Я бежала так, как никогда в жизни. Даже лет, так эдак пятнадцать назад, когда я весила на килограмм пятнадцать меньше. Широко открытым ртом я пыталась вдохнуть как можно больше кислорода, но, видимо, последние десять лет моего интенсивного курения не прошли для моих легких даром. Грудь разрывалась от боли, будто тысячи иголочек впились в нее изнутри. И даже испытывая панический страх, я себе пообещала: - “Если выживу – обязательно брошу курить”. Мое сердце я ощущала где-то на уровне желудка, и казалось, будто я слышу гулкое уханье, когда оно с интервалом долю секунды, в очередной раз после взлета, падает на свое новое место. Каким-то остатком разума я осознавала нереальность происходящего. Как я могла оказаться в этом жутком месте? Еще вчера я была у себя дома, и улегшись под теплый любимый плед, жуя свою любимую халву и запивая теплым черным чаем с чабрецом, щелкала по кнопкам пульта телевизора в поисках хот какого-нибудь интересного нового фильма. А теперь я среди ночи мчусь по неизвестной мне дороге. Вокруг смазано мелькают темные деревья. Куда я бегу? Неважно. Но знаю, что останавливаться нельзя. Если остановлюсь – погибну. Что-то или кто-то, догоняющий меня сзади, приглушенным мурлыканьем, пришепетыванием или всхлипыванием, схватит меня. И если это произойдет – конец.
Ужас сковал мое горло. Я пыталась кричать, но ни один звук произнести не могла. Уставшее сердце рвалось из груди. Деревья вокруг слились в одну сплошную бесформенную линию. Звенящая тишина и только устрашающие звуки, издаваемые моим преследователем. Неожиданно чьи-то ледяные пальцы, вцепились в меня, причиняя боль. Вся картинка вокруг стала замедлять свой ход, как скоростная карусель замедляет свою скорость по окончании головокружительного вращения. Эти цепкие пальцы развернули меня на сто восемьдесят градусов. “Сейчас я умру” – эта ужасная мысль, на удивление, как укол сильного обезболивающего, успокоил меня настолько, что к тому моменту, когда я столкнулась лицом к лицу со своим преследователем, мое сердце было на своем привычном месте, кислород долгожданными потоками заполнял мои легкие. Никаких мыслей. Это конец.
Словно в тумане ко мне приближалось чье-то, до боли знакомое, лицо. Черные глаза, с хитрым прищуром, завораживали. Жесткие тонкие губы разомкнулись, и, как листва на слабом ветерке, прошелестели:
- Возвращайся….
Вдруг, издалека, сначала приглушенно, затем все громче и громче, стал раздаваться настойчивый звон. Лицо передо мной, не отрывая от меня пронзительных глаз, стало постепенно таять в прозрачной дымке. И вот уже маленькое бледное пятнышко растаяло где-то вдалеке. Звон уже был настолько сильным, что оглушал. Вся картина вокруг меня рассыпалась как картонная мозаика. Я тряхнула головой, раз, два, три….
Надо мной бледно-розовые узорчики потолка в моей спальне. Первая мысль, которая промелькнула у меня в голове – “Когда же я поменяю этот романтический цвет своей спальни?” Прогоняя совершенно не нужные мысли, на данном этапе моей жизни, я тряхнула еще раз головой. Мой дурацкий будильник, подаренный кем-то их коллег, явно для того, чтобы каждое утро для меня было “добрым”, вращая пластмассовыми глазами звенел и подпрыгивал на тумбочке.
- Да встала я, встала. Все, заткнись! – и нажала пупырышку на безмозглой голове своего «мучителя».
Вылизать из-под теплого одеяла не хотелось до слез. На дворе середина сентября. Первые дни баловали теплом и солнцем, но последние два дня стоит примерзкая погода, что-то среднее между липким туманом и дождем. Резкие порывы холодного ветра пронизывали, надетую по привычке, легкую одежду. - Бр – бр – бр… Как же не хочется выходить на улицу. Да и по квартире гуляют сквозняки. Пора уж оклеить окна. Наспех, чтобы не успеть замерзнуть, надеваю на себя брюки и теплый шерстяной свитер. Никак не могу себя приучить поддевать под свитера какую-либо майку или кофточку. Причем, даже под колючий свитер. Так и хожу весь день, дергаюсь, почесываюсь, но привычку не меняю… Лень. Большая чашка еле теплого крепкого кофе, так же по привычке не пью горячий, окончательно приводит меня в чувство. Две минуты разукрашивания, и в зеркале вижу почти не сонную, достаточно яркую, для кого-то, скорее всего, чересчур яркую, брюнетку. Это тоже привычка. Сколько я не пытаюсь приклеить себе модный образ натуральной красоты, ничего не выходит. Поглядывая в зеркало, безуспешно убеждаю себя, что это блеклое лицо мое, но не проходит и десяти минут, я хватаю косметику и щедро добавляю веселых красок. Волосы мои, от природы светло-русые, но лет пятнадцать назад, попробовав черный цвет волос, больше ему не изменяла. Хотя нет, раза два, используя нездоровое количество гидроперита, осветлялась или окрашивалась в более естественные цвета. Но через два дня, не выдержав неестественного для меня образа, перекрашивалась снова в черный.
И пусть я постоянно слышу о неземной привлекательности блондинок, и о вульгарности яркой помады, и жирных черных стрелок на глазах, себе изменять не собираюсь. И чувствую себя великолепно. А кому не нравится, пусть не смотрят.
Черный плащ, на шею красный шелковый платок, и сжавшись, ныряю в холодный подъезд с гуляющими сквозняками. Всю дорогу до работы приходится постоянно уворачиваться от мокрых порывов ветра, и несущихся на встречу людей. Полчаса притирки, протирки в старом троллейбусе, и вот, я на месте, то есть, на работе, моей работе, хотя все нутро кричит: «Не моя!». Ну да ладно, хоть какие-никакие деньги, тепло, и особо ничего делать не надо. Коллектив так себе, с обычными плюсами и минусами. После частых смен места работы, уже полтора года сижу на мягком кресле, перекладываю совершенно неинтересные бумажки, тайком почитываю однодневные книжонки, и мечтаю… Вот подойдет ко мне наш симпатичный директор и скажет: - «Все, засиделась ты на скучном месте, Катюша. Ты достойна большего», или разведет руками и скажет: - «Без вас, никак». И поведет меня в свой навороченный кабинет. Но симпатичный директор, Андрей Сергеевич, к моему столу не подходит. Он вообще ни к кому не подходит. Утром окинет грозным взглядом тут же подобравшихся и улыбающихся сотрудниц, буркнет что-то вроде «З - те» и скрывается в своем кабинете. Все, на этом лимит необходимого общения с нами, недостойными, считается исчерпанным. В течении дня, при редких пробежках мимо нас, взгляд его устремлен куда-то вдаль, и траектория пролегает где-то высоко над нашими макушками.
Макушек всего семь. Это в нашем отделе. Четверо девушек, или молодых женщин – замужем. Они постоянно кучкуются вместе. И на нас троих, свободных, смотрят то ли свысока, то ли с жалостью. Но я постоянно убеждаю своих подруг «по несчастью» - Маринку и Леночку, что это исключительно из зависти. Нет, а действительно, кого жалеть-то надо? Мы свободные птицы. Хотим, спим, хотим, гуляем. Надо, уберем квартиру и приготовим себе поесть, а лень, и так сойдет, и бутербродом перекантоваться можно. А что у них? Вечно голодный муж, постоянно клянчащие что-то дети. И еще масса всяких «удовольствий». А у нас времени еще о-го-го!!! Поживем для себя, а замуж всегда успеем. У Маринки, после моих «вливаний», загораются глаза, распрямляется спина, она начинает интенсивно кивать головой в знак согласия. А Леночка, как всегда при таких разговорах, грустно смотрит на меня своими бездонными голубыми глазами. Да и у меня, если честно сказать, с каждым годом уверенности в собственных словах становится все меньше. Все-таки мне, Екатерине Маркеловой, уже тридцать один год.
До двадцати пяти, по поводу счастливого замужества, я чувствовала себя совершенно спокойно. Отбрасывала кандидатуры без сожаления, если они не соответствовали хотя бы одному пункту, предполагаемого мною, образа идеального мужчины. Шанс показать себя во всей красе давался всем, более или менее подходящим, но чем дольше длились отношения, внешняя привлекательность отпадала, как шелуха, а при тесном знакомстве с его внутренним миром, у меня округлялись глаза, а от некоторых кадров, бывало, волосы вставали дыбом.
После двадцати пяти лет пунктов, в моем списке образа идеального мужчины, становилось все меньше. На сегодняшний день их два – чтобы он любил меня, а я любила его, ни щенячьей или отелловской страстью. А так, как говорят пары, прожившие в браке более двадцати лет – как две половинки одного целого. Но что-то желающих стать моей половинкой на горизонте не видно. Нет, конечно, воздыхатели имеются, но на роль даже четвертинки не тянут.
Маринке двадцать восемь, красивая шатенка с прекрасной фигурой, и с задорным веселым характером. Всегда готовая к изменениям в жизни, всевозможным катаклизмам и, тем более, к встречи со своей судьбой. Но «судьба», то ли незаметно прошла мимо, то ли еще не дошла. Маринка, при этом, особо не унывает, и помахав ручкой очередному несостоявшемуся суженному, с головой бросается в новый роман.
Леночка из нас самая молодая, ей всего двадцать четыре. Но страдать, из-за отсутствия мужа, она начала ровно с восемнадцати лет. В ее случае я совершенно не понимаю мужиков. Ладно мы с Маринкой, по мнению большинства женщин, относимся к разряду тех, кого желающие удачно жениться обходят стороной – громко говорим, ярко накрашены, да и характер тот еще. Но у Леночки на лбу написано, розвыми буквами в цветочек – умница, миленькая, скромно выглядит, скромно ведет себя, домовитая и работящая. Но встречающиеся у нее на пути мужчины, то ли не умеют читать, то ли большинство женщин ошибается.
В общем, своим коллективом я могу назвать именно Маринку и Леночку. Печатая и сортируя счета и накладные, мы успеваем перемусолить все темы нашей жизни, соседской и особенно, звездной, помечтать о суперсумочке или суперсапожках и т.д. и т. п. После зарплаты и аванса, мы отправляемся в какое-нибудь, по нашим деньгам, пристойное заведение. Веселимся до утра, иногда, после этого лечим головные боли и опаздываем на работу. Зато всю последующую неделю бурно обсуждаем качество проведенной вечеринки.
Но сегодня идти куда-то не позволяли финансы, обсуждать что или кого-либо получалось туговато, без обычной остроты. Да и вообще, настроение было какое-то паршивое. Что-то глубоко внутри меня ныло и давило. Наверное, погода… Рабочий день кое-как дополз до своего завершения. Все в ожидании посматривали на дверь «главного». Все-таки до конца рабочего времени еще двадцать минут. Делать уже давно нечего, но пока наш симпатичный директор на месте, уйти раньше времени не получится. Как же долго тянутся эти последние минуты. Наконец, без пяти шесть, взвизгнув, открылась желаемая дверь, будто кем-то подгоняемый, как обычно, ни на кого не взглянув, промчался Андрей Сергеевич. Хлопнула входная дверь. Тут же ураганом пронесся шелест бумаг, пакетов, клацанье «мышек», торопливый цокот шпилек по каменному полу.
- Пока…
- До завтра…
- Счастливо…
- Завтра не опаздывать…
Последние слова коллег утонули в уличном шуме машин. Мокрая мерзость, падающая с черного неба, старается смыть тщательно наложенный макияж. Первый раз, выйдя с работы, я растерялась. Знаете, чувство, когда вы в незнакомом месте, на пересечении дорог, и не знаете, куда и какой дорогой идти? Я стояла, тупо уставившись на проходящий мимо поток автомобилей, на съежившихся, куда-то спешащих людей. Цветным калейдоскопом рассеивался свет от фар машин, выхватывая из сумрака поочередно, уставшие лица людей. Вот осветилось лицо стоявшей через дорогу, напротив меня, старушки. Сутулая, одетая в какую-то темную хламиду, она стояла, устремив на меня свой взгляд. Стоя на достаточном расстоянии от нее, несмотря на темноту и сырую мглу, мне было отчетливо видно ее пронзительные черные глаза с хитрым прищуром. Ее губы что-то беззвучно произносили. Будто холодная, жесткая рука сдавила все внутри.
- Возвращайся… - настойчивым шепотом шелестело вокруг.
Вдруг меня кто-то толкнул. Какой-то нерасторопный мужчина, больно пихнув меня, за секунду рассказал кто я, откуда и куда мне стоило бы сходить. Я будто проснулась, посмотрела через дорогу, но странную старушку не увидела. Я долго всматривалась в чужие лица, спины, силуэты.
- Куда она делась?
Так я и стояла, растерянная, испуганная тяжелым предчувствием. Знакомое лицо… Сон… Точно! Как же я забыла! Эта старушка, всего лишь, напомнила мне женщину из сегодняшнего сна. Но что-то глубоко внутри меня, леденя душу, твердило: - «Это не просто старая женщина…» Я тряхнула головой. Все, хватит. Наверное, я заболела, если испугалась какой-то старушки. Бред… Твердо решив выбросить дурь из головы, уверенными шагами, я направилась к остановке. А вот и мой «рогатый извозчик». Толпа плавно внесла меня внутрь троллейбуса и впихнула в угол. С грустным скрежетом захлопнулись двери и, дернувшись, троллейбус плавно покатил по ночным улицам. Зажатая со всех сторон, смирившись с предстоящим получасовым мучением, я уткнулась лбом в запотевшее окно. Мелькающие фары машин и огни города, монотонный гул людских голосов убаюкивали. Вдруг, в отражении окна, совсем рядом, за моим плечом мелькнуло знакомое лицо. Черные глаза, казалось, прожигали насквозь. И настойчивый шепот:
- Возвращайся…
Я резко обернулась. Глаза мужчины, стоявшего сзади, в испуге расширились.
- Девушка, вы что?
- Извините… Извините пожалуйста. – бормотала я, ища глазами мою странную преследовательницу. Но ее опять нигде не было.
Да что же это такое? Что происходит? Может, я схожу с ума? Надо узнать, как вообще сходят с ума. Или это реальность? Сколько рассказов вокруг о фантомах, призраках…
О себе я бы не сказала, что верю на все сто процентов во всякое потустороннее, но уверена, что что-то где-то имеет место быть. Но это происходит с кем-то, в каком-нибудь заброшенном старинном замке, в темном подвале или в больничном морге. Но не в троллейбусной давке, не среди потока людей, освещаемого фарами машин. И уж точно не со мной.
Остаток пути я старалась в окна не смотреть. Стоя лицом к лицу к мужчине, которого нечаянно испугала, мне ничего не оставалось, как смотреть именно на него. Под моим взглядом он сначала, пытаясь удержать невозмутимое выражение лица, смешно смущался, затем, как-то нагловато стал рассматривать меня. Судя по всему, каких-то отрицательных эмоций он не испытал, потому что в итоге, улыбаясь как чеширский кот, предложил мне продолжить начатое столь тесное общение. Я тут же «натянула кирпич на лицо» и стала проталкиваться к выходу, благо через одну остановку выходить. Как раз вовремя доползу к выходу.
Троллейбус, щелкнув рогами, остановился, визжа, открылись двери и высыпав часть людей на остановке, покачиваясь, поехал дальше.
Моя девятиэтажка находится прямо за остановкой. Почти во всех окнах горит свет, но два окна на третьем этаже, словно черные дыры. Я поежилась – это же мои окна, и раньше никогда подобных ассоциаций они во мне не вызывали. Я поймала себя на мысли, что никак не хочу идти домой. Легче остаться здесь, под моросящим дождем, чем очутиться в этих черных дырах. Бред… Какой бред… Все, приду – померяю температуру. Я точно заболела. Бояться собственного дома… Больная… У меня грипп, точно грипп...
Так внушая себе свой собственный диагноз, перепрыгивая лужицы, я все-таки подошла к своему подъезду. Те же сквозняки, запахи и темнота. Лампочки, как всегда, нет. Я не стала вызывать лифт, на ощупь добралась до своей двери. Стояла и прислушивалась. Там за дверью – черная дыра.
- Так! Стоп! Хватит!
- Вы из десятой?
Роняя ключи и сумочку, я подпрыгнула с разворотом на девяносто градусов. Передо мной неясный темный силуэт.
- К-кх-кх-е… Извините. Я наверное вас испугала. – силуэт заговорил нормальным, довольно вежливым женским голосом.
- Я вам телеграмму принесла.
С трудом шевеля пересохшим языком, я что-то пыталась ответить.
- Возьмите, пожалуйста.
- Да, да, конечно. – я вроде бы начала приходить в себя.
Шаря по грязному полу дрожащими пальцами, на удивление быстро нашла ключи, подняла сумочку. Какое-то время промучилась в поисках отверстия для ключа.
- Фу… Наконец-то. – щелкнув, дверь открылась.
Нащупав выключатель, включила свет.
- Я, наверное, должна расписаться? Секунду…
Горло сдавил спазм. Свет из коридора освещал лестничную площадку перед квартирой. Никого.
- Эй, вы где? – я аккуратно высунула голову. Никого. Лишь у порога лежал желтоватый бланк телеграммы. Быстро его схватив, я захлопнула входную дверь.
Промчалась по квартире, включая по ходу свет. На кухне, дрожащими руками, зажгла сигарету.
- Все, успокойся, ничего не произошло. Просто работник телеграфа тихо подошла и тихо ушла. И ей не нужна моя подпись. Зачем? Телеграмма у меня… Телеграмма! Господи, я же совершенно забыла о ней. И тут же меня прошиб холодный пот – «что-то случилось с мамой». Ожидая непоправимого, еле передвигая ногами, дошла до тумбочки в коридоре. Взяла телеграмму. «Дорогая Катюша. С бабушкой очень плохо. Ухаживать некому. Срочно приезжай. Соседи твоей бабушки. ул. Болотная, д. Волчий Лог такой-то области».
Не понимая, я долго стояла, уставившись в бланк. Какая бабушка? Бабушка со стороны мамы давно умерла. С родственниками отчима я не знакома. Конечно же, у меня имеется где-то отец. Но его я видела последний раз, когда мне было годика четыре. Может быть по отцовской линии бабушка? Смутно осталось в памяти: зеленая, в солнечных бликах речка, какие-то нереально большие морды коз и козлов, хотя, наверное, в глазах четырехлетней девочки все выглядит нереально большим. Еще помню слезы мамы. Шершавые руки какой-то женщины, и истерические нотки в голосе отца.
Так, надо звонить маме, только она сможет прояснить ситуацию с бабушкой, если конечно у мамы нет неотложных дел. Надо сказать, что моя безумно любимая мама, столь же безумно занятой человек. По профессии она экономист, но хватается за любые дела, совершенно не связанные с ее образованием. Понравились пекинесы – будет разводить пекинесов, в следующий миг понравились шарпеи, ну что ж, в квартире появляются существа в складочку. Проходит года два-три, и ее с головой затягивает любовь к кактусам, параллельно она бегает на курсы вязания крючком и в публичную библиотеку на лекции какого-то популярного, то ли экстрасенса, то ли колдуна. При этом, мама постоянно экспериментирует на кухне с какими-то чудаковатыми блюдами с острова Мумба-Юмба… На мужа, Льва Михайловича, конечно же, возлагается почетная миссия – кормильца: ее, собак, попугаев, и внимательного слушателя, которому отводится простая роль – со всем соглашаться.
Вы не подумайте, он совсем не несчастный муж. Мой отчим безумно любит маму, готов потакать во всех ее желаниях, восторгаться новыми идеями, колючими кактусами и выслушивать пересказанные мамой лекции по экстросенсорике. Но при всей своей вроде бы мягкости, пользуется авторитетом, как у мамы, ее подруг, так и у своих подчиненных. Отчим занимает какой-то высокий и ответственный пост в какой-то крупной промышленной фирме.
К маме я дозвонилась на удивление быстро, и что самое удивительное, она относительно ни чем не была занята. Не считая, конечно, контроля за духовкой, в которой запекался очередной кулинарный шедевр, и чтения методического пособия по освоению навыков вышивания бисером.
После десяти минут поучительной лекции о прелестях бисероплетения, я все же решила перебить маму.
- Мам, ну мама, ну давай ты мне все при встрече расскажешь? Я звоню тебе по поводу телеграммы, которую получила сегодня.
- А-а-а, какая телеграмма? Я не посылала никакой телеграммы.
- Мам, телеграмма не от тебя, а от бабушки с Волчьего Лога.
На том конце провода возникла пауза.
- А что ей от тебя понадобилось? И вообще, как они узнали твой адрес? – растеряно бормотала мама.
- Ну как адрес узнали, не знаю… Может в каком-нибудь адресном бюро узнали. Вообще это не сама бабушка написала. Как кстати ее зовут? Мне стыдно, но я совершенно забыла ее имя.
- Мария, Мария Ивановна. Не удивительно, что ты забыла. Ты ее после своего четырехлетия не видела, а я упоминать не хотела, мало ли, травма такая.
Тут в мамином голосе зазвучали воинственные нотки.
- Да и вообще, с какой стати было их вспоминать. После того, как умер твой отец, оставив лишь обрывок бумаги: «Прости, иначе нельзя», никто из его родни ни разу даже не поинтересовался – как я? Как мы одни выживаем? Так какого черта я должна была о них вспоминать?
- Мам, ну мам, успокойся. Мне очень не хочется, чтобы ты так нервничала. Пришла телеграмма от соседей бабушки. Они сообщают, что она в тяжелом состоянии, и за ней некому ухаживать. Они зовут меня. Господи, мне это как снег на голову. Она же для меня как чужая. Да и работы у меня… Мам, ну что ты молчишь? Что делать-то?
Мама какое-то время молчала, и лишь по ее тяжелому дыханию в трубку, я была уверена, что она меня слышит. Видно принять какое-либо решение и для нее оказалось не просто. Наконец…
- Ну, Катюш, ты конечно права, она практически чужой человек для тебя, но как ни крути, все-таки бабушка.
- Мама!
