Сила жизни рассказы о природе


                ДОЖДЕВОЕ ЧУДО         

     Одно из самых сильных впечатлений моего детства – пробежавшая рядом дождевая тучка. Я видела кромку дождя так близко, что достаточно было протянуть ладонь… Не успела. Вижу как сейчас: разрывные нити, чуть наискосок, летят вперёд, не разбирая дороги. Мчатся мимо нас с мамой куда-то вдаль, туда, где ждут полива летние травы. Спешат, возможно, к нашей любимой земляничной полянке, неожиданно появившись среди вкусно пахнущего солнечного дня.
     Событие это длилось несколько мгновений, но осветило всю мою жизнь. Так нечто потрясающее не даёт покоя, оставаясь до конца непознанным и оттого волшебным. Я словно заглянула в тайну небес, а они, приоткрыв влажную тёмную завесу, отпустили погулять маленькую проказливую тучку, которая лихо прокатилась, едва не задев меня, указывая неведомую дорогу. Куда?..
     С тех пор я взволнованно отношусь к великому дару природы, ко всем её проявлениям. Пронёсшийся рядом дождь – граница двух миров, радости и печали, солнечного света и лёгких слёз. Тучка явно здоровалась с нами и желала доброго пути…

     Много лет прошло с тех пор. Немало чудес природы довелось мне увидеть, включая звездопад в горах. Но чудо проскользнувшего дождя не повторилось ни разу не только со мной, но и ни с кем из моих знакомых. Может быть, вам повезёт?
 

                КАНДЫКИ               

     Тих весенний лес, промозглый ещё, изнывающий под тяжестью сопротивляющихся снегов. Почва наполняется влагой, пьёт жестокую зиму, расквашенную до слёз. Слезинки крупные светятся на солнце, прощаясь и радуясь, готовые родиться вновь. Как бриллиантами усыпана земля. И среди этих сверкающих камушков на хрустких ножках танцуют кандыки. Кто-то пробивается ещё сквозь толщу набухшей остекленевшей ваты, толкаясь зелёной головкой на свет. Кто-то уже приветствует весну, кланяясь сине-сиреневой шапочкой. А когда кандыков много, просто дух захватывает! Расстилаясь лёгкими, ломкими, небесно-пастельными коврами, и тёплыми и холодными одновременно, они радуют взгляд, так и просятся в руки. Осторожно, то в одном месте цветочек сорвёшь, то в другом. Это чтобы дырок на ковре не было. После меня другой человек придёт, пускай тоже порадуется.

                Склоняются пред нами малышки кандыки.
                Ах, как поклоны эти почтенны, глубоки.
                Их трепетный люблю я оживший аромат.
                Но чтоб его почуять, сам поклониться рад.


                ЛЕСНАЯ ГОСТЬЯ               

     Из всех весенних цветов, скромно распускающихся в холодном лесу, я, сама не зная почему, больше всего люблю медуницу. Она не похожа на остальные первоцветы. Сравните хоть с подснежником, хоть с кандыком. С толстой мясистой ножкой, за которую не страшно взяться (точно цветок не сломаешь). Я редко рву первые весенние цветы, только когда их неисчислимо много, и они, безбрежно радуя глаз, так и просятся в пышный букетик.
     Медуницы часто растут кустиком. Несколько цветочков словно в одной горсти. Вот я и присаживаюсь перед ними и нежно обнимаю руками и наклоняю голову, чтобы вдохнуть невесомый весенний аромат. Но аромата у них нет. Может быть, только я их так воспринимаю? Для меня они пахнут землёй, беззащитной ещё, голой, освобождающейся от зимнего колдовства. Запах с примесью талого снега и свободы незримых ростков. В этих цветах – пробуждение не только природы, всего сущего, они для меня – символ нерушимости, неистребимости жизни, вселенского колдовства животворящей Земли. Их мизерные цветочки, то синенькие, то сиреневые, как посланцы из будущих летних садов. За что я люблю их? За первую теплоту? И откуда они знают об этом?
     Почему я спрашиваю? Да потому что одна такая красавица каким-то чудом выросла на моей даче. Да ещё где! Среди брошенных кирпичей, на неухоженном месте (ох как трудно везде успеть!) Крупные кирпичи, которые мешали, я, конечно же, убрала, и на следующий год медуниц было уже несколько, а на третий год они слились в роскошный букет. Он особенно трогательно смотрелся среди мелких кирпичных осколков. В этом году рядом и березка выскочила, ну чем она хуже. Теперь я понимаю, этот клочок земли будет моим маленьким островком леса. Не зря же он столько лет пустует. Земля пустоты не терпит. Коли в свободную землю семечко упадёт, прорастёт обязательно. Мне самой интересно, каких смельчаков ещё в гости ждать? Да и вопрос, кто из нас гость – я или они? Или все мы на Земле нашей гости?

                РАЗБЕГАЮЩИЙСЯ ЧАЙ

     Однажды летом гостила я у подруги в Таджикистане. Была там впервые, и всё мне было в диковинку: и пёстрые, широкие платья, и тюбетейки, и незнакомый певучий язык.
     Осталась как-то одна, решила помыть полы. На кухне, за плитой, увидела горку просыпавшегося чая. Видимо, на днях мои гостеприимные хозяева забыли открытую пачку на краю плиты, да и опрокинули нечаянно. Чёрная горка возвышается ровная, аккуратная, словно наш сибирский муравейник в миниатюре. А зрение у меня, надо сказать, слабоватое. А воображение богатое. Поэтому, когда чаинки, сметаемые моей твёрдой рукой в совочек, начали разбегаться в разные стороны, я с перепугу подумала, что перегрелась на непривычно жгучем азиатском солнышке, и решила передохнуть.
     Подремала полчасика, успокоилась, вернулась на кухню. Заглянула за плиту, горка чая возвышается на прежнем месте, словно и не сметала я её вовсе. Значит, показалось всё? Взяла совочек в руки, веничком махнула, а чаинки опять в разные стороны побежали! Тут уж я не на шутку перепугалась. Еле-еле подругу с работы дождалась. Сама то и дело за плиту поглядываю. На месте чайная горка или перебралась куда?
     Пришла Светка с работы. Смеётся надо мной. Оказывается, это муравьи её домашние. Она их не заводила, нет. Сами приползли.
     Вот так. К нам паучки да сверчки в гости захаживают. А у них муравьи за плитами живут. Светины родители после этого случая весь отпуск надо мной потешались. Зато когда ко мне в гости в заснеженную Сибирь приехали, заслушивались, как сверчок за печкой поёт. Им тоже это в диковинку было!


