли во дворе или на улице перед домом.
   Наша мама не верила слухам про хозяйку и говорила:
  - Это всего лишь несчастная одинокая старушка, ей бы посочувствовать, но люди только обижают ее, и это еще больше угнетает бедную женщину.
  Вообще, поведение Скорпионихи было непредсказуемым. Иногда мама стучалась к ней в дверь, чтобы угостить, а старуха не открывала, и сухим, холодным голосом отвечала:
  - Я сыта и ничего не хочу, но вы мне будете должны. Сохраните мою порция, я съем ее завтра. А сейчас прошу не беспокоить меня!
  Маму удивляли эти странности, но она все равно всячески оправдывала и защищала хозяйку.
  По ночам Гортензия Серапионовна тоже вела себя очень необычно: из ее комнаты доносились оживленные разговоры, будто там было много людей, хотя мы точно знали, что в дом никто не входил.
  Иногда она громко с кем-то ругалась, часто горько рыдала. Родители беспокоились, стучались в ее дверь, спрашивали, не случилось ли чего плохого? Тут же все звуки прекращались, и она отвечала ровным бесстрастным голосом:
  - Все в порядке! Прошу вас, оставьте меня в покое!
  Вскоре мы к ее ночным выходкам привыкли и престали на них реагировать.
  Лето было жаркое. Мы с сестрой целые дни проводили на море, прибегали домой только пообедать. Про страшную хозяйку почти не вспоминали, своих детских дел у нас хватало.
  Но как-то вечером мама рассказала нам о Гортензии Серапионовне много интересного. Оказывается, однажды Скорпиониха пригласила маму к себе в комнату и разоткровенничалась. Старушка показала ей старые фотографии и рассказала историю своей жизни.
  Гортензия Серапионовна происходила из дворянской семьи, окончила институт благородных девиц, считалась одной из первых красавиц Петербурга. У юной Гортензии было много кавалеров, но любила она только молодого поручика Всеволода Романовского. Они собирались пожениться, но тут началась первая мировая война. Жених был призван и отправлен на фронт. Больше невеста его никогда не видела. Она получила письмо о том, что Всеволод пропал без вести. Но, не смотря на это, девушка надеялась, что любимый обязательно вернется, продолжала любить его и ждать, поэтому так и не вышла замуж. Потом произошла революция. Погибла вся семья Гортензии. Девушке чудом удалось спастись. Она бежала из охваченного революцией Питера, успев захватить только свои драгоценности, среди которых был подарок Всеволода - золотая брошь в виде скорпиона с изумрудными глазами. Это была единственная память о женихе. Скитаясь и голодая, девушка распродала все ценности, кроме этой вещицы, даже под страхом смерти она бы с ней не рассталась. И, примерно, месяц назад старуха куда-то ее положила и забыла куда. Все-таки возраст солидный, память начала портиться. Теперь ищет ее каждый день. А найти не может, хотя знает точно, что брошь где-то в ее комнате.
  Где бы Гортензия не жила, люди всегда относились к ней плохо, она ожесточилась и возненавидела весь мир. А теперь за хорошее отношение, старуха решила отблагодарить нашу семью. Она предложила бесплатно обучить девочек французскому языку, которым владела в совершенстве. Мама очень обрадовалась этому предложению, но мы с сестрой были в ужасе от такой перспективы.
  Нам было страшно даже просто войти к ней в комнату, из которой всегда несло плесенью и гнилью, а не то что, заниматься под ее руководством.
  Инна тут же притворилась больной, и так вошла в роль, что вскоре, и правда, заболела. У нее поднялась температура, и заложило горло.
  Мне предстояло идти на урок одной. Это было еще страшнее. Ровно в девять утра, я стояла на пороге комнаты нашей хозяйки. Через прикрытые ставни едва пробивался дневной свет. В полумраке я едва различала предметы. Комната была заставлена высокими деревянными шкафами, полными старинных книг. Посередине стоял круглый дубовый стол на слоновых ножках, вокруг него - четыре стула с высокими резными спинками. На скатерти тускло горела керосиновая лампа. Все предметы покрывал толстый слой пыли. Пахло гнилью и плесенью.
  Сухой скрипучий голос приказал мне сесть. Я уселась на самый кончик стула, готовая вскочить при первых же признаках опасности. Старая дама тихо сказала:
  - Лиля, будь внимательна и постарайся запомнить как можно больше слов и выражений, писать и читать пока не будем.
  И она начала называть окружающие нас предметы на французском языке и заставляла меня повторять. К концу урока я выучила немало слов. По виду хозяйки я чувствовала, что она мною довольно.
  Так прошло десять занятий. Я делала успехи и почти перестала бояться свою учительницу. Инна ко мне так и не присоединилась, а мама уже не настаивала на ее учебе.
  Странности начались на одиннадцатом занятии. Гортензия Серапионовна научила меня стихотворению-считалочке. Оно начиналось так:
  - Эн, дэ, труа, же ве дан ля буа!
  Катр, сан, сис, шерше де серис.
  При слове "шерше" я впадала в странное состояние. У меня все плыло перед глазами, и начинали твориться страшные вещи. Скорпиониха гримасничала, разбухала, вспрыгивала на стол, вертелась вокруг своей оси и шипела:
  - Шерше, шерше, шерше!
  Я вставала, и как во сне, ничего не соображая, начинала что-то искать. Шарила по шкафам, переворачивала пыльные страницы книг и искала, искала, пока резкий голос не вскрикивал:
  - Атансьон! Урок окончен.
  Я вздрагивала, приходила в себя, вставала из-за стола и молча уходила из комнаты.
  На следующих занятиях все повторялось сначала. Часто учительница увеличивалась до размеров книжного шкафа, а иногда превращалась в мышь или какое-нибудь отвратительное насекомое и шипела, шипела:
  - Шерше, шерше, шерше!
  А я искала, искала, не зная, что надо найти, и ничего не находила.
  После таких занятий я начала худеть, бледнеть, потеряла аппетит и сон, но маме ничего не рассказывала, так как боялась мести Скорпионихи. В ее черных властных глазах я читала приказ: "Молчи!"
  И я молчала. Приближался сентябрь, и нужно было готовиться к школе. Я надеялась, что уроки французского прекратятся. Но мама не нарадовалась моим успехам и усиленно подкармливала мою учительницу, тем более, что та не скупилась на похвалы в мой адрес.
  И вот настал этот ужасный день. Как обычно, шел урок французского, в конце которого повторяла слова считалочки:
  - Эн, дэ, труа...
  И впала в транс. Начались бессмысленные поиски чего-то. Но вдруг моя учительница прошипела по-русски:
  - Лиля, ищи брошь! Ищи, ты должна ее найти, иначе будет плохо всем!
  Наконец-то я поняла, что от меня требовалось. Полезла в шкаф и среди пыльных старинных книг заметила какой-то слабый блеск. Я схватила руками что-то маленькое, ярко блеснувшее при свете керосиновой лампы. Это была золотая брошь в виде скорпиона с зелеными камушками вместо глаз. Вскрикнула:
  - Я ее нашла!
  И обернулась к столу, за которым еще недавно сидела моя учительница. Но теперь ее не было. На скатерти, среди стопок пыльных бумаг, восседал огромный черный скорпион. Он стоял в угрожающей позе, направив на меня свое смертоносное жало. Не помня себя от ужаса, я бросилась прочь из комнаты. Выбегая, кинула брошку на стол.
  - Мама, мама, там большой скорпион, он чуть не ужалил меня, - плакала я.
  Мама встревожено выбежала на мои крики, взяла за руку, прижала к себе.
  - Там, там, скорпион, - повторяла я в истерике, показывая на комнату хозяйки.
  Мама заглянула в комнату Гортензии Серапионовны и увидела страшную картину: на полу лежала старуха. Она была мертва, а в ее скрюченных пальцах была крепко зажата прекрасная сияющая брошь-скорпион.
  После этого случая я долго болела, у меня поднималась очень высокая температура, и я теряла сознание. Лишь через месяц пошла на поправку.
  Потом Инна мне рассказала, что наша хозяйка умерла от сердечного приступа. А когда старуху хоронили, мама потихоньку подложила в гроб золотого скорпиона.
   Черная бабочка
  Примерно через год после этих страшных событий, отца перевели во Владивосток, преподавать экономическую географию на высших военных курсах. Пришлось снова переезжать.
   Нас поселили в деревянный коттедж на окраине города в районе, который назывался "Гнилой угол". Это место и, правда, отличалось плохой погодой. Когда над городом светило солнце у нас всегда моросил дождь, постоянно было грязно и сыро.
  Нам, детям все было нипочем. Мы гуляли в любую погоду. Летом целой ватагой ходили в лес, карабкались по сопкам за цветущим багульником, ходили купаться в бухту Потрокль. Ныряли в океан за морскими звездами, ежами и трепангами.
   Напротив нашего дома через дорогу шло строительство трехэтажного общежития для рабочих. Там трудились военнопленные японцы, которых каждое утро под конвоем приводили охранники. Вечером, когда работа кончалась, их строили в колонну и уводили в лагерь для военнопленных.
  Эти необычные люди вызывали постоянный интерес у всех ребятишек. Одни их дразнили, показывая кулаки и выкрикивая "банзай!", а другие жалели и приносили им кусочки хлеба. Пленные выглядели очень измученными. Униформа цвета хаки висела на них как на вешалках. И все они были так малы ростом, что казались нам, детям, ровесниками.
  Военнопленные часто подзывали нас, и, отдавая свои гроши, просили купить для них что-нибудь съестное или папиросы. Сами они не могли отлучаться со стройки. Мы охотно выполняли их просьбы, хотя в то время в магазинах ничего нельзя было купить, кроме черного хлеба, ржавой селедки и консервов.
   Я и моя подружка Зина часто беседовали с японцами, несмотря на то, что это было строго запрещено. Бдительные охранники, наводящие ужас не только на пленных, но и на нас, постоянно отгоняли всех от японцев, грозя тюрьмой за предательство Родины и шпионаж. Да мы и сами побаивались пленных, несмотря на их солнечные улыбки, ведь они были нашими врагами.
   Среди всех японцев мы с подружкой выделяли двоих, самых молодых, которые постоянно нас приветствовали и пытались шутить на ломаном русском языке.
  - Дети сан, смотри!, - говорил один из них и показывал, как он "отрывает" себе палец и при этом закатывал глаза и издавал мучительные стоны. Мы понимали, что парень шутит, и весело смеялись. Нам, маленьким девчонкам, льстило, что взрослые люди разговаривают с нами на равных.
   Как-то раз один из японцев с таинственными видом подозвал меня и вручил спичечный коробок, в котором что-то тихонько шуршало. Я осторожно его приоткрыла, и, о чудо, увидела красивую бабочку - черного махаона, которого даже в те далекие времена было очень трудно встретить. Потрясенная красотой и размерами бабочки, спросила:
   - Где ты взял ее?
   Он гордо ответил, что поймал махаона специально для меня. Затем, смущаясь, робко попросил принести ему кусочек хлеба.
  - Да, да, конечно!,- сказала я и помчалась домой, бережно прижимая к себе коробочку с крылатой красавицей. Дома схватила кусок хлеба и собралась бежать обратно. Мама остановила меня и сказала:
   - Зачем ты берешь хлеб? Лучше мой руки и садись обедать. Сегодня я приготовила очень вкусный борщ с мясом.
  Я показала маме черную бабочку и ответила, что хлеб я несу пленному японцу, который подарил ее мне.
  Мама вздохнула, немного подумала и сказала:
  - Бедный малый! Он, наверное, очень голоден. Там в лагере их держат на хлебе и воде. Приведи его к нам. Пусть поест горяченького.
   Я радостно побежала звать своего знакомого на обед. С ним рядом стоял его друг. И я пригласила их обоих.
  Японцы переглянулись, о чем-то поговорили между собой, и, воровато оглядываясь, пошли вместе со мной. Было как раз обеденное время. Охранники сидели в стороне на пустых ящиках. С увлечением ели селедку, чем-то запивая ее. Можно было отлучиться незаметно.
  Мама, увидев двоих гостей, вместо одного, погрозила мне пальцем, но ничего не сказала. Усадила обоих за стол. Налила им по полной глиняной миске вкусного дымящегося борща и крупными ломтями нарезала буханку черного хлеба. Японцы замерли от восхищения при виде роскошного угощения. Затем, молча, принялись за еду.
  Если бы вы могли только видеть как они ели! Я никогда не забуду этого зрелища. Быстро загребая ложками, почти не жуя, они глотали этот живительный борщ, закатывая от блаженства свои маленькие узкие глазки. Чтобы не уронить не одной капельки, они подставляли под ложку кусочек хлеба, неся ее ко рту.
  Когда миски опустели, гости хлебным мякишем вытерли их до блеска и отправили сочные кусочки в рот. Затем собрали со стола все хлебные крошки и съели их. Действовали одинаково и очень слаженно. Покончив с едой, японцы улыбнулись нам, встали из-за стола, и, сложив руки ладошками в месте долго кланялись, благодаря нас. Мама растрогалась и даже заплакала. Ей было очень жалко этих изголодавшихся молодых ребят.
   После этого обеда японцы встречали меня, как родную. Мы каждый день разговаривали. Они очень смешно произносили некоторые русские слова: хреп - вместо хлеб, растуй - вместо здравствуй. Мое имя Лиля они произносили как Риря. В японском языке нет буквы "Л" и во всех русских словах они заменяли ее на "Р".
  Мне удалось узнать их имена. В шутку или всерьез они назвались: Тор и Ками. Причем Тор, называя себя, показывал на стол, а Ками - брал в руки камень.
  Тор и Ками еще много раз обедали у нас. Мама старалась приготовить для них рыбу и рис, это была их любимая еда.
   Однажды мама спросила гостей, как они попали в плен? Японцы смутились и стали уверять:
  - Моя русский не стреряй! В прен сама пошра. Не хотера война.
  Оба очень тосковали по дому, в плену они томились уже почти три года. У Тора отец был крупным промышленником. Тор смешно изображал своего отца - надувал щеки и округлял живот руками, показывая, какой он богатый и толстый. Ками был из простой рабочей семьи.
  Война стерла все сословные грани, и в плену они стали лучшими друзьями. А еще молодые японцы очень полюбили наш черный хлеб. До войны они даже не знали его вкуса. В Японии этот продукт не едят, его заменяет рис, и даже пирожные пекут из рисовой муки.
   - Когда моя пошра дома, то скучай русский хреб" - говорили они.
   Прошло несколько месяцев, и однажды я увидела, что вместо военнопленных на стройке трудятся наши русские рабочие. Подумала, что замена временная, но японцы больше не вернулись. Никто не знал, куда их увезли. Может быть, отправили на родину, а может, перевели в другой город.
   Своих друзей Тора и Ками я больше не увидела. А черная бабочка - махаон еще много лет хранилась в моей коллекции, пока не рассыпалась от времени.
   
