О времена, о нравы

Ох, Акимыч, намаялась я. Устала. Ты чайку-то подливай, подливай. Я тебе сейчас все расскажу…
Не люблю я город. Ну, не люблю и все тут. Нога бы моя туда не ступала, а куда деваться – сестренку младшую давно не видела. Просто нутром чуяла, неладно у нее. Сердце ноет, по ночам совсем спать не могла. Вот собралась и поехала. Как в городе люди живут, не пойму. Прямо по вокзалу злыдни с шишунами шастают, какие-то сумки, баулы из угла в угол перетаскивают. В переходе Боли–башка сидит, помощи просит. Раньше только в ягодных заповедных местах встречался, а сейчас сидит себе, пальтишко – заплатка на заплатке, глазки печальные, голосок тонюсенький – «Сами мы не местные… помогите, кто может… деньги, документы украли…» Такого только пожалей, сразу незримо на шею прыгнет, голову обручем сожмет и давай по городу кружить… Потом бедолаги жалуются: весь день пробегал и ничего не сделал, все на одном месте крутился…
Села в автобус, так уже через остановку в карман Анчутка беспятый залез. Поймала его за ухо, да в кармане за хвост наговоренной булавкой пристегнула. Анчутка рвется, верещит, народ оглядывается, а что к чему – не поймет. Темные люди, обычного чертенка и то разглядеть не могут.
Вот и творится в городе черт знает что. Полуденицы инструкторами по аэробике устроились. С людей по семь потов сгоняют. Повитрули вдоль дорог стоят, озабоченных дурачков поджидают. Да ладно просто повитрули, так ведь в их толпе и вештицы проглядывают. А потом врачи удивляются, чего это у молодых, здоровых мужиков то инфаркт, то импотенция. Вся нечисть в городе собралась. А сколько маньяков по городу шастает. Идет видный мужик, в руках букетик, в пакете бутылка вина да коробка конфет. Ну, сам понимаешь, набор-то известный. А за ним хвост огненный стелется, и никто его не замечает.
Во дворе моей непутевой сестренки чистенько. Цветочки посажены. Бабульки на лавочках сидят. Не поверишь, за столом с мужиками в домино сам Припекало режется, а бабы ноль внимания.
Ох и безалаберная у меня сестренка: ни иголки над притолокой, ни чертополоха на двери, заходи, бери что хочешь. Не удивлюсь, если в прихожке где-нибудь чудилко спрятано. Дом запущен. Серая хмарь по углам висит. Тягостно. Безрадостно. Выложила на кухне подарки. Земляничное варение, медку липового, грибов соленых да сушеных, медовухи бутылочку да настойки целебной. Попили чайку на кухне. Сеструха с мужем друг на друга не смотрят, от меня глаза прячут, как будто черный кот между ними пробежал. Вечерком отправились супруги в кино. Они меня с собой, конечно, звали, так я отказалась, чего я мавок да навь что ли не видела? Мне свободный вечер очень даже на руку. Только они за дверь, я сразу в их спальню. Ну, ты-то знаешь: все проблемы между супругами в спальне начинаются. Вытащила Анчутку из кармана, вручила ему веник из вербены, дубовых веток да зверобоя и отправила провинность отрабатывать: все уголочки, все закоулочки выметать, нечисть выгонять, а не то пообещала Чуру отдать.
Ты бы видел, как чертенок задание выполняет, когда ему на хвост наступили. За минуту все вымел, только пыль столбом стояла. Всю хмарь в пригоршню собрал и в форточку выкинул и сам следом сиганул. Тут из под кровати выскочил, пушистый, лопоухий, черный кот с веточкой белены в пасти, чихает, нос лапой трет. Едва успела схватить его за шиворот да за дверь выпроводить. Представляешь, они Нелюба до размера приличной собаки раскормили. Положила ветку остролиста под матрас, авось за ним и сам Люб придет. Амулеты по углам попрятала, входную дверь заговорила.
Ну вот и все… Порядок у сестренки навела, теперь у нее все должно наладиться, а сама скорее сюда. Душой отдыхать. Эти городские еще боятся к нам ехать – говорят, у нас в лесу страшно, да нечисто. Ой, глупые. Да я ж у нас последнего лешего года два тому назад видела. Как они там в городе живут – не пойму. Умаялась я, Акимыч, пойду прилягу, ты уж сегодня сам со стола прибери.
- Иди отдыхай, Берегенюшка, я ужо приберу.
Долго домовой кружился у стола, наводя порядок, потом присел у окна и, вглядываясь в темноту дремучего леса, размышлял о странностях жизни, тихонечко ворча под нос: «О времена, о нравы…»