                ЛЕСНАЯ МОДЕЛЬ

    В один из тёплых летних дней захотелось нашему семейству прогуляться в сосновом бору. Год был неурожайный, грибы попадались редко, в основном обтрёпанные, мохристые сыроежки, которыми зверушки лакомились от бескормицы. В лесу было тихо, и высоченные сосны стояли на страже этого покоя. От лёгкого, почти незаметного ветерка, а может быть, и от неминуемой старости, на землю изредка планировали тонкие хвоинки, не в силах держаться более на строгих ветвях.
     Вдруг на тропинку выскочила белка. Посмотрела внимательно и строго, словно спрашивая, зачем мы тут; запрыгнула метра на два на дерево, и оттуда в пустые корзинки наши заглядывает. Замерла. Что ей надо? Дочка из любопытства выложила перед ней единственный найденный маслёнок. Белка долго не спускалась. И вдруг как побежит. А я уже фотоаппарат достала и за ней. Ух, долго же она меня по лесу мотала! Муж с дочерью успели на жарёху несколько лисичек и моховичков отыскать. Домой зовут. А я всё оторваться от белки не могу. Она меня словно заворожила. Вскинет мордочку хитрую, глаза скосит, позволит подойти поближе, хвостик рыженький распушит, головку изящно развернёт – щёлкай, фотограф. Только я успею на стоп-кадр нажать, как она опять пулей: то по мшистой поверхности, то по деревьям скачет. Набегалась я за ней… Наконец, (случайно ли?) опять к тому месту вышла, где мы первый раз с «моделью» нос к носу столкнулись. А у неё с другой стороны сосны целый клад припасён: несколько шишек, боровичок, грибы какие-то сморщенные. Она, по-видимому, только-только в дупло-кладовую собралась это богатство, запасы зимние, поднимать, да мы помешали.
     Извинились мы тогда перед белкой и домой довольные поехали. И с умницей лесной пообщались, и себя не обидели. Один моховичок засохший ей положили, угощайся. А фотографии на память остались. Вспоминает нас белка или нет, не знаю. Но мы её точно. Вот она какая красивая из-под сосновой веточки выглядывает, полюбуйтесь.


                СПОСОБНАЯ УЧЕНИЦА   

     В детстве была у нас с братом весёлая кучерявая болонка. Она любила играть и баловаться вместе с нами. Однажды Сергею пришла гениальная мысль воспитать из щенка настоящую дрессированную собаку. Родители поощряли все наши трудовые начинания и потому с удовольствием преподнесли будущему учителю книгу о том, как правильно тренировать четвероногого друга.
     Брат очень этой книжкой увлёкся и не выпускал из рук. Сначала Каштанка, с подозрением косясь на новый красочный предмет из шелестящих листьев, внимательно слушала маленького хозяина, а потом, совершенно не понимая, чего же он от неё хочет, начинала с возмущением лаять. Ей хотелось бегать, прыгать, веселиться, а не выполнять странные бестолковые команды, исходящие от шустрого шкета, симпатичного лишь тем, что у него были такие же спутанные кудряшки, как и у неё. Ну, как его не облаять? Неужели самому побегать не хочется?!

      – Фу, – приказывает Сергей и для большей важности топает ногой.
      – Тяв, – отвечает Каштанка, виляя хвостиком, с не пропадающим аппетитом долизывая огромную, не по размеру миску.
      – Сидеть, место!
      – Да подожди ты, длиннолапый, – слышится в собачьем урчании. – Сам-то, небось, поел.
      – Лежать, место, – продолжает строжиться учитель.
      – Тяв, чего захотел! Валяйся сам!
      – Каштанка, рядом, рядом!
     И послушная ученица с немалым грохотом катит пустую посудину к Сергею.
      – Смотри, я давно всё съела, давай ещё, гав!
Брат, вполне довольный первым успехом, важный и гордый, гладит любимую болонку. Важно достаёт из кармана приготовленный кусочек сахара. Но не успевает собачка спокойно полакомиться тёмным от прилипших соринок рафинадом, как новые команды сыплются тяжёлой артиллерией на её кудрявую голову.
     – Барьер, барьер! – Кричит братец, заставляя погрустневшего щенка запрыгнуть через палку на высокую будку.
     – Гав, он нормальный? – Поворачивается Каштанка ко мне, и глазки её просят помощи или защиты.
     – Барьер, барьер, – присоединяюсь я к затеянной игре.
Да, с нами двумя собачке будет справиться нелегко. Но брат прогоняет меня с командного пункта. Командир должен быть один!
     – Апорт! Апорт!
     И палка, служащая до этого прочной опорой георгину, летит в сторону. Крупная сиреневая шапка георгина падает, как подкошенная. О, что это? Псина, сметая брата, кидается, радуясь и рыча, на бедный цветок. Схватив его зубами, долго трясёт в недоумении мордой: «опять обманули!»
     – Вы что мне подсунули, бестолковые, ..гав? Болонка плюётся, не в силах избавиться от прилипших к зубам и нёбу бархатистых лепестков. Мы, смеясь, командуем хором:
     – Поворот, Каштанка, поворот!
     Уж эту-то команду она непременно должна выполнить. И собачка, как по волшебству, несколько раз крутанувшись вокруг себя, падает на землю, обиженно замирает, положив лепестково-разноцветную мордочку на сложенные лапы.
     – Получилось, получилось, – радуется брат.
     – Ко мне, ко мне, – отдаёт он новый приказ!
     – Гав, надоели… ряв… – ученица начинает сердито лаять и вдруг хватает мастера за штаны. Так они и бегут до самого дома. Потом весёлым, визжащим клубком катятся по траве.