  Собака по имени Свобода
  Надо сказать, что во Владивостоке нам жилось очень весело. Детей вокруг было много. Целой ватагой мы ходили гулять.
  Вокруг, куда ни глянь, возвышались сопки - такие невысокие горы, покрытые лесами. Весной, когда зацветал багульник, сопки были нежно сиреневого цвета, а осенью их цвет менялся от бледно желтого, до красно-коричневого. Мама, глянув вокруг, восклицала:
   - Какая красота, ведь никакой художник не сможет передать всех оттенков, какие есть в природе.
  С ранних лет мы с Инной были приучены к чтению. По совету отца изучали всю литературу, посвященную Уссурийскому краю и дальнему Востоку. В городе была очень хорошая библиотека, где мы и брали книги.
  Я дружила с соседским мальчиком Толиком. Он тоже любил читать. Мы обменивались интересными книгами, и иногда читали по очереди вслух. А еще любили играть в разные шумные игры: прятки, жмурки, скакалки, классики. Часто бегали наперегонки. Тут отличалась моя сестра Инна, никто не мог ее догнать. А она обгоняла даже мальчишек постарше.
  Как-то раз, одним дождливым летним днем, когда мы сидели на веранде и читали книги, к нашему дому пришла большая рыжая собака. Она была вся мокрая, изможденная, видимо потеряла хозяина и долго скиталась. Мы накормили собаку и положили для нее сухую подстилку. Никто не знал, откуда она пришла. Это была ее тайна.
  Немного отъевшись и окрепнув, собака стала настоящей красавицей. Длинная волнистая шерсть цвета красной меди, ясные карие глаза, большой чуткий нос и длинные кудрявые уши делали ее не отразимой. Но породу мы так и не определили.
  Папа осмотрел ее зубы и сказал, что собаке не более трех лет, и, скорее всего, она ирландский сеттер с какой-то примесью. Чистокровные сеттеры не бывают такими крупными.
  Все соседские дети полюбили собаку и подкармливали ее, кто чем мог. Она была очень веселая, умная и ласковая. Ела все, даже тушеную капусту и всегда благодарила за еду, облизывая нам руки.
  Собака всегда ходила с нами на прогулки в сопки и на море. Мама радовалась, теперь она могла нас спокойно отпускать из дому, ведь такая большая и умная собака не даст детей в обиду.
  Мы долго думали, какое же дать ей имя, и, наконец, назвали - Свободой. Она не признавала, ни ошейников, ни поводков и никогда, ни сидела на привязи. Как ни старались ее приучить, из всех пут, каким-то непостижимым образом, она всегда освобождалась.
  Свобода ходила, где ей вздумается, часто надолго исчезала, но всегда возвращалась и спала на веранде. К своему имени собака привыкла очень быстро и охотно прибегала на зов.
  Однажды в конце сентября, в воскресенье, мы небольшой компанией отправились в лес за грибами. Выдался погожий солнечный денек.
  Осень на Дальнем Востоке - самое приятное время года. Нас было пятеро: четыре девочки и мальчик Толик. Мы взяли с собой корзинки для грибов и бутерброды, решили идти на целый день. Свободы с нами не было: она куда-то убежала накануне вечером и еще не вернулась.
  Маму огорчало ее отсутствие. Ей было бы спокойнее, если бы собака была с нами.
  Весело болтая, мы углублялись в лес, поднимаясь по склону дальней сопки.
  На ближних горках почти ничего не было, рядом с городом любителей тихой охоты было гораздо больше, чем самих грибов. А нам так хотелось вернуться домой с полными корзинками!
  В лесу было очень красиво. Деревья были украшены яркими листочками, словно золотыми брызгами.
   Я бегала от одного куста к другому, собирала ярко-красные ягоды боярышника, следила взглядом за бурундуками, так похожими на белочек. Они очень забавно перепрыгивали с ветки на ветку, глядя на меня с нескрываемым любопытством.
  Про грибы я совсем забыла. Тем более что не могла найти ничего, кроме пары сыроежек, а они не пользовались уважением, потому что сильно крошились и превращались в бесформенное месиво.
  Наконец все устали проголодались и решили сделать привал. Перекусив бутербродам, начали перебирать добычу. Оказалось, что у сестры в корзине несколько больших белых грибов-красавцев. У подружек тоже были хорошие грибы: опята и грузди, а у Толика - больше всех: почти полная корзина. Только я одна опозорилась, моя корзинка была пуста.
  Тут начались насмешки и издевательства. Толик катался по траве от смеха и приговаривал:
  - Эх, ты, Лилька, тебе бы не грибы собирать, а ворон считать!
  Мне стало очень обидно, ведь я считала Толика своим лучшим другом, а он больше всех насмехался надо мной. Я молчала, и, глотая слезы, думала:
  - Ты предатель, погоди у меня! Еще попросишь какую-нибудь интересную книжку, держи карман шире! И вообще, больше не буду с тобой разговаривать.
  Я надулась. Но никто не обратил внимания на мою обиду. Вся компания, весело болтая, продолжила сбор грибов. Дети разбрелись в разные стороны, договорившись, время от времени, перекликаться между собой.
  Я же решила, что не стану откликаться на их оклики, и постараюсь набрать полную корзину, назло всем насмешникам.
  Шло время. Я все углублялась в лес. Голоса моих товарищей уже едва доносились до меня, но я упорно не отзывалась.
  - Пусть поволнуются немного, а когда наберу полную корзину, то сама их найду, ведь я прекрасно помню дорогу назад.
  Вскоре набрела на целую полянку белых грибов. Руки мои тряслись от жадности, так хотелось собрать их все, что я совсем забыла о времени и своих спутниках. Когда корзина наполнилась доверху, вдруг заметила, что начало смеркаться. Испугалась и скорее побежала к месту, где мы расстались с ребятами. Неслась что есть сил, постоянно окликая по имени, то сестру, то подруг, то Толика. Но никто не ответил мне, видно ушла слишком далеко от них.
  Стало очень страшно, я уже не знала, правильно ли иду. Начала кричать во весь голос, призывая на помощь, надвигалась ночь, а я осталась в лесу одна, беззащитная маленькая девочка. В панике заметалась из стороны в сторону, совершенно потеряв ориентацию. 
  Между тем тьма сгущалась, слышались какие-то непонятные звуки и шорохи, казалось, что кто-то крадется за мной во мраке, вот-вот нападет сзади и разорвет меня на части. Замирая от страха, я все-таки продвигалась вперед, чтобы не стоять на мете, ожидая нападения дикого зверя.
  Прошло еще какое-то время, стало совсем темно, я постоянно натыкалась на стволы, набивая себе синяки и шишки. Казалось, что деревья выстроились передо мной сплошным забором, специально держат меня и не дают идти. Поняв, что двигаться в ночном лесу невозможно, я начала устраиваться на ночлег. Нужно было сгрести сухие листья в кучу и закопаться в них, так я и сделала.
  "Может быть, листья спрячут меня от диких зверей", - думала я, закрывая голову вязаной кофточкой, стало очень холодно. Ни листья, ни кофточка не помогли мне согреться. От страха и холода меня бил озноб. Я закрыла глаза и приготовилась умирать.
  Передо мной поплыли картинки из моей недолгой жизни. Увидела грустно улыбающуюся маму и папу, который махал мне рукой, словно прощаясь... Слезы медленно текли по моим щекам, я не заметила, как задремала. Вдруг, вздрогнула, очнувшись от прикосновения чего-то горячего и влажного к моему лицу.
  " Волк!!!" - с ужасом подумала я и зажмурилась еще крепче. Но, услышав радостное, нежное повизгивание, поняла - это Свобода! Моя дорогая, любимая собака! Она нашла меня! Она пришла, чтобы спасти меня!
  Я радостно вскрикнула и, зарыдав от счастья, обняла ее теплую мохнатую шею. Собака легла рядом, согревая меня своим телом и продолжая тихонько повизгивать. Я уже ничего не боялась и крепко уснула, сжимая Свободу в своих объятиях. Так хорошо было рядом с ней!
  А на утро, чуть только забрезжил рассвет, я подобрала корзинку с грибами, и мы побежали домой. Собака уверенно вела меня, она хорошо знала дорогу, видимо не раз бывала в этих местах. Самое главное, путь которым она вела меня, был гораздо короче нашего, хотя тропинка оказалась очень крутой. Мы спускались вниз по другому склону сопки.
  Дома никого не оказалось, я поняла, что все ушли меня искать. Свобода, убедившись, что я в безопасности, убежала встречать моих близких, чтобы успокоить и сообщить им, каким-то своим способом, что я уже дома.
  Вскоре они вернулись домой в сопровождении радостной Свободы, состоялась бурная встреча: объятия, поцелуи, слезы. Оказывается дети искали меня до самой темноты, а не найдя побежали домой и все рассказали родителям. Дома началась паника, мама с сестрой плакали, а папа побежал по соседям, чтобы организовать поиски.
  Взяли фонари, факелы и целой толпой отправились в сопки. Искали меня в тех местах, где мы вместе собирали грибы, а я была уже далеко и спускалась по другому склону, не понимая, что иду не в ту сторону.
  Свобода, вернувшаяся к вечеру домой, каким-то непостижимым образом поняла, что я заблудилась в лесу и отправилась на поиски самостоятельно. Она без труда меня отыскала.
  Так собака по имени Свобода стала героиней: весь город узнал о том, как она спасла меня. Все вокруг старались приласкать её и угостить чем-нибудь вкусным. Свобода была очень этим довольна, но совсем не зазналась, а по-прежнему была преданным, верным другом и участвовала во всех наших играх и забавах, оставаясь при этом свободной и независимой.
   
