Кинф, блуждающие звезды. книга 2. 26

Однако, этот же самый Бог дал нам немножечко больше мозгов, чем им, а Черному – так вообще щедро отвалил, потому что еще до их смелого вступления в загон со скотом он сидел на дереве и таращился через плетень на… скот? Ну уж нет! Я, последовав смелому примеру Черного, устроился на суку пониже, и передо мной открылась следующая картина.
В дальнем углу, над корытом с теми самыми червями, что пожирают медь, скорчились грязные голые люди; необычно крупные, они, наверное, были около двух метров ростом и как-то непропорционально сложены… запуская руки в корыто, они с хрюканьем извлекали целые пригоршни червей и пожирали их. Черви били повсюду, на телах и лицах, на земле, в волосах… От одной этой сцены мутило так, что Черный лег животом на толстый сук и пошире раскрыл пасть, но, к сожалению, желудок его был пуст!
«Это и есть заражение… Они нарочно заражают соплеменников этой Болезнью, чтобы есть из потом. Видите, какие огромные они выросли? Зараженные мужчины отчего-то растут огромными», - пояснил Ур. А охотники тем временем подбирались к своим жертвам… Жертвам!!! О, ужас – эти голые великаны были их добычей! Тяжело ухнул первый топор – и добыча с визгом брызнула в разные стороны от корыта, а охотники все так же молча преследовали их и вонзали топоры им в спины. Парализованный ужасом, я не мог отвести взгляда от страшного зрелища, а они рубили и рубили, воздух звенел от дикого визга, и громадные тела – нет, туши мяса, - валились под ноги охотникам.
Один из убегавших обернулся; видимо, понял, что бежать ему некуда, и он решил встретить смерть лицом к лицу. Странное решение для животного – ибо в его глазах, в его лице не было ни страха, ни отчаянья, ни надежды, ничего человеческого. Даже понимания смерти. Его сопротивление было инстинктивным. Глаза существа были широко распахнуты, так, словно охотник просто влепил ему пощечину., и руки рванулись к убийце, как в обыкновенной драке. Миг – и оба боевых топора вонзились в спину жертве, но и охотник жестоко поплатился; тяжкие руки, вцепившись в его одежду, рванули ветхую ткань, и вот он уже гол, как и жертва.
Охотник взвизгнул – за всю охоту это был единственный звук, который мы услышали от преследователей, - и попытался быстро прикрыть свою наготу, но тщетно. Волосы встали дыбом на моей голове, когда увидел я, как остальные его соплеменники, дико урча, кинулись на него и вцепились в голое тело.
Нет, не вожделение побуждала нагота в сердцах этих дикарей, а голод! И мы с Черным, как две обезьяны во время грозы, сидели на дереве и тряслись, понимая, что теперь мы вряд ли спустимся на землю к этим людям, вряд ли мы сможем.
Вмиг обнаженный был разодран на куски и сожран буквально живьем (хитрые его соплеменники, так высокопарно изъясняющиеся, с ловкостью людоедов со стажем перерезали ему сухожилия и мышцы так, чтобы жертва была обездвижена), но все же еще орал, когда они, сыто урча, утирая окровавленные морды, отходили от его изуродованного, с выпущенными кишками, тела. На останки тотчас навалились те, кто был всего лишь добычей, и скоро вопль стих. Охотники подобрали свои трофеи и уходили из загона.
Охота была закончена.
- Редко случается столь удачный день, - глубокомысленно заметил один из охотников.
Сколько мы еще провисели на этом дереве – не ясно; голова моя кружилась, во рту пересохло, было горько, руки тряслись… такого мерзкого и в то же время простого зрелища я и вообразить себе не мог. Пожирают друг друга! Всех, кто голый, отдавая, однако, предпочтение соплеменникам. Вкуснее они, чтоли?
Словом, тупое мое оцепенение еще не скоро меня оставило. Да оно и не оставило бы, если б снова не появились эти дикари – на этот раз они несли червей в кормушку. Они пришли напрягать свои силы и трудиться, блин…
Все было тихо и обыденно.
- Эй, уроды!
Крик, как удар молнии, поразил не только дикарей, но и нас. Чистейший пакефидский выговор, ну, надо же! Ур, выглядывая из листвы настороженно, на глазах менялся, исчезала его нарядная чешуя, он цеплял свое гладкое лицо. Говорящий человек в этих краях, пронеслось в его голове, вдруг, одновременно с нами! Странно…
- Пожиратели тухлятины! Жабы безобразные! Твари безмозглые! – не унимался неизвестный абонент. Какой замечательный, культурный, высокообразованный человек! Какие ласкающие слух слова он знает! Как приятно его слушать! А какой голос – где уж певцам до него!