     Упорное обучение продолжалось несколько дней. Каштанка протестовала, как могла, правильно и с удовольствием выполняя только одну команду: «Голос!»
     Однажды собачкин учебник куда-то запропастился, и мы никак не могли его найти. Недообученная, но довольная этим обстоятельством Каштанка бегала по двору совершенно безграмотная. Потом и она куда-то делась. После ужина, выйдя во двор, мы услышали осторожное, но победное рычание, доносящееся из будки. Заглянув туда, увидели весьма грустную картину. Книга о пользе тренировок была разорвана в клочья. А весёлая мордочка кучерявой болонки едва видна была в ворохе растерзанных ею бумаг. Талантливая ученица упоённо дочитывала последнюю страницу, водя чёрным носиком по замусоленным строчкам.
     – Тяв, интересная книга. Пахнет не вкусно, но какие смешные картинки… тяв…
     – Каштанка, Каштанка, – с грустной разочарованностью произнёс брат.

    Так Каштанка вернула себе безмятежное детство, а Сергей навсегда отказался от трудной профессии педагога.

                ЗАБОТЛИВАЯ МАМАША    

     Однажды ехали мы всем семейством: я, муж, две дочки и сын, весело и непринуждённо болтая, по незнакомой загородной местности на стареньком, едва тарахтящем москвиче. Ехали в гости к дальним деревенским родственникам, у которых не были ни разу. Вдруг за крутым поворотом путь преградила живая громада – грозная рогатая корова с чёрными пятнами. Она стояла, как вкопанная, поперёк дороги, развернувшись к нам боком, и громко трубила своё продолжительное «му-у», выпятив губы и высоко задирая голову к небу. Объехать её было невозможно, обочины крутые с обеих сторон. Что делать? На сколько минут мы здесь застряли? С места же такую глыбу не сдвинешь и кусочком печенья за собой не уведёшь. Расстроились мы, да и струхнули немножко, чего уж тут скрывать! Скотина-то рогатая! Мало ли что ей в голову взбредёт! Коровина деревня виднелась недалеко серыми покосившимися крышами. А вокруг нас во всю ширь простирались невообразимые сибирские просторы, частично истоптанные, но, в основном, с великолепным массивом красивых полевых цветов и трав, пестрящих нескончаемым сказочным разноцветьем, все краски которого может передать только талантливый художник.
    Корова ещё раз протрубила низкое победное «му-у» и, наконец-то, убедившись в полном отсутствии всяких угроз с нашей стороны, повернула голову назад и закивала ею, словно подавая сигнал кому-то невидимому… Тут же на проезжую часть выскочил резвый телёнок, с такими же, как у мамочки, великолепными расписными пятнами. Он с любопытством посмотрел на нас красивыми навыкате глазами, наклонил весёлую мордочку и помотал её вверх-вниз, словно говоря «спасибо» за то, что мы остановились и позволили ему спокойно перейти дорогу.
    А корова нам «спасибо» не сказала. Даже не обернулась. Наоборот, во всей её важной удаляющейся походке, с покачивающимся в такт хвостом, читалось: «Разъездились тут!» Но её, как маму, можно понять. Это сколько же беспокойства: туда-сюда телёнка на деликатесные обеды водить. Хорошо, что машин в тех краях немного.
    А мы с тех пор особенно внимательно по сельским дорогам ездим. А то выскочит кто-нибудь не такой предусмотрительный, беды не оберёшься.

                ХОХЛАТЫЕ ГУЛЁНЫ         

    Баба Нина завела курочек. Приехали мы с дочкой в деревню с ними знакомиться. Не с пустыми руками идём, сорную траву из огорода сочными букетами тащим. Подлетели курочки, выбирают, что повкуснее. А одна красную пряжку на дочкиной туфельке стала клевать. Обклевала со всех сторон, по ноге больно долбанула. Пробовала дочка погладить её, да не понравилось той, дёрнулась из-под руки, подпрыгнула что есть мочи. Сами понимаете, не кошка, ей другая ласка нужна.
    – А какая? – Спросили мы у бабушки.
    – А вы их в огород выпустите погулять, узнаете тогда.
    После обеда пошли мы грядки полоть и курятник открыли. Обрадовались хохлушки, повыскакивали наперегонки, друг друга сбивая. Так им на волю хочется! Сначала ни на шаг от нас не отходили, кудахтали что-то на своём. Благодарили, наверное. Петух рядом важный вышагивает. Тоже квохчет по-своему.
    Через некоторое время (каждый из нас своим делом занят) смотрим, а курочек-то рядом нет. Только что копошились на соседней грядке, салатные листья поклевывая, только что весело требушили сорняки, да вокруг яблоньки прохаживались и – нет никого. Слышно кудахтанье где-то, далеко-далеко.
    Собирали мы их потом целый час. Они из огорода в картофельное поле забрели и, как партизаны, среди молодой ботвы попрятались. А троих, самых хулиганистых да проворных, вообще у соседей нашли. Понаделали там дел! У бабы Вали только что посаженную грядку редьки всю перерыли. А как там червячков не искать, когда земля рыхлая! Пришлось нам с дочкой соседскую грядку в порядок приводить, боронить, да новыми семенами засеивать.
    Сели мы вечером ужинать, жалуемся:
    – Не ласка этим курицам нужна, а клетка надёжная. Баба Нина только смеётся:
    – Что ж вы за хозяюшки такие? Не можете живность около себя удержать. От хороших-то помощниц никто не разбегается!
    И то верно, от бабы Нины эти кудлатые хохлушки ни на шаг. Они хозяйку любимую обожают. Куда бы ни забрели, вечером всегда домой возвращаются. Потому что кормить так вкусно, как она, никто не сумеет: зерна отборного насыплет вдоволь, и мешанки из трав разнообразных нарубит, и скорлупку потолчёт. И хохлатки несутся исправно. Каждый день к столу горка свежих яиц. Их ещё домашними называют. Приезжайте в гости, угощайтесь. Бабе Нине не жалко. Ни у кого таких нет.