   Тайны Русского острова
  Однажды в начале лета отец пришел со службы в очень хорошем настроении. Он вынул из портфеля большой конверт, потряс им в воздухе и сказал:
  - Это путевка в пионерлагерь на Русском острове. Мне она досталась случайно, один из офицеров отказался, хотя еще зимой заказал ее для сына. Смена начинается через неделю, надо успеть подготовиться. Кто из вас поедет?
  Он вопросительно посмотрел на нас с сестрой.
  - Инна не может, - вступила в разговор мама, - у нее задание на лето по английскому языку. Если не сдаст, останется на второй год в пятом классе. Пусть в лагерь едет Лиля.
  - А я не хочу без Инны, - запротестовала я, - мне одной там будет скучно!
  - Скучно в пионерлагере быть не может! Там же столько детей, - возразил папа. - Найдешь себе подружку, и вместе будете ходить на пляж и в лес.
  Уже два года наша семья жила во Владивостоке. Отец преподавал на военных курсах экономическую географию. Он очень любил свой предмет и умел замечательно рассказывать о странах, городах и народах. Знал все о фауне и флоре любого уголка земли. Стены нашей казенной квартиры были увешаны географическими картами. Любимым занятием отца в свободное время было гонять нас по карте. Мы с сестрой наизусть знали столицы всех государств, могли найти широту и долготу любой географической точки. Безошибочно показывали на карте все реки, горы, моря и озера.
  Мне почему-то не хотелось ехать в лагерь, было как-то страшновато. Я сидела надувшись. Не видя радости на моем лице, папа подошел к карте, взял указку и сказал:
  - Идите-ка сюда. Я покажу вам остров Русский и кое-что о нем расскажу.
  Мы подошли к отцу и стали внимательно слушать.
  - Русский остров, - начал он, - совсем небольшой. Длиной восемнадцать и шириной тринадцать километров. Он находится в Японском море, очень близко от Владивостока, всего на расстоянии восьмисот метров. Территория его холмиста. На сопках произрастают, в основном, лиственные деревья, дубы и липы. Берега острова обрывисты и изрезаны многочисленными бухтами. Эти особенности с древних времен привлекали на остров пиратов. В бухтах было легко скрываться и неожиданно нападать на проходящие суда.
  - Пираты? - заинтересовалась я. - Расскажи о них по подробнее. Я так люблю читать про пиратов!
  Папа улыбнулся.
  - Что ж, слушай. Если тебе так интересно! Но начну я с истории. Территория Приморья со всеми островами некогда принадлежала Китаю. В семнадцатом веке российское правительство заключило договор с этой страной о совместном владении Приморьем. Из России сюда сразу же потянулись переселенцы и начали осваивать эти дикие земли. Обзавелись хозяйством, построили поселки. Занялись земледелием и рыболовством. Все было бы хорошо, если бы не набеги китайских пиратов-хунхузов. Они, притворяясь торговцами, нападали на русских поселенцев. Грабили. Убивали, уводили в плен их жен и детей. Быстроходные лодки-джонки нападали на суда, забирали ценные грузы, команду и пассажиров топили в море, принося в жертву Черному Дракону.
  - А кто такой Черный Дракон? Он и вправду был у них?
  - Конечно, нет, - ответил папа, - это легенда созданная, чтобы оправдать жестокость и коварство морских разбойников. Хунхузы говорили, что Черный Дракон требует жертв, и чем больше они погубят людей, тем милостивее к ним будет несуществующее чудовище. И постоянно будет посылать им удачу в разбойных делах. Своими базами хунхузы сделали остров Русский и остров Попова, что в двадцати километрах от Владивостока. На острове Попова хунхузы построили сторожевую башню, с которой высматривали проходящие мимо торговые и пассажирские корабли. Небольшой российский военный гарнизон, располагавшийся в поселении Владивосток, не мог справиться с пиратами. На территории Приморья царило безвластие и хаос. Так продолжалось почти три века. Только в 1880 году правительство России подписало с Китаем договор, по которому Приморье вошло в состав Российской империи. С этого времени поселение на берегу Японского моря стало называться городом "Владивосток". К порту приписали флотилию торговых и военных кораблей. А остров назвали "Русский" и разместили на нем военный гарнизон. До сих пор этот остров считается закрытой территорией. На одной его стороне стоят войска и расположен военный городок, а другую часть отдали для отдыха детей военных. Посещение детского лагеря родителями разрешено лишь по воскресениям.
  - А хунхузы, наверное, зарывали награбленное где-то на Русском острове? - спросила я.
  Отец хитро посмотрел на меня и спросил:
  - А ты что, собираешься заняться поиском кладов?
  - Нет, я просто спросила, - заверила я, а про себя подумала: "А почему бы и нет? Можно попробовать!"
  - Китайские пираты, - продолжил отец, - награбили очень много. В их руки попадали несметные сокровища. Естественно, что они могли прятать богатство в тайниках. Сокровища хунхузов до сих пор не найдены. Прятать драгоценности они умели очень хорошо. Так что найти клад будет очень трудно, - он хитро мне подмигнул.
  - А сейчас еще есть хунхузы, или их уничтожили? - спросила Инна.
  - Я думаю. Они еще промышляют в морях Тихого океана. Но к нам больше не лезут. Ведь советские границы надежно охраняются, как на суше, так и на море. В двадцатые годы, когда Советская власть еще только устанавливалась в Приморье. Были случаи нападения пиратов на корабли из Петербурга во Владивосток. Да и на сушу, они проникали под видом скупщиков рыбы и рыбаков. Они отнимали товары у торговцев и имущество у мирных жителей. Но вот и все, что я знаю о хунхузах, - сказал папа. - А сейчас давайте обедать, я проголодался.
   