- Не перебивай. Все-таки жалко старого человека, да и ты, отпуск за полтора года брала? Нет! Вот и хороший повод и отдохнуть на свежем воздухе, и полезное дело сделать.
- Мам, ну может лучше тебе поехать к ней? Все-таки ты ее более-менее помнишь.
- Ты что? А на кого я оставлю Левочку, своих малышей?
Под малышами мама подразумевала своих бесчисленных питомцев, включая кактусы.
- Да и к тому же, мы с ней в последний раз не очень хорошо расстались. В общем, это старая история, и ехать придется тебе.
- Ну, мам…
- Катюш, все, никаких споров. М-м-м-м да, и должна тебе сказать, - так, все понятно, самый главный аргумент мама приберегла на последок. – как-то твой отец проговорился, что у твоей бабушки где-то припасены то ли золотые монеты, то ли драгоценности на большие деньги. Их семья, еще задолго до революции, была очень богата и имела какие-то то ли дворянские, то ли не знаю какие корни.
- Мам, да может это сказки?
- Ну, сказки, ни сказки, не знаю. Но на всякий случай, съездить надо. Раз она тебя зовет, после стольких лет, значит это действительно важно. Все, доченька, говорить больше нечего, завтра же разговаривай с начальством, требуй заслуженный отпуск и вперед. Ой, все, пока, что-то потянуло горелым…
На другом конце провода раздались короткие гудки. Так, у мамы испорчен кулинарный шедевр, перезванивать опасно – попаду под горячую руку. А так много вопросов! Какая она, бабушка? Почему они плохо расстались с мамой? И вообще, хочется как можно больше узнать обо всем этом.
Какое-то время я еще сидела у окна и смотря в темное окно, представляла аккуратную зеленую деревушку, деревянную избенку и маленькую сгорбленную старушку…
Вдруг, в мозгу промелькнул образ моей сегодняшней старой преследовательницы. Тут же холодом и жутью повеяло от окна. Я резко отскочила и задернула полупрозрачные шторы, лишь бы не видеть уличной темноты. После сегодняшних страхов, мерзкой погоды захотелось залезть куда-нибудь в теплый уголок и остаться там. Точно! После горячей ванны мне должно сразу полегчать.
Набирая ванну, я зачарованно смотрела на льющуюся воду. Чувство непонятной тоски, безысходности накатило тяжелой волной. Очнулась я только когда вода прозрачным потоком начала выливаться из ванны.
- Боже мой, да что же со мной происходит?!
Кое-как собрав воду с пола, я с остервенением начала скидывать одежду и, обращаясь сама к себе вслух, шептала:
- Ничего страшного, ничего страшного. Просто осенняя депрессия, просто переутомление, еще бы – полтора года пахала как каторжная… В отпуске не была… И вообще, у меня грипп… Ай!
Острая боль пронзила плечо. Уже более аккуратно стянула бюстгальтер, развернулась спиной к зеркалу, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Долго выкручивать шею не пришлось – от плечей, почти до талии, шли красные, уже слегка подсохшие, полосы. Я не поверила своим глазам. Откуда? Я долго крутилась волчком перед зеркалом, пытаясь понять, от чего могут появиться такие раны. Такое ощущение, что кто-то или что-то просто разодрало мне спину. Стоп! Разодрало спину… Сон!
- Мамочка! – Вопль ужаса вырвался из горла. Сон становился реальностью.
Впопыхах натянула на себя халат – купанье отменяется, и бросилась в спальню. С разбегу плюхнулась в постель и натянула одеяло на голову. Ужас парализовал всю мою разумную часть мозга. Я представляла, что вокруг меня толпится орава когтистых чудовищ, готовых в любую минуту меня растерзать. И мое толстое одеяло, вряд ли меня спасет. Но шло время, никто даже не царапнул мой пуховой панцирь. Ужас потихоньку начал отступать, а онемевшее тело приобретать чувствительность. Ну, в самом деле, чего я испугалась? Раны на спине? Да это может быть от чего угодно. Например… Я с трудом пыталась представить хоть одну возможную причину появления таких царапин. Но более-менее подходящим вариантом оказался лишь один – каким-то образом, я, скрючив руки не иначе как в крюки, умудрилась во время сна разодрать себе спину. А что? Я, между прочим, читала, что у спящего человека, бывает, открываются необычные способности. Вот, например лунатики, ходят по узкому карнизу и не падают, или спящий ребенок упадет, например, с верхней полки купе поезда, и ничего, даже не проснется. Конечно, это с натяжкой относится к появившейся способности моих рук выворачиваться до такой степени, но мало ли? Сколько еще не изученного! А факт остается фактом, чудовищ не существует, сон всегда остается сном, и никто не мог меня поцарапать – значит, у меня открылся, практически, дар. Вот и хорошо, вот и ладненько. Теперь бояться нечего, все объяснимо, все хорошо. Можно спокойно сгонять на кухню, сделать себе сладкого чая, положить в блюдечко халвы и спокойно, перед сном, посмотреть телевизор. Тихо, озираясь на освещенные углы квартиры, прошмыгнула на кухню. Для того чтобы быстрее заснуть, налила себе рюмочку маминой настойки, и цедила ее пока не закипел чайник. По телу разлилась приятная теплота. И стало как-то совсем не страшно.
С большой кружкой сладкого чая и блюдечком халвы, я улеглась в кровать, пощелкала каналы, заведомо избегая те, где могут быть мистические фильмы и передачи, столь любимые различными телеканалами. Остановилась на каком-то старом добром фильме и, под лирические песни пятидесятых, незаметно уснула.
- Дринь, дринь, дринь…
Под эти звуки я плавно покинула объятья Морфея. Некоторое время я не могла понять, что меня разбудило. Это не мой замечательный будильник. Это кого-то, несмотря на рань несусветную, принесло к моей двери.
- Дринь, дринь, дринь…
- Да иду, иду… - скрипучим спросонья голосом бурчала я. – Уже пришла…
Щелкнул замок и … никого. Только перед входом желтоватый бланк телеграммы.
- Телеграмма, опять. «Катюша, телеграфируй, когда приезжаешь, встретим. ул. Болотная, д. Волчий Лог такой-то области. Копытины».
Да... прижали, с бабулей, скорее всего, совсем плохо. Только странный какой-то почтальон, с каких это пор им не нужна подпись получателя? Да и бланк странный, насколько я помню, бланки светло-зеленого цвета, а эти желтые. Так, посмотрим, что здесь написано мелким шрифтом – изготовлено в типографии братьев Лузгиных 1914г. Ничего себе! В каком же захудалом месте живет моя бабуля? Там что, на почте или телеграфе не имеется более свежих бланков?
- Дзинь, дзинь, дзинь…
Ага, проснулся мой «любимчик». Но сегодня помучить меня ему не удалось – до него нашлись желающие. Я проследовала в спальню и с саркастическим удовольствием шлепнула по пупырышке на металлической башке будильника, и, бросив тоскливый взгляд на теплую постель, потопала собираться на работу.
Пока остывал кофе, я кое-как помыла неповрежденные части тела. Изворачиваясь как уж, используя карандаш с намотанной на него ватой, разукрасила свою спину и плечи зеленкой. Да, можно было сразу брать валик для покраски стен – результат тот же, а усилий намного меньше. Минут десять я ждала, пока зеленка высохнет, еще десять минут, сантиметр за сантиметром, натягивала на себя водолазку. В итоге я поняла, что если не случится чуда, я наверняка опоздаю на работу. Перепрыгивая через ступеньки, на ходу застегивая пальто, я выбежала из подъезда. На улице та же мокрая мерзость и спотыкающиеся об меня люди, бегущие навстречу. «Рогатый извозчик» сегодня с большим упорством, чем обычно не хотел впускать меня и еще несколько бедолаг. Но мы люди привычные, и с утра готовы штурмовать любые преграды. Сплотив свои ряды, надавили, подтолкнули и, буквально, впечатались в толпу «счастливых» пассажиров. С жалобным стоном троллейбус тронулся и, раскачиваясь из стороны в сторону, поехал.
Всю дорогу я думала о предстоящем разговоре с начальником. Конечно же, мне положен отпуск, но вот так, с бухты-барахты, дайте отпуск! Надо что-нибудь придумать. Но что? Заболела бабушка? Ну почему бы и нет? Она же действительно заболела, а в доказательство покажу телеграмму, благо взяла ее с собой. Точно, так и поступим.
На работу я, конечно же, опоздала, и хотя всего на пятнадцать минут, все-таки нехорошо получилось. На ходу раздеваясь и здороваясь со всеми коллегами, проскользнула к своему столу, и скоренько соорудила на нем рабочий беспорядок.
- И кто же нам помешал вовремя лечь спать?
Это, конечно же, противная Маринка. Я тут же сделала хитрое выражение лица и с загадочной улыбкой ответила:
- А тебе все надо знать?
Правды о моих сумасшествиях они не услышат. Пускай ломают головы, с кем я провела время. А причина моего опоздания им даже в голову не придет. Полчаса Марина настойчиво допытывалась кто да как. Леночка, с грустным любопытством, молча, искала ответ в моих глазах и как бы просила: «Ну, пожалуйста, мне-то можно сказать по секрету. Я же точно ничего никому не скажу». Я твердо держала свои позиции и «правды» не говорила. Наконец, вдоволь помучив их, решила сменить тему.
- Я срочно беру отпуск.
- Как? Зачем это? – всполошилась Марина.
- Ах, тебя, наверное, новый знакомый зовет с собой куда-нибудь на моря? – восторженно защебетала Леночка.
- Только не говори, что за границу! Иначе я из зависти укушу тебя!!! – раскрасневшись от возбуждения, закричала Маринка.
- Да нет же, нет, - я почти испугалась. – до этого еще не дошло…
Глаза Леночки тут же подозрительно заблестели и она со вздохом резюмировала:
- Все-таки все они, девочки, сволочи!
К Маринке вернулся здоровый цвет лица, но в голосе слышалась подозрительность:
- А зачем тогда такая срочность?
- Заболела моя бабушка, и мне срочно нужно ехать к ней.
- Да-а-а?
Судя по лицам моих подруг, я потеряла последнее доверие в их глазах.
- Что-то ты никогда не рассказывала о своей бабушке.
- Да потому что нечего было рассказывать – я ее последний раз видела в четыре года.
Девчонки, с нескрываемым недоверием, молча, уставились на меня.
- Да в конце концов, у меня что, не может обнаружиться бабушка?!
Девчонки упрямо мне не верили.
- Да я правду говорю! Да вот, читайте!!! – И протянула им бланки телеграмм.
Они внимательно изучили текст телеграмм, затем придирчиво покрутили их в руках.
- Какие-то бланки подозрительные… - все еще сомневаясь, произнесла Маринка.
- Да этот Волчий Лог – древнее захолустье. Наверное, там еще пользуются подобными раритетами.
- Ну, ну. – протянула Маринка.
Нет, все-таки не верят.
- Девчонки, для меня появление бабушки такая же неожиданность!
И мне пришлось, конечно, опуская разные странности вчерашнего вечера, рассказать им все подробно. Поверили. Посочувствовали, только не знаю точно чему – больной бабушке или же тому, что мне придется провести отпуск вдали от цивилизации.
Но мне еще предстоял разговор с начальством. Поправив макияж, оглядев себя критическим взглядом со всех сторон, насколько это возможно с помощью маленького зеркальца, выдохнув, я решительно направилась «в святую святых»! Легонько поскреблась в дверь, по нашему «предбанника» для посетителей, приемной. Никакого ответа. Ладно, войдем без приглашения. Почему-то никого не оказалось – ни высокомерной секретарши, ни менеджеров, в нашем отделе их всего два. Растеряно потоптавшись, я раздумывала, что предпринять дальше. Я все-таки решила идти до конца. Как-никак сегодня пятница, если не решу вопрос с отпуском сегодня – придется ждать до понедельника. Собрав всю волю в кулак, я постучала в дверь Андрея Сергеевича.
-Да! – рявкнуло изнутри.
Хорошее начало беседы, подумала я и открыла дверь. На столе начальника, и даже на полу, валялось огромное количество документов. Да и внешне «Его величество» выглядел совершенно неподобающе своему высокому положению. Волосы на голове взлохмачены и казалось, что даже волосики на груди, выглядывающие из расстегнутого ворота рубашки, стояли дыбом. Лицо его было красным, скорее всего от злости, и при этом он бешено таращил, некогда красивые, голубые глазки.
- М-м-м-ы – только и смогла я выдавить из себя.
- Что? – рявкнул начальник в ответ.
Я почувствовала, что мои ноги проваливаются, словно в вату. Пересохшими губами пролепетала:
- Мне-е от-т-п-пуск…
- Заявление на подпись! – прогрохотало в ответ.
Пятясь к выходу, я заикаясь лепетала:
- Спасибо, большое спасибо… У меня…бабушка заболела… Спасибо…
- Стой!!!
Меня тут же словно пригвоздило к полу. «Передумал» - пронеслось у меня в голове.
- Найдите мне Полину!!! – прорычало существо, некогда бывший моим начальником.
Полина - это секретарша. Высоченная мадам, но должна признать, довольно симпатичная, да что там говорить – красавица. Мы с девчонками уверены, что мужчины не могут остаться равнодушными при виде такой красоты. Тем более, что эта самая красота всегда под боком. В общем, в определенных отношениях Полины и Андрея Сергеевича мы не сомневаемся. И каждый день приятно удивляемся, - «Как же так? Отчего такая красавица не может женить на себе начальника?» Но наша неисправимая Леночка, вместо того, чтобы поискать вместе с нами изъяны в Полине, с грустью твердит:
- Просто, все мужики сволочи, девочки.
Значит, ищем Полину. Еле удержавшись, чтобы не отдать честь и не ответить – «Есть, сэр!» - я вылетела из кабинета. Наша фирма, с множеством различных отделов, «расползлась» по двум этажам. Я даже не знаю, какое точно количество кабинетов мне придется обойти. Ну да ладно…
Я стучала уже в десятую дверь, поэтому не удивительно, что у меня противно заныли фаланги пальцев, а язык начало заклинивать на слове Полина.
- Полину не видели? Полина не пробегала? Полина не у вас?
Оббежав все кабинеты, Полину я так и не нашла, зато подсчитала, зато теперь я точно знаю их количество – двадцать один. Никогда не думала, что наша фирма такая большая. И чем, интересно, занимается такое количество людей? Ну, эту тему обсудим с девчонками потом, а сейчас надо все-таки найти секретаршу. В раздумьях я уставилась в окно. Так, так! Нет, ну это же надо! Я тут бегаю, высунув язык, а эта «королева» сидит в кафе и кофе распивает. «Королева» - это, конечно же, Полина, и увидела я ее через огромное окно кафе, которое находится как раз напротив нашего здания. Плюнув на то, что я без пальто, кинулась в кафе.
- Полина! Там шеф рвет и мечет, а вы здесь спокойно сидите! – заорала я с порога.
- Ой! – только и произнесла она. Бросив на столик деньги, и схватив в руки предмет зависти многих – норковое манто, она помчалась на работу. Я, стараясь не отставать, бежала следом.
- Понимаете, мне срочно в отпуск надо – бабушка заболела. Я же полтора года в отпуске не была. Пришла, а там Андрей Сергеевич в жутком настроении, по-моему, он что-то найти не может.
- Да он что, позвонить мне не мог? – но тут же хлопнув ухоженной ладошкой себя по лбу, добавила, - Черт!! Я же телефон у себя на столе оставила. Черт! Черт! Черт!
Судя по всему, в каких бы отношениях не была Полина с начальником, нагоняя от него она боится. Мне ее даже стало жалко.
Мы уже пронеслись через наш отдел, но тут Полина резко затормозила перед своей дверью. Выдохнула, подтянулась и, обернувшись ко мне, сказала:
- Катя, вы пока заявление на отпуск напишите и подходите.
Так, все ясно, разнос она будет получать без свидетелей. Мне даже обидно стало, уж очень интересно было бы поприсутствовать. Но ничего не остается, как чапать к себе за стол и писать заявление. Спасибо и на этом.
- Ну, что там? – тут же накинулись на меня с расспросами подруги.
- Отпустили? А что ты как оглашенная бегала?
- Да отпустили, отпустили. Заявление писать буду.
- Так бегала ты чего? – не отставали девчонки. – За шампанским, наверное?
- Девочки, ну какое шампанское? Просто Андрей Сергеевич поручил Полину найти.
- О-о-о-о. – протянули девчонки, и тут же Маринка ехидно спросила:
- Что, невтерпеж?
- Маринка, ну ты вечно не о том думаешь. - я аж обозлилась от такой глупости. Хотя мне-то что? Пускай думают, что хотят. Но увидев, что Полина, будучи приближенной к начальству, так же подвержена, как и все смертные, обычным человеческим эмоциям, уже злословить по ее поводу, как обычно, не хотела.
Кое-как отбившись от расспросов подруг, я написала заявление и, выждав, на всякий случай, пятнадцать минут, пошла к начальнику. Потопталась у двери кабинета, прислушиваясь к звукам за ней. Ничего не услышав, постучала.
- Входите. – услышала жалобный голос Полины.
Да… Теперь и на столе секретарши и вокруг него был такой же беспорядок, как и у начальника. Да и сама Полина, с взлохмаченными волосами и раскрасневшимся лицом, стала очень похожа на своего руководителя.
- А-а-а, Катюша… - судя по всему, она совершенно не помнила о моем заявлении на отпуск.
- Заявление вот, принесла. Вы сказали… Андрей Сергеевич сказал на подпись…
- Ах, ну да, да… Извините, принесли?
- Да, вот. Вроде бы все правильно написала. Но знаете, мне же с понедельника надо бы… - лепетала я, и как жесткий аргумент, опять напомнила о бабушке.
- Я говорила… У меня бабушка тяжело заболела. Мне срочно ехать к ней надо.
- Да, да, конечно…- бормотала Полина, роясь в бумагах, рассыпанных вокруг, и судя по всему, ей было не до моего отпуска и бабушки.
Но я уже решила идти до конца и не отступала.
- Мне бы подписать заявление, и приказ бы, ну и то, се…
И подойдя вплотную к озабоченной секретарше, протянула свое заявление. Лицо Полины испуганно вытянулось.
- Подписать? – И со страхом посмотрела на дверь Андрея Сергеевича.
И так тяжело вздохнула, что я от сочувствия к ней, чуть не передумала идти в отпуск. Но я вовремя взяла себя в руки, вспомнив заносчивый вид Полины еще вчера, представив объяснения с мамой, ну, и конечно же, подумав о больной, беспомощной бабушке. Сделала несчастное лицо, так же тяжело вздохнула и жалобно настояла.
- Бабушка очень плоха…
Полина поняла, что явиться пред ясные очи Андрея Сергеевича, ей все-таки придется. Она тихонечко постучала в дверь и, не дождавшись ответа, проскользнула внутрь. Я, конечно же, тут же придвинулась к двери и навострила уши.
- Ну, где они могут быть, Полина…
- Андрюша, не нервничай, обязательно найдем. Ну, в самом деле, не могли же они взять и просто исчезнуть.
- Понятное дело, что не могли. – возмущался Андрей Сергеевич. – Я тебе их отдал? Отдал! А ты, как всегда, черт знает куда их дела!
- Андрей, ну не ругайся. Ну, найду я, найду… - чуть не плача, отвечала Полина.
- Найду… Ты понимаешь, что в понедельник все должно быть подписано, иначе все мои труды в течение полугода, насмарку! - не унимался начальник.
- Я все понимаю, Андрюша, понимаю.- но тут она, видимо, все-таки вспомнила зачем пришла.
- Тут заявление Маркеловой – ты обещал…
- Ах да… Маркелова…
Я вся напряглась, но зря.
- Давай подпишу. – и тут же прикрикнул: - А ты, давай, давай ищи!
Я отпрянула от двери. Полина вышла с расстроенным выражением лица.
- Катюш, заявление подписано. Приказ я оформлю, но отпускные сможете получить в кассе только в понедельник.
- Ой, это ничего, ничего… Спасибо.
Я уже собиралась уйти, но Полина остановила меня жалобным голосом.
- Катюш, не могли бы вы сделать мне небольшое одолжение? – при этом посмотрела на меня таким взглядом, что ответить кроме как «конечно», я не могла. Полина тут же засияла.
- Понимаете, я не могу найти важные документы и не успеваю отправить письма. Не могли бы вы сходить на почту?
Мне, конечно, очень хотелось ей рассказать о том, что если хочется везде успевать, нечего в рабочее время в кафе бегать. Но вместо этого, покорно ответила:
- Конечно, могу.
Она тут же вывалила мне штук десять писем, слава богу, хоть уже оформленных. Заботливо подсунула мне какую-то папку.
- Катюш, папочку можете оставить себе. У меня их много, а вам пригодится.
Я быстро впихнула конверты в папку и понеслась на почту. Пронеслась мимо девчонок, которые в недоумении уставились на меня. За полтора года я в первый раз так активно передвигаюсь по отделу.
Стараясь сильно не обляпаться, перепрыгивая лужи, я довольно быстро добралась до почты. Ну, здесь, конечно, как обычно, очередь, недовольные крики клиентов и замученные операторы связи. Ладно, постоим, подождем свою очередь. Я настраивала себя на позитивные мысли. Ведь, в конце концов, на работе особо делать нечего, все успею сделать после обеда. Зато без проблем в отпуск отпустили, еще и отпускные сразу же получу. Так что ничего страшного, не так часто приходится в очереди стоять. А пока, тщательно продумаем, что необходимо взять с собой в деревню. Мысленно ставя галочки по пунктам необходимого, незаметно «доползла» до окошка оператора. Достаточно быстро меня обслужили и я, довольная, с квитанциями в руках, вернулась на работу. Отдала квитанции Полине – она с безутешным видом продолжала что-то искать. Потрепались о том, о сем с девчонками, доделала свою работу и передала оставшуюся Маринке. Она тут же затребовала, так называемый, «магарыч». Как-никак, ей бедной, придется «потеть» вдвойне. Так что, дождавшись ухода, все еще недовольного, начальства, прихватив подаренную папку, я повела девчонок в ближайший бар.
