Две женщины морского лейтенанта. 1 часть. 26 глава

Глава 26. «Марина. Охотское море, борт сторожевого корабля «ЛОСЬ»

К вечеру штормовой ветер совершенно стих, и в бухте Светлой совсем не верилось, что еще вчера стихия гнула к земле огромные сосны. Но одно дело — стоять в закрытой, хорошо защищенной бухте, а другое дело — штормовать в открытом море. Исходя из этого командование, на всякий случай, подстраховавшись, дало "добро" на выход "ЛОСЯ" только к утру. Теперь ничего не мешало сторожевику отправиться в поход. Корабль снялся с якорей, вышел в Татарский пролив, проскользнув проливом Лаперуза,  и окунулся в бурное Охотское море.

... Когда сторожевик следовал проливами, волнение хоть и было ощутимо, но большинство членов экипажа еще бодрилось. Как только "ЛОСЬ" оказался на открытом просторе Охотского моря, волны и ветер  со всей своей мощью набросились на одинокий СКР. Длинный узкий корпус сторожевого корабля резал носом тяжелую морскую зыбь, пробужденную ото сна умчавшимся на Север тайфуном.

... Море, как огромный зверь, шумно дышало, сильно раскачивало корабль и билось о его борта. Палуба мокро блестела на солнце от тучи брызг, носимых ветром. Бешено вращались грибные винты сторожевика, наматывая на валы долгие морские мили, но до Петропаловска-Камчатского оставалось все еще далеко.

... Минуло почти двое суток с той поры, как "ЛОСЬ" оставил свою тихую гавань в бухте Светлой. Незатихающая морская зыбь и все еще сильный встречный ветер не давали сторожевику развить полную скорость. Все механизмы на корабле, стараниями стармеха Аненкова и его мотористов, работали относительно неплохо, несмотря на свой солидный возраст. В машинном отделении стояла сильная жара, и, прийти в себя можно было только под вентиляцией, откуда огромные лопасти, гнали струи охлажденного воздуха. Мотористам хорошо жилось зимой, но сейчас, в разгар лета, им приходилось туго.

Если техника пока не подводила, то с людьми оказалось гораздо сложнее. Почти половина команды "ЛОСЯ" состояла из первогодков "карасей"*, которые ни разу не выходили в море. Всем новичкам старослужащие устроили "морское крещение", заставив выпить морской воды по полному плафону от светильника. Учитывая то, что многих, от качки с непривычки, и так выворачивало наизнанку, то крещение для "карасей" оказалось нелегким испытанием. Но за соблюдением этой традиции строго следили старослужащие, и обряд крещения не миновал никого.

Командованием корабля подобные традиции, официально, не поощрялись, но разве уследишь за таким количеством народа? Все это привело к тому, что из-за качки, половина команды "ЛОСЯ" была выведена из строя, а вторая половина находилась в состоянии близком к критическому. На камбузе стало некому готовить пищу - все коки** укачались и лежали пластом. Пришлось Ахидову отдать приказ — выдавать питание сухим пайком.

Многие офицеры тоже плохо переносили качку, но чувство ответственности и сила воли заставляли их не покидать своих постов.

Из всех пассажиров на обед в офицерскую кают-компанию явился один "гидролог" Иванов, да и тот выглядел бледно, хоть и старался  не подавать виду. Его явно мутило, но он держался из последних сил.

Вестовой из буфетной поминутно отлучался, чтобы поблевать в раковину и возвращался обратно с зеленым лицом.

Микульский пообедав, (если обедом можно было назвать чай, консервы и хлеб с маслом) спустился в офицерский жилой отсек. Мичмана на своем посту не было. Только матрос, вооруженный автоматом сидел на палубе (из-за качки стоять было невозможно). Он покинул свой пост у входа и перебрался поближе к "секретной" каюте. Видимо таков был новый приказ. Увидев лейтенанта,  караульный хотел подняться. По внешнему виду можно было определить, что болтанка не особенно влияет на здоровяка-часового.

* "караси" - матросы первого года службы  (морской сленг).
** кок - повар на корабле.

- Сиди, сиди, - остановил его Владимир. - Ты, как себя чувствуешь — нормально?
- Нормально, товарищ лейтенант. Я родом из Керчи — часто выходил в море на яхте, так что к качке привык.
- Понятно.- Односложно ответил Микульский, чтобы как-то закончить разговор и пошел дальше в направлении  каюты с табличкой "штурман".