  Прошла неделя. Я оказалась на Русском острове вместе с другими детьми. Прибывших встречали начальник лагеря и вожатые. Всех детей разделили по возрасту на четыре отряда. Одиннадцати-двенадцатилетние, в том числе и я, оказались во втором отряде.
  Нас накормили в столовой. На обедающих, с огромного портрета в позолоченной раме строго смотрел великий вождь и учитель, товарищ Сталин.
   После принятия пищи, нас развели по корпусам. Я сразу же обратила внимание на очень красивую белокурую девочку Элю. Она держалась уверенно и вокруг нее сразу же образовалась стайка подружек, которые стали ее постоянной свитой. Их начали называть "красавицами". Некоторые девчонки было очень застенчивыми, ни с кем не вступали в разговоры, и получилось. Что они тоже стали держаться вместе. Их прозвали "тихонями". Я и еще две девочки, были сами по себе, не пытаясь примкнуть ни к "красавицам", ни к "тихоням". Вскоре я сблизилась с одной из них, Ниной. А через несколько дней девочки начали дружить всей палатой.
  В первый день избрали председателя совета отряда. Конечно же, выбор пал на Элю. Она стала главной.
  Распорядок в лагере был железный. Утро начиналось с побудки, звучал горн. Все выбегали на зарядку и под бодрые звуки баяна начинались физические упражнения. Их проводил физрук Леня - высокий сильный молодой мужчина. Он всегда ходил в сатиновых шароварах, спортивных тапочках, со свистком на шее и мячом в руках. Горе тому, кто не выходил на зарядку! Такого ленивого пионера позорили на общей линейке и наказывали долгим стоянием на спортплощадке до самого обеда.
  Линейки мне казались не нужной, утомительной затеей. Они проводились на специально оборудованной площадке, где был установлен деревянный помост в виде парусного корабля. Посередине него возвышалась мачта, на которой днем развевался лагерный флаг.
  Стоять по стойке смирно около часа было трудно. Каждый председатель совета отряда по очереди рапортовал перед председателем совета дружины, он подробно рассказывал обо всех событиях, произошедших в отряде. После этого звучала команда:
  -Поднять флаг!
  И кто-нибудь из особо отличившихся детей торжественно поднимал флаг на мачте. При этом все ребята поднимали руки в пионерском салюте. Та же церемония повторялась каждый вечерь, только уже под команду "Спустить флаг!"
  Кроме того мы очень много маршировали под бодрые советские песни.
  Купание в море обычно проводили перед обедом. В воду нас пускали всего на пятнадцать минут по свистку физрука.
  Не дай Бог, если кто-нибудь не выйдет по сигналу из воды! Провинившихся детей ждало наказание. Это было несправедливо! Так хотелось поплавать, поплескаться. Когда наша семья жила на Азовском море, мы с сестрой торчали в воде часами. А в лагере были сплошные запреты. Конечно, я понимала, что вожатые отвечают за нас, и боятся, чтобы кто-нибудь не утонул. Но все равно было обидно!
  Этот полувоенный режим очень угнетал меня. Хотелось свободно гулять, купаться в море. И, совсем уже было ни к чему, ложиться спать после обеда, когда светило солнышко и манило на прогулку. Так называемый "мертвый час" нужно было соблюдать неукоснительно.
  Первые дни мы очень скучали по дому и с нетерпением ждали воскресенья, когда приедут родители нас проведать. На этот первый выходной назначили торжественное открытие лагеря. Дети готовились к большому празднику: шили, клеили, вырезали из цветной бумаги карнавальные костюмы под руководством вожатых. По вечерам, после ужина на большой открытой веранде для танцев, проходили репетиции. Мы пели, плясали, готовили акробатические номера.
  Моя новая подружка Нина, оказалась отличной акробаткой. Я с восхищением наблюдала, как она делает стойки, мостики и крутит колесо. Она посещала кружок акробатики при Доме Пионеров. Нина привезла с собой красивый красный спортивный купальник с блестками.
  Наконец, настало долгожданное воскресенье. С утра, после завтрака, все ребята толпились у моря, в ожидании родителей. Вскоре, один за другим, к причалу подошли катера. Они высаживали на берег долгожданных гостей. Дети радостно бросались на шею родителям и принимали гостинцы. Конечно же, это были сладости.
  Наконец, прибыли мои папа, мама и сестра Инна. Они привезли бумажный кулек конфет в разноцветных обертках, чему я была очень рада. Сладкого нам хотелось всегда.
  После обеда, в честь праздника, в лагере отменили "мертвый час". Мы устроили родителям концерт самодеятельности. После него нам разрешили искупаться в море под присмотром родителей. Это было настоящее наслаждение! Мы с Инной плавали целый час, доставали со дна морских звезд, ежей и красивые раковины.
  К вечеру гости разъехались. После ужина, начался настоящий праздник. На поляне возле лагеря разожгли большой костер. Директор произнес длинную патриотическую речь, затем хором спели Интернационал и начали веселиться. Под задорную музыку баяна мы плясали в карнавальных костюмах. Среди нас были и клоуны, и принцессы, и разбойники. Мальчишки в самодельных буденовских шлемах гордо скакали вокруг костра на лошадках-палочках. Веселье продолжалось до позднего вечера.
  Со следующей неделе началась обычная лагерная жизнь: строгий распорядок, железная дисциплина. Иногда в хорошую погоду, нас строем водили в лес. Там пионеры разбредались кто куда, без особого контроля. Но вернуться нужно было вовремя, по свистку вожатого.
  В лесу было замечательно! Я никогда не была в тропиках, но из прочитанных книг, знала, что там непроходимые джунгли. Мне казалось, что я очутилась в тропическом лесу. Деревья были увиты лианами, ноги утопали в сплошных зарослях папоротника. Встречался дикий виноград и лиана-актинидия с очень вкусными ягодами, похожими на полосато-зеленый крыжовник, только более удлиненной формы. Мы собирали их и ели с удовольствием. Повсюду росли высокие кусты орешника-лещины. Орехи оказались еще незрелыми, к нашему разочарованию, под скорлупкой вместо аппетитного ядрышка была невкусная белая вата. Позже я спрашивала у отца, почему на Русском острове растут такие южные растения, как лианы и виноград, ведь в Приморье суровый климат?
  - Это из-за теплых и влажных ветров-муссонов, которые летом дуют с океана и смягчают климат. Это дает возможность здесь расти субтропическим растениям, - объяснил мне папа. - А еще на климат Приморья влияет теплое течение Куросио.
   