Мы довольно весело провели время. Отвлекаться на особей мужского пола сегодня нам не пришлось – их просто не было. Вокруг сидели, скорее всего, такие же одинокие девушки. Хотя может быть, они относятся к тому счастливому числу, которому мужчины уже надоели и они получают удовольствие исключительно в женской компании. В общем, хорошо посидели. А что? Не надо напрягаться, делать правильное выражение лица и постоянно следить за расползающимся макияжем.
Домой я вернулась далеко за полночь, в меру «веселая». Алкоголь благотворно повлиял на мои болевые ощущения, поэтому, несмотря на царапины на спине, я относительно безболезненно смогла принять ванну. Не удержалась. И с удовольствием, на сон грядущий, съела большой бутерброд с любительской колбасой, запила всю эту красоту молоком и отправилась спать. Боже! Какое удовольствие – не надо заводить будильник. Завтра выходной, и послезавтра, и послепослезавтра, и так целый месяц. Счастливая я залезла под одеяло и, не включая телевизор, быстро заснула.
Ярко, ярко светит солнце. Вокруг море благоухающих цветов, аромат их настолько силен, что мне тяжело дышать. Я сижу на руках у папы и тереблю свое любимое розовое платье с зайчатами на кармашках. Отец, приятно щекоча своими усами мое ушко, что-то шепчет. Тут мы замечаем, что к нам, ломая цветы, приближается старуха в темной хламиде. Черными глазами она неотрывно смотрит мне в глаза, губы ее зло сжаты. Отец крепче обнимает меня, но у старухи руки, вдруг, начинают неестественно удлиняться. Вот уже ее пальцы с длинными желтыми ногтями, разрывая мое любимое розовое платье, тянут к себе. Я плачу и изо всех сил держусь за папу. Наконец, отцу удается вырвать меня из цепких рук старухи, он сажает меня на зеленую траву позади себя. Но старуха не унимается, она набрасывается на отца. И вот, в один миг, вместо старухи появляется разъяренная черная кошка. Она рвет отца до крови своими острыми когтями. Мне страшно. Я плачу. Но вдруг, сзади, раздается веселый звон бубенчика. Я оборачиваюсь и вижу огромного черного козла. Он трясет длинной черной бородой, и от этого звенит золотой бубенчик на его шеи. Мне как-то сразу стало не страшно, забыв об отце и старухе, протягивая ручки, побежала к зверю. Козел развернулся, и чинно пошел сквозь высокую траву в темную чащу. Я бежала за ним, а он все понимая, периодически поворачивал свою косматую черную голову ко мне и тряс головой, будто поджидая меня и приглашая за собой. Колокольчик звенит и мне так хочется дотронуться до него. Я вхожу в темноту, под своды гигантских деревьев. Сквозь веселый звон колокольчика, слышу испуганный голос отца:
- Катя, нельзя! Дочка, не ходи туда! Катя-я-я!
Его голос заглушил злобный хохот старухи. Мне уже не хочется догонять козла, я хочу обратно, к папе. Но вокруг стало совсем темно. Десятки черных козлиных морд окружили меня. Они трясли черными бородами, прожигали красными, как раскаленные угли, глазами, и по-старушечьи, скрипуче хохотали. А звон колокольчика эхом отдавался в кромешной темноте…
Я открыла глаза. В спальне стоял удушающий запах каких-то цветов, и настойчиво звенел колокольчик. Нет, это не колокольчик. Это снова кто-то, несмотря на раннее утро, трезвонит в дверь.
- Господи! Да что же это такое! – и уже громко крикнула: – Иду!
Открываю дверь…
- Вам телеграмма. Распишитесь.
Делаю почти удивленное лицо.
- Неужели?! – и иронично спрашиваю у принесшего телеграмму молоденького парнишки:
- А с каких это пор, вам понадобилась моя подпись?
Парнишка сделал недоуменное лицо, а я, бросив взгляд на зеленый бланк телеграммы, ехидно продолжала.
- Надо же, и бланками новыми разжились?!
Парнишка удивленно захлопал глазами.
- Э-э-э-э…
- Ладно, проехали.
Я быстро расписалась и захлопнула дверь. Так, эти Копытины мне порядком надоели. «Поезд понедельник двадцатое октября Сочи-Збруев девятнадцать тридцать до станции Лесная встретим Копытины».
Я сидела, тупо уставившись в телеграмму. Откуда они знают, что я еду в понедельник, что я вообще смогу поехать в понедельник. А если бы меня не отпустили? Странные все-таки эти Копытины. Спать уже совсем расхотелось. Какой тут сон, после таких телеграмм с утра пораньше. Какое-то время я сидела на кухне и смотрела в окно. Серое небо, серые дома. А во сне такое яркое и теплое солнце, зеленая, зеленая трава и цветы… Цветы!!! Я подскочила и помчалась в спальню. Не надо было и принюхиваться. Здесь до сих пор стоял аромат цветов. Я схватилась за голову. Что происходит?! Такого не может быть!! И тут я заметила что-то блестящее на полу. Еще до того как поднять этот предмет, я знала, что это колокольчик! Не веря своим глазам, я потрясла рукой, и он, конечно, зазвенел. Ну что ж, может, конечно, и возможно одновременно зрительные и слуховые галлюцинации, и запах может пригрезиться, но я склоняюсь к мысли, что у меня в руках все-таки колокольчик, точно такой же, как и во сне.… Что со мной происходит? Ведь так с ума не сходят. А как сходят? Мне было страшно, очень страшно. Но куда бежать? Если за запертой дверью, ни с того ни с сего появляются предметы, то где можно спрятаться от всего этого, и самое главное, от кого прятаться? Я открыла форточку, что бы проветрить комнату. Тут же ворвался холодный воздух. Прихватив теплый халат и закрыв дверь спальни, вернулась на кухню. Двигалась я автоматически: поставила на огонь чайник, полила цветы, смахнула крошки со стола, сполоснула кружку…. А мысли были где-то очень далеко. Там, на зеленой лужайке, рядом с отцом. Что на меня нашло, или это все сны? И все эти странности, которые происходят со мной? Посмотрев на все такую же тоскливую серость за окном, решила, что правильно поступаю, согласившись ехать в деревню. Там, на свежем воздухе, среди коз и козлов…. Нет уж, лучше без козлов, но самое главное сменить эту городскую тоску на что-то настоящее, свежее и новое. После таких мыслей настроение улучшилось, и я решила составить список вещей, которые необходимо взять с собой. Одежда, предметы личной гигиены, гостинцы для бабушки и много чего еще. Затем, перекусив, я прогулялась по магазинам. Пробродила почти до вечера. Помимо необходимых вещей, не удержалась, и накупила уйму ненужных безделиц, но таких приятных при моем теперешнем настроении. Поужинала лежа в кровати, отварными сосисками и яйцами. Попросив у самой себя прощения, выпила рюмки три маминой настойки, и блаженным сном ребенка сладко уснула.
Не знаю, что повлияло, то ли прогулка по магазинам, то ли мамина настойка, но спала я крепко и, по-моему, совсем не видела снов. Проснулась выспавшейся и довольной. Весь день провела за уборкой квартиры, освободила и вымыла холодильник, упаковала чемоданы. Вечером посмотрела телевизор. Отпуск у меня с завтрашнего дня, поэтому рано вставать не придется, в кассу, за отпускными, можно приехать и ближе к обеду, на вокзал поеду к семи вечера. Почему-то я не сомневалась в том, что Копытины знают точное расписание поездов.
Но нормального сна не получилось. Причина не в кошмарах – их вообще не было, а в том, что до самого рассвета просто не смогла уснуть. Вязко, тяжелое предчувствие неизвестного волновало и бередило душу. Мрачные картинки из снов и событий последних дней пугали, и требовали понятных объяснений. Проворочавшись в постели всю ночь, только с первыми лучами солнца, с трудом пробивавшимися сквозь плотную завесу сизых туч, я, буквально, провалилась в сон.
Проснулась я от настойчивого, глухого стука с верхнего этажа – моего соседа сверху, периодически посещает муза строительства, и он рьяно что-то переделывает у себя в квартире. Посмотрела на часы и ужаснулась – 12:30. Я слетела с кровати и, вихрем носясь по квартире, пыталась привести себя в божеский вид. И через тридцать минут я, относительно бодрая и посвежевшая, уже привычно вприпрыжку из-за луж, бежала на остановку. Какая радость! В это время нет обычной давки в транспорте и пробок на дороге. Поэтому я быстро и без нервного «перенагруза» доехала до работы. Получила приятно пухлую, в большей степени из-за большого количества мелких купюр, пачку денег. Времени забежать к девчонкам поболтать не оставалось. Ничего, позвоню с вокзала. Деньги жгли руки и просили, чтобы их потратили. Я не сопротивлялась. Еще один теплый свитер мне не помешает. Я потратила два часа на выбор подходящей вещи. В итоге свитер не купила. Зато приобрела замечательные брюки, пару сапог и красивый махровый халат.
Времени почти не оставалось и, если учесть предстоящий разговор с мамой по телефону, его вообще нет. Мне повезло. Мама со свежими и старыми новостями уложилась всего в сорок минут. Я пообещала звонить из деревни и, пожелав друг другу всего хорошего, мы распрощались. Прокрутила в голове, все ли, из того что я хотела, уложено в чемодан, и не забыла ли чего? Остановив взгляд на своей фотографии на стене, я решила, что не лишним будет взять с собой различные семейные и личные фото. Бабуле, скорее всего, будет интересно посмотреть этапы жизни внучки хотя бы по фотографиям. Так-так-так. Во что бы их сложить? Весь большой фотоальбом брать не хочется. А-а! Вот и подаренная Полиной папочка пригодилась. Я начала аккуратно складывать выбранные фотографии. О-о! Здесь еще отдел имеется! Тут я увидела, что во втором отделе папки лежат какие-то отпечатанные листы. В спешке, я не придала им никакого значения. На тот момент я не знала, что они сыграют свою роль в развитии, ожидающих меня, событий. Я даже не предполагала, что предстоящая встреча с бабушкой будет отправной точкой в череде страшных и необъяснимых событий, которые навсегда изменят всю мою жизнь.
Забыв о страхах, не думая о предостерегающих снах, я мчалась на поезде Сочи – Збруев, навстречу своей судьбе. Мне досталось плацкартное место, но так как на станцию Лесную, поезд прибудет уже в 4 часа утра, я особо не расстроилась. Как-нибудь, несколько часов, перетерплю гуляющие по вагону сквозняки и снующих туда-сюда пассажиров. Под убаюкивающий перестук колес поезда, я незаметно уснула. Проснулась я от четкого ощущения чьего-то тесного присутствия рядом с собой. Именно тесного – будто кто-то сидит рядышком со мной на полке. Я открыла глаза. В вагоне было темно, но в мелькающих за окнами огнях фонарей, я увидела темную, сгорбленную фигуру, сидящую у моих ног. Вдруг это что-то или кто-то, стал наклоняться ко мне. Очередной фонарь вдоль железной дороги, своим скудным освещением, на миг вырвал из темноты старческое лицо, черные пронзительные глаза, и сжатые в узкую полоску губы.
- А-а-а-а! – Весь мой ужас вырвался наружу.
- Девушка, да что вы так кричите? – чья-то светлая голова свесилась с верхней полки. – Нервы не в порядке – пейте валерианку. И дайте другим поспать.
- Извините, извините. – озираясь вокруг, шептала я.
Рядом со мной – никого…. Сон как рукой сняло. Чтобы не беспокоить соседей, отбросила мысль о чтении. От нечего делать, оперевшись о столик, уставилась в ночное окно. Там сплошная темень, лишь изредка, в свете придорожных фонарей, можно увидеть темные силуэты деревьев. Где-то в вдалеке, нет, да и промелькнут редкие огоньки небольших поселений. На часах два часа ночи. Через два часа мне выходить. Я стала представлять мою бабушку, нашу встречу, маленькую разноцветную деревеньку. Но в голове, навязчиво, возникал пугающий образ моей старой преследовательницы. Хотя я понимала, что ничего общего у реальной бабушки в деревни и у моей старухи быть не может. С какой стати? Старуха – это плод моего больного воображения и точка. Только так и не иначе. А что это я себя убеждаю? Ведь все и так ясно.
Время тянется нестерпимо долго. Я уже пару раз вышла покурить в тамбур. Сжевала десяток шоколадных конфет. А еще остается полчаса. Без пятнадцати четыре я, с двумя чемоданами, уже стояла в тамбуре. На приближение станции указывали частые фонари у дороги. Наконец, поезд начал замедлять ход и, несколько раз дернувшись, остановился. Тут же вышла заспанная проводница, тихо, про себя чертыхаясь, открыла дверь.
- Лесная. Выходим. – буркнула сонным голосом.
Я с трудом спустилась на платформу и огляделась. Неприятно засосало под ложечкой. Очень захотелось вернуться в поезд и уехать подальше отсюда. Но сзади хлопнула дверь, заскрипели колеса и поезд, мягко набирая скорость, тронулся. Промелькнули окошки, иногда освещенные слабым светом, но в основном темные. Никто не выглянул, даже из любопытства. Поезд увез спящих людей. А я смотрела ему вслед и каждой клеточкой ощущала, как рвется ниточка, связывающая меня с той, еще вчерашней жизнью и сегодняшним утром. Что я здесь делаю? Зачем? Вокруг ни души. Одинокий фонарь освещал маленький пятачок вокруг себя, издавая скрип, похожий на плач, под усилившимся ветром. Передо мной какой-то крохотный домик, скорее сарайчик. Судя по всему, в нем, обычно, обитает диспетчер. Обычно, но не в такое время. Сейчас на двери весит амбарный замок. К диспетчерской, вплотную, подходит темный лес. В голову сразу полезли мысли о монстрах, маньяках и, конечно же, волках.
Не считая скрипа фонаря, стояла зловещая тишина. Даже лес, казалось, замер в предчувствии чего-то. В дополнение картины «тридцать три несчастья Катюши», начал накрапывать холодный дождь. А через минуту – это был сплошной поток воды. Никакого козырька в темноте я не увидела, может, его и вовсе не было. У меня был выбор – либо попытаться укрыться под раскачивающимся фонарем, размером тридцать на тридцать сантиметров, взломать амбарный замок, либо спрятаться под деревьями в лесу.
Вода быстро добралась сквозь пальто до моего тела. И я уже начала склоняться к мысли заделаться взломщиком, но тут я увидела такое, от чего мои ноги начали подкашиваться, а страх противной тошнотой начал подниматься изнутри. Со стороны леса, скачкообразными движениями, ко мне приближалось два светлых пятна. Я хотела бежать, но ноги будто приросли к земле. Я хотела кричать, но крик застрял где-то глубоко в горле. Теряя остатки разума и сил, я начала падать….
- Катюша, Катюша…. Это мы, Копытины…. Катюша…. – причитал надо мной чей-то голос. – Казала ж тиби, зараза, кричи громче. Глянь, спужали дивчину до смерти.
Чьи-то теплые руки начали меня поднимать с вязкой земли. Я начала осознавать, что это люди и, скорее всего, Копытины, которые должны были меня встретить. Мало по малу, разум мой начал проясняться, но речь, так быстро, восстанавливаться не хотела. Язык не поддавался, и из горла вырывалось лишь что-то, напоминающее мычание. Причитая и охая, Копытины повели меня в сторону леса. Оказывается, это не лес, а всего лишь лесополоса. Из-за дождя дороги разбиты, и они не смогли подъехать к станции. Машину они оставили за пролеском, так что осталось помокнуть минут пятнадцать, и я буду в тепле. Хлюпая по черной жиже, мысленно попрощавшись со своими новыми сапогами, я кляла саму себя. За каким чертом я сюда притащилась? И как покажет будущее, не такое уж это образное выражение.
Вот, наконец, и машина. В темноте, за стеной дождя, нарисовались очертания автомобиля. Хотя назвать автомобилем сие изобретение гениального ума, язык не поворачивается. Не то что в такую погоду, как вообще это нечто, может передвигаться? Когда-то, в далекие времена, это, скорее всего, было «запорожцем». Помните крохотные коробченки, обязательно с большим багажником на крыше, потому что после того как в машину, каким-то образом, втиснутся пассажиры, места не хватит даже для авоськи. Но этот «запорожец», по-моему, еще неоднократно усовершенствовали. На месте передних фар, почему-то, зияли дыры, а их функцию выполняла всего лишь одна огромная фара, наверняка снятая с очень большой машины. Вместо обычных ручек на дверцах были привинчены приличные, круглой формы, дверные ручки. И сама машина была окрашена в презентабельный черный цвет.
Я не успела рассмотреть другие «навороты» автомобиля – Копытин услужливо открыл мне переднюю дверцу. Поджав ноги и уперевшись головой в потолок, я перебралась на заднее сиденье. Мои чемоданы были уложены, конечно же, на багажник сверху и заботливо накрыли тентом. Но я сомневалась, что в этом был смысл. Побывав под таким ливнем, моим чемоданам, скорее всего, уже было все равно, накроют их или нет. Копытины, кряхтя и сопя, уселись спереди. Машина зарычала, затарахтела и, вздрагивая, тронулась. В лицо мне, на удивление сильным потоком, подуло теплом от печки. Настоящее стало терять черный цвет.
Какое-то время мы ехали молча. Копытины были полностью поглощены дорогой. Да что я, в самом деле – Копытины, Копытины… Так, пора знакомиться.
- Э-э-э, извините…. Я не знаю ваших имен и отчеств….
- Ой, да какие имена да отчества, - я аж подпрыгнула на месте от неожиданности, знаете, будто черт из табакерки перед вами выпрыгнул. – Я просто тетя Дуся, это мой муж, дядя Вася. Деточка, мы люди простые. Зачем нам отчества. Тем более, что мы родня.
У меня недоуменно поднялись брови. Круг моих родственников стремительно расширяется. А тетя Дуся, развернувшись ко мне с переднего сидения, продолжала, взахлеб, чуть ли не скороговоркой.
- Я же племянница твоей бабушки. Двоюродная сестра твоему папе. – Тут ее веселое лицо на миг исказила гримаса. Как-то неестественно, она всхлипнула: - Ой, не видит твой папа.
Счастье какое! Доченька вернулась в родные земли. Птичка наша возвратилась в родное гнездышко….
Хоть я и не видела отца много лет, но сердце мое сжалось.
- Мой отец умер?
У тети Дуси, на секунду, на лице появилось растерянное выражение.
- Умер? Может, может, умер.
Тут лицо ее стало жестким и она четко, как отрезала, добавила.
- Сгинул, сгинул твой отец. Не думай. Забудь. Тебе надо о себе подумать.
Сказав это, она так же стремительно изменившись, начала опять сладко щебетать о том, как хорошо мне будет в деревне, как меня там все любят и ждут. Да, да, именно все, все те, кто, возможно, и не видели никогда меня в глаза. Я в недоумении глазела на нее. В темноте, слегка освещаемой передней фарой машины, я не могла хорошо рассмотреть ее лицо. Но могу сказать с уверенностью, что в то время, когда она улыбалась и смеялась, ее глаза оставались серьезными, я бы даже сказала жесткими. Она все время отводила взгляд в сторону, стараясь не смотреть мне в глаза. Копытин, то бишь, дядя Вася, в разговоре вообще не участвовал. Ни разу не обернулся, и не произнес ни слова. Как-то уж сильно сгорбившись, крутя руль, не отрывал глаз от дороги.
Странные они какие-то,- подумалось мне.
- Как хорошо, что ты все-таки приехала. А что в городе делать такой красивой и молодой девушке? Город портит. А здесь, на свежем воздухе, заживем!! – вырвала меня из моих мыслей тетя Дуся.
- Простите! Я всего лишь в гости приехала, пока у меня отпуск. А как, кстати, бабушка?
Губы тети Дуси растянулись в хитрой улыбке.
- В отпуск? Ну конечно же. – и задорно подмигнув мне, продолжила – Подумала бы, а? Что тебя в городе держит? С матерью редко видишься. Работа – не работа, а так. Жениха нет. А мы тебе хорошую партию подыскали бы….
Испуганно моргнув, я прошептала:
- Откуда вы все знаете?
- Ой, Катюша, так по тебе все сразу видно. Я же жизнь прожила. Мне к гадалке ходить незачем…. А бабушке лучше…. Вот радость-то! Вернулась внученька….
Мой взгляд упал на механический переключатель скоростей, обычно на него красивые набалдашники надевают. Так вот, в машине у Копытиных, на рычаге, вместо яркого с розочкой набалдашника, я как-то видела подобный в такси, торчала уменьшенная копия козлиного черепа с маленькими рожками. Господи, да это же череп козленка!
Мне сдавило грудь. В нос ударил острый запах козлиной шерсти. Откуда? Я провела рукой по сиденью. Ну конечно! Заднее сиденье было все уложено черными шкурами. Как это я сразу не почувствовала…. Удушающая, липкая вонь проникала в нос и рот. От этого смрада у меня начали слезиться глаза. Я вдруг почувствовала, что начинаю терять сознание. Тетя Дуся, видимо, заметила мое состояние. С завидным проворством, она перемахнула ко мне на заднее сиденье. Поднесла прямо к моим губам, что-то в пол-литровой темной бутылке и твердо сказала:
- Пей!
Я, боясь из-за смрада вырвать, отвернулась, и уже хотела попросить открыть окно. Но Копытина, сильной, шершавой ладонью, развернула к себе мое лицо, сдавила мои щеки так, что мои губы тут же разомкнулись. Теплая, сладкая с горчинкой жидкость потекла мне в горло. Запах тут же исчез. Стало тепло, легко и … все равно. Все равно куда еду, к кому. Все равно, что всё и все кажутся, как минимум, странными. А тетя Дуся обняла меня, склонила мою голову к своей большой груди и, гладя по моим волосам, бормотала.
- Ну вот, вот и хорошо. Поспи, деточка, дорога длинная, длинная…. И жизнь твоя будет длинной-предлинной…. Поэтому спи, спи… спи…. По окнам, как сотни хлыстов, бьет дождь. Скрипят дворники. Подрагивает машина. Копытин, так же молчаливо крутит баранку. От тети Дуси сладко пахнет цветами – необыкновенными цветами. Мне очень, очень хорошо. Тяжелые веки смыкаются и, под мелодичный голос тети Дуси, меня уносит куда-то далеко, далеко…. Спи-и-спи-и, спи-и-и….