У двери он на мгновение задержался и задумался. Все это время он не заходил к Марине и старался не сталкиваться с ней, но сегодня девушка не пришла  ни на завтрак, ни на обед, и Владимир забеспокоился.

Он постучал, но ответа не последовало. Лейтенант осторожно нажал дверную ручку и, немного удивился, обнаружив, что дверь не заперта. Тогда, не дожидаясь разрешения, штурман тихо шагнул во внутрь помещения. Из-за задернутых занавесок на иллюминаторе в каюте царил полумрак, несмотря на то, что наверху был солнечный ветреный летний день.

Марина лежала на койке, укрывшись простыней до подбородка. Глаза ее были закрыты, но веки дергались. Девушка не спала — просто лежала и пыталась  дремать. Владимир сел рядом на краешек кровати и нежно погладил Марину по русым волосам.

- Здравствуй, Мариночка. Что с тобой стряслось?.. На обед не хочешь сходить?

От прикосновений молодого человека и от его участливых слов она открыла глаза.

- Вовчик — это ты?.. Какой обед?.. Ты шутишь? Я, наверное, скоро умру.- Жалобным голосом промолвила девушка, и  из ее глаз выкатились две маленькие слезинки.
- Ну, ну, Мариночка, так уж сразу и умирать! Не надо плакать. Такой красивой девушке — плакать  вовсе ни к лицу... Ты укачалась — ничего страшного, это скоро пройдет. Мне самому первые дни было не по себе —  с каждым такое бывает. - Заговорил с ней, как с малым дитем, лейтенант.
- Будь, проклят тот день, когда я согласилась на такую морскую "прогулку" и решила подняться на палубу вашего корабля... Никогда не думала, что мне будет так плохо!.. У меня уже желудок пустой, и нечем рвать...
- Боже! Что я слышу? Какие ругательства... Давай,  я лучше принесу тебе крепкого чаю с сухарями, мне всегда помогает в такой ситуации.
- А как ты сюда вошел?- вопросом на вопрос ответила Уварова.
- Дверь была не заперта.
- А-а, - устало и равнодушно протянула Марина, - наверное, я забыла ее закрыть вчера вечером. Для меня все смешалось — день,  вечер, ночь.
- Так я схожу за чаем? - спросил Микульский.
- Потом, а сейчас посиди возле меня, - попросила девушка и взяла молодого человека за руку. - Вовчик, ты, почему не приходил? Не хотел меня видеть, да?
- Очень хотел.
- Почему же тогда не приходил?
- Давай я, все-таки, принесу тебе немного поесть, это тебя укрепит. Тогда и будем говорить. Ты должна восстановить свои силы.
- Ты так думаешь?
- Да.
- Спасибо, Вовчик, за твою заботу и доброту... Только мне кажется, что чай с сухарями меня, вряд ли спасет.
- Тебе сразу станет легче — это проверенное средство, - стал уверять девушку штурман.
- Боюсь, что здесь не только качка виновата... В детстве отец меня часто брал с собой в рейсы, когда ходил в каботаж. Машка всегда отказывалась, а мне было интересно в море, но ни разу со мной не случалось такого, чтобы я была прикована к постели. Так дурно мне не было никогда — даже в самый сильный шторм, а сейчас тошнота так и подступает к горлу. - Марина замолчала. Владимир заметил, что она собирается с силами и хочет еще что-то сказать, но не решается.

Микульский поднес руку девушки к своим губам и, покрыв нежные пальчики поцелуями, сказал:

- Ничего, Мариночка, все образуется. Скоро подойдем к Курилам, волнение стихнет, и ты будешь вспоминать эти дни, как дурной сон. Жизнь снова покажется тебе — прекрасной и удивительной... Потерпи еще немного.
- Если бы все было так просто!.. Терпеть мне, скорее всего, придется еще долго, - девушка отняла свою руку,  и повернулась лицом к  переборке*.
- Вовсе не долго. Уверяю тебя, вечером мы будем у Курильских островов. Там качка станет гораздо меньше.
- Причем тут Курилы, причем тут качка? Вовчик, ты ничего не понимаешь!

*переборка - перегородка между помещениями на корабле.