  После каждой лесной прогулки нас вели на медосмотр, тщательно проверяли, не подцепили ли мы клещей, среди которых попадались энцефалитные. Последствия укуса такого клеща мы все прекрасно знали, поэтому с готовностью давали себя осматривать.
  По вечерам, после отбоя, девочки в моей палате любили рассказывать интересные истории. Особенно им нравились страшилки: "В черной причерной комнате стоял черный-причерный стол. А на нем - черный-причерный гроб..."
  Чем дальше, тем страшнее и нелепее. Девчонки взвизгивали от ужаса и забирались с головой под одеяло.
  Как-то на четвертый или пятый вечер жизни в лагере, я предложила:
  - Девочки, а хотите, я расскажу вам очень интересную историю про наш остров? - спросила я.
  - Про Русский остров? - уточнила Нина.
  - Да, - ответила я. - И заметьте, все, что я вам расскажу - чистая правда.
  Давай, давай, рассказывай, - со всех сторон послышались нетерпеливые голоса.
  - Ну, тогда слушайте! - начала я. - Давным-давно, когда Приморский край еще не принадлежал России, здесь хозяйничали китайские пираты хунхузы. Одним из самых известных был жестокий и страшный хунхуз Чан Джи По ( я на ходу придумала это имя. Стараясь, чтобы оно звучало по-китайски).
  Этот Чан, как его коротко называли помощники, для устрашения красил бороду в рыжий цвет и носил на голове красный платок. Он называл себя сыном Черного Дракона и постоянно скалил свои огромные, желтые гнилые зубы.
  Чана боялись все, даже члены пиратской шайки. В порыве гнева он мог убить любого из сообщников. Его быстроходная джонка всегда появлялась внезапно и стремительно атаковала торговые и пассажирские суда. Чан со своими головорезами безжалостно топил всех пассажиров и команду, беря в плен только самых богатых, за которых можно получить огромный выкуп.
  Дальше я описывала ужасные злодеяния выдуманного мной пирата. Фантазия моя работала. Открывая рот, я еще не знала, о чем буду рассказывать, но слова лились сами, складываясь в интересную сказку.
  Девочки слушали, как зачарованные, да и сама я увлекалась и начинала верить в свои выдумки.
  - По одной старой легенде, Чан Джи По держал в пещере на огромного страшного дракона и всячески ублажал его. Приносил чудовищу на обед пленников. Устроил ему ложе из золотых монет и украшений. Дракон наслаждался, катаясь по сокровищам, и рычал от удовольствия.
  Злой хунхуз в такие минуты, сложив на груди руки, вставал на колени и молил дракона о том, чтобы тот ниспослал ему удачу в разбойных делах. И чудовище выполняло его желания, посылая пирату корабли с драгоценными грузами.
  Несметные богатства, которые добывали хунхузы, благодаря колдовству дракона, они закапывали в потайных местах, надеясь, когда-нибудь вывезти в Китай.
  Так что, подружки, на нашем острове, полно зарытых сокровищ, и мы с вами ходим по ним.
  - Девочки, а давайте искать клад, может нам повезет? - сказала Эля.
  - Завтра же с утра и начнем, - затараторили наперебой девчонки, - а Лиля подскажет нам, где копать.
  - Но я ведь не знаю, где хунхузы закопали сокровища. - испугалась я ответственности. - Они были хитрыми и прятали клады так, чтобы никто не мог найти.
  - Все равно попробуем! - решили девочки.
   
  На следующий день, сразу после завтрака, был объявлен "трудовой час" - уборка территории. Обычно мы занимались этим делом без энтузиазма, всячески затягивая процесс. Больше отдыхали, чем работали. На этот раз девчонки второго отряда вдруг проявили несвойственное им рвение. В сарае для инструментов захватили несколько лопат и совков, взяли даже лом и кирку. А для отвода глаз - два ведра и метлы.
  - Будем делать вид, что собираем мусор. Напихаем в ведра всякого хлама, а сами начнем копать. Но так, чтобы никто не заметил, - предложила Эля.
  - Лучше копать под большими старыми деревьями, которые уже росли при хунхузах, - подсказала я. - Там, среди корней легко спрятать сундук или ящик с драгоценностями.
  Мы копали до самого обеда. Физрук Леня заинтересовался, подошел и спросил:
  - Вы что, девочки, деревья окапываете?
  - Да, дружно, - отвечали мы.- Корням нужен воздух!
  - Ну, что ж, это правильно. Молодцы! - похвалил нас Леня и отстал.
  Клада под деревьями мы не нашли. А выкопали только ржавые железки, чему очень обрадовался физрук.
  - Тащите все сюда, на тележку! Отвезем на "ту сторону" и сдадим в металлолом.
  Немного разочарованные, но не потерявшие надежду, мы решили продолжить поиски завтра, но уже не на территории лагеря, а где-нибудь на лесной поляне.
  Припрятав под забором две лопаты и лом, отправились на обед.
  Вечером девчонки нашего отряда не пошли танцевать на веранду, а поскорее отправились в палату. Вожатая Вера, даже удивилась:
  - Девочки, идем на веранду! Будем разучивать новый танец падекатр.
  - Нет, Вера, - ответила за всех Эля. - Мы сегодня очень устали и хотим спать.
  Я чувствовала, что девочки ждут продолжения рассказа. Но у меня его не было.
  "Придется что-нибудь выдумать - решила я. - Это у меня здорово получается!"
  И вот, когда погасили свет и все улеглись, раздался чей-то голос:
  - Лиля, давай, рассказывай дальше!
  - О чем? - притворно удивилась я.
  - О хунхузах, - затараторили все вместе. - Мы с утра уже ждем!
  - Ну ладно. Тогда слушайте:
  Однажды Черный Дракон не захотел выполнить просьбу Чана и сказал:
  - Мне надоело есть пресное мясо простолюдинов. От них воняет чесноком и луком. Если ты хочешь, что бы я и дальше помогал тебе, принеси мне на обед настоящую принцессу, у нее должно быть нежное мясо и сладкая кровь!
  - Ладно, будет тебе принцесса. Только наберись терпения. Сложную задачу ты мне задал! - ответил хунхуз.
  Несколько дней пираты бороздили воды океана в поисках корабля с красавицей-принцессой на борту. Они встретили несколько торговых судов, но на них не то, что принцесс, даже простых женщин не оказалось. Разозленные хунхузы подожгли и потопили корабли.
  Наконец, на пятый день поисков, им встретился очень красивый парусник, сверкающий разноцветными огнями китайских фонариков. Это был корабль принцессы Фэй Линь, спешащей в Гонконг к своему жениху - богатому сановнику Кай Шеню.
  Через неделю у них должна была состояться свадьба. Отец невесты нагрузил корабль богатыми дарами.
  Коварный Чан напал на парусник ночью, его головорезы перебили свиту и команду. Принцессу Фэй Линь связали и посадили в мешок. Корабль ограбили и сожгли.
  Довольные богатой добычей и подарком для дракона, пираты вернулись на остров.
  Пока негодяи выгружали награбленное, Чан решил взглянуть на жертву. Он никогда в своей жизни не видел ни одной принцессы, любопытство разбирало его. Пират развязал мешок и поставил девушку на ноги.
  Очутившись на земле, Фэй Линь, с презрением взглянула на похитителя из под длинных ресниц и плюнула ему в лицо.
  Мерзавец не ожидал ничего подобного.
  "Как, - с удивлением подумал он, - эта маленькая хрупкая девушка не боится меня, самого Чан Джи По, знаменитого пирата!"
  Он с восхищением разглядывал принцессу. Чан понял, что эта девушка смелостью и красотой покорила его грубое черствое сердце. Хунхуз влюбился впервые в жизни.
  А Фэй Линь стояла перед ним. Гордо подняв свою прекрасную головку, девушка прижимала к груди серебряный кинжал.
  - Только тронь меня, презренный хунхуз! Живой я тебе не дамся, - проговорила она ледяным голосом.
   
  - Ой! Как страшно, - прошептал кто-то из девчонок.
  - Он ведь не убьет ее? - раздалось из другого угла палаты.
  - Слушайте дальше, - все больше распаляясь, сказала я.
   
  - Злодей затрепетал от ужаса, а вдруг эта сумасшедшая убьет себя? Он не мог этого допустить, без принцессы Чан уже не мыслил своей жизни.
  - Успокойтесь, прекрасная принцесса, я не сделаю ничего плохого! Сейчас вас отведут в мой дом. Там вы сможете отдохнуть и подкрепиться. Принцессе ничто не угрожает, даю честное слово!
  - Честное слово пирата ничего не стоит, - произнесла Фэй Линь, но спрятала кинжал в складках одежды.
  - А как же быть с драконом? - зароптали пираты. - Ведь он голоден и ждет жертву?
  - Я это дело улажу, - сказал Чан, - а принцессу возьму в жены. И чтобы никто не смел приближаться к ней!
  Он, грозно сверкнув глазами, отправился в пещеру.
  Чудовище встретило его вопросом:
  - А где же принцесса, которую ты добыл для меня?
  - О, смилуйся над нами, хозяин, нам не удалось встретить в океане принцессу, - и он бросился на колени перед грозным драконом.
  - Ты лжешь, подлый мерзавец, - прорычало чудовище. - Немедленно веди сюда принцессу, я голоден! Меня не кормили несколько дней! - и дракон завыл, как голодный пес.
  Хунхуз затрясся от ужаса, но не сдвинулся с места.
  - Можешь сожрать охранника, который стоит у входа или любого из моей команды, только не меня!
  Дракон еще больше разъярился от этих слов.
  - Предатели! - завопил он. - Не буду больше вам помогать!
  Дракон раздулся, поднатужился и выпустил из пасти струю огня. Пламя охватило Чана. Он с воплями выкатился из пещеры.
   
  - Дальше, дальше! - закричали девчонки.
  Но я была непреклонна:
  - Пора спать! Продолжение будет завтра.
  Утром следующего дня, посовещавшись, решили искать клад на большой поляне, недалеко от лагеря. Во время "мертвого часа" мы втроем: Эля, Нина и я, вылезли из окна, прокрались вдоль забора к дыре. Захватив лопаты и лом, отправились на поляну. Там стоял огромный вековой дуб, который нам показался очень подходящим местом для клада.
  - Если бы я была пиратом, - сказала Нина, - обязательно спрятала бы сокровища именно здесь.
  Мы копали целый час, пока не устали. Поняли, что никакого сокровища здесь нет.
  - А может быть, хунхузы закопали награбленное в сопках? - предположила Эля.
  - Все может быть, - ответила я,- но туда нам не добраться.
   