Проснулась я резко. Будто и не было никакого сна. Меня сразу ослепил яркий солнечный свет. Кое-как проморгавшись, я огляделась. В комнате, где я спала, было четыре небольших окошка. Белоснежные тюлевые занавесочки с легкостью пропускали солнечные лучи. Все стены и потолок были выбелены. Комната была небольшая. Но за счет белизны и небольшого количества мебели: в углу старинный небольшой комод, у стен два сундука, покрытых расшитыми салфетками, круглый стол с белейшей скатертью и кровать, на которой я спала, она казалась очень просторной. Я лежала на чем-то мягком и воздушном. Подо мной высокая, настоящая перина, и накрыта я пуховым, легким одеялом. Такого блаженства я не испытывала никогда. Ну, может быть в глубоком детстве, лежа в теплых маминых объятиях. После многодневной пасмурной погоды, сегодняшнее солнце, как подарок природы. Как только я подумала о вчерашнем дне, тут же вспомнилась дорога сюда. В том, что я у бабушки сомнений не было. Я не помнила ничего, что было после того, как тетя Дуся напоила меня какой-то жидкостью. Да…. Ну и методы лечения у нее. Практически насильно влила в меня непонятно что, после чего я просто отключилась. А вдруг это наркотики? – испугано подумала я. Но потом отогнала эту мысль. Бред! Какие наркотики? Просто деревенские люди знают уйму снадобий, чтобы вылечить человека. А у меня, явно не все в порядке с головой, да еще и промокла…. Ой, а где же моя одежда? На мне надета белая, пахнущая чем-то очень приятным сорочка с кружевами и вышивкой. Вот это зелье! Так подействовать, что я даже не почувствовала как меня переодевали.
Тут, скрипнув, открылась дверь, и в комнату, бесшумно, прошмыгнула девочка, лет десяти. Я тут же натянула приветливую улыбочку.
- Привет!
Но девочка, не поднимая на меня глаз, положила рядом со мной стопку, аккуратно сложенных вещей и выбежала из комнаты. Странная…. Ребенок весь в черном…. Боже! Наверное, случилось непоправимое! Я быстро натянула на себя свои вещи – кто-то заботливо их высушил и отгладил, и опрометью бросилась к бабушке.
Последующие события вызвали во мне недоумение. Комнату, в которую я попала, скорее, назвала бы горницей, о каких упоминалось в старых сказках. Во всяком случае, именно такой я ее себе представляла. Бревенчатые стены, голая доска на полах. Прямоугольной формы и длинная, не менее десяти метров. Маленькие окошки и подоконники, усыпанные какой-то травой. В углу небольшой стол, а вдоль стены громоздкие деревянные лавки. Все это я заметила вскользь, а вот толпа людей в черном, сильно меня напугала. «Наверное, умерла» - подумала я о бабушке. Спиной ко мне, размахивая руками, тетя Дуся.
- Идите, идите вам говорят. Нечего тут глазеть. Пусть девчонка отдохнет, - шипела она.
Люди галдели и с мольбой смотрели на Копытину. Тут одна женщина заметила меня. Глаза ее широко открылись и она начала издавать какие-то нечленораздельные звуки.
- М-м-ы-ы-ы….
Тут же меня заметили и остальные. Почему-то, мое появление вызвало у них такую же реакцию, как и у первой женщины. Отталкивая со своего пути Копытину, они двинулись ко мне. Тетя Дуся, кое-как сдерживая их, развернулась ко мне с искаженным от злости лицом.
- У-уйди! – протяжно завопила она.
Мне не надо было повторять дважды, прыгнув обратно в свою комнату, на всякий случай, всем телом подперла дверь. Господи! Что происходит? Что это за люди? Почему у них такие ужасные выражения лиц? Перед глазами у меня стояла толпа «мычащих», с выпученными глазами людей в черном. Что им от меня нужно? За дверью слышались шаркающая возня и приглушенный голос тети Дуси. Вдруг громко и требовательно раздалось:
- Всем вон!!
Гул за дверью сразу стих, послышалось хлопанье двери и все стихло. Мое сердце прыгало так, будто собиралось выпрыгнуть наружу. Какое-то время я еще стояла, прислушиваясь к тишине за дверью, но никаких звуков больше не было. Дыхание стало приходить в норму. Я подошла к окошку и выглянула. Сразу за ним – небольшой палисадник. Конечно же, поздней осенью трудно рассчитывать на зеленую лужайку. Но я все-таки, испытала разочарование, увидев голые серые деревья и кустарники. И вновь это ноющее тяжелое чувство поднялось откуда-то из глубины души. Все ветви деревьев и кустов, были сплошь облеплены серыми воронами. Причем, я уверена, что мне не причудилось и это не плод моего больного воображения – все птицы, моргая своими черными маленькими глазками, уставились именно на мое окно.
- В этом году, прям какое-то нашествие ворон. Не обращай внимание. – от неожиданности, я чуть не прыгнула в окно.
Тетя Дуся, а именно она стояла за моей спиной, продолжала.
- Тебя, наверное, испугали эти несчастные?
Я, даже ради приличия, не пыталась отказываться.
- Кто они, и почему их так интересует моя персона?
- Хм-м-м…. Они просто несчастные, не совсем здоровые люди. Твоя бабушка, по доброте душевной, опекает их.
- Опекает?! Если я правильно поняла, моей бабушке самой необходима забота. Кстати, когда я ее увижу?
- Скоро, скоро, Катюша. Она приняла лекарство. А ты пока пообедаешь. Ведь уже полдень. – и игриво помахав своим толстым пальцем, тетя Дуся добавила – Какие вы горожане, все-таки, сони. Это же надо, проспать до обеда.
Я не стала ей напоминать о том зелье, которым именно она меня опоила. Внезапно, жутко разболелась голова. А вороны за окном, все также пристально смотрят в мое окно.
- Ты пока посиди в комнате, минут через десять, Машенька позовет тебя к столу. – бросив на меня внимательный взгляд, Копытина удалилась.
А я продолжала стоять у окна, и не могла оторвать глаз от кошмарных птиц.
- Что вам от меня нужно? – шептала я. – Что вам всем от меня нужно?
В дверь тихо поцарапали.
- Да! – почти что крикнула я – нервоз последних дней все-таки сказывался.
Так же бесшумно, как маленькое привидение, в дверь прошмыгнула девчушка в черном. Ну, хоть я уже знаю ее имя.
- Вас к столу. – прошелестел голосок.
Глаза, все с той же опаской, смотрят в мою сторону. Я постаралась вложить в свой голос, как можно больше нежности и тепла.
- Да, Машенька, иду.
Ни на миг, взгляд ее не изменился. Наоборот, казалось, что от моего голоса, ей стало еще страшнее. Я вздохнула – как-то не по себе от того, что могу внушать такой страх ребенку. Я последовала за девочкой. Мы прошли через мрачную горницу и нырнули в какую-то маленькую дверь. В этой комнате было еще более мрачно, чем в предыдущей. Темные деревянные стены и полы, низкий потолок и черные занавески на маленьких окнах. На полу, повсюду, черные козлиные шкуры. И этот тяжелый удушливый запах. Посередине комнаты стоял длинный деревянный стол, по обе стороны которого, уже сидели шесть крупных мужиков. Именно мужиков – с широкими шершавыми ладонями, с волосатыми руками и, будто обрубленными, бородами. Тут же сидела пара Копытиных.
При моем появлении, мужчины лишь мрачно взглянули в мою сторону, а затем, снова уставились бездумным взглядом на еще пустой стол. Но Копытина суетливо вскочила со своего стула.
- Катюша, деточка, ты садись, садись. – выдвигая для меня деревянный, с высокой спинкой стул, щебетала она.
Испытывая жуткий дискомфорт, я села на предложенное место. От меня по обе стороны странный народ, странная комната, странно и мрачно все. Привычно бесшумно появилась уже знакомая мне Машенька, а вместе с ней дородная тетка, в не удивлявшей уже меня привычной черной одежде. Они стали, молча выставлять на стол вполне обычную посуду. В центр стола водрузили большую супницу и огромное блюдо с чем-то, пахнущим очень даже аппетитно. Девочка с дородной теткой, так же бесшумно удалились. Какое-то время за столом никто не приступал к еде. Я исподтишка поглядывала на присутствующих. Создавалось впечатление, что мои соседи по столу попросту медитируют – руки на коленях, глаза закрыты, только нагромождение черного опровергало это. Насколько я помню, для медитации выбирают более светлую обстановочку. Где-то в доме, гулко ухнули старинные часы. Тут же руки всех присутствующих потянулись к тарелкам. Каждый, сначала насыпал еду ближайшему соседу. Передо мной появилась тарелка с ароматным бульоном. У меня возникла параноидальная мысль о чьем-то желании меня отравить. Но я постаралась тут же запихнуть эти мысли куда поглубже, и это мне удалось достаточно легко. Я вдруг, почувствовала себя жутко голодной. В уме попыталась подсчитать, сколько часов я не ела. Быстро сбилась со счета, плюнула и накинулась на суп. Суп как суп, без тараканов, змеиных голов и всяких других мерзостей. На второе была, безумно вкусно приготовленная, рыба с овощами. То, что передо мной рыба, а не лягушка, я была уверена. И я наивно предположила, что на этом все страшное и странное для меня закончилось. Вся пища удобно улеглась в желудок, нестерпимо захотелось по-приятельски с кем-нибудь поболтать. Чтобы как-то завязать разговор, я начала:
- Так все вкусно, а рецептик нельзя переписать?
В ответ – молчание, даже никто не поднял на меня глаз. Ладно, попробуем еще.
- Такая комната интересная! Все выдержано в определенном стиле. Никогда подобного не видела. Просто супер! Вернусь, обязательно дома постараюсь сделать что-либо подобное. – трещала я.
Никакой реакции. Но я решила не обращать внимания на нежелание со мной общаться.
- Нет, ну какие здесь все молчуны. Ну, давайте хоть познакомимся. Я – Катя, приехала к своей бабушке. Кстати, а где она? – и игриво хихикнув, добавила – А может, нет никакой бабушки, а?
Взгляд, брошенный на меня Копытиной, заставил меня, буквально, прикусить язык. После этого, мне как-то совершенно расхотелось общаться. В полнейшей тишине, нарушаемой лишь стуком ложек, мы закончили трапезу – именно так и не иначе, можно назвать данное действие. Так же тихо появились наши прислужницы, и молча, унесли посуду. Довольно сопя, мужики стали вставать из-за стола. Копытина подошла ко мне, ничего не говоря, взяла меня за руку, и вывел из столовой.
- Катя, ты, конечно, не знаешь наших правил, - начала она учительским тоном, как только мы оказались в горнице, - и я забыла тебя предупредить. Но я и не предполагала, что люди в городе, не имеют представления о какой-никакой культуре.
- Но я…. – попыталась я с ней не согласиться.
- Не перебивай!- жестко одернула меня Копытина. – Если ты находишься в обществе незнакомых людей, нечего открывать первой рот. А у нас строгое правило – в столовой все молчат!
«Да, - подумалось мне, - странное представление о культуре, а еще более странно то, как быстро перевоплощается Копытина из старушки-щебетушки в строгую даму-педагога, с услужливой бабки в жесткую фурию».
Видно на моем лице отразилось, переживаемое мною недоумение, так как Копытина, на секунду замолчав, продолжила иным тоном.
- Ну да ладно, деточка. Что-то я сегодня нервная. Конечно же, откуда тебе знать наши правила? Ничего, ничего. Скоро все узнаешь. И выбрось глупые мысли из головы. Бабушка жива. Чуть-чуть ей нездоровится, но скоро ты ее увидишь. Скоро, очень скоро… Скоро вся твоя жизнь изменится. И ласково обняв меня за плечи, продолжая щебетать что-то о моем чудесном будущем, увлекала меня к моей комнате. Но от ее «ласковых» объятий, по телу пошли мурашки, и горло сдавило предчувствие необратимости будущего – страшного будущего. Она практически впихнула меня в комнату, усадила на стул и, продолжая рассказывать, подошла к окну. Со скулящим звуком оно распахнулось. По комнате пролетел свежий, прохладный ветерок. От него только усилилось щемящее чувство страха.
- Кыш! Кыш! Мерзкие вороны. – вывело меня из ступора.
- Да…. Я заметила…. Их как-то необычайно много…. И все, почему-то, возле моего окна…. – стараясь стряхнуть с себя тяжелое чувство, ответила я.
- Да на тебе лица нет, деточка. – обернувшись, и посмотрев на меня с неподдельным сочувствием, воскликнула Копытина.
- Девочка, ты что, ворон боишься? Да это же всего лишь птицы. – она захлопнула окно. – Все, все. Они уже улетели.
- Да нет, нет, я не боюсь. Просто, что-то не по себе стало. Наверное я переела. – я попыталась улыбнуться.
Слабость, неизвестно откуда накатившаяся, не давала ни говорить, ни улыбаться.
- Так давай чайку, а? – хлопотала возле меня тетя Дуся.
Это была уже не Копытина, а именно тетя Дуся – говорливая, заботливая, ласковая. Но только не чай!
- Нет, нет! Пожалуйста, я не хочу. Я бы прогулялась. Мне очень хочется посмотреть все вокруг. – увидев настороженный взгляд Копытиной, добавила, - Я же сто лет не была в деревне. Может быть Маша, ну, та девочка, захочет со мной прогуляться?
Копытина, не отводя от меня внимательных глаз, видимо раздумывая, протянула:
- Ну, не знаю…. Сможет ли она?
Так, все ясно. Она боится, что я убегу, прогулка в одиночестве не рассматривается. Что же это? Если она боится, что я убегу, значит, она понимает, что у меня есть основания бояться. А если, эти самые основания существуют, значит все странное и страшное вокруг меня, действительно существует. И мысль убежать должна была у меня возникнуть? Но зачем убегать, я что, не смогу уехать в любое время? Ух! Накрутила, прямо детектив какой-то!
- Ты посиди здесь. Я сейчас узнаю, освободилась ли Машенька. – привычным участливым голосом заговорила Копытина и, весело покачав головой, добавили, - Это, знаешь ли, у вас, в городе, детей воспитывают кое-как, а у нас, в деревне, дети приучены к труду с самого детства. - И прикрыв за собой дверь, она ушла.
Да, детектив не детектив, но одну меня отпускать у нее даже мысли не возникло. Я подошла к окну. Та же серость. Серость в городе, серость в деревне…. От чего уезжала? Бабушкин дом, видимо, стоит на возвышении. Сразу от палисадника простирается холмистая местность, кое-где поросшая кустарником и невысокими деревьями. То там, то здесь разбросаны домики жителей деревни. Нет четких улиц, прямых линий. Казалось, каждый житель, где присел – там и построил свой домик. Зато лес, как живой забор, огораживал, насколько я могла видеть, четкой линией эту «неправильную деревню». Да и деревней назвать десяток домишек, как-то не получалось. Ну, может с другой стороны бабушкиного дома все иначе?
- Катюша! – я уже научилась не подпрыгивать от неожиданности. – Машенька, как раз освободилась, и она согласилась с тобой прогуляться и показать наши места. Но… - тут Копытина натянула образ дамы-педагога, - ни в коем случае в лес не заходить, и вернуться до заката солнца.
- А почему нельзя в лес? Мне бы как раз хотелось…
- Нельзя!! – рявкнула Копытина – Ты задаешь слишком много вопросов. – И она вышла из комнаты.
Ладно, нельзя так нельзя. Пока еще и особо не хотелось. Ну, уж если понадобится, спрашивать никого не буду. С этими мыслями я натянула сапоги с низким каблуком, надела вязаную шапочку, совершенно не модную, но в стиле «для деревни сойдет», черная дутая куртка усилила образ «девушка в деревне».
Дверь приоткрылась и появилась головка в черном платке.
- Пойдемте…. – я скорее додумала, чем услышала.
Я не заставила просить себя дважды. Состояние было, будто я ступаю, как минимум, первый раз на землю какой-то неизведанной планеты. Трудно объяснить словами. Но какой-то небывалый детский восторг внутри, рвался наружу. Все-таки, наверное, деревенский воздух сыграл свою роль, и даже серая картина вокруг, не испортила приподнятого настроения. Дом, из которого мы вышли, был двухэтажный и сделан из толстых, серых от времени, бревен. Двор, огороженный новеньким плетнем – забор, сплетенный из толстых прутьев лозы, был очень большим. Неторопливо гребясь в земле, по двору гуляло много кур и петухов. Причем, вся птица была черная. Что же они и цыплят заводят по цвету? В углу двора стоял деревянный сарай, ворота в него были закрыты. И вдруг, из него донеслось веселое блеяние.
- Там козлята. – с нежностью в голосе сказала Машенька.
Мы подошли к сараю. На огромных дверях висел большой амбарный замок, но сквозь широкие щели между досок, запросто можно что-нибудь увидеть. Я прильнула к двери. Сначала вообще ничего не увидела, но затем мои глаза начали понемногу привыкать, и я заметила какое-то движение. Я напрягла зрение, насколько это было возможно. Слышался шелест, дыхание, перестук маленьких копытец…
Вдруг, реальность перестала быть реальностью. Я вернулась в свой кошмарный сон. Со всех сторон ко мне приближаются черные морды. Глаза их, пронзительного желтого цвета, и они совсем близко. Запах, тошнотворный, липкий, ударил в нос.
- М-е-е-е…. – звенит в ушах.
В ужасе я отшатнулась от двери, не удержалась на ногах и шлепнулась на что-то мягкое. Смех, кА продолжение сна, прозвучал совсем рядом. Смутно слышу различие. Смех из сна жуткий, пугающий, а сейчас, раздается веселый, детский. Начинаю приходить в себя. Господи, ну не дурра ли. Ну, конечно же, когда я смотрела в щель, вся козлиная семейка подошла к двери. Солнечный свет, пробивающийся через щели осветил козлиные морды. А желтые глаза? А какие они обычно у козлов? Не помню. Но не удивлюсь, если они обычного, или необычного желтого цвета.
Я посмотрела на девчонку, которая до сих пор заливалась безудержным звонким смехом. Увидев всю комичность своего испуга со стороны, я не удержалась и захохотала. Мы заливались смехом до слез. Отовсюду высовывались мрачные лица каких-то людей. Они с недоумением смотрели на нас. Вдруг, лицо девочки исказила гримаса панического страха, ее расширенные глаза, были устремлены куда-то вверх над моей головой. Я резко обернулась в том же направлении. В окне, на втором этаже, кто-то резко задернул темную штору.
- Пойдем уж…. – прошептала девочка.
- Кто там, Маша? Кого ты увидела? – поднимаясь и отряхиваясь от соломы – мне повезло, я упала не в грязь, а на рассыпанную солому, спросила я.
Девочка посмотрела на меня таким молящим взглядом, что мне стало не по себе.
- Пойдем…. Пожалуйста…. – шепотом повторила Маша.
Ничего не оставалось, как уйти отсюда. Мы, молча, шли по тропинке из утоптанной пожухлой от первых заморозков, травы. Кого увидела девочка, кто ее так испугал? Я незаметно посмотрела на нее. Рядом со мной шагала угрюмая, забитая девочка. От прежнего, еще минуту назад веселого, ребенка не осталось и следа. Этот черный платок огромных размеров, серая куртка с подвернутыми рукавами. На ногах толстые шерстяные носки и калоши. Я решила первой нарушить затянувшееся молчание и хоть немного сблизиться с девочкой.
- Машенька, а куда идем?
- Не знаю… - тихо ответила она – мне сказали погулять с вами, вот и гуляем.
- А ты мне сможешь ответить на некоторые вопросы?
Она настороженно посмотрела на меня и, после некоторого колебания, ответила:
- Ну…. Спрашивай….
- А скажи, я вижу в деревне мало домов, это и вся деревня?
По лицу девочки было видно, что мой вопрос ее немного расслабил.
- Да, вся. У нас всего двадцать два дома, считая с хозяйским. – и тут же осеклась.
Так, все понятно, хозяйский дом, явно, дом моей бабушки. И девочке или запрещено о нем говорить со мной, или ей самой неприятно об этом упоминать. Я сделала вид, что этого не заметила и продолжала, как ни в чем, ни бывало.
- Красивые места, представляю какая красотища летом – цветы, бабочки…. А почему полей не видно?
- Ну, не знаю, - уже более бодрым голосом ответила девочка, - я сколько себя помню, полей никогда не было. Так, огороды…
- А школа? Ты же ходишь в школу?
Голос Маши помрачнел.
- Нет, школы нет. В школу нельзя…
- Но тебе же надо читать, считать.
- Тетя Дуся – добрая женщина – со мной занимается.
- А родители?
Только ожившее лицо девочки исказилось.
- Нет родителей
И все, снова замкнулась. Какое-то время шли опять молча. Вокруг унылые пейзажи и редкие дома жителей. Возле домов не бегают дети, не копошатся взрослые. И самое поразительное, несмотря на довольно прохладную погоду, из печных труб, газовых магистралей я не заметила, не шел дым. Мертвые дома – пронеслось в голове. Но кто же в них живет? Логично – мертвые люди. Бр-р-р…. Ужас вперемешку с холодом обдал ледяной волной. Лучше об этом не думать. Как-то сразу расхотелось гулять. Но я хорошо понимала, что в этих странных условиях, я обязана узнать как можно больше. Пригорок сменялся пригорком. Ни людей, ни скотины, только на редких деревцах и кустах, с мрачным спокойствием, восседали серые вороны. Господи! Как все уныло, тоскливо и…. страшно. Тут, с очередного холмика, я увидела речушку, скорее даже ручей. Спотыкаясь о подводные камни, журча, вода неслась в сторону леса.
- Ма-аш, давай присядем, а? Что-то я устала. О! Вот и коряга подходящая!