                ВАЖНАЯ КУРИЦА

    После прополки морковных грядок решила я курочкам свеженадёрганной мокрицы принести, пусть полакомятся, они её обожают. Что для огорода сорняк, для них благо. В природе ничего пустого не бывает. Даже сорная трава свою цену имеет. Так вот, приближаясь к курятнику, слышу, как квохчет одна пронзительно громко: так, словно весь двор о важном событии оповещает. Что, думаю, такое? А это она яйцо снесла. Стоит на одной лапке, вторую к брюшку подтянула, для нового шага приготовила, да, видно, решить не может, в какую сторону идти, то ли налево, то ли направо? По углам курятника две коробки с сеном стоят. Родильное отделение, значит. И курочка величавая на них поглядывает. Мимо две хохлатки прошли, спокойно расселись по ящикам, а громкоголосая всё стоит и кудахчет дальше с не меньшим энтузиазмом.
    Минут пять была я в курятнике: свежей травой всех угостила, зерна подсыпала, водички подлила, а важная на меня даже не посмотрела. Какая еда, когда она миру яйцо подарила. И продолжает: «куд-куда, куд-куда?» Любопытно мне было, что дальше она делать будет, куда направится, но не дождалась я решения её важного, дел-то на огороде немало, и они не ждут. Да и какая разница куда?
    Но курочкам нашим спасибо. Кормили нас в то лето на славу. Вкуснее тех яиц домашних не было. Но и мы старались, траву их любимую, включая жгучую крапиву, рвали, гулять выпускали, чистили, убирали в курятнике. За всё благодарить надо. Добром за добро. А иначе как?

                ТАИНСТВЕННАЯ ГОСТЬЯ   

     Чтобы спокойно, не опасаясь вечно подслушивающих мальчишек, можно было делиться друг с другом тайнами, мы с подружкой Валькой облюбовали в бабушкином заброшенном сарае сказочный уголок. Там витали ароматы целебных трав, которые, собранные в пучки, сушились, перевёрнутыми букетами глядя в пол. Сквозь маленькое слюдяное оконце едва пробивался слабый свет, прибавляя и без того жутковатой таинственности и делая секреты наши ещё более волнующими. Лучшего места и придумать было нельзя.
     Часто притаскивали мы на наши «шепталки» постряпушки всякие со стола. А когда уходили, остатки в банку жестяную из-под конфет складывали. Прибегаю я как-то, Валюшки нет ещё, банка поцарапанная на боку валяется, крышка в стороне, всюду крошки рассыпаны. Кто был здесь? Решили мы с подружкой понаблюдать. Караулили долго, около часа сидели, никого не укараулили. Да и как укараулишь, не торчать же целый день в сарае. Но с того дня, прежде чем секретами делиться, сидели мы некоторое время не шелохнувшись, тесно прижавшись друг к другу, прислушиваясь и замирая. Иногда вдруг ни с того ни с чего испугаемся шороха случайного и с визгом вон из сарая. Ещё чуть-чуть – и потайное место наше раскроется, сами выдадим. Уж кому-кому, а мальчишкам всегда интересно, чего это девчонки с визгом из сарая вылетают?!
    Дни проходили за днями, а нам так и не удавалось узнать, кто же она, эта неуловимая лакомка? Незнакомка приходила, когда ей вздумается, да ещё и угощалась не всем, привередничала. Крышку на банке мы теперь завинчивали, а не просто закрывали, но таинственной гостье своей оставляли всегда что-нибудь вкусненькое. Однажды это был пухлый бабушкин пирожок с повидлом. Пончик по-нашему. Так вот, в тот день не успели мы с Валюшкой к тусклому оконцу пробраться, слышим, писк стоит невозможный, словно возмущается кто, на самых высоких нотах, мы такие и не слыхали никогда. Тоненько-тоненько. Сердито-сердито. На цыпочках, вцепившись друг в дружку, пошли мы на голос, чтобы не спугнуть зверушку. Сквозь дырявую крышу обветшалого сарая падало немного света, и мы чётко увидели как из тесной щели, прогрызенной в плотносбитых досках обшарпанного пола, торчала острая мордочка мышки, которая никак не хотела расставаться с румяной добычей. В зубах её торчал бабушкин пирожок. Он был в три раза больше мышки и, несмотря на все её старания, никак не пролазил сквозь узкую щель. Так и лежал «тяжёлым грузом» поперёк досок. Мы представили даже, что мышка висит на нём, как в цирке акробат, держащийся крепкими зубами за трапецию и показывающий при этом искусные трюки. Бедная… Постряпушки-то у нашей бабушки вкуснющие, пробовали, знаем! Как такое богатство на полпути к уютной норке бросить? Бедолага… Пропищит от возмущения арию оперную, схватит опять зубами острыми мякиш масляный и вниз его со всей силы мышиной тянет. Непослушный пирожок только прогибается посередине. Могла бы, сидя под доской, спокойно обедать, отгрызая понемногу лакомые кусочки, мы бы и не заметили ничего. Да, видать, пожадничала, не в силах с такой добычей расстаться. Она же нас не знает, вдруг отберём?! А может и детки у неё малые, как такой гостинец не принести? И то подумать, не каждый день в сараях деликатесные пирожки валяются.
    Мышка-гурманка нас тогда сильно позабавила. Решили мы секреты свои отложить. Они же не живые, есть не просят, подождут. Пусть мышка покушает спокойно. Через час заглянули: ни мышки, ни пирожка. Управилась, значит. Молодец.
    Но гостью нашу бабушка больше не разрешила подкармливать. Мы с Валькой не удержались, проболтались. Нет больше места секретного. «Им, тонкохвостым, только дай волю, мигом всё заполонят!» А в потаённое место мальчишки гамак повесили, столик соорудили и чурки берёзовые заместо стульев поставили. Теперь секреты у нас общие. А то мало ли какой монстр из старых досок вылезет. С мальчишками понадёжнее, да и поспокойнее будет.