  А вечером, я продолжила свой рассказ.
  - Итак, дракон догнал Чана и растоптал его. Затем начал убивать всех подряд. В ужасе, хунхузы бежали к морю, прыгали в джонки и отплывали от берега. А чудовище решило поймать и съесть принцессу. Оно помчалось к дому Чана, зная, что девушка находится там. От ужаса стражники забыли запереть дверь дома. В панике, они бежали с остальными пиратами. Принцесса поняла, что ее никто не охраняет. Путь свободен. Фэй Линь выбежала из дома и спряталась в колючих кустах.
  Дракон, не найдя девушки в доме, в ярости, сжег его. Расправив в могучие черные крылья он полетел за пиратами.
  Чудовище решило, что беглецы захватили девушку с собой. Оно настигло их далеко в море. Не найдя принцессы, испепелило лодки вместе с людьми.
  Его мучил страшный голод. Дракон вернулся на остров искать принцессу.
  Фэй Линь сидела в своем укрытии, боясь пошевелиться. Она знала, что дракон разыскивает ее. Видела, как он с высоты птичьего полета осматривает лес.
  Вскоре дракону это надоело, и он улетел куда-то вдаль. Девушка следила из кустов за его плетом, пока чудовище не скрылось из виду.
  Наступила ночь, но Фэй Линь все еще боялась выйти из кустов. Даже утром дракон не прилетел обратно. Он решил больше никогда сюда не возвращаться.
  Принцесса жила на острове одна, потеряв счет времени. Она питалась дикими фруктами, вишнями и абрикосами. Пила воду из речки. Ее прекрасное нежное личико покрылось красными пятнами от укусов комаров, тело было исколото колючками. Нарядное дорогое платье изорвалось в клочья.
   
  Лишь через две недели жених разыскал свою Фэй Линь. Одному из слуг принцессы удалось избежать смерти. Его нашел и подобрал проходящий корабль. Спасенный поспешил к жениху принцессы и рассказал о том, что пираты погубили парусник с командой и пассажирами, а принцессу взяли в плен.
  Кай Шень тут же снарядил корабль, посадил на него двадцать отважных воинов и отправился к острову. Там он нашел измученную и оборванную принцессу и увез с собой в Гонконг. Сокровища дракона они тоже увезли с собой.
  Фэй Линь и Кай Шень поженились. Они жили долго и счастливо. А Черного Дракона люди видели на Японских островах, он жил там один и больше не доверял людям. Вот и все! - закончила я свой рассказ. - Больше я ничего не знаю о хунхузах.
  - А откуда ты узнала эту историю? - спросили девочки.
  - О хунхузах мне много рассказывал папа, а еще я читала китайские сказки и легенды. - Фантазия моя иссякла, и я решила прекратить вечерние рассказы.
  - А что, хунхузы исчезли навсегда? - спросила Эля.
  - Конечно, нет! Вместо тех появились другие, новые хунхузы. Они промышляли в этом районе с древних времен до наших дней! И только Советская власть заставила их убраться, - со знанием дела ответила я.
   
  До окончания нашей смены оставалась одна неделя. Надежда найти сокровища хунхузов постепенно таяла. Мы поняли, что эта задача нам не по плечу и решили прекратить поиски. На душе у всех сразу стало легче. Девочки начали больше играть, рисовать и по вечерам на веранде разучивали танцы.
  Предстоял прощальный вечер у пионерского костра. Нужно было подготовить карнавальные костюмы.
   
  Как-то раз днем, я, Нина и Эля, сидели под деревом за столом, вкопанном в землю. Мы рисовали и клеили себе маски. Вдруг Нина уронила красный карандаш и полезла искать его под стол. Карандаш провалился в дырочку, похожую на норку, у самой ножки стола. Достать его оказалось трудно. Мы с Элей стали помогать, подкапывая и увеличивая отверстие ножницами. Когда Нина наконец-то достала карандаш, мы увидели, что в расширенном отверстии что-то блестит.
  - Это драгоценности, - взволнованно воскликнула Эля.
  Мы опустились на колени и начали усиленно выкапывать что-то блестящее. После некоторых усилий, нам удалось достать бутылку из толстого, темно-зеленого стекла. Мы обтерли ее бумажкой и стали просматривать на свет. Затем потрясли. Но ничего не услышали. Бутылка была закрыта пробкой, вошедшей так глубоко внутрь, что достать ее мы не смогли. Решили разбить бутылку. Нина с силой швырнула ее о камень. Сосуд разбился вдребезги, мелкие осколки, словно брызги, разлетелись в стороны. Внутри ничего не оказалось, кроме вчетверо сложенной бумажки. Мы были разочарованы, но решили развернуть листок. Вдруг там план места, где зарыт клад? Но это оказалась записка, написанная химическим карандашом на тетрадном листке.
  Эля начала читать вслух.
  "Ребята свободного коммунистического мира! Шлем вам пламенный пролетарский привет! Пишут вам Коля, Вася и Женя. Мы - беспризорные дети революции. Наши родители пали в борьбе с проклятыми буржуями в борьбе за светлое будущее трудящихся всего мира.
  Мы попали на Русский остров вместе с другими сиротами, всего нас было сто человек.
  Добрые дяденьки из Америки решили помочь беспризорным детям. Осенью 1919 года вывезли нас из голодного и холодного Петрограда.
  Поселили в казармах на Русском острове. Американцы привезли много еды и одежды. Мы хорошо жили, пока не кончились продукты. Начался голод, дяденьки из Америки про нас забыли и бросили тут подыхать. Многие ребята заболели. Нас выручили красноармейцы, привезли мешок муки и свиное сало.
  Наш любимый учитель Егор Николаевич обещал, что скоро наступит коммунизм, сначала у нас в стране, а потом и во всем мире. Никто не будет болеть и голодать.
  Мы надеемся, что это письмо попадет в руки счастливых детей, живущих при коммунизме! Пишем вам, чтобы вы, пионеры будущего, узнали, как нам было трудно.
  Завтра приедет большой пароход и увезет нас обратно в Петроград.
  Да здравствует мировая революция!
  С пролетарским приветом Коля Петров, Вася Прокопенко и Женя Гольдман. 20 ноября 1920 года".
   
  Я была потрясена. Представила себе этих несчастных голодных мальчишек, мечтающих о светлом будущем для людей всего мира, и на глаза навернулись слезы. Посмотрела на девчонок. Эля украдкой вытирала глаза. А Нина ревела в голос.
  - Интересно, где теперь эти ребята? Что с ними стало? Живы ли они? - сказала Эля.
  - Конечно же, живы, - ответила я. - Они уже взрослые. Их дети, наверное, наши ровесники.
  - Мне так хочется в это верить! Надеюсь, они счастливы. - Нина перестала плакать и улыбнулась.
   
  Мы отнесли записку старшей пионервожатой и рассказали, как она попала к нам в руки. На вечерней линейке послание из прошлого прочитали вслух перед всей дружиной.
  Директор лагеря предложил завести журнал памяти, в которой заносились бы самые важные события из жизни пионерского лагеря. Первой записью в нем стал рассказ о нашей находке. А саму записку поместили под стекло в пионерской комнате, чтобы каждый мог ее прочитать.
  Я и мои подружки стали самыми популярными девчонками в лагере. Все хотели водить дружбу с нами, постоянно расспрашивали, как это нам удалось обнаружить бутылку с запиской. Клады мы больше не искали. Если сказать честно, девочкам просто надоело это занятие.
  Вскоре состоялось торжественное закрытие лагеря, а на следующий день пришло время расставаться. Мы с Элей и Ниной решили поддерживать дружбу и после возвращения в город.
  Вот такой у меня получился отдых. Искала пиратские сокровища, а нашла - привет из прошлого, кусочек истории Приморского края.
   