Я спустилась к ручью и уселась на какое-то бревно. Маша еще какое-то время постояла на пригорке, видимо раздумывая, стоит ли присаживаться рядышком. Но все-таки подошла и тяжело вздохнув, присела рядом. Я не стала заговаривать первой, решила, что стоит девочке дать возможность, сто-то рассказать самой.
Так и сидели. Бегущая куда-то вода завораживала. Звенящую тишину нарушало только журчание речки, да редкие скрипящие выкрики ворон.
- Я никогда не видела своих родителей. – вдруг тихим голосом начала девочка и замолчала.
После некоторых раздумий, я все-таки решила спросить.
- Может, ты хочешь об этом поговорить?
- Говорить нечего! Никогда не видела и все! – но видимо в этой крохотной душе, накопилось слишком много, чтобы можно было это сдерживать.
- Сколько я себя помню, я всегда здесь жила. Сначала вокруг меня было много женских лиц. Они меня кормили, переодевали… и все. Я же и знать не знала, что могут быть родители. Что должны быть родители. – она на секунду замолчала. По ее щекам текли слезы. Но заговорила она спокойным, ровным голосом, как взрослая. Только сейчас я задалась вопросом, а сколько ей в действительности лет? Для своего худенького, маленького тельца на десять лет, она слишком рассудительна и серьезна.
- Как-то, это было несколько лет назад, сюда случайно забрела молодая пара. Они были не такие как все здесь. Ты тоже не такая. – и помолчав, продолжала. – Я их первая увидела. Я посла коз. Смотрю, из-за холмика появились. Я их совсем не испугалась. А они подошли, спросили, как меня зовут. И Лена, так звали женщину, угостила меня такой вкусной вещью – конфета называется. – и гордо добавила, - Я навсегда запомнила это название. Ну, так вот, они меня стали расспрашивать – что за деревня, сколько людей живет, кто мои родители? Я тогда удивилась очень – какие родители? Что это такое? А они удивленно смотрят на меня, не поймут, то ли я шучу, то ли больная. А мужчина, видимо, подумал о неладном. Взял меня за руку и говорит. «Пойдем, разберемся, что это за люди, и почему ты здесь без родителей?» Пока мы шли к хозяйскому дому, Лена улыбалась и объясняла, что так не бывает, чтобы девочка росла без мамы, папы, вообще без родных. И спрашивала, может, есть у меня бабушка, дедушка или тетя. Я ей объясняла, что у нас есть бабушка, но она не просто бабушка, а хозяйка. А дяди и тети – просто дяди и тети.
Маша замолчала, глаза ее загорелись каким-то лихорадочным огнем.
- А как сюда попала Лена с мужчиной, и что было потом?
- Лена говорила, что они просто путешествуют. Они так всегда делали, просто брали с собой необходимые вещи и бродили по неизвестным местам. – девочка опять замолчала, и когда я хотела опять задать вопрос, продолжила каким-то уставшим голосом.
- А потом они стали, как все… И ты станешь, только сильней, как хозяйка.
- Как это, как все?
Маша молчала.
- Как это, как все? – схватив ее за плечи, закричала я. – Ты должна мне все рассказать! Я не хочу стать, как все! Ты меня слышишь?!
Маша подняла на меня глаза – пустой взгляд.
- Ты ничего не сможешь изменить. – прошептала она.
От этого пустого, обреченного взгляда, мне стало так жутко, так страшно, что просто необходимо было держаться крепко, крепко за кого-то. Я обняла девочку и заплакала. Теперь я знаю точно – я влипла, так влипла, что только помоги мне Боже.
Сопровождающий меня повсюду призрак старухи, или не призрак, странные телеграммы и почтальон, Копытина и хозяйский дом… Что же делать? Что? Бежать! Самая разумная мысль! Я немного успокоилась. Вытерла слезы. Маша больше не плакала. Она так же, как обычно сидела, угрюмо уставившись на воду.
- Мы убежим! – придав, как можно больше твердости своему голосу, сказала я. Да так громко, что сидевшие по ближайшим кустам вороны, с недовольным карканьем, сорвались со своих мест и унеслись куда-то прочь.
Маша испуганно схватила меня за руку.
- Они слышали нас! Они все расскажут хозяйке!
Я испуганно огляделась – никого. Но все-таки уже шепотом спросила.
- Кто услышал? – и с искусственным смешком, добавила, - Вороны?
- Они не вороны. Они – слуги. Я уставилась на девочку.
- Маша, это просто вороны, просто птицы. Я поняла, что мы с тобой оказались в какой-то секте. Секта – это сборище странных, а скорее ненормальных людей, понимаешь? Они совершают всякие бредовые обряды, веря в их магическую силу.
Девочка попыталась что-то возразить. Но теперь я включила образ педагога.
- Маша, подожди. Я верю, что что-то бывает необъяснимое. Но не в таких же количествах. Да вокруг сотни ворон, они что, все оборотни? Это бред! При всем мистическом, имеющемся в мире, невозможно человеку превратиться в ворону.
- Они не люди. – так же тихо и спокойно отрезала девочка.
У меня голова пошла кругом.
- А кто же они? Если не люди, не вороны – то кто?!
И одно страшное слово, с ударяющей силой обрушилось на мое сознание, ломая все прошлое, старое, что так заботливо было сложено и уложено в течении всей, уже прошлой, жизни.
- Мертвые…
Я поверила, невозможно было не поверить.
- Нам пора возвращаться. – приговаривала девочка.
- Нет, нет. Подожди! – в моей голове роилась уйма вопросов, на которые я должна была узнать ответ. Чтобы спастись, чтобы выжить. – Моя бабушка тоже… тоже мертвая?
Тот же безучастный голос.
- Нет, она другая. Не мертвая, но пережившая не одну смерть.
- Как это?
- Не знаю. Я же никогда это не смогу. А она особая.
- Ладно. А кто еще не мертвый?
- Тетя Дуся и я.
- Как? А все те люди? Все: Все мертвые?
- Да…
Я не могла нормально соображать. О какой норме может идти речь, если все вокруг НЕНОРМАЛЬНО.
- Давай убежим, - и уже умоляюще просила, - ведь можно убежать? Ведь можно, а?
Заглядывая в глаза девочки, спрашивала я.
- Нет.
Я замолчала в растерянности.
- Маша, но ты ведь знаешь местность. Мы прямо сейчас можем не возвращаться. Просто уйдем и все. Самое главное дойти до леса. А там нас будет трудно найти.
- Нет! Только не в лес! – воскликнула девочка.
- Но почему?
- Нет, нет! Он убьет нас, как только мы войдем в лес.
- Подожди. Но меня же как-то Копытины сюда привезли. И нас никто не тронул.
- Та дорога – по другую сторону дома, и именно она ведет к станции. Но выйти на нее не получится. За дорогой всегда следят слуги.
Я какое-то время сидела в раздумьях. Но должен же быть какой-то выход. Чему нас учат – безвыходных ситуаций не бывает! Господи! Я совершенно забыла о своем телефоне. Телефон! Я же смогу позвонить! Точно, позвоню в милицию, пусть разгонят к черту, это сборище сумасшедших, мертвых – без разницы. Но телефон был в сумке. Сумка в доме. В лес нельзя, если девочка говорит, что там Кто-то, лучше ее послушать. На дорогу не пробраться. Да и далеко ли я смогу уйти. Тем более, сколько вообще придется идти? Значит, придется возвращаться в дом…
- Хорошо, Маш. Ты, самое главное, должна поверить – мы обязательно избавимся от этих…. Людей. Обязательно. Сейчас мы вернемся в дом, как ни в чем не бывало…
Девочка судорожно ухватилась за меня и, с дрожью в голосе, прошептала.
- Она все знает!
Я открыла рот, чтобы ее успокоить, но горло сдавил спазм ужаса. Вода в ручье окрасилась в кровавый цвет. Из леса эхом пронесся жуткий хохот сыча. Я бросила обезумевший взгляд на старый лес. И мне не показалось. Там, на окраине леса, протягивая в нашу сторону руки, безмолвно, стояла худая сутулая фигура белобородого существа. Именно существа – назвать это человеком было невозможно. Схватив девочку за руку, я сорвалась с места и понеслась. Мы бежали к дому, ища защиты, потому что стоять рядом с кровавой рекой и ждать смерти от того, кто нас ненавидит, невыносимо. Вот я уже отожествляю себя с ними. Но я не мертвая, я живая, и буду жить! Чего бы мне это не стоило. И девочку я тоже вытащу…
Вот перед нами и хозяйский дом. На фоне багрового заката, он стоял как мрачный исполин, взирающий на мертвые пейзажи вокруг себя с таким же мертвым спокойствием. Только перед домом мы остановились. Мне пришлось какое-то время, жадно хватать ртом воздух, отдышаться. Маша вырвала из моей ладони свою, бросив на меня жалкий взгляд, опустила голову, и пошла к дому.
- Маша, Маша… - после такой пробежки, я еще еле ворочала языком, но надо было остановить девочку, нужно было до чего-нибудь договориться.
Она обернулась, и лишь грустно покачала головой. В этот момент, дверь дома распахнулась, и на пороге появилась раскрасневшаяся Копытина.
- Ой, вернулись, гулены. А мы уж и переживать начали – не заблудились ли наши девочки?
Я, насколько было возможно, сделала беззаботное выражение лица.
- Да что вы, тетя Дуся. Просто засиделись у ручья. Здесь места просто замечательные.
Все это время, Маша стояла, как вкопанная, низко опустив голову. Копытина, улыбаясь, но эта улыбка, поверьте, выглядела как улыбка гадюки, буквально прошипела:
- Что же ты, Машенька, остановилась? Давай, моя хорошая, иди, иди… Тебя уж заждались.
- А можно Маша сначала мне… - начала я, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы остаться с ребенком.
Но Копытина, подпихнув девочку к двери, жестко отрезала.
- Нельзя! – но тут же смягчив тон, добавила – Катюша, а ты иди в свою комнату, только не обращай внимания – там, в главной комнате много людей… м-м-м… они позаниматься пришли.
Подумав о мертвецах, я готова была сорваться тут же с места. И бежать, бежать без оглядки. Но куда? В лес? И что потом? Нет, нужно добраться до телефона. На дрожащих ногах я вошла в дом. Тот же полумрак. На лавках, по обе стороны, сидят люди – мужчины, женщины, кого-то я уже видела, кого-то нет. Но все с отрешенными, ничего не выражающими лицами. Как восковые фигуры – без единого движения… без дыхания… Они, даже не обратили на меня внимания. Пустые глаза смотрят куда-то, если в данный момент вообще смотрят. Стараясь не произвести никакого шума и сдерживаясь, чтобы не побежать, я прошла через комнату и на негнущихся ногах, ввалилась в свою комнату.
Тук-тук-тук-тук – сердце рвалось наружу. Прижав ладони к груди, я мысленно успокаивала его. Тихо, тихо. Все хорошо. Все будет хорошо. Они не тронут меня. Скоро все закончится. Телефон! Я бросилась к своим вещам. В сумочке пусто! Совершенно пусто. Ни денег, ни ключей, ни документов, ни телефона. Пусто! Я начала судорожными движениями перебирать свои вещи, прощупывала каждый сантиметр. Будто телефон может заваляться в сантиметровой складке платья.
Гостинцы, которые я везла бабуле, тоже исчезли. Одни тряпки… Лишь на самом дне сумки, каким-то образом завалялась одна маленькая шоколадная конфета. Я зажала ее в руке. Слезы отчаянья ручьями потекли по моим щекам. Последние кусочки солнечных лучей еще силились осветить комнату, но это было напрасно. Темнота уже ощущала себя хозяйкой. Я, насколько это было возможно, осмотрелась. Ни одной лампочки. Да и глупо было рассчитывать на электричество в этом дремучем месте. Так! Катя, соберись! Нечего распускать нюни!
Большими глотками выпила компот из стоявшего на столе кувшина. Я обязательно что-нибудь придумаю! Обязательно! Безвыходных ситуаций не бывает и точка. За окном уже взошла огромная желтобокая луна. Она повсюду рассеивала свой серебристый свет и, глядя на эту необычайную, волшебную картину, все нереальное приобретало вполне реальные очертания. Я невольно устремила свой взгляд на темную полосу леса. Там, вдалеке, необычайно ярко вырисовывалась светлая точка. Это он. Перед глазами все поплыло, и я провалилась в небытие.
Запахи, острые, неприятные запахи – это первое, что я начала осознавать. Потихоньку сознание начало ко мне возвращаться. Я чувствовала, что лежу в каком-то очень жарком месте. Влажный жар окутал все мое тело. Неясный гул, доносившийся отовсюду, начал обретать конкретные звуки.
- Великий рогатый Бог, даруй этой заблудшей душе свою благодать. Подготовь ее к новой жизни, к новому служению тебе. О, Великий!
Слова раздавались четко, звонким, с истеричными нотками голосом. Но фоном этому служил протяжный воющий хор. Затем пошла череда совершенно непонятных для меня слов.
- Амьдев авонс ястидарзов, адгок яадолом амуд с мываворк мокотоп ястёьлов в ёен.
По моему телу заскользили чьи-то руки, покрывая его чем-то липким и теплым. Гул нарастал. Я пыталась пошевелиться, чтобы скинуть чужие руки с себя. Но ничего не получалось. Я пыталась сказать – Не надо. Не троньте меня. Но с моих губ не слетело и звука. Тяжелые веки меня не слушались. Лишь слегка приподняв их, сквозь влажные ресницы, в расплывчатом свечении свечей, я видела вокруг себя двигающиеся черные тени. Гул нарастал. Чужие руки, уже с силой, причиняющей мне боль, что-то остервенело, втирали в мое тело.
- Рогатый Бог, даруй нам новую жизнь. Пришли и подготовь пока недостойную для тебя дань, для продолжения тьмы. Для Твоей, О Великий Рогатый Бог, вечной жизни!!!
Неожиданно все внезапно стихло. Руки замерли на моем теле. Сквозь ресницы я увидела как в тумане, из тьмы, освещаемой красными бликами свечей, как ко мне приближалось лицо. Вот уже я могу разглядеть на нем глубокие морщины, тонкие, плотно сжатые губы и угольно-черные глаза с хитрым прищуром. Чьи-то крепкие руки приподняли мою голову, и сильные пальцы, раздирая губы, раскрыли мне рот. Что-то гадкое и вонючее, обжигая гортань, полилось в меня. Меня опять не стало…
Где-то гулко ухнули часы. Я лежала в чьем-то уютном, теплом… Открыла глаза. Я в своей комнате. Скудные, рассветные лучи лишь слегка освещали комнату. Мгновенье длилось мое блаженство. Вся страшная картина вчерашней ночи, встала у меня перед глазами. Я резко спрыгнула с кровати. На мне ничего не было. Я кинулась к вещам, но на том месте лежала лишь аккуратно сложенная сорочка, нет, скорее рубаха, черного цвета. Я взяла ее в руки, из складок посыпались какие-то сухие травы, от которых рубаха пропахла каким-то сладковатым запахом. Ну что ж, нечего делать. Придется одевать то, что есть – не голой же бегать.
Полная решимости, если потребуется, отвоевать свои вещи, я кинулась к двери. Закрыто.
- Откройте! Откройте сейчас же! – дергая дверь, орала я.
В ответ только тишина. Я прильнула к двери – ни шорохов, ни звуков. Осмотрела дверь. Замочных скважин нет. Окно! Конечно же! Так и есть, окно не заложено. С их стороны это было большое упущение. Стараясь как можно меньше шуметь, я открыла окно и, подобрав длинную рубаху, выбралась на подоконник. Достаточно высоко – метра два с половиной – не меньше. Уповая на своих ангелов-хранителей, я сиганула вниз. Приземлилась удачно, но шума произвела достаточно. Хотя, может быть, произведенный мною шум, словно от слона, рухнувшего в заросли, показался таким громким из-за стоявшей вокруг мертвой тишины. И все-таки, я простояла, некоторое время, прислушиваясь. Тишина. Солнце еще не показалось, но упрямые лучи спешили осветить все вокруг. Крадучись, я стала обходить дом, по ходу прислушиваясь ко всем возможным звукам. Я еще четко и не представляла, что буду делать. Но как минимум, мне необходимо найти девочку. А затем не знаю, что-нибудь тяжелое в руки и вперед. Я уже готова была завернуть за очередной угол, как неожиданно раздался непонятный звон и ритмичный глухой стук. Будто сотни рук ударили по бубнам. Шум раздавался из дома. Резко, со скрипом, открылась дверь на крыльце. Я осторожно высунула голову из-за угла. То что я увидела не поддавалось никакому здравомыслию.
Из дома, на крыльцо, давя друг друга и вращая бездумными выпученными глазами, вываливались люди, нет – это были не люди. Через мгновение они непостижимым образом трансформировались. Это было похоже на пластилиновые мультики, где какая-нибудь мультяшка, на ваших глазах, начинает мяться, гнуться и вновь начинает приобретать какую-то форму. И здесь, существа, один за другим, превращаются в какую-то бесформенную черную мокрую субстанцию, и тут же черно-серые перья поднимаются в воздух. Грязная куча разделяется на множество ворон. И вот они, громко каркая, оповещая мир о своем пришествии, разлетаются в разные стороны.
Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Сердце ухнуло вниз. За моей спиной, с глазами, метающими молнии, стояла Копытина. Я не успела даже открыть рот в свое оправдание. Сильный удар по лицу, и я провалилась в темноту. Последующее было страшнее любого кошмарного сна, бесконечного сна. Вонь, гул, бормотание мерзких существ, козлиное блеяние, чужие руки на моем теле – все перемешалось. В редкие минуты просветления сознания, я различала фигуры живых мертвецов, Копытиной и сгорбленный силуэт Старухи. Иногда ее глаза, горя лихорадочным светом, внимательно всматривались в мое лицо. Но это был взгляд гадюки, равнодушно взирающей на свою жертву.
В некоторые моменты, в картинке добавлялись лица из прошлой жизни. Мимо меня пронесли обнаженное тело Леночки. Ее лицо исказила гримаса ужаса. Широко открытые глаза, непонимающе смотрели на происходящее, а точеные белоснежные руки, простирались ко мне. Затем, в очередной раз, я провалилась в темную яму.
Очнулась я от легкого прикосновения. Кто-то настойчиво меня толкал. С трудом открыв глаза, в редких лучах, пробивающихся через маленькое оконце, я увидела бледное лицо Машеньки. Она с мольбой в глазах, приложив палец к губам, умоляла меня не произносить ни слова. Вспыхнувшая надежда и еще неутраченное отчаянье, заставили меня затрястись в мелких рыданиях. Девочка, дрожащими руками гладила мои волосы.
- Я освобожу тебя. – шептала она. – Освобожу, только торопиться надо. Не плачь, не плачь, пожалуйста. Сейчас полдень, все спят, кроме редких слуг. – Ее пальчики ловко развязывали узлы на моих запястьях и на ногах. - Не плачь, не плачь. Ты убежишь. И все у тебя будет хорошо.
Еле ворочая пересохшим языком, я бормотала.
- Я не оставлю тебя здесь. Мы вместе. Только вместе… вместе.
Я сползла с широкого стола, на котором лежала и тут же рухнула на пол. Ноги совершенно меня слушали. Девочка, скользя ладошками по моей влажной коже, со слезами пыталась меня приподнять.
- Ну, вставай, давай, вставай. У нас почти нет времени. Надо уходить.
У меня получилось подняться только на колени. Голова, будто наполненная тысячью иголок, нещадно болела. На четвереньках я сделала несколько шагов. Потихоньку, кровь устремилась в мои занемевшие конечности.
- Сколько я здесь? – прохрипела я.
- Сегодня четвертый день. Осталось две ночи. – шепотом ответила мне девочка, при этом, с опаской поглядывая на дверь.
- До чего две ночи?
- До воссоединения. Тебя почти подготовили. Я не могла раньше. Меня наказали. – чуть не рыдала Маша, - А сегодня наказание закончилось. Я подменила сонный настой на обычный травяной. Поэтому ты проснулась. – и тут же, настойчиво добавила – Да вставай же, времени нет, они скоро проснутся.
Опираясь на хрупкое плечо девочки, кое-как я встала на ноги и огляделась. Это была баня – с лавками, огромным чаном и русской печкой. Но здесь не пахло ароматными березовыми или дубовыми вениками, и душистыми дровами. Здесь стоял смрад. Пол был залит какой-то мерзостью вперемешку с перьями и клочками шерсти. Все стены были исписаны какими-то знаками, пентаграммами. Баня была достаточно просторная. В крохотное, закопченное окошко, еле-еле пробивался солнечный свет. Выход совсем рядом. Но как трудно даются шаги.
Маша протянула мне черную хламиду, большой, много раз перештопанный шерстяной платок, теплые носки и калоши.
- Твоих вещей нет. – извиняющимся тоном сказала она.
Ну, о своих вещах, уж точно, я подумаю в последнюю очередь. Самое главное вовремя унести отсюда ноги. Я смогла, кое-как передвигая ноги, доковылять до двери. Обернувшись к девочке, твердо сказала.
- Даже не думай здесь оставаться. Уйдем вместе.
- Нет, нет, мне нельзя. – с испугом зашептала Маша, - Тот кто в лесу, не оставит меня в живых. Тебя может быть, ты же не такая как мы.
- Ты не такая, как они. Пойми это. Но если останешься – станешь!
Я крепко взяла ее за руку, и потихоньку отворила дверь. Сразу за дверью находился предбанник. В углу свалены в кучу, окровавленные куски в черной шерсти и перьях. Оторванные головы кур и, ухмыляющиеся в жутком оскале, козлиные морды. Вонь стояла неимоверная, и над всем этим, зло жужжа, роились мухи.
- Господи! – только и могла произнести я, еле сдерживая рвотные позывы.
Закрывая нос рукой, мне пришлось постараться, чтобы не вылететь из этого зловония.
Слегка приоткрыла дверь и, в образовавшуюся щель, осмотрелась вокруг. Баня стояла в стороне от дома. Вокруг никого. Держа девочку крепко за руки, мы понеслись в сторону леса.