                НЕОЖИДАННОЕ ЗНАКОМСТВО    

     Гуляли мы, три весёлые и неразлучные подружки, вечером по городу и забрели в незнакомый двор. Сели на скамеечку, аккуратно выкрашенную, с художественной резьбой по широкой спинке, какую любят делать местные умельцы, придавая неизъяснимый уют родному жилищу. Дворик был старый, ещё прошлого века, и в глубине его тянулись вереницей пять-шесть сараев, прижатых друг к другу так тесно, что непонятно было, где заканчивается один и начинается другой. Хохотали мы, веселились долго. А местные старушки, наблюдая за нами из открытых окон, обрамлённых расписными ставнями, не возмущались, как это обычно бывает, а только загадочно улыбались в ответ. Гостеприимным был двор, приветливым. Мы не сразу обратили внимание на необычные звуки, сопровождающие наш непрерывный смех. Похожи они были на недовольное рычание. Не собака ли? Нет, не может быть. Здесь пугать нас не стали бы, это чувствовалось и по светлоситцевым занавесочкам окон и по маленькой опрятной клумбочке у покосившегося крыльца.
    Что такое? В наступившей тишине рычание прозвучало важно и грозно. Чей покой мы нарушаем? Кто-то в сарае скрёб лапами дверь.
    – Да это медведь! – Страшным шёпотом произнесла Алинка. – Я этот голос знаю. У нас в деревне у дяди Паши медвежонок одно время жил, пока в зоопарк не отвезли.
    Откуда здесь медведь, зачем? Но думать было некогда! Ракетой сорвало нас с места и помчало в неизвестном направлении. Однако не далеко. Страх побеждён был любопытством. Мы вернулись. В конце концов, нам ведь ничего не грозит?!
    Оказалось, это приезжий циркач-дрессировщик попросился на постой к местной бабушке. Гостиниц-то в нашем маленьком городке отродясь не было, вот и устраивался каждый как мог. Всю труппу цирка в общежитии заводском разместили, а медведя куда девать? Вот хозяин с подопечным своим на окраине города и поселились. В цирк они пешком ходили на радость и потеху всему району. Мы позже с девочками часто сопровождали их на правах смелых знакомых. И с бабой Грушей, у которой гости необычные квартировали, крепко подружились. В гости к лохматому мишке приходили всегда с банками сгущенного молока. А баба Груша чаем нас поила со сладкими ватрушками по древнему рецепту своей мамы.
    А мишка ел так: обхватывал банку двумя лапами, запрокидывал голову вверх и выпивал быстро, а если не хватало ему, с любопытством рассматривал пустую посудину, вертел её беспощадно в могучих лапах с острыми загнутыми когтями, потом со всей силы тряс хрупкую жестянку, время от времени пытаясь заглянуть внутрь тёмных стальных сот, и, наконец, возмущенно рычал и кидал помятую, бесполезную железку на землю. Иногда нам казалось, что Мишаня острым когтем, словно открывалкой, легко сорвёт крышку, из-под которой только что послушным потоком лилось молоко, но хитрый зверюга лишь мотал головой и взволнованно пританцовывал в ожидании очередной банки. Сколько мы лакомств ему перетаскали, можно было всю улицу накормить. Но ничего, ради такого знакомства не жалко.
А медведь, наверное, всю жизнь наш город вспоминал и его странных жителей, которые сгущенку медовую не едят, а в карманах носят.

                ПРОВОРНЫЕ ЛЯГУШКИ             

     В начале лета соорудили мы на садовом участке небольшой прудик-бассейн. Вырыли яму, положили плёнку плотную, камнями-окатышами обложили, налили воды. В общем, сделали всё, как надо. Осталось только погоды жаркой дождаться, чтобы вода хорошенько на солнце прогрелась, и можно купаться, наслаждаясь.
     На следующий же день облюбовали наш прудик две пузатые лягушки. Опустили мы для них на воду крепкое сиденье от старого детского стульчика, и зелёные пляжницы, ловко взбираясь на расписную досточку, часто загорали, подставляя изумрудные спинки тёплому солнышку. Они, как заправские дачницы, то часами сидели на импровизированном шезлонге, то плавали, ловко отталкиваясь лапками. Нас они, правда, боялись и близко к себе не подпускали. Да и нам, честно говоря, не очень-то хотелось в холодную воду к лягушкам лезть. Вот станет жарко, тогда уж извините. Всё-таки бассейн для себя строили.
     Когда же мы кошку на дачу привезли, бедные лягушки так шустро в разные стороны поскакали, что у Мурашки чуть косоглазие не случилось. Она до этого зелёных и пучеглазых мышек не видела никогда. Долго кружила пушистая охотница по бортику бассейна, заглядывая то и дело вниз. И в воду по скользким ступенькам-выступам спуститься страшно и любопытство разбирает: что за бесхвостая порода так ловко вверх и вбок скачет? Вдруг ещё кто выскочит!
     Но потом любознательную кошку закрутили стрекозы да кузнечики и, бегая за ними, она забыла про удивительных незнакомок. А квакающие красавицы осенью снова к нам приходили. Скакали по грядкам, пока мы морковку убирали. Или не они это были, не знаю. Лягушки ведь все на одно лицо.


