9. Выход в десять

 

  Утром, щурясь от яркого солнца, я шел к дому Эскулапыча. Деталь было неудобно нести. Как ни крути, а глядя со стороны я, должно быть, выглядел смешно. Доктора дома не было. Закрыт был и медпункт – серое мрачное здание с решетками на окнах. Я вернулся к знакомому крыльцу и прислонил деревянную конструкцию к входной двери, папку сунул под дверь. На обратном пути мне встретился Петр с двумя пустыми рюкзаками в руке.
 -  Здравствуйте!
 - Здорово! И чего ты мне все «выкаешь»? – он перекинул брезентовые мешки в левую руку и протянул распростертую пятерню, - Все работаешь?
 - Да нет, теперь бездельничаю. Вот думаю, завтра по утру в лес сходить.
 - По грибы? – Петр запрокинул голову к небу, будто эти самые грибы там и произрастали,- Завтра грибов мало будет. Ни дождя, ни росы толком.
 - Вы я вижу тоже в лес?
 - Так, такое оно… - Петр сбил кепку на затылок, - Нам хоть когда.
 - Хорошее дело…
 - Эт, да что там. Ты ж не знаешь – всяко бывает.
 - Ладно, пойду – займусь чем ни будь.
  Я едва отошел на пару шагов, как Петр окликнул меня и предложил сходить с ними в лес. Я поспешил согласиться, но было поставлено условие – мне тоже дадут рюкзак. Мне не впервой, и я снова согласился. Затем два уточнения. Первое – идем с ночевкой, второе – никому ни слова. И я вновь дал согласие.
  - Тогда это… Выход в десять.
  - Добро!
  Мы ударили по рукам. Вернее – попросту пожали руки.

  Придя в дом, приютивший меня, я не стал дожидаться, когда меня позовут к столу, достал походную флягу, глотнул коньяку и лег, надеясь, что сон придет сам по себе.