- А что я должен понимать? - спросил Владимир, обеспокоенный тем, что Марина отвернулась от него.
- Вовчик, милый, - после некоторой паузы произнесла девушка, не поворачивая головы. - Я хотела сказать тебе одну вещь, но не решалась — не знала с чего начать... У меня, еще на берегу, возникли смутные подозрения, а эта тошнота лишь подтвердила их.
- Какие подозрения?
- В том, что мне так плохо — виновата не качка. То есть и качка тоже, но не только она одна.
- Не понимаю.
- Что тут понимать? Это токсикоз. Слышал когда-нибудь такое слово?
- Слышал.
- Так вот — у меня, наверное, будет ребенок.
- Ребенок?! Так это же прекрасно, - обрадовался штурман.
- Ты опять меня не понял, - сдавленно произнесла Марина и, повернувшись, посмотрела Владимиру прямо в глаза. - У меня будет ребенок от тебя... Твой ребенок!.. Теперь ты понял?!
- Так... Дела!.. - пролепетал лейтенант, и его лицо из веселого сделалось озадаченно-удивленным. - Как такое возможно?! Ведь мы с тобой виделись всего несколько раз, и никогда не были близки!.. Хотя...
- Вот именно — хотя... - ответила Марина и опять отвернулась.
- Постой, постой... Значит, в ту ночь первой была ты? Дошло, наконец, до Микульского. - Господи, ну конечно! Мне бы сразу следовало об этом догадаться!.. Вот артистки — ничего не скажешь!

Владимир сидел с ошарашенным видом на краю койки, не зная, что ему делать дальше — то ли уйти, то ли остаться.

- Да, в ту ночь первой была я! И, что — теперь ты будешь презирать меня за это?!! - с вызовом бросила Марина, вновь повернувшись к молодому человеку лицом. - Да, да, да! Я всегда была в жизни первой! Всегда и во всем!.. И родилась я первой, и в школе, и в институте первой была я, и тебя первой увидела — тоже я!.. Господи, кто бы мне объяснил, почему так получается?! Я всегда впереди, а плоды пожинает Машка! А я то чем хуже?! - дальше девушка не смогла продолжать свои высказывания — ее душили слезы. Она упала лицом в подушку и разрыдалась.

В такой ситуации Микульский вообще растерялся. Он не знал, что делать с плачущей девушкой. Интуитивно он стал гладить Марину по плечу и голове, пытаясь ее успокоить.

- Мариночка, не плачь, все будет хорошо, не плачь, моя милая, - твердил он, как заклинание.

...В конце концов, наревевшись, девушка затихла и, чувствуя, что Владимир не ушел, повернула к нему свое заплаканное лицо.

- Вовчик, скажи — ты не будешь  меня презирать за то, что я натворила? Скажи — не будешь? Это для меня очень важно!
- Что ты такого натворила? Подумаешь — преступление... Дело то  житейское.
- Нет, ты скажи прямо, что не сердишься на меня.
- Не сержусь, Мариночка. Вовсе не сержусь.

Девушка облегченно вздохнула и, вытерев слезы, взяла  ладонь Владимира и прижалась к ней влажной щекой.