                ПРОНЫРЛИВЫЙ ВОРОБЕЙ    

     Повадился к нашим курочкам воробушек зёрна клевать. На улице летнее раздолье, корма везде полно. Даже в городе все птички сытые. Но этот хитрец влетит с размаху в курятник, на ходу схватит из кормушки первое, что попадёт, и улепётывать побыстрее. Гурман какой выискался. Петух на него сначала даже не реагировал. Не успевал, наверное. Так стремительно воробей вылетал из огороженного сеткой-рабицей сарайчика. Летом дверь всегда открыта, и кормушка как раз напротив входа стоит, на свету.
     Потом, смотрю, воробушек и присаживаться начал и выбирать что повкуснее. Петух пробовал было возмущаться, каждый раз норовя тюкнуть маленького воришку по макушке. Но тот до того был вёрткий, что Петя постоянно промахивался. Постепенно к маленькому воришке все привыкли, и пичуга малая стала кормиться со всеми вместе, ничего не опасаясь. Курицы вокруг чашки стоят, а воробей скачет по приготовленной смеси, скорлупки не берёт. Сам как глазастая картофелинка, которую только что из лунки выкопали, а землю отряхнуть забыли. А перемажется если в смеси кормовой, становится на перезрелый пупырчатый огурец похожим. Так и хочется хохлаткам его поскорее клюнуть, на вкус попробовать. Но поскольку огурчик всё время скачет, достать его нелегко.
     Иной раз прихожу с чашкой, доверху наполненной куриными сладостями, а воробьишка уже сидит и ждёт. Ну, не наглец ли? А сегодня вообще с подругой прилетел. Скоро у нас не курятник, а воробьятник свой будет!


                ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЖИЗНЬ!    

     Когда в городской квартире я перебирала ведро смородины, со дна его, с широкого, пахнущего лесом и свежестью лета листа, выползла толстая зелёная гусеница. Она с жалостью поглядела на тазик ягоды, который был от неё далеко, и в нерешительности замерла. Потом приподнялась повыше и, как солдатик по приказу, встав по стойке смирно, в ужасе остолбенела. Вообще-то в таких случаях умные гусеницы должны спасаться, уползая со всех ног куда глаза глядят…
     Но какой ужасающий хаос увидела гусеница? Я рассмеялась неожиданной, но не совсем случайной гостье и сложила в пустое ведро остальной листовой мусор от переборки. Добавила туда и несколько ягод. Завтра всё равно на дачу ехать, верну беглянку домой. Для меня это дело доброе ничего не стоит, а для неё цена слишком высока…

                УМНЫЙ БУТУЗ   

     Летом я с семилетним сыном снимала дачу в одной из ближайших деревень. Напротив нас в маленьком, уютном домике с резными ставнями жил старик. Некогда был он заядлым охотником. И теперь каждый день вместо полуденного сна гулял два-три часа по лесу в любую погоду. Сопровождал его всегда рыжий, жизнерадостный, лохматый пёс по кличке Бутуз. Глядя на них, непонятно было, кто более всего ждал и радовался лесной прогулке: Бутуз, любящий гоняться по двору за всеми, или сдержанный сухонький старичок, бравший с собой неизменно мастерски изрезанную замысловатыми узорами палку.
     Сосед деда Антона, так звали старика, строил новый дом. Каждый день на небольшой тележке прикатывал он скромному бобылю несколько деревянных обрезков для растопки. Зимой, как известно, печь покушать любит. А в сильные морозы каждая дощечка на счету. В деревне люди часто помогают друг другу совершенно бескорыстно. Дед Антон перед прогулкой обязательно заносил сваленные у дороги «др;вики», так он их ласково называл, в крытый двор. И только после этого они с Бутузом отправлялись в лес. Пока старик перекладывал доски во двор, пёс непрерывно крутился рядом, бегая за хозяином взад-вперёд и путаясь под ногами. Мне от этого он казался очень бестолковым.
     В один из дней дед Антон задержался в огороде. Работы у любого крестьянина всегда много. Бутуз долго скакал вокруг сваленных досок и, ожидая прогулки, гавкал в нетерпении. Видимо, в его собачьих мозгах крутилась сложная схема причинно-следственных связей, потому что в какой-то момент пёс схватил зубами самый крайний деревянный огрызок и попятился с ним к дому. Доска неуклюже поползла по траве, нервно и мелко подпрыгивая.
     Я позвала сына. Мы стали наблюдать за собакой вместе. Когда Бутуз, ловко пятясь задом, запнулся на пороге, но не сдаваясь и не разжимая зубов, втащил тяжёлый груз в проём открытой двери, мой сердобольный и любопытный Дениска побежал к хвостатому работяге. Вдвоём они быстро справились с работой. Довольная собака, радостно взвизгивая, резво крутилась подле моего сына, сопровождая каждое его действие высокими подскоками и явно наслаждаясь новой, затеянной игрой.
     Эта весёлая история стала началом крепкой дружбы трёх, не похожих друг на друга товарищей: старика, мальчика и собаки. Особенно объединяла совместная радость ежедневных лесных прогулок. Каждый раз они возвращались с полными корзинами ягод и грибов. Несколько раз и меня с собой брали. Там, в лесу, я окончательно убедилась, что была несправедлива к Бутузу в начале нашего знакомства. Никакой он не бестолковый, а самый настоящий умный и добрый пёс. Недаром у нас на Руси пословица живёт: «С кем поведёшься, от того и наберёшься». Её, конечно, люди придумали и о людях. Но к собакам её тоже применить можно. Особенно к тем, у которых хозяева умные и трудолюбивые сами.
 