  Проснулся от дискомфортных сотрясений воздуха. Посреди флигеля стоял Эскулапыч и о чем-то громко рассуждал.  Еще не поняв, кто был слушателем, я поднялся и стал вязать шнурки кроссовок. Оказалось, что череда безответных реплик эскулапа была предназначена мне. Но вникать в смысл как-то не хотелось. Помнится, что тема была близкой к изготовлению детали. Лишь когда Эскулапыч ушел, я взглянул на часы с кукушкой. Семь - то бишь девятнадцать. Бежать в след Доку уже не было желания и я, заварив крепкого чаю, присел на крыльце, прикидывая в уме, что бы взять с собой в лес. За этим занятием меня застала Люся и позвала ужинать.
  В десять я уже ждал у тропники ведущей к ельнику. Издали увидел Петра и Толика. У каждого по ружью и рюкзаку, третий несли вдвоем. Шагов за пять Петр крикнул:
- У тебя сорок второй?
  Я подтвердил. Меня не удивило, что размер ноги определен визуально, как и не удивила пара резиновых «болотников» упавших к моим ногам.
  - Можешь сразу одевать и кеды оставить в кустах. А можешь нести с собой. На болоте запасные сорок четвертый.
  Не знаю почему, но сразу решил не задавать лишних вопросов. Потому и не интересно было  - почему полные рюкзаки несем в лес, почему на болоте сапоги на два размера больше. И почему вдруг третий рюкзак?
  Дорога туда была не интересной. Проще сказать – не до красот было. За спиной около тридцати килограмм. Все время следил, что бы не отстать. Дважды оступился из-за спешки и дважды на меня вопросительно посмотрели две пары глаз из-под козырьков выгоревших кепок. Тогда мобилизовал все внимание на темпе ходьбы и еще внимательнее смотрел себе под ноги. К двум часам ночи, рюкзаки были сброшены в абсолютной темноте. Ни разу не посветив фонарем, меня и рюкзаки втащили в какую-то нору. Курить не разрешили. Мы лежали на животах и слушали тишину. Это я умел. Возле Толика попискивали и похрипывали два радиопередатчика, судя по переговорам, настроенные на две разные волны. Он только слушал, в переговоры не вступал. Часом позже оба ушли в темноту, прихватив рюкзаки и оставив ружья. До такой степени хотелось курить, что я откусил кусок сигареты и стал жевать, постоянно сплевывая горькую слюну. К четырем оба пришли в мокрых сапогах, в нору уже не спускались, взяв ружья,  двинулись обратно. Прикрыв вход в нору ветками и, засыпав прошлогодними листьями, Петр рассыпал что-то вокруг.
   Я снова шел сзади.
  В пять уже лежали у какого-то озера. Только здесь понадобились сапоги – когда подходили к лежанкам, время от времени ноги увязали в мокром грунте, а может это был торфяник, я не разбираюсь в этом. Пустые рюкзаки под животом, на кучах давно срубленных веток (лежанка – етить колотить), ружья перед собой, поверх голов охапки старых веток с пожелтевшей листвой. Пах – бах! Первые две утки кувыркнулись вверх брюхом, когда до шести оставалось не более трех минут.
  - Ну, Толян, монетку? – Петр смотрит пред собой и шепчет, словно озеро утками полно.
  - Твоя решка, - шепчет Толик, а сам жует сухую ветку.
  Петр разделся очень быстро, оставив одежду и ружье под ветками, вошел в воду. Озеро больше похоже на болото. С виду открытая вода, мужик бредет по пояс, а за ним шлейф грязной болотной жижи. Уток бросил в рюкзак. Не вытираясь, не одевшись, вновь нырнул под охапку веток. Я лишь краем глаза метнул и меня передернуло – на нем комаров сидело больше, чем звезд на небе, а он хоть бы дернулся. Лежим дальше, терплю кровопийцу на ухе. Чего лежим? Чего ждем? Уток не видно. Правее и очень далеко два хлопка. Там тоже озеро, там тоже стреляют. Лежу и думаю, а сезон охоты открыт или?… Ну, они аборигены – им виднее. Справа, уже ближе два хлопка, потом еще два, после слева… Такое впечатление, что война на болотах началась. Вдруг справа сзади гул с присвистом, как снаряд пролетел. Я еще увидеть не успел, а мужики ружья приподняли и залпом – «Пахбабах». Твою мать! Отодвигаюсь чуть назад, пока раздевается Толик – не так по ушам бить будет. Вернулся с двумя гусями. С левого края нашего озерка взлетели две утки и ушли влево, минутой спустя в той стороне – «Хлоп, хлоп!» Я уже представил, как там кто-то, раздевшись, лезет в воду. На щеке комар - гад. Я не выдержал и прихлопнул подлеца, в ответ от Толика короткий смешок. Снова утки. Пах! Бах! Пах, бах! Неужели Петр всю дичь из одного ствола лупит?
   Около восьми сидим у незнакомого кострища, у третьего или пятого озера на нашем пути. Только здесь и закурили. Издали изредка доносятся редкие хлопки выстрелов. Дичь распределили по трем рюкзакам. Не смывая остатки болотной тины, мужики обсохли у костра, фляга с коньяком пошла по кругу, чай жжет губы, язык и пальцы. Ружья здесь же, у ног. Спрашиваю у Петра:
  - Нарезной нижний?
  - Ага. Первая «Белка».
  - Знакомо.
  - Откуда? – а сам на огонь смотрит.
  - Да, в ремонт приносили, хорошая вещь.
  - А что ломалось?
  - Из-за грязи в замке не собиралась. Чуть песчинка и… - договорить не успеваю.
  - Да, да. Вот потому только дома и разбираю, - глядя в огонь, отвечает Петр.
  - Только у нас с тридцать вторым туго.
  - Так и у меня не тридцать второй, - он одной рукой поднимает и переламывает ружье, слегка встряхнув стволами.
    Так и есть, в верхнем нарезная вставка под малокалиберный патрон. Отверстие смещено под кольцевой бой.
  -  Пострелять дашь? – беру ружье и прикладываюсь, необычно то, что две мушки, правая самодельная.
   Переглянулся с Толиком, тот едва кивнул. Достает из кармана россыпью «целевые мелкашки», отбирает три штуки.
  - Держи, вон там ставь три цели, если хоть в одну попадешь, дам еще пяток «маслят».
  - Правая мушка на нижний ствол?
  - Ага, на пятьдесят метров.
  Оглядываюсь вокруг в поисках подходящего для мишени предмета. Ни банок, ни бутылок вокруг не видно. Толик жестом показывает в сторону кустов:
  - Толстые трухлявые стволы поищи. При попадании рассыпаются в пыль.
  Прохожу кустарник и понимаю о чем он говорил. Здесь три старые лежанки - под голыми ветками, некогда прочные березовые настилы. Пробую ломать об колено - легко. Очень старая лежка. Устанавливать пошел с уже заряженными двумя стволами. Только присел, еще первый обломок не воткнул в мягкий грунт, а за стеной камыша плеск. Медленно поднимаюсь, приклад в плечо, взвел курок но дичь еще не вижу. Делаю три осторожных шага вправо, так и есть – в ряске бултыхается парочка. Выцелил селезня. Мужики подошли посмотреть.
  - Попал, давай обещанные пять маслят, - хитро смотрит Толик на Петра.
  - А то, - смеется Петр, бросает в мой карман жменю патронов, затем хлопнув по плечу, - Потом постреляешь, твоя очередь раздеваться.
 