Меж тем дикари, позабыв о расползающихся тошнотворных червях, вели себя как одержимые. Задрав рыла к небу, сыплющему на них проклятья, они падали на четвереньки и завывали, как собаки на покойника, пуская слюни. Они жалобно повизгивали, подпрыгивали, скребли землю когтями, а небо отвечало им злорадным хохотом.
- Обезьяны краснозадые! Ишаки вонючие! – надрывался кто-то наверху… Да где же он?
Ур, казалось, не разделял нашего восторга. Чешуя его, наконец, потускнела, исчезала – он снова надевал свою красивую гладкую маску.
«Сссстраннно, - прошипело в моей голове. – Ещще один человек здесссь, вместе с нами? На нашем пути? Именно там, где мы должны перебраться? Хм… Он словно нарочно нас тут дожидается.  Совпадение?»
«Может, он давно тут?»- предположил я. Ур помолчал немного.
«Тогда это странно вдвойне, – ответил он, наконец. – Долго тут может выжить лишь очень сильный человек. Тренированный; подготовленный…нет; тут что-то не то. На нашем пути человек… он не просссто так, нет.  Не выдавайте меня. Скажите, что мы забрели сюда по глупости своей».
Черный внимательно смотрел на Ура; кажется, Ур давал какие-то указания Черному, а сам уходил в тень, прятался  в листву. Он человек более опытный, чем мы. Видно, хотел посмотреть со стороны, проанализировать, так сказать, ситуацию, оставаясь незамеченным.
Черный рванул наверх, чтоб над листвой взглянуть на анонимного доброжелателя дикарей, и я последовал за ним.
Над деревом, на вольном воздухе, было не так влажно и душно, но все же жарко. Визжащих дикарей внизу уже не было видно, зато объект их вожделения – отлично.
С юга к загону подступала скала, так густо оплетенная зеленью у подножия, что поначалу мы приняли её за сплошную  стену деревьев. В десяти – двенадцати метрах над землею оно образовывало удобный козырек толщиной метров в пять, и на нем приплясывал довольный и злобный человек, при виде которого дикари пускали слюни. И не мудрено – мужчина расплясывал у них перед глазами почти голый. Одни штаны до колен  прикрывали его вожделенную и вкусную наготу, и солнце блестело как золото на гладкой и постной грудинке… приплясывая, он время от времени поворачивался к зрителям задом и скидывал штаны, отчего зрители страдали безмерно, и, глядя на аппетитную загорелую задницу, били себя кулаками в гулкие груди и рыдали, стирая с подбородка густую голодную слюну.
Несмотря на весь трагизм ситуации, мы с Черным не вынесли испытания и захохотали. Ур незримо присутствуя рядом, данной сценой тронут не был.
Наш гогот подействовал на незнакомца как удар молнии: он торопливо рванул штаны, натягивая их на голый зад, запутался в них и на миг исчез из виду (сдается мне, он просто упал в густую зелень).
Через миг его взлохмаченная голова показалась над качающимися лопухами листьев.
- Эй, вы кто такие?! – завопил он, и глаза его были круглые как блюдца.
«Вррреттт, сссука, - по-суфлерски свистел голос Вэда в моей голове. – Я чувсссствую, как он напрягся. Он не ожидал насс так ссскоро….»
«Ты уверен?!» - бухнул Черный. Тут у меня глаза сделались ничуть не меньше глаз незнакомца, и мы весьма гармонично смотрелись друг напротив друга с вытаращенными глазами.
Голос виртуального Черного в голове звучал не так, как голос Вэда. Казалось, он говорит с усилием, из последних сил вываливая фразу, всю сразу, торопливо, словно на следующую ему уже не хватит сил. Это Ур его научил?! Как ему это удалось?!
Ур продолжал скрываться в ветвях; словно хамелеон менял он свой вид, и вместе с гладкой кожей, скрывающей его чешую, в чертах его лица появлялось нечто такое, что заставляло меня напрочь о свободном, опасном и высокомерном высшем существе, коим Ур являлся по сути своей. Словно тонкая незаметная пыль на зеркале, словно патина, в чертах его лица появились настороженность и страх; теперь ни за что и никто не поверил бы, глядя на Ура, что он не трусоватый брезгливый красавец,  растерянный, ошеломленный, расстраивающийся из-за попорченной прически. Его глаза, хитроватые, немного испуганные, бегали по сторонам, а заискивающаяся улыбка словно говорила : «Я сдам всех с потрохами при малейшей же возможности, если это поможет мне уберечь мою драгоценную шкуру! Я ничего не имею против вас, правда-правда, но жить очень хочется. Так что не взыщите…» Пожалуй, та смесь чувств, которую Ур нацепил вместе с кожей, маскировала его больше, чем что-либо иное. Потому что мало кто из людей маскировался подобным образом; выказывать свою слабость, страх? Это не в человеческой природе; слабый подвергается атаке в первую очередь. Да и выглядеть ничтожеством в глазах кого бы то ни было хот на малый срок – на это мало кто согласится. Ур не боялся этого.