  Елочка
  Наступление Нового, 1949 года мы с сестренкой ожидали с особым нетерпением и трепетом. Отец недавно вернулся из Москвы, где был в командировке. Он привез подарки для всей семьи к Новому году и много разных вкусных конфет.
  До праздника оставалось еще несколько дней, мама все спрятала и выдала нам по две конфетки на пробу.
  - Подарки вы получите в новогоднюю ночь, - сказала она строго, и даже не дала заглянуть в пакеты и свертки.
  Мы с сестрой изнемогали от любопытства, так хотелось узнать, что там?
  Вскоре нас отвлекли веселые предновогодние хлопоты. Мы, вместе с мамой отправились покупать елку, и это оказалось нелегкой задачей, ведь у нас была всего одна комната, правда большая, но для четверых места все равно было маловато.
  Нужно было выбрать подходящее деревце, красивое и пышное, но при этом не очень высокое и раскидистое.
  И вот веселый молодой продавец на елочном базаре нашел для нас подходящую лесную красавицу. Невысокая, но пышная и ровненькая, со всех сторон, елочка нам очень понравилась.
  И счастливые, мы принесли ее домой. Долго искали, куда бы поставить наше деревце. Наконец, решили, что самым подходящим для нее будет место между окном и старым облезлым диванчиком на котором спала я.
  Елочку украсили блестящими стеклянными шарами, золотым и серебряным дождиком, но игрушек оказалось мало и мы с сестрой принялись мастерить самодельные украшения.
  А мама предложила повесить на ветки мандарины, печенья и красивые конфеты. Мы с восторгом подхватили эту идею. Так здорово иметь дома Елочку с со съедобными игрушками! Вот она, благоухая хвоей и мандаринами, стоит такая нарядная, что нет сил, отвести от нее взгляд!
  - Лилька! Вдруг сказала мама, обращаясь ко мне, - смотри у меня, не вздумай съесть что-нибудь с елки до Нового года! Я сразу же замечу, если ты это сделаешь и накажу тебя.
  - Ну, что ты, мамочка,- возразила я, я ни за что не стану портить такую красоту!
  Но в душе у меня уже созрел коварный план действий. Ведь не даром меня в семье называли лисичкой, хитрости и изобретательности на разные шалости у меня было хоть отбавляй.
  Поздно вечером, когда все легли спать, я приступила к осуществлению своего плана. Прежде всего, я дотянулась до ве6ток, которые прислонялись к стене, они были не на виду. И там труднее всего было заметить пропажу. В первую очередь я откусила половинки от двух печеньиц, сделав из них полумесяцы. По-моему, так стало, даже лучше. А нежное печенье просто растаяло у меня на языке. Ах, как было вкусно! Затем, я осторожно развернула две самые красивые конфеты, одна была "Ну-ка отними!", а другая "Мишка на севере". Я очень быстро уничтожила их, а вместо съеденных конфет завернула в фантики хлебные мякиши, придав им соответствующую форму. Получилось просто здорово! Лжеконфетки продолжали висеть на ветках внешне ничем не отличаясь от настоящих.
  -"На сегодня все!" - решила я, - "Жаль, что нельзя подменить мандарины, а так хочется съесть хоть один!"
  Я вздохнула, поворочалась и заснула под чудесный аромат елки.
  Но на утро мама обнаружила следы моей деятельности.
  - Лилька! Бесстыжая! Ну-ка посмотри мне в глаза! Ты зачем обкусала печенье на елке? И после этого ты еще рассчитываешь на подарки?
  Мне стало очень стыдно. Я стояла молча, не знаю, что ответить. Но тут папа меня выручил.
  - Дорогая, не ругай Лильку, она тут ни причем! Это я сделал. Мне показалось, что печенья в виде полумесяцев будут смотреться на елке гораздо оригинальнее! Ты только глянь, какая красота получилась? - сказал он, заговорщицки мне подмигивая.
  - И вы хотите, чтобы я в это поверила? - строго спросила мама, но глаза ее уже улыбались, - ладно. Не будем сегодня никого ругать! Все-таки праздник. И она прижала к себе меня и Инну, а потом папа обнял всех нас сразу. В тот момент я почувствовала, как я счастлива, и в душе сама себе поклялась никогда больше не огорчать родителей.
  Весь день прошел в предновогодних хлопотах: мама пекла пироги, а мы с сестрой убирали и мыли полы.
  И вот наступил долгожданный вечер. Мама с папой посоветовались и решили выдать нам подарки, ведь надо же было встретить Новый год в праздничных нарядах!
  Мы получили по красивому шерстяному платью с белыми воротничками и по большой синей папке с золотыми звездами. Там лежали раскраски на тему русских народных сказок, набор переводных картинок, цветные карандаши и толстые альбомы для рисования.
  Вдоволь нарадовавшись подаркам, мы уселись за праздничный стол. После ужина, ближе к полуночи, родители ушли в гости к друзьям на встречу Нового года. А нам детям, разрешили снимать с елки сладости и фрукты и посоветовали долго не засиживаться, а лечь спать. Утром первого января папа собирался отвести нас на елку в Дом Офицеров.
  Мы посидели за столом еще немного, есть не хотелось. Не привлекали даже конфеты и мандарины украшающие елку, на столе в вазах этих лакомств было предостаточно. Вскоре мы легли спать. Я сладко спала, как вдруг, в тишине, услышала нежный серебристый голосок:
  - Лилька, проснись скорее! Я хочу показать тебе место, где я жила. Отнесу тебя в лес, там так хорошо! Там все мои родственники, они скучают и ждут меня. Летим со мной!
  - Кто ты? - удивилась я и широко раскрыла глаза.
  - Разве не видишь? Это я, Елочка! Обними меня крепче, нам пора лететь!
  И деревце, склонившись надо мной, протянула мне ветки. Я, даже не успев удивиться, крепко обняла ствол Елочки, и она обвила меня своими пушистыми лапами. Мы плавно взлетели, и какая-то неведомая сила понесла нас над домами.
  Было очень приятно лететь под мелодичный звон стеклянных шариков. Холода я не чувствовала, хотя на мне была только ночная рубашка. Вскоре мы мягко приземлились на заснеженной лесной поляне, вокруг которой стояли елки, высокие и совсем маленькие. Все они радостно приветствовали нашу нарядную красавицу, шептали ей нежные слова и шуршали ветками.
  На меня никто не обращал внимание, будто меня, и вовсе, не было. Самая высокая и стройная ель протянула к Елочке длинные мохнатые лапы, обняла ее и заплакала.
  - Доченька моя любимая! Прости, что не смогла защитить тебя от топора! Ведь ты могла еще много лет расти среди нас и радовать всех своей красотой! Ах, как жестоки люди! Они губят самых молодых и стройных из нас, ради своего минутного удовольствия. Тут все елки зашумели:
  - Это несправедливо! Так не должно быть!
  Они были очень взволнованны, рассержены и махали лапами-ветвями. Я стояла растерянная и подавленная, босиком на снегу. Мне хотелось умереть со стыда и горя. Слезы катились по моим щекам.
  Затем я увидела, что елки меня заметили. Они сдвинулись с места и начали медленно окружать меня.
  Они кричали:
  - Вы, люди, зачем губите наших детей? Разве вам их не жалко?
  Мне стало очень страшно, казалось, что вот-вот деревья меня раздавят.
   И тут я проснулась:
   - Слава Богу, я дома, а это был только сон!
  Было раннее утро. Мама и папа уже вернулись из гостей и спали в кровати. А елочка стояла на своем месте.
  Но она уже не показалась мне такой веселой и счастливой, как вчера. Ветки ее поникли, на стволе проступили капельки влаги.
   "Она плачет! - подумала я, - наверное, ей плохо у нас дома, она умирает! Ей хочется обратно в лес к своим друзьям".
  - Бедная Елочка, - сказала я, обнимая деревце! Прости нас, пожалуйста, если сможешь!
  За завтраком я рассказала свой сон. И всем тоже вдруг стало грустно.
   - Ладно, дети! - сказал папа. - Больше никогда мы не будем наряжать живую елку. Пусть эта будет последней.
  Вся семья с ним согласилась.
  С той поры прошло более пятидесяти лет, у меня родились и повзрослели дети, появились внуки, но по-прежнему, новый год мы встречаем только с искусственной елкой.
   