- Ведь это я заступилась за тебя перед чекистами, когда они хотели тебя арестовать, - сказала она заплаканным голосом.
- Перед какими чекистами?.. За что меня арестовывать?! - не понял штурман.
- Ты забыл, что произошло возле ресторана "Кусиро"?.. А лейтенант Шипулин — тот не забыл и подал рапорт о том, что ты избил его при исполнении служебных обязанностей... Знаешь сколько тебе за это «светило»?
- Лейтенант Шипулин?! - в памяти Микульского мгновенно всплыла картина лежащего на земле мужчины, у которого под кожаной курткой оказался пистолет и удостоверение офицера КГБ. - Ах, вот оно что! - у молодого человека похолодело в груди о сознания того, какой опасности ему удалось избежать благодаря девушке, беспомощно лежащей сейчас подле него. - Спасибо, Мариночка! Вот за это тебе огромное спасибо! Считай, что мы с тобой квиты за тот случай на остановке.
- Ну что ты — разве эти два происшествия сопоставимы? Ты из-за меня рисковал жизнью, а я не рисковала ничем.
- Все равно — спасибо... А меня все мучил вопрос — откуда тогда взялся этот КГБшник?! 
- Они должны были охранять меня, но спутали с Машкой, вот и пошли за ней.
- Охранять тебя?! От кого? Ты что — такая важная особа? - удивлению Владимира не было предела.
- Ну, особа, не особа... После того, как ко мне на остановке прицепился тот тип, я сообщила об инциденте в местное отделение КГБ. Там решили выделить мне охрану, - ответила Марина уже более спокойным голосом. Истерика прошла, и ей стало легче.
- Да, сегодня день откровений! Сразу столько новостей обрушилось на меня: то мой ребенок, то коварные чекисты! - лейтенант озабоченно почесал затылок.
- Ты знаешь, Вовчик? Я не хотела тебе говорить о ребенке... Если ты его не захочешь — я не буду иметь к тебе никаких претензий. Он будет только моим.
- Погоди, Мариночка, не торопись с выводами. Это слишком непростой вопрос чтобы решать его сгоряча. У нас еще будет достаточно времени для того, чтобы обговорить все случившееся и  принять решение.
- Насчет времени — ты ошибаешься. Его то у нас с тобой, как раз и мало, - в голосе девушки стали появляться твердые нотки. - Когда мы подойдем к Питеру?
- Суток  через четверо, если будем следовать таким ходом,  и если нас не захватит очередной шторм. В противном случае нам придется отстаиваться в какой-нибудь бухте, и когда мы при таком раскладе попадем в Петропавловск — только Богу будет известно.
- Значит,  времени еще меньше, чем я думала. Будем с тобой надеяться на плохую погоду — иначе...
- Что иначе?
- Иначе нам придется расстаться совсем скоро, а мне бы этого совсем не хотелось.
- Но до места назначения еще далеко.
- Это вам далеко, а мне — не очень.
- Говори яснее.
- Хотелось бы яснее, но мне нельзя... Да черт с ним, была — ни была... Вскоре после выхода корабля в Тихий океан, ночью устройство перегрузят на подводную лодку, и мы с тобой расстанемся.
- Какое еще устройство? На какую подводную лодку? - скороговоркой выпалил штурман. Ему тоже хотелось, чтобы Марина оставалась рядом  с ним, как можно дольше.
- Устройство — это те три ящика, которые заперты в "секретной" каюте.
- О, черт! Я то о них совсем забыл... Неужели они стоят того, чтобы ты из-за них болталась в море и терпела такие муки? И почему послали именно тебя? У вас там, в "почтовом ящике", что — не нашлось мужиков для этого дела?
- Эти ящики стоят того, чтобы не только я и мои начальники, как ты выразился, болтались в море, но и ты, и весь экипаж вашего корабля!.. А мужики? Мужиков, конечно, у нас в институте хватает, но в работе и настройке этой аппаратуры никто лучше меня не разбирается — это тема моей дипломной работы. Из-за нее то меня и взяли в "почтовый ящик".
- Что же это за аппаратура такая, если, конечно, не секрет?
- Секрет, конечно, но тебе я могу рассказать, тем более, что общие сведения о ней тебе ничего не дадут.
- Почему это не дадут?
- Потому, что ты не знаешь принципа ее работы, да и координаты сброса устройства тебе неизвестны, даже я сама их не знаю.
- Так эти ящики сбросят в океан? А я думал, что это какое-то оборудование для кораблей, - Микульский все еще сидел на койке около Марины, держа девушку за руку.
- Аппаратуру никуда сбрасывать не будут. Ее, с глубоководного батискафа, который имеется на борту подводной лодки, установят на дне океана рядом с телефонным кабелем американцев. Обнаружить устройство практически невозможно, так как не будет непосредственного контакта с кабелем. Аппаратура позволяет прослушивать все переговоры дистанционно. Но и это не все. Благодаря уникальному принципу работы, обнаружить эту «прослушку» практически невозможно! Ничего подобного за рубежом не будет еще лет десять — минимум. - с гордостью заявила девушка.
- Вот оно что! И все это придумала ты?
- Нет — не все. Я разрабатывала только подслушивающие приборы, которые находятся в первом ящике-контейнере, второй контейнер — усилитель, а третий — передает сигнал прямо на военный спутник. Их делали другие.
- А где же  те другие?
- Другие полетели на место базирования подводной лодки военным самолетом.
- А ты, что же не полетела, или у тебя не было выбора?
- Выбор был, но я сама настояла на том, чтобы мне разрешили сопровождать устройство на корабле.
- Ты что, надеялась таким образом увидеться со мной?! - высказал свою догадку Микульский.
- Ты угадал. Хоть это был один шанс из тысячи, но я, втайне, надеялась на встречу с тобой, и моим мечтам суждено было сбыться... Ты не представляешь, как я обрадовалась, увидев тебя на этом корабле!
- Как же помню: "Вы ошиблись, товарищ лейтенант", - передразнил Марину Владимир.
- Я сдержалась тогда из последних сил.
- Подожди, если ты напросилась сюда из-за меня, то не хочешь ли ты сказать, что я тебе небезразличен?
- Хуже того — я влюбилась в тебя с первого взгляда, как только увидела в Холмске. - призналась девушка и опустила глаза.
- Вот оно что... Поэтому ты мне все рассказала о своей работе? - догадался штурман. - Другому бы ты и слова не сказала?

