338

***

Гляжу налево - и вижу... назовем ее «А». Гляжу направо - и вижу... назовем ее «Я». Гляжу перед собой - и вижу «З». Три девушки застили горизонт и я вращаю головой, ртом хватая воздух. «Подавишься и лопнешь», кричат мне все и Трое тоже, печально улыбаясь, кивают головами... - но я не повернусь спиной (тем более, что и спиной уже я вижу всё - и даже тех, кто тоже со спины…)

***

Я - факир, совершающий взрывы из ничего и только усилием воли. После чего исчезают и цирк, и зрители, и я сам… Впрочем, пока всё  кончается благополучно: я приземляюсь в следующем цирке, а зрители в следующий раз чаек домашний попивают - этого добра хватает... Секрет фокуса прост, он, конечно, в магическом заклинании: я шепчу про  то, что рабу нечего терять, кроме своих цепей, своего с импресарио кабального контракта...

***

Мои мысли не ходят неженатыми, чувства - незамужними. Как только является оно, волнение (в мужской голове мыслительное, а в женской чувственное), так сразу начинается поиск пары, тоска и зовы, невтерпеж и вся  эта за душу хватающая музыка. Но при этом ни один мужчина в голове моей не женоподобен, не ставит чувство выше головы, надувные шарики не крепит к шляпе - оторвут и голову. И женщины на груди моей не рассуждают хватко, только льнут и верят, грея мою ни во что не верящую душу...

***

Я плакал,  из тела своего горсти праха доставал. Дожди, если летят, то вниз, а прах, если летит, то вверх, печаль распространяя. Текли потоки и ветер дул, и камень придорожный блистал слезами жизни...

***

Черствый человек и его мягкая, как хлеб, техника. Нажал на нее пальцем и провалился палец, и стало так приятно, словно заиграла музыка... Чернильный человек и его белая, как простыня, бумага. Лег на нее, уснул, увидел сон приятный. ....Но после встал, в чернилах сухую корку размочил, съел... – ну, сколько это может продолжаться?..

***

Я даже улицы люблю, не то, что девушек, которые по ним, бывает, ходят. Правда, в помещение с девушками заходить уже почти что не люблю. Душно как-то. «Милая, смотри, погода-то какая – словно  Бог всего полчаса назад с президентским эскортом проехал - пойдем» -  «Он уже уехал» - «Но я надолго пьян. В ореоле, например, вижу волосы твои. Соответствуй волосам своим, любимая, а то я тебя обрею! И Он приедет снова - сегодня Его день, Он осматривает город...»

Я как подводная волна, ныряю вниз, как только покажется серая поверхность, запахнет воздухом холодным и сырым - я не хочу там жить. И в этом смысле обречен. Но я дельфин непойманный. И никто в  нормальном состоянии на поверхности в нашем океане не живет… (Заезжают только до сумасшествия жестокие ловцы, пьяные от нашей крови, да столы обеденные кое-где расставлены - мы их когда-нибудь утопим и невиновными останемся. А за заезжих даже медали дают и  глубины добавляют...)

***

Я так же музыкален, как тот, кто, услышав свою любимую музыку, протягивает руки и видит в них капли дождя. Потом я вижу свою любимую - а она далеко и с другим - и говорю ей: «посмотри, чудеса...» -  и к руке моей мы склоняемся низко-низко, скрывая улыбки и слезы...

***

Он недоверчив ко всем, кто не таков, как он (а он как камень, но небольшой: уже силен, но еще приятен), поэтому  с недоверием читает эти тексты («прочту  перед тем, как стать по-настоящему сильным» - и неприятным). Но вдруг чувствует, как с шумом обваливается что-то внутри - гора, стена, стена горы - после чего чувствует испуг и облегчение… (Это я себя тешу такими надеждами, на самом деле все стены почему-то невероятно прочны - а в горах я еще не бывал...)

 (Когда у человека запор, говно выходит какими-то необычными, новаторскими, неведомыми путями?! Или это все же иллюзия, макет говна, а само оно только копится и копится, сжирая человека изнутри по необходимости, ради жизненного, безжизненного пространства...)