 
  В начале пятидесятых мы снова переехали. На этот раз отца перевели в столицу Грузии, преподавать в Нахимовском училище.
  Тбилиси поразил наше воображение. Шумный, многонациональный, необыкновенно красивый город. Казалось, что мы попали на удивительный вечный праздник. Повсюду слышалась незнакомая речь. Люди разговаривали на разных, неведомых нам языках: грузинском, армянском, азербайджанском. Они бурно жестикулировали, выражая яркие эмоции. Это было для нас в диковинку.
  Мама была поражена изобилием на базарах. Тут были разнообразные диковинные фрукты: медовый белый и черный инжир, зеленые ароматные фейхоа, гранаты, сочные зернышки которых напоминали драгоценные камни. И хорошо знакомые: мандарины, апельсины, виноград. Даже яблоки и груши здесь были особенные, необычайно сладкие и ароматные.
  Мясные ряды потрясали разнообразием: молочные поросята, домашние куры, индейки и утки, баранина, говядина и свинина. Все, что душе угодно!
  Наша семья, привыкшая к умеренности и однообразию в питании, теперь могла себе позволить многое. Мама, при помощи радушных соседок, изучила особенности местной кухни и начала нас баловать неповторимыми грузинскими блюдами. Сациви, хачапури, чахохбили и пхали стали нашей любимой пищей. Мы научились понимать вкус специй и пряных трав, которые вошли в повседневный рацион.
  Двери нашей квартиры не закрывались, столько у семьи появилось новых, шумных и веселых, друзей.
  Стоило немного выехать за городскую черту, как начинались удивительно красивые и живописные места: высокие, покрытые густым зеленым лесом, горы, бурные горные ручьи и речки, кристально-чистые родники со студеной водой. Папа, большой любитель природы от всего этого был в полном восторге. Каждый выходной водил нас с сестрой на прогулку в горы. Мы полюбили эти маленькие путешествия и ждали с нетерпением, очередного похода.
  В школе, где учились мы с Инной, тоже подобралась компания любителей пешеходных прогулок. В погожие осенние и весенние дни ребята встречались на вокзале, садились в пригородный поезд. Ехали до какой-нибудь станции, затем отправлялись в горы на целый день, а иногда и с ночевкой. Этими вылазками руководил учитель физики Олег Евгеньевич.
   В тот день погода выдалась великолепная. Стояла середина сентября, когда жара уже спадает. Солнышко грело, но не обжигало. Воздух был чист и прозрачен. Вокруг - красота необыкновенная. Осень слегка позолотила листву деревьев и кустарников. Сквозь колючие ветви алели спелые ягоды барбариса и шиповника. На деревьях висели спелые гроздья боярышника. Попадались дикие груши и яблоки. Сочные черные ягоды ежевики так и просились в рот. Группа растянулась и разбрелась в разные стороны, на ходу поедая дары природы.
  Олегу Евгеньевичу приходилось постоянно окликать и собирать всех вместе, чтобы двигаться в нужном направлении. Наконец мы добрались до развалин монастыря. Осмотрели место старинной церкви, посетили кельи монахов, находившиеся в пещерах. Усталые и переполненные впечатлениями принялись устраиваться на отдых. В этом нам помог местный сторож, который оказался большим знатоком истории Грузии. Он охотно рассказал нам о памятниках старины, показал подходящее место для костра и родник с чистейшей горной водой.
  Началась веселая суета. Мальчишки тащили хворост из леса, девчонки выкладывали съестные припасы. Вскоре разожгли большой костер, подвесили над ним казан, который Олег Евгеньевич всегда носил в своем рюкзаке.
  Девочки заварили ароматный чай с лесными травами и разлив чудесный напиток по кружкам, мы начали чаепитие. Все медленно, с наслаждением потягивали чай, бросая в рот маленькие слипшиеся конфетки - подушечки с повидлом. Это было невероятно вкусно! За чаем всех потянуло на задушевные разговоры. Девчонки затронули самую романтическую тему - любовь.
  Что такое любовь, и что важнее, любовь или дружба?
  Дядя Давит, так звали сторожа, сидел тихонько потягивая чай и слушал наши горячие высказывания. И вдруг неожиданно заговорил:
  - А хотите, я расскажу вам о настоящей дружбе?
  Все разом смолкли и посмотрели на сторожа. Он - деревенский житель, крестьянин, кстати, очень хорошо и правильно говоривший по-русски. Что мог он знать о дружбе?
  - Говорите, дядя Давит, мы вас слушаем, - сказал за всех Олег Евгеньевич.
  - Я живу в селе Вашловани, недалеко от Мцхета. До войны работал, да и сейчас продолжаю работать в совхозе. Наш край знаменит прекрасными фруктовыми садами. Так вот, в сорок первом году я был мобилизован и отправлен на войну против фашистов.
  Тогда я еще плохо говорил по-русски, было очень одиноко среди незнакомых людей. Тосковал по дому, друзьям, жене и маленькой дочери. Но вскоре у меня появился друг - сибиряк Федор Седых. Мы очень быстро сошлись с ним характерами, стали делиться воспоминаниями, рассказывали друг другу о своих семьях, читали вслух письма из дома. У Феди была жена Надя и трое детей. Младшая дочь, Аленка, родилась уже без него, мой друг даже не успел увидеть ее. Федор показывал мне фото своей семьи - молодая темноволосая женщина с младенцем на руках, а рядом - двое детей: девочка лет восьми и шестилетний мальчик. Оба беленькие, со светлыми глазами.
  Мы с Федором так подружились, что даже в бою всегда были рядом. Каждый из нас старался оберегать другого.
  Как то раз, в сорок втором году, после очень тяжелого боя, в котором мы оба чуть не погибли, мысли о смерти все больше стали овладевать нами. Тогда мы поклялись друг другу, что если один из нас погибнет, то другой позаботится о семье товарища. Тогда же и обменялись адресами. На сердце сразу стало легко и спокойно.
  Шли дни, месяцы, наша армия постепенно крепчала, немцы все чаще терпели поражения. Наконец, наступил переломный момент в войне, который вошел в историю под названием "Сталинградская битва". Наш полк был в самом центре событий. Мы отражали одну атаку за другой, шли бои за каждый дом. Так мы оказались в полуразрушенном доме на окраине города. От отчаяния немцы поливали нас сплошным артиллерийским огнем, невозможно было поднять голову. Солдаты лежали на полу в ожидании передышки. Вдруг страшный взрыв потряс здание - прямое попадание снаряда снесло остатки дома. Я, и еще несколько ребят, оказались в подвале, погребенные под обломками. Тяжелая бетонная плита лежала на моей груди, не давая мне дышать. Попытался позвать на помощь, но из горла вырвался только хриплый стон. Когда пыль осела, и глаза привыкли к темноте, я увидел рядом несколько изуродованных мертвых тел наших солдат. Тревога пронзила сердце.
  - А может быть, среди них и мой друг Федя? Собрал все силы и с трудом произнес его имя, надеясь, что если он жив, то услышит меня. К моему удивлению откуда-то сверху донеслось:
  - Дато, где ты, откликнись, я помогу тебе!
  От радости ко мне вернулись силы, и я ответил, что я в подвале, меня что-то придавило, и не могу пошевелиться.
  - Держись, друг, сейчас тебя вытащу...
  И тут я потерял сознание.
  Не знаю, каким чудом ему удалось сдвинуть тяжелую плиту и втащить меня наверх. Очнулся, когда он хлопал меня по щекам, приводя в чувство. Было трудно дышать, но слезы радости катились по щекам, и чувство благодарности переполняло душу.
  - Спасибо, друг, ты спас меня.
  Попытался подняться, но не смог. Левая нога подкосилась и я упал. Болела грудь, видимо, сломались ребра. Нужно было торопиться, пока стояло затишье. Помню, как Федор тащил меня через пустырь ползком, а я как мог, помогал ему, отталкиваясь здоровой ногой. Чувствовал невыносимую боль, а Федя, утешал и подбадривал меня.
  Немцы заметили две ползущие фигуры и открыли прицельный огонь. Федор прикрыл меня своим телом, и мы застыли на месте. Через несколько минут я пошевелился и заговорил с другом, но он ничего не ответил, потому что был мертв. Фашистская пуля угодила прямо в голову. Горю моему не было предела. Я обнимал тело Федора и громко рыдал. Мой друг погиб, спасая меня. Вокруг свистели пули, но я перестал обращать на них внимание. Мне было все равно. Я готов был умереть здесь же, рядом с ним. Но, видимо, Богу было угодно уберечь меня, предстояло позаботиться о семье погибшего друга.
  Когда стемнело, нас обоих вынесли санитары. Федора похоронили, а меня отвезли в госпиталь. Там я пролежал больше трех месяцев, перенес несколько операций на ноге и на груди. По выздоровлению вернулся в свой полк, но к этому времени весь личный состав поменялся, почти все бывшие сослуживцы погибли или были ранены.
  Я дошел до Берлина, а после войны вернулся домой. В кругу семьи отдохнул месяц и затем поехал в Сибирь, навестить семью погибшего друга и позаботиться о его детях. Добирался туда очень долго, почти две недели. В стране была разруха, народ куда-то ехал, и все перроны и вокзалы были переполнены людьми. Поезда ходили очень редко.
  Добрался до деревни Кедровка Новосибирской области и нашел дом Федора. Меня встретили трое ребятишек: старшая Анечка, не по годам серьезная двенадцатилетняя девочка с большими серыми глазами, десятилетний Егорка и четырехлетняя Аленка. Все трое, молча, стояли передо мной, с удивлением глядя на незнакомого дядю в военной гимнастерке.
  - Вы к кому? - наконец, спросила старшая девочка.
  - Я друг вашего отца, приехал повидать вас и рассказать, каким замечательным человеком он был.
  Вынул из чемодана подарки: сушеные фрукты, чурчхелы и другие грузинские сладости, которые передала детям Натела. Ребятишки с наслаждением принялись уплетать гостинцы, особенно маленькая Аленка.
  - А где ваша мама, ребятки? - спросил я, сажая на колени младшенькую.
  - Маму недавно похоронили, - ответил Егорка. - Она сильно болела после похоронки на папу, а теперь мы остались одни.
  Я был потрясен.
  - Как же вы теперь будете жить? Есть ли у вас родственники?
  - Нет,- ответила Аннушка, председатель колхоза собирается оправить нас в детдом. Но мы не хотим. Там нас разлучат. А мама велела заботиться о младших, - девочка заплакала.
  - Не плачь, дорогая, что-нибудь придумаем. Не дам вас в обиду! Я обещал папе позаботиться о вас.
  Я еще сам не знал, что предприму, но был уверен, что смогу защитить детей моего друга. Ночь провел без сна. Все думал и думал, как поступить. А к утру созрело твердое решение: забрать детей с собой в Грузию. Знал, что Натела с радостью согласится принять в семью детей моего погибшего друга.
  Утром отправился к председателю, рассказал ему свою историю и уговорил его доверить мне детей. Время было трудное. Детские дома переполнены сиротами, так что Иван Семенович почувствовал облегчение от того, что так хорошо удалось устроить ребят. Он оформил документы, взял с меня расписку, записал адрес. Я вернулся к детям, сияя от радости. Мы дружно начали готовиться к отъезду.
  Перед дорогой посетили могилу матери и отправились в далекий и трудный путь.
  Детей Федора моя семья приняла как родных. Все знали историю дружбы с русским солдатом и о его геройской смерти, во имя спасения друга.
  С тех пор прошло десять лет. Дети выросли. Мы с Нателой воспитали их, как родных. Все они хорошо говорят по-грузински, особенно младшая Аленушка. Она даже похожа на грузинку, темноволосая, как ее мама, и такая певунья! Она учится в школе. Старшая, Аннушка, вышла замуж за молодого агронома и родила сына. Средний Егорка служит в армии. Моя родная дочь Нана тоже замужем. Живет в Тбилиси и часто приезжает к нам с двумя детьми. Так что я вполне счастлив.
  Мы все были под впечатлением от рассказа Давита и долго не могли уснуть. Кто-то сидел у костра, кто-то ворочался и вздыхал, а кто-то задумчиво смотрел в звездное небо.
  А дядя Давид ушел в свою каморку, пристроенную к стене монастыря, и еще долго горел огонек в его окошке.