                ЛЕСНОЙ ПОДАРОК               

     В тот день мы с отцом долго ходили по лесу с пустыми корзинками и никак не могли набрать грибов. А ведь в тех местах их всегда было достаточно. Свернёшь с основной дороги на известную только нам тропинку, придёшь на заветное место, нарежешь, сколько нужно, и – домой. Грибы-то ещё и переработки требуют. Потому брать их надобно по силам своим, ровно столько, сколько приготовить сумеешь. Возни с ними, я вам скажу. И перебрать, и почистить, и помыть. А там… уж каждому грибу своё: какой солить, какой жарить, какой мариновать, какой сушить. В общем, дело это большого внимания требует.
     Что в тот день случилось, не знаем. Уж мы под каждый холмик из листьев сухих заглядываем. Видим, где бугорок образовался, где покров травяной возвышается чуть, поклонимся ему, приподнимем осторожно, чтоб не нарушить лесное покрывало, а там – насмешка: шишка сосновая или корешок какой. Опустишь накидку лесную аккуратно на место, дальше искать идёшь. Знаем мы, что лес бережного отношения к себе требует. Иначе не поможет. Если ты к нему с добром, он ещё большим добром отвечает. Что мы в тот раз сделали не так, не знаем, но не откликается лес на просьбу нашу. Мало грибов. Случайно наступишь, услышишь вдруг тонкий характерный хруст, а вот он, – под листочком груздь благородный: белый или чёрный, не важно. Или наклонишься за сыроежкой или козлёнком, за неимением лучшего, а горделивый шалунишка боровик рядом сидит, шляпку модную приподнял, выглядывает: найдут – не найдут, в прятки с нами играет. Словно заколдовал кто место. Помучились мы, помучились, решили дальше удачу искать, пошли новые места изведывать.
     Через некоторое время местность неровная началась, горки небольшие, но высокие, крутые, с таких хорошо зимой ребятишкам на санках скатываться. Поднялись на одну такую, а там… понатыкано разноцветья: груздь чёрный во фраке, благородный; груздь белый в бархатной юбочке; рыжик весёлый солнышком светится и радуется за всех; волнушка-скромняшка на его фоне совсем бледная стоит; сыроежек не счесть; семейство козлят хороводом пышным так и манит ножичком вокруг него сплясать. Чуть повыше моховики с маслятами спор ведут, кто лучше. Так на одной горке корзинки свои и набрали. В копилку кладовых мест ещё секрет добавили. Не сразу Земля их открывает. Не всем довериться, видно, может. Поняли мы тогда, почему лес закрылся. Он нам новые места хотел показать! Доверяет, значит. Спасибо ему за это!

                ЯБЛОНЬКА            

     В середине августа ветер обломил на старой садовой яблоньке две большие ветки. Может, и не ветер это был вовсе, а мы недоглядели, только не выдержала яблоня собственной тяжести, надломилась. Поутру с грустью смотрели мы на валяющиеся зелёные обрубыши с недозревшими яблочками. Некоторые плоды всё-таки успели порадоваться щедрому солнышку, начали наливаться спелостью животворящего сока и сквозь грубоватую их, шероховатую кожуру проглядывал едва проступающий тонким румянцем цвет зрелости. Эти веточки я срезала целиком и занесла в дом. Поставила огромным, необычным букетом в тяжёлое ведро с водой и залюбовалась. До того красиво! Таких букетов у нас еще не было. Вместо цветов – плоды.
     Шли дни. К моему удивлению, листочки на веточках не вяли, а только становились суше, словно оторванные от матери, они не могли больше пить. Между тем резко похолодало. Уличные яблочки как были, так и оставались зелёными. А домашние (так мы их стали называть) вдруг повеселели. Щечки их с каждым днём становились всё розовее.
     Между тем яблонька сбросила ещё одну ветку. Видимо, ей стало совсем невмоготу. Только к середине сентября созрели все плоды. Те, что мы не сняли, треснули от спелости, но на землю не падали. Их раненые бока с грубыми рыхлыми трещинами грустно темнели на фоне редкой листвы.
     Плодовый букет перенесла я на окно, напротив которого росла яблонька. И теперь, зеркально отражаясь, глядели друг на друга сквозь непроницаемое стекло наливные веточки. Домашние яблочки гостили долго, радуясь неизменному комнатному лету. А потом и они начали сохнуть, стягиваясь округлыми боками к середине. Сморщенные, они были такими трогательными, что мы не могли их рвать. Так и стояли до зимних холодов. Потом почернели резко, испугались, видно, что мороз окна разрисует, и не увидят они больше матери-яблоньки и сестрёнок своих.

     Вот такой грустный рассказ у меня получился. А почему и сама не знаю. На следующий год новые плоды нарастут и созреют. А яблоньке мы, конечно, все ранки залечили, замазали специальной садовой смолой, чтобы не болела. И следим за ней и помогаем. Подставляем подпорки специальные, лишние ветки обрезаем. А то ей и так тяжело. Старая уже, а всё плодоносит.


