349

***

В ночи похоть, в ночи убийства, в ночи воровство... - и ложь в ночи, в тайне и все грехи. Днем-то мы  изображаем  из себя праведников - многие искренно  - а вот в ночи разоблачаемся (многие даже очень торопясь). Ты попробуй не днем, а ночью на кресте повисеть. День - заповедник формализма и фарисейства. Конечно, показная смерть ценней показных молитв, но и она еще не победа жизни...

На работе он пронырливо крадет, в свободное время пронырливо по бабам бегает. А не убивает, не разбойничает только потому, что средний. Нормальный, в общем, человек - и начальству нравится, и бабам. Им, этим ямам,  какой от него убыток? Щекотка   нежная приятна. А дело потихоньку движется - на дураках-работниках и дураках-муженьках - капает денежка, даже девать, признаться, некуда. Тут подсуетился, там подергался, тут спрятал, там достал - и прошел день, слава Богу, всё безобидно было, средне, т.е. без греха...

***


Вот что получается: она не взаимно любит своего имярека и оттого несчастна, а я особенно люблю несчастных! Несчастный вид у той, кого люблю, для моего огня как керосина пузырек и бочка...

***

Слабые скучковались и построили крепость. Принялись размножаться, предварительно подарив друг другу цветы…

Каждый слабый устрашен мыслью, что он идет неверным курсом, придерживается вчерашней генеральной линии, которая этой ночью уже отменена, видоизменена, завязана в узел по иному...

Кому нужны приспособления, тот расписывается в своей слабости…

Всех «профессионалов» надо хоронить в ящике, а всех свободных - вне его, на ложе…

Мир страшен - это понимает, кажется, уже младенец. Что делать?  Выход первый: отвернуться к иллюзиям, спрятаться в уголке, жить тихо и боязливо. Выход второй: эстетизировать страшное, стараясь чему-то радоваться и чем-то наслаждаться. Первые - реалисты (реальность «буколической» природы очень иллюзорна), вторые – авангардисты…

В жизни проигрывает только тот, кто боится (многие так сильно боятся, что уже давно проиграли - так что им кажется, что с ними еще и не начинали играть)... Мир пугает, потому что в нем легионы мирков-уголков и огромное зло, загримированное под короля и князя. ...Поднимаю глаза и чувствую, как сразу твердеет мой дух. «Это не нежно-пугливое творчество - я в гневе и ярости!»

«Нет, мягкой ссора была.  Только кажется, что бушевал - всё внутри осталось. Никто  убитым, а значит и обиженным, себя чувствовать не должен». (Но думать надо о том, что можешь умереть!)

***

Всё безрадостно; например: стоишь на безрадостной остановке и безрадостно ждешь безрадостный автобус среди безрадостных людей. Затем безрадостно едешь, обозревая безрадостные улицы по безрадостному делу. Поэтому, подумав, принимаешь безрадостные решения, киваешь тем, кто говорит, не переставая, о том, что жизнь - это проза в кубе, ходишь вдоль стен до самого конца, не обращая внимания на то, есть в них окна или нет: «всё равно никто там не смотрит, не поет, не предлагает, не дает» - и год идет за годом, сезон медный сменяется алюминиевым, а потом - железная зима...

***

Никто не заявится просто так (тем более, горя желанием тебя облагодетельствовать) - всем чего-то нужно, все хитрят на зыбкой почве «ты мне, а уж я тебе». Отпихиваю, отражаю и пропускаю удары, сам лезу в бой - предлагать и требовать («а мне же не нужно?! Пусть,  зато ретируется и сам ничего у меня не будет просить») Они гроздью пиявок на мне и в ответ я разбиваю себя на такую же гроздь и суечусь, раздавая всем сестрам по отравленной ягодке...

Или: «сугробы кругом, морозы, метели. Пошел по делу к одному, а на нем тулуп сугробом, и в душе у него метель, и в глазах  мороз – ясно, что ничего не вышло. Пошел к другому, через сугроб пробился, а он то ли в метель заблудился, то ли в мороз под забором замерз. Вот и занимайся после этого искусством, думай о какой-то лучшей жизни!»

На улице огромный сугроб, огромный мороз и огромная метель, а у нас дома сугроб совсем маленький, и метель небольшая, и мороз терпимый. Раз только папаня мамане морозный фингал залимонил и я, было, за милицией рванулся, но чуть в сугробе не утонул, к тому же, у них за решеткой такая метель, что жалко папку стало, я, если еще что сморозит, лучше сам его отметелю...

«А у нас на улице крупнякам дом отгрохали и теперь никаких сугробов, всё время снегоуборочный комбайн сугробом ездит и из одних «Мерсов» метель - прямо мороз по коже, чую: снесут нас к чертовой матери на рога».