Никто не кинулся нам вдогонку. Ярко светило солнце и все казалось спокойным и безмятежным. Несколько раз, запутываясь в своей черной хламиде, я почти падала. Но видимо от страха, у меня за спиной выросли маленькие крылышки. Взлететь не взлечу, но хоть не упаду. Но чем ближе к лесу, тем медленнее становился наш бег. Маша, так вообще еле передвигала ноги, в итоге мне приходилось, практически волочить ее за собой.
- Нельзя мне туда. Ну пожалуйста. – со слезами упиралась девчонка. Но я была непреклонна.
Только у деревьев я остановилась. На удивление, отдышалась довольно быстро. Видимо четырехдневное голодание, и отсутствие сигарет сыграли свою полезную роль. Я присела возле девочки. И уверенно глядя ей в глаза, сказала:
- Ты должна побороть свой страх. Ведь ты столько времени прожила среди этих ужасных тварей. Ты после этого вообще ничего не должна бояться. Мы постараемся, как можно тише пробраться по лесу к дороге, которая ведет к станции. Будем идти почти по краю леса, поэтому лесное существо нас вообще не заметит. – и стараясь придать своему голосу еще больше оптимизма, добавила, - Да и скорее всего, дрыхнет он, как и вся нечисть. А до темноты мы как-нибудь выберемся на дорогу.
Взяла девочку за руку, выдохнула и ступила под своды деревьев. Зашли в лес и остановились. Вокруг тишина. Только оставшаяся кое-где серая листва, шелестя, что-то нашептывала, да легкий ветерок, гуляющий между стволами деревьев, уныло тянул свою мелодию. Девочка дрожала всем телом.
- Не бойся, – шептала я, то ли ей, то ли себе, - ничего не бойся. Все будет хорошо.
Идти по лесу оказалось далеко не так просто, как представлялось. Под деревьями, сплошь, росли какие-то кустарники с острыми шипами, вдобавок, то там, то здесь дорогу нам преграждали поваленные стволы и сучья. Очень быстро моя шаль и рубаха были изорваны, руки покрылись ссадинами и царапинами. На ладони я вообще старалась не смотреть. Ломая и отодвигая колючие ветки с нашего пути, я изодрала их в кровь. И молила Бога оставить целыми хотя бы мои глаза. У Маши дела были получше. На ней была ее ужасная куртка. Вот где пригодились ее длинные рукава. Бедное дитя, натянув рукава на ладони, изо всех сил помогала мне прокладывать дорогу. Холода я не ощущала, хотя одета была слишком легко для поздней осени. Мы, постоянно оглядываясь, останавливались и прислушивались. Сквозь деревья, нам хорошо был виден проклятый дом. Он гордо возвышался на своем холме, и казалось, с невозмутимым спокойствием, ожидал наступления сумерек.
Лес, к нашему счастью, не делал никаких сюрпризов. Маша все медленнее работала своими ручками, да и у меня силы таяли с каждым движением. Раны саднили, мышцы, непривыкшие к физическому труду, начали нещадно ныть, а ослабленный организм, всем своим существом, кричал: «Стоп! Остановись! Дай отдохнуть!»
Силы покидали меня, да и девочка, удивительно, что еще двигается, скорее всего, скоро упадет без сил. Неожиданно, со стороны дома, раздался уже знакомый мне звон бубенцов – тысяч бубенцов с глухим набатом. Казалось, даже воздух вокруг содрогнулся и завибрировал. Орды ворон, черными потоками истекли из дома и устремились в нашу сторону. Маша задрожала всем телом и прижалась ко мне.
- Они нас достанут. – в ужасе закричала она.
Я ничего не смогла ей ответить, стояла, и в оцепенении следила за приближающимися птицами. Дом в багровом закате, как гигантский осьминог, распускал свои щупальца. Господи! Солнце садится. А мы не прошли и половины пути. Вдруг, по лесу, ломая сучья и ветки, пронесся вихрь. Лес будто ожил, зашептал и заворчал. Невозможно, но будто сам лес внутри себя создавал ветер, и он мощными порывами устремился навстречу черным «рукавам». Поземкой заструился серебристый туман.
- Он идет! – закричала девочка, и кинулась из леса.
- Стой! Маша, стой! – бросилась я за ней вдогонку. – Нельзя туда!
- Нет! Я лучше с ними, я не хочу умирать!
Колючки кустов раздирали мое тело, но я уже не обращала ни на что внимание. Главное было удержать девочку. Там, точно смерть, а здесь…. А здесь, возможно, есть шанс.
Гул нарастал, это был даже не гул – рычание, бормотание слились с глухими ударами «тум, тум, тум», с нарастающим шелестом тысяч крыльев. Казалось, сама земля, лес, небо объединились в какой-то нереальный хор. Еще секунда и девочка окажется вне леса. Собрав все оставшиеся силы, я бросила свое тело вперед. Девочка выскочила из леса, здесь я ее сбила с ног. Мы обе рухнули на землю.
- Пусти меня, пусти сейчас же! – кричала Маша.
Но я со всей своей остервенелостью вцепилась в нее. Этим тварям девочку я не отдам. На границе леса и поля разыгрался настоящий ураган. Но это был не просто ураган – это была битва, но между кем или чем, было трудно понять. Нет, конечно, я знаю, что по одну сторону, точно, Тьма, во все своем проявлении. Но что или кто по другую сторону, я еще не знала. И это незнание вселяло и страх и надежду.
Вокруг творилось невообразимое. Кружась в сильнейшем вихре, все смешалось – перья, пыль, сучья, листва и ветви. Мощная невидимая сила из леса тащила меня в свою сторону. Но черные бабкины «рукава» не уступали. Шипя и каркая, рвя на мне волосы и остатки одежды, изо всех сил, тянули меня к себе. Девочка в моих руках, крепко зажмурившись, истошно кричала. Несколько раз ее чуть не вырвали из моих рук, но я крепко вцепилась в нее, и никакая сила не могла ее у меня отнять. Я не знаю, сколько времени все это продолжалось. Я не могла открыть глаз – их сразу забивало мусором. А в ушах звенело так, что я уже не различала снаружи звук или же у меня в голове. Я не знаю, что испытывает человек, оказавшейся внутри смерча, но предполагаю, что что-то подобное. Единственное, что не позволяло мне взлететь – это то, что здесь было два равновесных смерча, которые, со всей остервенелостью, пытались вырвать меня друг у друга.
Внезапно мощный поток подхватил меня и с неимоверной силой потащил в лес. Я испытала то же самое ощущение, что и на головокружительном аттракционе, вроде «американской горки». Я только успела покрепче уцепиться в девочку и снова вспомнить о своих ангелах-хранителях.
Невидимая сила несла нас сквозь лес. Невероятно, но ни то что дерева, ни одной веточки мы не зацепили. Будто под властью чего-то или кого-то, лес расступился. Сознание не могло вынести такую скорость, и через мгновение оно меня покинуло.
Я на цветущей поляне. Сладкие ароматы благоухающих полевых цветов дурманят и кружат голову. Яркие солнечные лучи слепят глаза. Смеясь, я пытаюсь увернуться от них, но они настойчиво заглядывают мне в глаза. Я резко дернула головой и пришла в себя. Поначалу подумалось, что видение продолжается. Из-за яркого света, мне трудно было открыть глаза. Что-то заслонило источник света и, проморгавшись, прямо перед собой, я увидела Его.
От страха я попыталась тут же броситься прочь. Но оказалось, что крепко связана.
- Что тебе от меня нужно?! – глядя в ненавистное лицо, закричала я.
- Чтобы тебя не стало. – с грустью глядя на меня тихо ответил он.
Я заплакала. Все надежды рухнули. Я так хочу жить. Я не могу умереть, только потому, что горстка сумасшедших, возомнила себя вершителями моей жизни!
- Но почему?! Почему именно я?! Какого черта у вас здесь происходит?! – содрогаясь в рыданиях орала я. Но он лишь печально взирал на меня. – Вы психи, твари!! Да вы что думаете, меня никто искать не будет? Да уйма людей знают, что я здесь!! Не сегодня – завтра меня начнут искать. И тогда вся ваша чокнутая компания окажется в тюрьме! Что ты на меня уставился, маньяк хренов. Ты меня слышишь? Отпусти сейчас же!!!
- Нет…
- Но почему?! Ты мне хотя бы можешь объяснить? Почему?!
Мой похититель, сгорбившись, уселся рядом со мной на маленькую скамейку, и в задумчивости уставился в окно. Глаза привыкли к яркому свету, и я наконец, смогла рассмотреть Его. Да, это человек. Хотя назвать его человеком можно лишь с большой натяжкой. Худое, изможденное до такой степени, что казалось прозрачным, длинное тело. Редкие седые волосы и борода, доходили почти до его колен. Мертвенно бледная кожа, сплошь исчерчена глубокими морщинами. Казалось, ему лет двести, и никак не меньше. Длинные желтые ногти, как когти огромного хищника, уже изогнулись от времени. Лишь глаза – ясные, голубые, казались живыми.
- Эта история началась больше двух столетий назад. – услышала я тихий голос, - Подробностей я не знаю, их знает только Она. – и посмотрев на меня, спросил . –Ты, конечно, знаешь кого я имею в виду?
- Бабка? – спросила я, уже зная ответ, - Но я ее так и не увидела…
- Это не важно. Главное она тебя увидела… нашла… - уставшим голосом продолжал мой собеседник. – Я столько лет посвятил тому, чтобы этого не случилось…
На какое-то время я забыла, что нахожусь на краю пропасти, что руки мои связаны. Я лишь хотела получить ответы на все мои вопросы.
- Зачем я ей нужна? Кто она, действительно ли она моя бабушка? Что за существа – то ли зомби, то ли птицы? Где девочка? И, в конце концов, кто вы такой?
Бесцветные губы старца растянулись в подобии улыбки.
- Ты такая же говорливая, как и твоя мать…
Я была шокирована.
- Откуда вы знаете мою маму? Кто вы, в конце концов?
- Не торопи меня…. После последней битва, у меня почти не осталось сил… - и с тоской бросив взгляд на освещенное окно, добавил, - Мне бы дожить до завтрашнего рассвета… - но тут же, видимо, взяв себя в руки, твердым голосом продолжил.
- Но ты успеешь получить ответы на все свои вопросы, и даже больше. И возможно, ты поймешь, что другого выхода у меня нет… Но давай по порядку.
Как я уже сказал – эта история началась более двух столетий назад. В те далекие времена, здесь была огромная деревня, даже по нынешним меркам. Урожайные земли, полноводная река – это сейчас она чуть шире ручья. А тогда ее воды были полны рыбы. Широкие ладьи бороздили ее русло. Селяне жили дружно. Во главе всего стоял барин из уважаемого дворянского семейства. Управлял он всем по справедливости. За зря никого не обижал и не наказывал. Во всем помогал своим крестьянам. Была у него жена – Дарья. Хорошо они жили, всем на зависть, да только не завидовали им. Люди хорошие вокруг были. – старик немного помолчал и спросил, - На сказку похоже?
Я согласно кивнула. Как-то с трудом верится в идеальные отношения между большим количеством людей. Хотя, возможно более двух столетий назад, такое встречалось. А старик продолжал.
- Я пересказываю так, как было рассказано мне. Как я уже сказал, в деревне все жили дружно и счастливо. Как обычно, беда грянула неожиданно и подползла так тихо, что никто поначалу и не заметил. Но началось все с появления в деревне странного старика.
На рассвете, как обычно, крестьяне встали провожать скотину на пастбище, а он сидит у часовни – часовня в деревне была на том самом месте, где сейчас хозяйкин дом стоит. Люди, как я уже сказал, были радушными и гостеприимными. Сразу к нему. Кто, мол, откуда? Может помочь чем? А он дрожит весь, да только глазами во все стороны стреляет из-под косматых бровей. Видят люди, странный, скорее всего больной человек. Под руки его взяли и к барину отвели. Тот встретил его ласково, приказал накормить и выделил в своем доме комнату для нежданного гостя. Поручил заботу о госте своей молодой жене, а сам уехал в свое родовое имение – в наследство вступать. Незадолго до этого, умер у него отец. Поначалу в деревне все шло как прежде. Каждый спокойно выполнял свою работу, ребятишки резвились по деревне, а по вечерам раздавались веселые песни, и играла гармошка.
Только стали замечать странности за молодой барыней. Осунулась как-то, некогда румяное лицо стало бледным. Неожиданно для всех могла расплакаться или рассмеяться. Да и не так часто стали ее видеть на людях. На улице появлялась все ближе к вечеру. Выйдет за околицу, уставится вдаль и простоит дотемна. А потом и вовсе стали ее по ночам на улице видеть. Сначала люди думали, тоскует по мужу, вот и мается. Деток, к тому времени народить они не успели. Чем ей бедной заняться? Гость, их, на глаза людям не показывался. Спрашивали у слуг: «Как он? Здоров ли?». Да слуги все больше отмалчивались. – «Хозяйка сама ухаживает. Никого к нему не пускает». Дальше, еще больше странностей стало происходить. Дарья сожгла все свои наряды и надела на себя черное платье и платок. Приказала вырезать всю скотину, кроме коз и козлов черного цвета. Обменяла на людских подворьях свою домашнюю птицу на черных кур и петухов. Вскоре уже и вся прислуга ходила только в черном.
Когда-то радушная хозяйка, теперь никого постороннего и во двор не пускала. Но самое главное – перестала молодая жена и ее слуги на молитвы ходить. Батюшка сам пришел к ней узнать, что случилось. К нему во двор вышел слуга, и сказал, как отрезал: «Хозяйке больше не нужен ваш Бог. Забудьте сюда дорогу». Батюшка растерянно уставился на закрытые ворота, а затем начал в них стучать. «Пусть сама Дарья ко мне выйдет! Дарья! Ты что с ума сошла» - кричал он на всю улицу. На его крики к дому стали собираться люди. «Дарья, безбожница, выходи немедленно. Отпишу твоему мужу, пусть приезжает и уму-разуму тебя научит!» Из дома не доносилось ни звука. Но Батюшка останавливаться не собирался, тем более, вокруг громко зароптала толпа. Еще бы, неслыханное, греховное дело творилось. Конечно, кто-нибудь из молодежи нет-нет, да и профилонит службу в часовне. Но за это очень сурово наказывали. А здесь, в открытую, отрекаются от Бога. И о ведьмах слышали, но чтобы их любимая барыня! Тут и причину отыскали. Конечно же! Старик! Уж очень он странный! Да и непонятные вещи с барыней стали происходить именно с его появлением. Люди начали бить в ворота, кричать. Но дом хранил мрачное молчание. Люди повозмущались и разошлись с твердым намерением, как можно скорее, сообщить обо всем барину. Но так как в деревне грамоте обучен был, кроме барина, лишь Батюшка, это малоприятное дело и было ему поручено.
Но ночь круто изменила жизнь всей деревни. Одновременно вспыхнуло несколько пожаров. Горела часовня и три подворья. Огонь мгновенно охватил пламенем деревянные постройки. Разбуженные несчастьем люди, кто в чем, с ведрами, метались от одного пожара к другому. Но горячее пламя никого близко к себе не подпускало. Отчаявшимся людям пришлось в ужасе слышать стоны и крики о помощи людей, которые заживо сгорали в огне. Никто из них не спасся…. Огонь дожирал остатки домов, и тут, с грохотом обрушился сгоревший остов часовни, погребя под собой Батюшку, иконы и Бога… Да, Бога! Потому что, после воцарилось полновластное царство богопротивного мерзкого Козла.
Видя мое недоуменно лицо, старик прибавил:
- Нет, конечно же не обычного козла, в конце концов, животное ни в чем не виновато. Оно само стало жертвой оргий и безобразных ритуалов… У их Рогатого Бога имеется замысловатое имя. Но по-простому – Козел. Отродье Дьявола, Злой Бог Мрака!
Глаза моего собеседника при этих словах излучали ненависть, и что удивительно для его возраста, великую силу решимости. Откашлявшись, он продолжил.
- Ну, так вот…. Рухнула часовня. Люди, плача, расходились домой – до рассвета на пожарищах делать нечего. Впервые, за все время существования деревни, мужики остались дежурить возле домов, а женщины запирали двери на засовы. Но на рассвете, страшная беда пришла и в остальные дома. Ни один ребенок не увидел лучей солнца. От плача, крика и проклятий сотрясался воздух. Никто не сомневался – кто повинен в страшных смертях. Кто мог шевелиться после пережитого, с яростью кинулись к хозяйскому дому. Но дом был пуст. В комнатах оставались следы колдовских ритуалов. Кровь, козьи черепа и шкуры, окровавленные тушки черной птицы. Люди сожгли дом.
Через какое-то время вернулся барин. Для него, все рассказанное людьми, оказалось слишком большим потрясением. Никто не знал где его искать, поэтому он ничего не знал, пока сам не увидел свою опустошенную деревню. Из молодого, здорового мужчины он как-то сразу превратился в дряхлого старика. Он не мог видеть скорбные лица своих односельчан. Нет, его никто не обвинял. Но он считал себя виноватым во всем. Ушел он жить в лес. Отстроил избушку. Управлял делами неохотно, редко выходил в деревню. Иногда его видели стоящего на месте сгоревшего хозяйского дома – смахнет слезы и обратно, к себе в лес.
Надо сказать, что и люди другими стали. Слишком тяжело было пережить горе. Ходили по деревне, как призраки. Некогда богатая деревня приходила в запустение. Может, если бы бабы нарожали еще детишек, все ожило бы, но странная напасть обосновалась в селе – не беременели бабы. И доктора вызывали и молились. Нет, ничего не выходило.
- А как же Дарья? Колдун? Куда они делись? – не выдержала я.
Старик бросил на меня тяжелый взгляд.
- Что стало с колдуном, не знаю. А Дарья вернулась.
- Как?! – воскликнула я.
- Ее, конечно, из деревенских никто не видел… Разорвали бы… Но через восемь месяцев, как она исчезла, в крайний дом в деревне, среди ночи, настойчиво постучали. Хозяева переполошились. Конечно, мужик вилы схватил. Спросили: «Кто там?». В ответ измученный знакомый голос – Это я, барин ваш. Откройте. Открыли, конечно. На пороге, весь бледный, хозяин их, и протягивает сверток. Хозяйка взяла в руки и ахнула – «Ребенок!». А барин, обессиленный, сполз на пол.
- Дарья приходила. – прошептал он, - Убил я ее, а эту… - и он кивнул в сторону ребенка, - не смог.
Только сейчас хозяева заметили, что барин весь окровавленный. Женщина прижала к себе ребенка.
- Не бери на душу еще один грех, барин. Дитя это, за мать не в ответе. Пусть живет у нас, ведь ни одного ребенка в деревне. Может все у нас по-прежнему станет. – и расплакалась.
Барин с сомнением покачал головой.
- Никогда уже не будет как прежде. – и, закрыв лицо окровавленными руками, разрыдался.
Так в деревне появилась твоя бабка.
- Как! Вы же сами сказали, что это было более двухсот лет назад. – у меня не укладывалось в голове подобное.
- А ты думаешь ей сколько лет?
- Ну, я ее не видела, может она и дряхлая старуха… - растеряно ответила я.
Старик хмыкнул.
- Дряхлая! Как же! Ее можно с уверенностью назвать бессмертной. Но есть одно… Раз в сто лет, ей необходимо обновляться. Я не знаю, кто, сто лет назад, была та несчастная – дочь или внучка. – и направив на меня свой костлявый палец, грозно произнес, - Но сейчас, единственная подходящая кандидатура – ты!
- Стоп, стоп, стоп! – остановила я его, - Что значит обновляться? Я-то здесь причем? И как я поняла, я же ее внучка, зачем же ей мне вредить?
- По большому счету, ей без разницы кому вредить. Но ты единственная женщина по ее линии, так сказать ее кровь. И эта кровь необходима ей для продления своей жизни еще на сто лет.
У меня на голове зашевелились волосы.
- Но как?
- Если тебе непонятно каким образом добудут твою кровь, так тут и гадать не надо. Я, конечно, не знаю всех подробностей ритуала, но думаю, ты, так называемая оболочка, станешь мертвой. А дальше, как ей будет угодно – достанется твое тело ее слугам или сделает тебя слугой.
Холодный пот покрыл мое тело. От ужаса услышанного, казалось, само сердце замерло. А старик продолжал.
- Ее растили всей деревней. Души в ней не чаяли. Видели, что она не похожа ни на Дарью, ни на барина, но не обращали на это внимания. Лет до десяти она была обыкновенным ребенком. Играла в куклы, плясала и резвилась, но после десяти, ее как подменили. Стала замкнутая и грубая, повадилась по ночам, по деревне шастать и в окна заглядывать. Зачем? Кто ее знает…. Через несколько дней барина нашли мертвым в своей избушке. Люди заметались – неспроста. С опаской стали посматривать в сторону девочки. А она не терялась – приказала отстроить новый дом на месте сгоревшей часовни. Но после отстройки, на удивление, стала гостеприимно зазывать сельчан в гости. Только после этого, люди не возвращались больше в свои дома. Они оставались при ней, только не людьми.
Старик немного в задумчивости помолчал, и продолжил.
- Неизвестно кто они или сто. Они не зомби, хоть и мертвые, не оборотни, хоть и изменяются, ну, и, конечно, не птицы. Такое впечатление, что они какой-то сгусток энергии, темной энергии. Ведь вместе с кровью, она забрала у них и душу…
- А вы откуда все это знаете? – не удержалась я, где-то в глубине уши, таилась надежда, что это все бред сумасшедшего.
Старик вздрогнул и посмотрел прямо мне в глаза.
- Я сын Ее… и твой отец.
Мне трудно описать словами свое состояние, если бы не весь ужас моего теперешнего положения, я, наверное, рассмеялась бы от столь глупой шутки. Но посмотрев в глаза моего собеседника, я поняла, он не шутит. Шок от того, что он может быть моим отцом, растерянность от такой странной встречи – не такой я ее себе представляла, да и отца я видела, мягко скажем, несколько иначе. Я не знала что ответить. А он, видя мое замешательство и, видимо, поняв, что я испытываю, повторил.
- Трудно поверить? Еще труднее, наверное, принять? Понимаю…. Если бы все шло, как я хотел, этой встречи не произошло бы…. Жаль, жаль, что все так случилось…
Я, наконец, обрела способность говорить, но переварить полученную информацию было не так просто.