                ДРУЖНОЕ СЕМЕЙСТВО             

     Когда наша кошка Мурашка загуляла и впервые не пришла ночевать, мы с детьми никак не могли её дождаться. А потом успокоились. Кошка есть кошка, погуляет и вернётся. Смущало отчасти то, что лето шло на убыль, и одна из холодных ночей так испугала кабачки, что тонкие усики их закрутились к утру чёрными спиральками вокруг погрустневших стебельков. Но у Мурашки-то шёрстка тёплая, не замёрзнет.
     В тот год завели мы пчёл. Улей поставили недалеко от виргинской черёмухи. И теперь тяжёлые ветви со спелой красно-вишнёвой ягодой густо висели над деревянным домиком, красиво обрамляя его. Улей, раскрашенный весёлой оранжевой краской, сладко пах мёдом. Скоро мы соберём его в последний раз. Пчёлки отправятся спать на зиму в холодный сарайчик. А пока все обходили улей стороной, потому что самым любопытным доказано было сразу, кто тут главный. Не раз покусанные, осторожничали мы не напрасно. Крылатые сторожа оказались очень ответственными и никого из бестолковых людей близко к жилищу своему не подпускали.
    Однажды, разбуженная в ранний час нашим громкоголосым петухом, я охвачена была неодолимым желанием выйти поскорее на улицу. Мурашки к тому времени не было уже дней пять. Пчёлы ещё не летали, только выглядывали в узкую прорезь улья, служившую им выходом в цветочный мир. Повсюду: на кустах, на деревьях, на дощатой скамейке у двери, на покатых перилах крыльца – холодными блёстками отражалась роса. Ещё недавно сияющая изумрудной чистотой зелень потускнела, а вслед за этим и неумолимое время начало наносить грубые мазки, затушёвывая летнюю красочную сочность, словно готовя холст земли для новой работы.
     Всё для меня в наступающем дне было необычно. В Сибири лето настолько коротко, что каждый час его дорог. Поутру особенно остро чувствуются козни приближающейся осени, её холодные коготки жёстко царапают кожу. А прозрачная накидка рассветного тумана заставляет ёжиться и вглядываться во временну;ю даль. Так и до снега недалеко. Господи, что это? Не изморозь ли ранняя на чёрной рубероидной крыше улья? Да нет, иней лежал бы всюду и в первую очередь на земле. Что там такое? Я подошла поближе. Да это же Мурашка! Вернулась, гулёна! Наша великолепная кошечка с серебристой, отливающей нежной голубизной шёрсткой, в утреннем, освежающем свете казалась серой и грязной. Ничего и никого не опасаясь, она мирно спала, свернувшись лёгким невесомым клубочком на пчелиной, пышущей жаром жизни печи. Ничего себе, нашла тёплое местечко!…
     Я было кинулась к ней, да вовремя остановилась. И в трёх шагах от улья слышно было грозное гудение могучей семьи. Сейчас печка откроет своё могучее жерло, и огненное пламя в сотни пчелиных жал взмоет вверх. Бедная Мурашка! Что с ней будет?
     Тут, как назло, Мурашка сладко потянулась, и мягкая беззащитная лапка её свесилась над малюсеньким круглым окошком, расположенном как раз над входом в улей… На миниатюрный порожек выползла пчела… Не дожидаясь того, что будет, и не осознавая вполне возможной опасности для себя, кинулась я к любимице что есть мочи, схватила её спящую в охапку и помчалась к дому.
     – Ай-ай-ай, – завопила я, невольно сгибаясь набок. Догнала-таки пчёлка. Укусила! И только дома поняла, что это бедная Мурашка с перепугу больно вцепилась мне в бок. Вот и спасай после этого неблагодарную. Но в тот день я чувствовала себя настоящей героиней! Или, может быть, просто радовалась тому, что всё непоседливое семейство моё наконец-то в сборе.


                ДАЧНАЯ ЧЕРЁМУХА

     В самом дальнем углу моей дачи растёт черёмуха. Лет пятнадцать уже. Самосад, никто её не садил. По весне радует она пышным цветением, а ягоды мало, по несколько штук каждый год, больше не родит. Ну и растёт себе в углу, никому не мешает. Дача не только же для урожая, но и для красоты предназначена. Вот и дарит нам весною дерево праздник. Жаль только, что далеко очень от дома. Лето в Сибири короткое, хочется насладиться каждой минутой солнечного торжества. Отдыхать особо некогда, иногда под цветущим деревом хорошо перекусить, отмахиваясь от надоедливых насекомых и радуясь случайно упавшей в чай белой капельке соцветья.
     А нынче, в один из весенних приездов, открываю я окно на веранде, и вдруг, о чудо – запах нежный, тонкий, с лёгкой горчинкой, дурманящий, пьянящий, сводящий с ума. Голова даже закружилась с непривычки. В городе дым да смог, а тут кислород чистейший с примесью ароматов цветущих. Конечно, я узнала свою черёмуху. Но как запах мог так далеко распространиться? Никогда раньше черёмуха не баловала нас, не радовала, соскучилась, наверное. Или ветер сегодня неслышно колдует, балует.
     Но, обходя дачные владения, меня ждало другое чудо. Прямо под окнами веранды, у тропинки, ведущей в огород, среди подрастающей травы, прятался небольшой кустик черёмушки. Его даже кустом сложно было назвать. До колен мне не доставал. Разрастётся, красота будет! Несколько цветущих кисточек не стремились ввысь, а пышным букетом рассыпались по траве, словно искали дружеской поддержки, спрашивали разрешения поселиться. Ладно уж, гостья, пришла, оставайся. Вместе веселей.

                СИЛА ЖИЗНИ            

     Человек всё больше отвоёвывает у леса пространства, всё дальше продвигается вглубь. Всё меньше остаётся заповедных родимых мест, которые знаешь и любишь с детства. Всё чаще неожиданно натыкаешься на разорённое техникой живое тело Земли, которая, как может, залечивает свои раны.
     Была у меня в лесу полянка знакомая, богатства которой не перечесть. Там вместе с маслятами и груздями уживалась даже брусника. Всегда мы угощались ею по ягодке, потому что поспевает она не сразу. Я знала, что и эту полянку постигла печальная участь. Она была слишком близко расположена к новому лесотехническому хозяйству. Будучи рядом, решилась-таки я заглянуть к ней в гости, хотя долго не хотела этого делать, чтобы не расстраиваться.
     Полянка действительно была разорена. От нескольких невысоких деревьев остались пеньки, всюду валялись сучья и другой мелкий древесный мусор, покорёженные банки, ветошь, оставленные рабочими. Но в той части поляны, которая соприкасалась с кромкой прореженного леса, меня ждал сюрприз. Вокруг старого, обветшалого пня, который один, казалось, сохранил первозданный дремучий вид, собрались все полянские жители.
     Близко-близко, но так, чтобы не мешать друг другу радоваться вольнолюбивому солнышку, отдыхали маслята. Под корявой, охваченной паутиной веткой, я обнаружила дорожку молочных груздей. Но самое удивительное – брусника. Она росла не только вокруг обветшалого, почти полностью покрытого мхом, пня, но и забралась на самую его макушку. Корона красных ягод гордо возвышалась над разорённой местностью. Снять эти окровавленные ягодки, съесть их не хотелось. Словно они стали настоящими символами непобедимости природы.

     Это и называется силой жизни. И в силе этой содержится, быть может, не столько лесное, сколько наше спасение.


Рецензии