Девушка замотала головой в знак согласия.

- Я, конечно, поведала тебе обо всем конфиденциально, а вовсе не для того, чтобы об этом кто-либо узнал, - сказала Марина. Она заметно оживилась с той поры, как Микульский пришел к ней в каюту. Разговоры отвлекли ее от мыслей о качке.
- Ты на меня можешь полностью положиться. Не беспокойся — о твоих откровениях, я не скажу никому ни слова, да и американцев, чтобы открыть им твой секрет, я увижу не скоро, - отшутился лейтенант. - А если серьезно — я уже говорил тебе, что я не болтун.
- Спасибо тебе, Вовчик, - прошептала девушка и, сев на койке, обняла Владимира за шею.
- За что, Мариночка?
- За все... За то, что ты есть. За то, что я, наконец, выговорилась и сняла камень с души. За то, что ты меня успокоил. Я ведь тебе тоже не безразлична?
- Сама знаешь, что небезразлична. И что мне теперь делать, как быть?.. Марин? Я все-таки не могу понять — зачем вы с Машей тогда менялись ночью?
- Не знаю, поймешь ли ты меня?
- Постараюсь.

По лицу Марины пробежала тень сомнения, но, наконец, девушка решилась:

- Ты не торопишься?
- Нет.
- Тогда, чтобы тебе стало понятно, я начну, немного, издалека.- она отстранилась от Владимира и села на койке, - сядь, пожалуйста, напротив, так мне легче будет рассказывать.

Микульский, повинуясь просьбе собеседницы, молча пересел в кресло у стола. При этом он не отрывал от Марины взгляда. Та же наоборот, опустив глаза, собравшись с силами, продолжила:

- Мне было двадцать три года. Моя голова всегда была забита — то учебой, то работой. Вышло так, что до того времени у меня не было ни одного мужчины. Встречалась, конечно, с парнями, но до постели дело не доходило. Это обстоятельство служило поводом для вечных Машкиных подколок... Так случилось и в тот вечер, после моего приезда из Хабаровска: она сразу завела разговор о кавалерах: "Ну, что — нашла себе кого-нибудь?" А я ей говорю: "Отстань, Машка. Где я его возьму? На работе все женатые, а на улице я знакомиться не могу". А она мне — "Ну и дура, так и просидишь всю жизнь одна. Скоро станешь "Синим чулком"... "Слушай," - говорит. - "Хочешь испытать чувство близости с мужчиной?... Меня сегодня пригласил в ресторан один приятный молодой человек. Я приведу его к нам домой и дам тебе шанс — ляжешь с ним в постель первой, вместо меня". - Это сейчас я понимаю, что поступила гадко, безнравственно, а тогда... Короче, я с дуру согласилась... Я же не могла знать, что тем молодым человеком окажешься ты!..
- Вот так история! - произнес Владимир. - Надо же — вот тебе и Маша! А я то думал, что весь вечер того памятного дня шел по моему сценарию, а, оказывается, я в том действе был вовсе не режиссером, а простым статистом!

Марина молча сидела на постели и не знала, что сказать в ответ.

Вдруг резко ударил звонок громкого боя*.
 
"Боевая тревога номер один! Боевая тревога номер один! Всем членам экипажа занять места по-боевому расписанию!" - раздался в динамике репродуктора голос Ахидова. Микульский схватил со стула свою фуражку.

- Извини, Мариночка — мне срочно нужно бежать на мостик.
- Что произошло?- встрепенулась девушка.
- Черт его знает? Тревога!

*звонок громкого боя - тревожная сигнализация на кораблях.