- Оте-е-ец? – протянула я, и тут меня прорвало, - Отец?!! Черт тебя побери! Какой ты к черту отец? Где ты столько лет пропадал? Ты хоть немного интересовался мною? Ты вообще думал, как я живу, и живу ли вообще? И теперь, объявляешь со страданием на лице: «Я твой папа». А как же, дорогой мой папочка, убить доченьку, рука не дрогнет? Или у вас, в чокнутой семейке, это вполне нормально? – брызжа слюной, орала я в ненавистное лицо.
Он сидел молча, низко опустив голову.
- Что молчишь? Или рассказать нечего, кроме как о своей сумасшедшей матушке. Да и сам ты, без сомнения, болен. Сколько тебе лет? Сто или сто пятьдесят? Каким образом ты можешь быть моим отцом?
Наконец, он заговорил.
- Я и не ожидал другой реакции. Но поверь, у меня были на все причины. И не сомневайся, я действительно твой отец. – грустно усмехнувшись, он тяжело встал и подошел ко мне. Развязывая узлы моих веревок, продолжал дрожащим голосом.
- Да, да, твой отец! Я знаю, как я выгляжу. Хотя мне чуть больше пятидесяти. Но мое тело и дух истощились до предела из-за постоянной борьбы, как ты выразилась, с моей матушкой. – веревки, удерживающие меня, упали на пол. Боже, как же затекли руки. А старик, опять усевшись рядом, не прерывал своего монолога.
- Скорее всего, я не смог бы тебя убить, как бы я не настраивался. И поверь, все эти годы, не проходило и часа, чтобы я не думал о тебе. Все эти годы ради тебя, поверь! Все свои силы я потратил на то, чтобы оградить тебя от опасности твоей встречи со Старухой. При последнем нашем приезде сюда, в гости к твоей бабушке, тебе тогда было четыре года, я случайно подслушал разговор матери с Копытиной – она уже тогда была верной слугой ей. В тот момент я не поверил собственным ушам – какой-то бред о необходимых жертвах для Козлобородого, о приближении срока обновления и о тебе, о тебе, как о необходимом элементе этого самого обновления. Я долго размышлял, и стал внимательней присматриваться к матери, Копытиной и остальным, окружающим меня, людям. У меня, будто некая пелена сошла с глаз. Люди, ранее казавшиеся всего лишь странными и больными, оказались зловещими и мрачными фигурами - пустыми фигурами, в переносном и буквальном смысле. Копытина, со своей маниакальной заботливостью - фальшивой злобной фурией. И мама… - на мгновение, в голосе отца послышались нежные нотки, но лишь на мгновение. Затем его голос стал снова твердым и жестким. – Она никогда не подпускала меня к себе близко. Держалась на расстоянии – заботилась, кормила, одевала, иногда о чем-то разговаривала со мной, но это было редко. В основном, в детстве, я был предоставлен сам себе. В семь лет меня отправили в город, в интернат. Там она меня редко посещала…. Скорее всего, произошла какая-то ошибка, и вместо девочки родился я. Я уверен, если бы не вероятность рождения у меня дочери, она не задумываясь, сделала бы из меня своего очередного бездушного слугу…. Ну да ладно….
В общем, в одну из ближайших ночей случилось то, что перевернуло всю мою, да и, в итоге, твою жизнь. Я был готов поймать, так сказать, мать за руку, а возможно, в тайне желал, чтобы все мои подозрения оказались всего лишь бредом воспаленного воображения, но так или иначе, в постель я ложился одетым, чем сильно удивил твою мать. Гнал от себя сон, но в эту ночь, все-таки заснул. Проснулся неожиданно, с уверенностью, что что-то случилось. Кинулся к твоей кроватке – тебя нет. Не передать словами, что я почувствовал в тот момент. Отчаянье, боль, бешенство и недоумение – как близкий человек, мать, может так поступить. Я бросился из дома. Вокруг кромешная темнота, как специально, луна была полностью скрыта тяжелыми грозовыми тучами. Вдалеке уже слышалось грозное рычание приближающейся бури. Резкие порывы влажного ветра гремели ставнями и заставляли стонать деревья. Интуитивно, я побежал в сторону сохранившихся домов, бывших селян. Я не помню, сколько раз я падал и поднимался. Ломая двери, я обыскал дом за домом. Никого. Я уже даже не плакал. Я рыдал и выл от отчаянья, от отчаянья, что больше никогда не увижу, что случилось самое страшное. – на несколько секунд отец умолк.
Было видно, что он с трудом сдерживает волнение. Глаза его были наполнены слезами. Сейчас, он всей своей душой, был там, много-много лет назад, когда он потерял меня в первый раз. Он сдержал свои слезы и продолжил:
- Начавшийся ливень, тут же смывал мои слезы. Обессиленный, я брел обратно к дому и вот, уже собрался открыть входную дверь, как услышал какие-то звуки со стороны бани. Окрыленный надеждой, я кинулся туда. То, что я увидел, повергло меня в шок.
В полумраке, в окружении голых людей, с накинутыми на плечи темными балахонами, на грязном столе, лежала ты. Твое маленькое голое тельце было измазано чем-то мерзким. Эти кошмарные существа, людьми их назвать не поворачивается язык, закатывая свои пустые глаза, мыча, чавкая, обгладывали кровавые козьи черепа. И во главе всего этого ужаса, сидела моя мать. Она сидела на только что убитом козле, и выкрикивала богопротивные заклинания. Если бы не первостепенная задача срочно забрать тебя из этого места, я клянусь тебе, я убил бы ее тут же. Да, убил бы собственную мать, хотя вряд ли это удалось бы мне, это и сейчас сделать невозможно. Во всяком случае, я такого способа не вижу, повторюсь, но единственный способ, в котором я уверен, это не дать ей обновиться. И тогда процесс дряхления ускорится, она просто умрет от старости за считанные секунды, с приходом первых солнечных лучей…. Я прорвался сквозь вонючие липкие тела, да на меня никто и не обратил внимания – все были как в гипнотическом страшном сне. Это я позднее понял, что это не сон – это смерть, это кромешный ад наяву, а ее участники давно уже мертвы…. Ты не на что не реагировала, твои глазенки равнодушно уставились в одну точку. Старуха увидела меня, но и она не попыталась остановить. Она лишь злорадно рассмеялась мне вслед и прокричала: «Ты ничего не сможешь изменить! Она уже отмечена, она моя!» Я как мог, обмыл твое тело, к счастью, через какое-то время, ты пришла в себя. Твоя мама ничего не заметила и не узнала. На рассвете, более не встречаясь со старухой, мы уехали.
Сразу по приезду в город, я «закопался» в библиотеках и архивах. В одном коротком очерке какого неизвестного путешественника, упоминалось о странной секте, где-то в горах Кавказа, в которой поклоняются Рогатому Козлоподобному Богу. Но в отличии от других сект, в этой – основными служителями, в понимании людей, являются мертвецы-зомби. Управляет всегда женщина, которой, при соблюдении определенных условий, дано жить вечно. Она может питаться чем угодно, но для безграничной своей силы, ей необходимы живые души людей. Она, грубо говоря, просто потрошила людей, оставляя лишь оболочки – оболочки, которые могут двигаться, вроде бы жить, а еще перевоплощаться. Ну, да эти «чудеса» ты видела. В общем, из всего, что я прочел, стало понятно, что ради твоей жизни, я должен оградить тебя от бабки. В городе, живя, рядом с тобой, я не смог бы тебя защитить. Расскажи я кому-нибудь обо всем, скорее всего, очень быстро очутился бы в психушке. Единственный выход, который я видел, как бы тяжело для меня это не было – оставить вас, и поселиться около этой проклятой деревни. Забрав с собой самое нужное и уйму необходимых книг, я переехал сюда. Не буду рассказывать, сколько перебрал я заклинаний и заговоров. Все что я смог – это не позволить им свободно покидать деревню. И насколько было возможно, не подпускать к деревне посторонних. Но за долгие годы я обессилил из-за возраста, но, в основном, из-за постоянных стычек с ведьмой. Она все еще очень сильна. К ее логову я приблизиться не могу, а она не оставляет попыток уничтожить меня. Огромных усилий мне стоит не впускать ведьму в лес. А она придет, и придет скоро – до рассвета… - отец взял мои руки в свои. Его кожа была тонкой и сухой, как сухие осенние листья, и через нее я почувствовала, что жизнь в нем еле теплится.
- Очень важно, чтобы ты не попала к ней. Катюша, доченька, что же делать? – с отчаяньем и болью, спросил он.
- А может нечего бояться? Вдруг старухе будет достаточно тех двоих?
Господи, я совершенно забыла о девочке. А она, оказывается, сжавшись в комок, тихо сидела на ржавой кровати в углу и молча, слушала наш разговор.
- О ком ты? – одновременно спросили мы.
- О двух девушках, которые приехали к тебе. – кивнула она мне.
Меня обдало холодом. Не может быть! Неужели Леночка и Марина?
- Как они выглядели? Опиши их. – потребовала я, - Да не сиди молча! Говори!
Маша, запинаясь, начала рассказывать, как они выглядели, во что были одеты. Они! Какого черта они здесь делают? Зачем? И что теперь делать? У меня была надежда, с помощью отца, как-нибудь, выбраться отсюда. А теперь необходимо вернуться в дом и вытащить подруг. От этой мысли затошнило от страха. Но делать нечего.
- Ты должен мне помочь! Твердым голосом сказала я.
- Ты с ума сошла! – подскочил отец, - Ты соображаешь, что говоришь! Ты что надумала, вернуться в дом? И не думай! Я сижу и ломаю голову, что предпринять, чтобы спасти тебя от этой чертовой ведьмы, а она, видите ли, в спасительницу решила поиграть! Нет! И еще раз нет! Им уже не помочь! – как отрезал отец.
Я поднялась.
- Хорошо, не помогай. Я справлюсь сама. – и направилась к двери.
С неимоверной прытью, старик перегородил мне дорогу.
- Стой! – и обхватив свою косматую голову, чуть не плача, застонал, - Что ты со мной делаешь? У меня не хватит сил бороться с Ведьмой!
Я обняла отца. Его тело было подобно голому скелету.
- Папа, пожалуйста, помоги мне. Я никогда тебя уже ни о чем не попрошу, сделай что-нибудь, ведь я должна спасти их. Это из-за меня они сюда попали.
Вдруг, тело его напряглось в моих объятьях, он выпрямился. Глаза его зло блеснули.
- Ну, что же. Так тому и быть. Возможно это к лучшему. Но надо торопиться. Я уверен, ей нужна только ты. Она придет сюда за тобой. Я ее задержу, насколько смогу. Дальше, тебе рассчитывать не на кого. Но есть несколько способов обойти ее, но, повторяю, не убить. Если ты, до завтрашнего рассвета не попадешь к ней в руки – она умрет. – и с тревогой бросив взгляд в темное окно, добавил, - А теперь поторопимся, слушай и запоминай.
Я старалась запомнить каждое слово, прекрасно понимая, что от этого зависит жить мне или стать тлетворной оболочкой, бог знает какого, чудовища. А отец, торопясь, сбиваясь и повторяя по несколько раз ключевые заговоры, поочередно сбрызнул меня какой-то жидкостью, расчесав мою голову, вплел незнакомые мне цветы в мои волосы. Затем он подошел к девочке.
- Сейчас тоже самое, я сделаю и с тобой.
- Как?! Она здесь не останется?! – воскликнула я.
- Ни в коем случае. – последовал спокойный ответ, - Скоро от моей хибары не останется и следа. Истекают мои последние минуты. Я и так удивляюсь, что эта тварь позволила нам столько времени общаться.
Гордо вздернув свой острый подбородок, и помахав кулаком в сторону предполагаемой Старухи, задорно крикнул:
- Видимо, сильны мои заговоры. Не так просто разрушить их!
И тут, как издевка над его радостью, неожиданно, предрассветный лес наполнился зловещими звуками. Я сразу и не сообразила, что происходит. Воздух, наполненный множеством разнообразных звуков, завибрировал. Это были и стоны умирающих, и хлопанье крыльев, и стук крохотных лапок каких-то устрашающих насекомых, всхлипы детей и завывание старой волчицы. Стены и крыша содрогнулись, на нас посыпалась пыль и мусор.
- Все! Она пришла! – скорее поняла я по бесцветным губам, чем услышала сквозь неимоверный шум.
Машенька, в ужасе, кинулась ко мне и, крепко вцепившись в меня, в ужасе закричала.
- Я не хочу умирать!!
Отец кинулся к столу, размотав какие-то тряпки, что-то достал и, сопротивляясь неведомо откуда взявшемуся вихрю внутри дома, буквально упал на меня. Цепляясь за мое тело, одел что-то, довольно тяжелое, на мою шею.
- Это защитит тебя, во всяком случае, какое-то время. Помни слова, которым я тебя научил, и запомни самое главное – не пытайся ее убить, ты должна не попасться ей в руки до завтрашнего рассвета.
Неожиданно раздался страшный треск, и тысячи осколков от единственного крохотного окошка, как стая ледяных иголок, тут же окрашиваясь в алый цвет, впились в наши тела. Отец, на мгновение, прижав меня к себе, тут же оттолкнул. По его серебряным волосам потекли кровавые дорожки, а по морщинистым щекам прозрачные слезы. Его глаза, я на всю жизнь запомню его ясные, небесной голубизны глаза, смотрели на меня с такой любовью, что все сомнения, которые еще сидели где-то глубоко во мне, исчезли.
- Папа! Папочка! Любимый! – глотая рыдания, закричала я, протягивая к нему руки.
Перекрикивая, каким-то не своим, мощным голосом, стоявший вокруг грохот и вой, он скорее прохрипел.
- Я люблю тебя, я всегда любил. Я отдал бы все на свете, чтобы вся моя жизнь была рядом с тобой. Но я отдал свою жизнь, чтобы ты жила. Поэтому я прошу, нет, я требую – ты должна выжить! Ты обязана это сделать!- и выталкивая нас, с неизвестно откуда взявшейся силой, добавил, - А теперь, оставь меня и беги спасать своих подруг. Помни, долго задержать я ее не смогу.
Крепко схватив дрожащую руку девочки, я вылетела из дома. Лес стонал и роптал. Мощные стволы, треща и ломая меньших собратьев, гнулись к земле. Мы не успели пробежать и сотни метров, как сзади раздался жуткий грохот. В ужасе я обернулась. Там, где только что стояла избушка отца, лежала гора изломанных бревен. Но хрупкая, прямая, светлая фигура отца, с развивающимися белыми волосами, и с лицом, обращенным к небу, будто освещаемая волшебным светом, гордо и стойко возвышалась среди руин. Вокруг него, визжа и блея, роились черные тени. Но достать отца, из-за сияния, они не могли. Пока не могли…
«Папа, милый, держись, пожалуйста, только держись. Господи! Помоги ему! Все Боги, какие есть, защитите его!» - мысленно взмолилась я. Но помочь я ему не смогу. Надо спешить. Не обращая внимания на хлеставшие, по уже израненному лицу, ветви деревьев и на болтающуюся сзади, плачущую девочку, я больше не оборачиваясь, мчалась в сторону деревни. Не спрашивайте, откуда я знала в какую сторону нужно бежать, но первобытное чутье подсказывало, что бегу я верно.
Неожиданно, мне наперерез мелькнула непонятная черная тень, я не успела ни затормозить, ни испугаться и, со всего размаха, налетела на что-то мягкое и тяжело дышащее. Кубарем, все втроем, влетели в безумно колючие кусты, и тут же я услышала вполне человеческий отборный мат, причем это голос, был до боли знаком, но настолько невероятен в этом месте, что я мгновенно отмела эту мысль. Но тут же услышала:
- Черт! Катя, что тут за чертовщина у вас творится?
Лишь на секунду я потеряла дар речи, а затем, с безумным смехом и прорвавшимися слезами, кинулась обнимать и целовать Андрея Сергеевича. Да, да, да. Андрея Сергеевича – моего директора. Он видимо опешил от столь явного панибратства. Как-то неловко гладил меня по голове и невнятно бормотал.
- Ну, все, все. Все хорошо, не плачьте… не надо…. Все хорошо…
- Да что вы заладили – хорошо, хорошо. – неожиданно прорвало меня, на тот момент, я совершенно не думала о том, что разговариваю все-таки со своим директором, - Не хорошо. Все не хорошо. Вы что, не видите, что творится вокруг.
И тут как бы в подтверждение моих слов, сквозь жуткий шум, раздался нечеловеческий хохот. Бедный ребенок, уже не кричала и не плакала, она лишь крепко вцепилась в меня и дрожала, как напуганный маленький зайчишка. Ничего, когда вернемся в город, обязательно отведу ее к невропатологу, психологу, ко всем отведу… Выправим, вылечим. Обязательно!
- Так и мне интересно узнать, что здесь происходит.
- Некогда сидеть. По дороге все расскажу. Да, давайте, не сидите, понимайтесь и вперед, очень хорошо, что вы здесь. А как, кстати, вы здесь оказались?
Андрей Сергеевич, кряхтя, поднялся с земли и, перекрикивая шум ветра, почти агрессивно ответил.
- Так все из-за вас же, моя дорогая.
У меня перехватило дыхание. Не может быть! Неужели, за мое недолгое отсутствие, он понял, что я ему необходима. Но он тут же опустил меня на землю.
- Ты же увезла мои документы.
- Я?! Ваши документы?! Не может такого быть, да я в глаза их не видела!
- Вот, вот, не видела. А они преспокойненько лежат в кармашке той папочки, что тебе подарила Полина.
Я тут же вспомнила, как секретарша, щедро, позволила мне оставить кожаную папочку у себя. И как я, не посмотрев в кармашек, запихнула туда свои фотографии, и привезла их сюда, чтобы показать своей драгоценной бабушке. Потом все вещи исчезли…
- Я как мог, ждал почти месяц, но когда сорвалась, из-за отсутствия документов, третья деловая поездка!...
- Как месяц! – Андрей Сергеевич даже подпрыгнул от моего вопля, - Да я здесь, максимум, неделю!
Он как-то подозрительно на меня посмотрел, но видимо понял, что я не шучу.
- У тебя очень странный и пугающий вид. Что с тобой произошло?
Да, что со мной произошло? И как ему рассказать про весь этот кошмар, в котором, оказывается, я нахожусь уже месяц. Одному Богу или, скорее, Сатане известно, что со мной творили все эти долгие дни… От омерзения и гадливости меня передернуло. Но сейчас не время обо всем этом думать. Продолжая интенсивно пробираться сквозь заросли, как можно более коротко, я рассказала ему обо всем. Мне, при этом, не видно было его лица, да и не важно, верит – не верит… Главное он здесь и может хоть чем-нибудь мне помочь. Он будто прочитал мои мысли или сам догадался. Снимая с себя куртку и свитер, сказал:
- Остановитесь на секунду.
Мне достался свитер, а девочку он заботливо укутал в куртку и взял на руки. Совсем вовремя – еще чуть-чуть, и она бы не смогла идти. А за холод, я вообще молчу. Хотя я совершенно не понимаю, что со мной происходит. Судя по всему, уже ноябрь близится к концу. И судя по пару изо рта, сейчас достаточно холодно. А я совершенно не мерзла, совершенно! Но я совсем не подумала о Маше. Бедный, бедный ребенок…. Но ничего… все образуется…. Обязательно…
- Девчонок вы за мной послали, или они сами соскучились?
- Так я не знал, что делать.- тяжело дыша оправдывался он, - Телефон не отвечал. Звонили вашей маме. Там тоже никто трубку не берет. Наконец, Марина сказала, что все-таки дозвонилась и разговаривала с твоей бабушкой. Ей сказали, что ты простудилась, но если приедут твои подруги, их с удовольствием встретят. Маринка взяла с собой Лену, на выходные же только, и помчались. Но ни в понедельник, ни во вторник, они не появились, и на телефонные звонки не отвечали. Хорошо что я запомнил название деревни, но нигде – ни в справочном, ни на вокзале, об этой деревне не слышали. Я помчался в архив. На картах, черт знает, от какого года, я все-таки нашел, что искал. Ну и помчался. Почти доехал… Тут, прямо под колеса машины бросаются два каких-то дегенерата. Да я и не понял, что произошло… - волнуясь и запинаясь, продолжал громко тарахтеть Андрей Сергеевич, - Я резко затормозил, но не успел, и наехал на них, уже хотел выскочить из машины – слава богу, что не успел…. Эти двое, как ни в чем ни бывало, вылезли из под машины раскачивая ее, будто картонную коробку, одновременно с этим, начали своими длинными черными ногтями царапать эмаль и стекла, пытаться открыть двери. Ох, я вспоминаю при этом их рожи… Это что-то невообразимое! Но дальше произошло то, что не укладывается у меня в голове. Их грязные ногти начали удлиняться, и тонкой струйкой, то ли пара, то ли бог весть какой гадости, стали просачиваться сквозь тончайшую щель в окне дверцы! Ты представляешь такое?! – тут, видимо вспомнив, что я видела и не то, разочарованно добавил, - Ну, да, да, тебя уж точно это не удивит.
Чтобы как-то поддержать его, я ответила:
- К такому привыкнуть нельзя. Если бы не страх за жизнь девочки, подруг, свою, да теперь, и вашу, я бы так же продолжала удивляться. А теперь замри!! – просунувшись через очередные заросли, приказала я.
Перед нами лежала безмолвная мертвая долина. Вдалеке, на холме, будто ощущая свою, еще более возросшую, власть, как живой, возвышался дом – дом мертвых. И над всем этим, как раскаленный глаз какого-то монстра – огромная кровавая луна.
- Девочка уснула. Ее лучше не брать с собой. – сказал Андрей Сергеевич.
- Андрей Сергеевич, одну ее оставлять опасно, может быть, вы с ней останетесь? – хотя было безумно страшно идти в дом одной, спросила я.
- Во-первых, не Андрей Сергеевич, а просто Андрей, во-вторых, так же опасно брать туда ее с собой, в-третьих, я вас одну туда не отпущу.