  Снова сидим у костра, Петр все чаще  смотрит на часы. Я уже оделся, не обсыхая, инстинктивно почесываю укусы комаров.
  - Вас же тоже грызут. Или мажетесь чем?
  - Мы их не бьем. Укусит, улетит – так быстрее укус пройдет.
  - Ладно, тушим костер. Еще верши проверять.
  Большие головешки окунули в воду и сложили у костра. В само кострище бросили охапки прибрежных водорослей вперемешку с ряской.
 
  Верши проверять мне больше понравилось. Высоты сапог вполне хватало, что бы подойти к метке –  пучку камыша, обвязанному веревкой. На другом конце цилиндрическая снасть – три – четыре проволочных кольца, сетка, конусные входы. В каждой по три – шесть карасей и вьюны. Вьюнов много. Давно я их живьем не видел.
  Скользких змееобразных рыбешек бросаю в освобожденный рюкзак, который держит Толик. Он в воду уже не заходит. У него разорван сапог. Придет домой, разорванный покромсает. Голенище на куски резины, из нижней части калоша для слякотной погоды – по двору ходить. А дома запасные сапоги. Не пара, не две. Мешок. О, как!

  Расстались у тропинки, ведущей к веранде. Они достали из рюкзака  четырех уток и отдали мне. Я вытащил патроны из кармана и вернул Петру.
  - Оставь на другой раз.
  - Вот в другой раз и попрошу еще.
  - Раньше охотился? – вдруг спросил Толик.
  - Нет, браконьерничал, - прищурив глаз, выдерживаю его колючий взгляд, - У меня разряды – пистолет и винтовка.
  - Та иди?!
  Толик отсыпал с два десятка вьюнов и всех карасей прямо на траву:
  - Твоя доля.
  Я поблагодарил.
  Попадья уток осмотрела, и забрала ощипывать. Что-то недоброе промелькнуло в ее глазах. И в глазах батюшки  я заметил укор, пока я рыбу в кошелку собирал.
  Ноги гудели, спину ломило, но мыться пошел на реку. Произвольно вглядывался в противоположный берег – никого. И что я там высматривал? Смеюсь.
  Прежде чем лечь, пью горячий чай на веранде. Люся блинов принесла целый столб и сметану в мисочке. Из двора вышли батюшка и Эскулапыч. Настоятель пошел к церкви, а доктор ко мне.
  - Здоров!
  - С утречком, Док! Присаживайся, чайку налью, - с подоконника беру еще одну чашку и включаю электрочайник.
  Он еще горячий, но доктор любит заливать кипятком.
  - Чем займешься? Решил с мужиками в лес ходить?
  - Нет, я ничего не решил. Интересно стало, вот и сходил разок.
  - То-то и ладно. Не твое оно. У тебя в руках другие способности имеются.
  - Эскулапыч, а ты чего вчера возмущался? Что там с деталью не так?
  - Так ведь хвостовики не по размеру, я и на глаз сразу увидел, потом линейкой промерял… - он сворачивает блин в трубочку и окунает в сметану.
  - Посадочные места я специально удлинил. По месту подогнать, - свои блины я всегда складываю в четверо, - У меня интерес в том, что бы я эту деталь сам установил. Неужели не понимаешь?
  - А-а! – дошло до него, - Теперь понял. ОНА завтра приедет. ОНА через день приезжает.
  - Ладно, Док, - я поднялся и выплеснул остатки чая, - Извини, пойду отсыпаться. Устал я что-то…
  - Ага! Микстурки глотни. Зуб то как? – очередной блин погрузился в сметану.
  - Нормально, спасибо тебе! – я еще что-то отвечал, но уже в полубредовом состоянии.