И так он это сказал, что мне судорожно захотелось обнять его крепко-крепко… Но не сейчас, потом, когда все закончится. У меня появилась надежда, что все может у нас получиться. А он, будто совсем недавно и не выглядел испуганным мальчишкой, директорским тоном, продолжал:
- Я предлагаю, быстро отнести ее по ту сторону дома, там сухая канава, в которой я оставил свою машину. – заметив мою ироничную ухмылку, поправил себя, - то есть, куда я с перепугу въехал, когда улепетывал от тех, тех… - не мог подобрать он слов, - ну, в общем, ты поняла.
- Идет. – согласно кивнула я, - Только быстро. Не уверена, что отец долго сможет ее удерживать.
На всякий случай, пригибаясь и озираясь вокруг, мы, короткими перебежками, стали огибать дом. Позади оставался воющий и стонущий лес, как заложник в руках двух сил. И там мой отец, которого, скорее всего, я больше никогда не увижу. Слезы навернулись мне на глаза…. Но все потом, и слезы, и радость, и любовь. А сейчас не раскисать! – приказала я сама себе.
- Папка, держись! Продержись еще чуть-чуть! – шептала я.
Вот и машина, точнее задняя ее часть, величаво возвышающаяся над канавой. Аккуратно кладя девочку на землю, мой шеф, одновременно ругал и успокаивал себя:
- Это же надо! Угораздило меня. Ума не приложу, что теперь делать, если только этих упырей попросить, чтобы помогли вытащить. Хорошо, хоть в канаве почти нет воды.
Совершенно не по директорски, съехал на своем мягком месте по скользкому склону канавы вниз, кое-как протиснулся в открытую машину и, по-деловому, бросив мне что-то мягкое, пахнущее чем-то приятным, домашним, моей прежней жизнью, распорядился:
- Ты укутай ребенка, а то вылезти отсюда намного сложнее, чем влезть.
Девочка продолжала спать, лишь слегка вздрагивала. Спала так, что казалось, разразись над ее головой гром, она и тогда не проснулась бы. Видимо, ее организм, балансируя на краю пропасти, чтобы защитить себя, просто отключился.
Наконец, отряхиваясь и чертыхаясь, вылез из канавы мой начальник, как бы я не боялась за девочку, но с собой ее брать было еще опасней. Неумело ее перекрестив, не говоря больше ни слова, мы побежали к дому.
Помня о том, что все оргии бабка проводит в бане, во всяком случае, о других местах я не знала, стараясь даже не дышать, направилась сразу туда. Мой попутчик, испуганно и, тем не менее, с любопытством, озираясь по сторонам, неотступно следовал за мной. Вот и дверь. Прильнув к ней, прислушалась. Никаких звуков.
- Там никого. – горячо дыша мне в затылок, прошептал Андрей Сергеевич, нет, уже просто Андрей.
Я повернулась к нему, и уже было начала: - Нужно туда… - да тут же и замолчала.
Его лицо – прямо перед моим. В голубых глазах поблескивают отражавшиеся звезды, и губы… так близко…. Господи, когда же я в последний раз целовалась? Опять я не о том думаю! Хотя, позвольте! Если уж о чем и думать, возможно, в свои последние минуты жизни, то именно об этом! А Андрей, словно почувствовал то же самое. Он нежно прикоснулся своей ладонью к моей щеке, и внимательно всматриваясь в мои глаза, прошептал:
- Ты такая чумазая! Но при этом, безумно красивая, как я этого не замечал?
Ответить я не успела. Жуткий грохот разнесся по всей округе, казалось, само небо обрушилось. В ужасе мы прижались друг к другу. Сначала, где-то в середине леса, взметнулся высоченный столб огня, и через мгновение, освещая все вокруг кровавым заревом, запылал уже весь лес. Жуткий хохот, пронзительный звон и победное визжание злобных существ, сотрясли воздух.
- Папка-а-а – к горлу подступил комок слез.
Андрей, со всей силы меня тряхнул.
- У нас нет больше времени. Его не вернешь! Быстро находим девчонок и убираемся отсюда!!
- Да, да, да, быстро находим и убираемся. – как в бреду, повторяла я.
Но слегка озаряемая пожаром баня была пуста. Вокруг все те же зловонные остатки черного пиршества. Что-то крохотное блеснуло на окровавленном столе. Маленький золотой ангелочек… Это кулончик от Леночкиного браслета.
- Этого не могло случиться. – в ужасе закричала я, - Они явно где-то спрятаны, мы должны их найти. – что есть мочи, я лупила руками по твердой груди Андрея.
Лицо его ожесточилось.
- Мы найдем, обязательно найдем. – крепко взяв мое лицо в свои ладони, ледяным голосом, убеждая и меня, и себя, ответил он. И схватив меня за руку, потащил из бани.
- Здесь из явно нет. Остается поискать в доме. Это вполне возможно – ты же какое-то время провела в доме, так что есть вероятность того, что их еще не тронули.
Но мы не успели добежать до дома, как со стороны большого сарая, в вперемешку с жутким блеянием ведьминых питомцев, прорывались чьи-то горькие рыдания. Не раздумывая, сдирая кожу и вгоняя в ладони занозы, я стала снимать толстые дубовые засовы. Андрей тут же подобранной кувалдой, принялся сбивать замок. Видимо в такие моменты, Бог дает необыкновенную силу – не прошло и десяти секунд, как с противным скрипом, ворота сарая распахнулись. Поднимая пыль и клочья черной шерсти, тут же уносившихся ураганным ветром, возбужденно вращая желтыми глазами на свободу вырвалось козлиное стадо. Уворачиваясь от их смрадных лохматых тел, я ринулась внутрь. Там, прямо на земляном, нет, скорее навозном полу, сгорбившись, размазывая грязь по мокрому лицу, сидела Маринка. Я ее сразу и не узнала. Она была совершенно голая, ее тело и волосы были сплошь чем-то измазаны.
- Марина! – кинулась я к ней. Она посмотрела в мою сторону ничего невидящим взглядом. – Мариночка, что они с тобой сделали?
Андрей помог мне поднять Марину, и с тревогой поглядывая во двор, сказал:
- Уходим, быстро!
- Нет, нужно найти Леночку. – не соглашалась я, - Марина, где Лена? Марина, ты слышишь меня? Да что же это такое?! – крича от отчаяния, я пыталась хоть что-нибудь услышать от подруги. Но она крепко в меня вцепилась и, дрожа всем телом, ничего не отвечала.
- Все, уходим!! – Андрей потащил нас к выходу. – Катя, я тебе обещаю, как только мы вернемся, я подниму на уши милицию, армию… и мы найдем Лену, а сейчас нужно срочно уходить!
На улице творилось невообразимое: ураганный ветер рвал, ломал все вокруг, тяжелая грозовая туча, казалось, касаясь своим брюхом земли, выплевывая молнии, медленно ползла в нашу сторону, таща за собой огненное зарево и что-то еще… Козлиная семья, почуяв то ли свободу, то ли приближение своей хозяйки, дико блея, бесновалась во дворе. Мы не сделали и нескольких шагов, как неожиданно, нам под ноги, буквально упала Машенька.
- Она идет! – каким-то нечеловеческим, скорее так визжит нечаянно поранившийся щенок, голосом проговорила она.
- Господи, Машенька, девочка моя, зачем ты здесь?! – пыталась я поднять с земли ребенка.
А Андрей, свободной рукой подхватив девочку, торопил.
-Быстрее, быстрее отсюда!
Темнота поглотила все вокруг, лишь отблески горящего леса и сверкающие нити молний, периодически выхватывали мрачные очертания ведьминого подворья. Пожар, в глазах черной, беснующейся скотины, отражался колдовскими, зловещими огнями. Наверное, именно так выглядели бы настоящие черти, демоны – не знаю, как еще назвать этих слуг сатаны. А то, что я, современная, достаточно рациональная, молодая женщина столкнулась с чистым проявлением силы сатаны, я не сомневалась. Постоянно падая, буквально таща на себе два, все еще дышащих, но находящихся на грани тела, мы, наконец, удалились на достаточное расстояние от проклятого дома.
-К машине! – скомандовал Андрей.
Машина в канаве, да и неизвестно, в том ли направлении мы бежали, но как тонущий за соломинку, мы хватались за единственную надежду спастись. Внезапно, словно в предсмертной агонии, застонал и захрипел лес. Все! Бабка уничтожила дотла, так ненавистное ею пристанище своего кровного врага – своего сына. И теперь, помоги нам Боже!!
Стиснув зубы, я мысленно, в совершенно хаотичном порядке, насколько я могла запомнить, повторяла заговоренные слова отца. Уже не звон бубенцов, и не шелест крыльев смешивался с ревущей стихией. Это был набат. Это было приближение мощных крылатых существ. Я боялась посмотреть вверх, я боялась смотреть назад, я не чувствовала своей беспомощной ноши, своих кровоточащих ран, ноябрьского холода и усталости. Лишь слова отца, что-то тяжелое, бьющее меня по груди – последний подарок отца, и острое желание жить!
Мы не успели добежать до машины. Словно по волшебству, все вокруг осветилось алым светом. Андрей, тихо выругавшись, резко остановился. Как бы ни было страшно, я была заворожена увиденным. Небо, прорезаемое молниями, окрашенное в кроваво-черные тона, было сплошь усыпано грязно-черными пятнами. Вороны! Мои ноги подогнулись. А птицы, словно ожидая этого сигнала, черным камнепадом посыпались на землю. Касаясь земли, разбрызгивая вокруг брызги, похожие на грязь, они превращались в людей. Но кроме сходных с человеком очертаний, в них не было ничего от человека. И среди мертвой толпы стояла моя Леночка, точнее то, что от нее осталось.
- Леночка, это же я. – обливаясь слезами, я сделала бесполезную попытку, что-то исправить.
Но ничего изменить было уже нельзя. Лицо ее, искаженное гримасой смерти, оставалось безучастным. Устремив на нас свои пустые глазницы, понуро стояла она вместе со своими собратьями в ожидании ее…. ЕЕ – их хозяйки. Я это почувствовала. И она не заставила себя долго ждать. Сотни черных слуг, жертв Козлобородого за сотни лет, бесшумно расступились!
По-старушечьи сгорбившись, опираясь на палку, ко мне шла моя бабушка.
- Ну, здравствуй, моя внученька, вот и свиделись. – раздался, на удивление, молодой голос.
Я смотрела в ее лицо, мне не надо было его рассматривать. Я много раз видела эти карие глаза с хитрым прищуром, эти тонкие упрямые губы. Я должна выжить! И главное, не подпустить к себе старуху. Андрей, казалось потерявший дар речи от предыдущего колдовского представления, безучастно стоял рядом. Марина и Машенька, тихо всхлипывая, судорожно вздрагивая, скорчившись, лежали на земле.
- Ты ничего не сможешь со мной сделать, моя дорогая бабушка! – твердым голосом крикнула я в ненавистное лицо.
Змеиная ухмылка искривила старческое лицо.
- Ты ничего не сможешь изменить! – последовал ответ. – Ты прошла основной путь. Обратной дороги нет.
- Я как-нибудь сама определю свой путь, и это точно будет не тот, который уготовила мне ты, проклятая старуха.
Жуткий хохот сотряс округу.
- Ты надеешься на пустые заговоры своего отца, деточка. Ты видела, что я сделала с глупым сыном своим?! Где его сила?
- Сегодня ты сдохнешь, мерзкая тварь!
Держа перед собой деревянный оберег, подаренный отцом, собрав все силы, я громким голосом начала читать заклинания.
С тех пор прошло уже полтора месяца. Но до сих пор, я с содроганием вспоминаю те события. С первых, произнесенных мною, заклинаний вокруг нас появилось сияние, намного слабее, но похожее на то, что было вокруг отца. Я ощущала во всем своем теле небывалую силу. Тяжелый стон сотен голосов, разнесся вокруг. Лица мертвецов исказились гримасой боли, если конечно они могли ее ощущать. Их тела сотрясала судорога. Да и старуха преобразилась. Шипя и визжа, ее тело, сначала превратилось в какую-то бесформенную субстанцию, затем мерзкая куча стала принимать безумно чудовищные формы. Это было нечто, с множеством конечностей, покрытое черной густой шерстью. Витые, окровавленные, то ли рога, то ли клыки, располагались по всему телу. Лишь маленькие карие, вполне человеческие глазки, зло смотрели на меня.
- Ты все равно никуда не денешься. – шипело существо.
Корчась и хрипло вздыхая, ее слуги подступали к нам со всех сторон. Но как только они попадали в зону сияния – с нечеловеческими криками, будто обжегшись, отступали назад. То, что недавно имело облик старухи, раскачиваясь из стороны в сторону, заглушая ураганный ветер, взывала к своему покровителю. Разобрать что-либо в ее речи было невозможно, все слова смешивались с плачем, визгом, шипением и диким рыком. Огненные молнии сверлили землю вокруг нас. Я не слышала собственного голоса из-за нарастающего, вибрирующего шума. Внезапно, распахивая руки и превращаясь в бестелесные темные тени, в воздух, друг за другом, взмыли мертвые подданные Козлорогого. Со свистом, сошлись они в головокружительной карусели вокруг меня. А ведьма вплотную подползла к сиянию и, уставившись своими злобными глазами на меня, словно паук паутину, начала удлинять свои конечности. Они, словно щупальца чудовищного осьминога, обвивали искрящуюся сферу. Деревянный оберег в моих руках становился все горячей, и вот уже в середине его, медленно, но настойчиво пуская тонкие струйки дыма, разрастался огонь. Спасительная сфера вокруг нас начала трещать, словно скорлупа гигантского яйца.
- Катя, держись! – видимо очнувшись, орал рядом Андрей, - Только не сдавайся, до рассвета осталось совсем немного!
Но треск усиливался, оберег обжигал мои ладони – он был полностью объят огнем. В исступлении, срывая голос, держась из последних, неизвестно откуда берущихся, сил, выкрикивала я ослабевающие заклинания. Все смешалось вокруг – искрящаяся, но уже потухающая сфера; с оглушающим свистом, носящиеся вокруг меня черные тени; истекающие слизью щупальца, раздирающие единственную стену, отделяющую меня от моего врага. Чудовищная морда ведьмы, обнажая зловонную пасть, растянулась в довольной улыбке, если конечно этот оскал, можно назвать улыбкой.
Все! Это конец!
На миг вспыхнув, сияние погасло. Сгоревший оберег рассыпался в моих руках на тысячи искр. Ветер тут же подхватил и, забирая у меня последнюю надежду, унес их безвозвратно.
Внезапно все стихло. Ни ветра, ни шума. Только с легким шорохом, принимая свой человеческий облик, зловещие тени, как осенняя листва, осыпались на землю. В двух шагах от меня, снова сгорбленная фигура старухи. Глаза ее горят победным огнем. Уродливые старческие руки тянутся ко мне. Тонкие губы разомкнулись и словно прошелестели:
- Иди ко мне…
«Сейчас я умру» - пронеслось в моем усталом мозгу. И эта мысль, на удивление, подействовала на меня как укол сильного обезболивающего. Стало спокойно и совсем не страшно. Я закрыла глаза. Разрывая кожу, в мои плечи впились острые когти старухи. Я провалилась в небытие.
Очнулась я от непонятной тряски, мое тело то подпрыгивало, то раскачивалось из стороны в сторону. С трудом открыла глаза. В ярком солнечном свете, доставляющем боль глазам, смутно различались две головы впереди меня. «Я в машине…» - догадалась я, и тут же ужас охватил меня: «Копытины!!» Я рванула к спасительной дверце. Лучше разбиться, чем снова очутиться в лапах сумасшедшей старухи.
- Катя, Катя, успокойся. Все хорошо. – раздался, уже ставший родным, голос.
С переднего сидения на меня смотрели ласковые глаза Андрея. Рядом с ним, с мертвенно-бледным лицом, черными кругами под глазами, но живая Маринка. Чьи-то ручонки нежно взяли мою ладонь. Устало улыбаясь, рядом со мной сидела Машенька.
- Где ведьма?! – по важности, для меня это был первый вопрос.
Андрей, стараясь следить за ухабистой дорогой, неуверенно ответил.
- Ты понимаешь, я в таком состоянии был, как в трансе. Вроде бы понимал весь ужас происходящего, а особо что-то чувствовать, или до конца осознать ничего не мог. Смотрел на все будто и не находился в центре этой мертвой компании. Видел как старуха, даже не подошла, а словно подплыла к тебе, как руки свои к тебе потянула. Но и слова сказать не мог, не то что двигаться. – и тут же, оправдываясь – Получается, просто стоял, смотрел и понимал, что в любое мгновение ты погибнешь… Но ничего, ничего не смог сделать…
- Я слышала твой голос… Ты кричал, чтобы я держалась, что скоро рассвет. – возразила я ему.
Он повернул ко мне удивленное лицо.
- Я?!
- Ну да… - уже не так уверенно, ответила я.
- Я думал так, но рта раскрыть не мог…
- Значит ты просто услышала его мысли. – остановила наш спор девочка.
- Что-то раньше, за мной подобное не водилось…
- Много чего раньше нам и присниться не могло. – подала голос Маринка и, сдерживая рыдания, хрипло добавила, - Ты видела, что стало с Леночкой?
Я видела, только горло сдавил спазм… Видимо не только у меня – какое-то время никто не произнес ни слова.
За окном тянулись унылые, казавшиеся редкими без листвы, деревья. Солнце безуспешно пыталось их согреть, у него на это уже не было сил.
- С первыми лучами солнца, Леночка, как и Старуха, и остальная мерзость, просто рассыпались в прах… - тихо ответила на свой же вопрос Маринка. – Ты продержалась, ты молодец. Еще несколько секунд, и нас уже ничего не смогло бы спасти…
- Это все мой отец и его оберег. – я посмотрела на свои ладони, они были покрыты безобразными волдырями, а руки ссадинами и ранами.
Да… на лицо, скорее всего, лучше сейчас не смотреть. Но удивительно, боли я совсем не испытывала. Только усталость и что-то еще, что-то, до этого момента, мне незнакомое. Какое странное чувство, испытывать что-либо подобное. Словно в моем глубоком «я», зародилось другое «я». Но оно уже стало родным, будто и было там всегда. Под эти мысли я погрузилась в спокойный, безмятежный сон.
С момента описываемых мною событий, прошло уже три месяца. Потихоньку, все приходит в норму. Я уже выключаю свет по ночам, и не шарахаюсь на улице от старух в темных одеяниях. На удивление, раны на моем теле зажили очень быстро, совершенно не оставив никаких следов. Благодаря связям Андрея, я без проблем смогла оставить Машеньку у себя, сейчас я ее опекун. Марина с трудом выкарабкалась из глубокой депрессии. Но от меня она отдалилась, я не знаю почему. Но мне с ней тоже стало тяжело находиться рядом. Очень часто, ловила на себе ее, какие-то подозрительные, изучающие взгляды. В конце концов, она нашла себе другую работу. Надеюсь, там к ней вернется ее задор и веселый характер.
После долгих дознаний в определенных органах, Леночку объявили пропавшей без вести… Но я-то знаю – ее больше нет… Андрей теперь со мной рядом, Полина тоже. Она, оказывается, его родная младшая сестра. Мне кажется, надеюсь все-таки, что не только кажется, я люблю Андрея. Во всяком случае, я сейчас в том состоянии, когда без него словно не хватает воздуха. Вижу и ощущаю, что он тоже любит меня. Нежно поглаживая мои волосы, целует в макушку и говорит:
- Моя драгоценная Ведьмочка. Сначала я противилась такому, но он подвел меня к зеркалу и сказал:
- Посмотри, какие у тебя необыкновенные глаза, я никогда раньше таких не видел. Как у настоящей, но, конечно же, доброй Ведьмы.
Его отвлек телефонный звонок. А я еще долго сидела и рассматривала свое лицо в зеркало. Оно было мое и, тем ни менее нет. Скулы заострились, плотно сжаты губы. Раньше, вроде бы, обыкновенные карие глаза, теперь стали практически черными, и то ли из-за освещения, то ли перебора с витаминами, радужка вокруг, приобрела какой-то зеленоватый оттенок. Никогда у себя подобного не замечала. В общем, не считая зловредной бабки из соседней квартиры (и то, в последний раз, не выдержав ее придирок, я на нее так зыркнула, что она с перекошенным лицом и выпученными глазами, поспешила обратно к себе в квартиру, крестясь и что-то бормоча себе под нос), жизнь моя мне нравится. Все замечательно…..
Старуха ввалилась в свою квартиру и, жадно хватая воздух, привалилась к стене. Внутри ее, не давая перевести дыхание, причиняя нестерпимую боль, разрасталось и пожирало внутренние органы чертово пламя. А перед глазами стояло лицо молодой красивой, и от этого еще более ненавистной, лицо соседки. Старуха не могла пройти мимо нее, не придравшись к чему-нибудь. Да, что там – специально караулила ту, прислонившись к дверному глазку. И получала истинное удовольствие, брызжа слюной, высказывая все, что думала, что придумала этой сучке… Так было всегда, но сегодня что-то было не так. Ее глаза… В этот раз она не отвела их в сторону, а посмотрела прямо в глаза старухи. Если бы у старухи было хотя бы мгновение отвести взгляд, но ее уже тянули в себя, эти два черных омута. Где-то в глубине, распуская кровавые ленты, разрастался дьявольский огонь. Одновременно, еще одно пламя вспыхнуло внутри старухи. Обезумев от ужаса и боли, бабка наблюдала, как ее кожа, словно бумажный лист, брошенный на огонь, сначала начала тлеть, а затем, распространяя удушливый запах, загорелась. Последним отражением в ее закипающих глазах была, словно улыбающаяся косматая морда черного козла.
Деревня мертвых
© Copyright: Марина Романенко, 2010
Свидетельство о публикации №210111100931
Свидетельство о публикации №210111100931
Рецензии
Очень понравилось! Есть грамматические ошибки- но у кого их нет. Одно плохо- текст рассказа вставлен повтором 2 раза! Уберите- и будет просто замечательно.
Успехов.
Гиперион-25 11.11.2010 18:18 • Заявить о нарушении
Успехов.
Гиперион-25 11.11.2010 18:18 • Заявить о нарушении