Ему было плевать на мнение всего мира. И, думаю, даже если б мы все начали показывать на него пальцами, он усмехнулся бы, повернулся бы к нам спиной и жил бы дальше, руководствуясь только своими желаниями доводам только своего разума.
Неизвестный, таращась на нас, чесал свои черные лохматые патлы обеими руками. С первого взгляда его можно было бы принять за эшеба. У него было тонкое, продолговатое лицо с характерными для этой расы чертами и прозрачными зеленовато-карими глазами; смоляные густые волосы, порядком отросшие, лохматые, были отсечены, по всей вероятности, ножом. Кожа загорелая до черноты, но сохранила оттенок зрелого теплого меда, присущий только коже эшебов; что, как не это, свидетельствует о том, что он провел здесь очень много времени?
Незнакомец был строен и тонок, даже хрупок, и если бы я увидел его сзади в толпе, я бы подумал, что он, скорее всего, еще совсем юный мальчик, а меж тем он был уже зрелым мужчиной. Так что строение его тела говорило о том, что он, скорее всего принадлежит к хорошему древнему роду. О том же свидетельствовало и единственное украшение на нем – эшебская серьга в ухе, из черненого серебра, выполненная искусно и с большим тщанием.
Серебро само по себе, может, и не очень дорогой металл, но эта вещица была просто произведением искусства, и, думаю, ювелир взял дорого за свою работу.
На левом плече незнакомца, спускаясь на грудь и обвивая руку до локтя, чернела искусная красивая  геометрическая татуировка, что-то в виде лиан и стилизованных цветов. Такими татуировками украшали себя юго-западные племена эшебов, живущие по эту сторону гор Мокоа, в Мирных Королевствах.
При более внимательном  изучении его внешности я заметил много деталей, говорящих в пользу теории Ура о том, что неизвестный тут нас поджидал – или кого он здесь стерег, уж не знаю.
Костюм его был прост и незамысловат – штаны до колен из выгоревшей, выстиранной, выцветшей ткани неопределенного цвета, держащиеся на ремешке из потертой кожи, плетеные сандалеты из растительных волокон на ногах.
Его кожа была темной, чистой, но без укусов и воспалений – значит, местные насекомые, с таким удовольствием кусающие нас, его почему-то обходили стороной.
А ведь на  то, чтобы найти растения, грязи, глину, запаха которых не переносят местные кровососы, и приготовить из них хорошее снадобье, нужно время. Не так ли?
И плюс запах – ветер донес до меня стойкий запах, такой же едкий, какой исходил из горячих источников, расположенных здесь. Неизвестный вытравливал заразу, купаясь в горячих источниках. По-моему, даже на сгибах его одежды были заметны кристаллы солей.
Он славно подготовился к жизни в этом недружелюбном крае и неплохо тут устроился!
- Мы путешественники, - ответил Черный нахально.  – Заблудились.
- Путеше-ественники?! – протянул неизвестный насмешливо, разглядывая горящий на солнце обруч на голове Черного. – И как же вы сюда… припутешествовали?
Вопрос был резонный; потому как, напомню, место это было изолировано от мира, и не слышал я, чтобы сюда вели хоть какие-нибудь тропинки!
Черный, однако, не растерялся под хитрым взглядом неизвестного; задрав свой курносый нос, он сунул руки за пояс, отчего драгоценные камни и серебро на нем еще ярче заиграли на свету, выставил вперед ногу в роскошном сапоге (который явно не знал ни луж, ни камней дорожных…) и ответил вызывающе:
- Ровно так же, как и ты!
Незнакомец хихикнул; в голове его вихрем промчались мысли о том, что Черный ведет игру, и довольно глупую игру. Бесполезную. Потому что он, незнакомец, о нас все знает.
- Ну ладно, раз так, - протянул он, разглядывая мою физиономию. Думаю, в этот момент я выглядел полнейшим идиотом, потому что взгляд незнакомца, скользнув по моему лицу, остался совершенно равнодушен к моей персоне. – Айда, поговорим…
- А эти? – Черный кивнул вниз, на сходящих с ума дикарей.
Они носились кругами вокруг деревьев, оглашая подлесок жалобными воплями, а один даже с остервенением грыз выступающий из земли корень.
Незнакомец с презрением глянул вниз и сплюнул, ни в кого, впрочем, не целясь.
- Да чихать на них, - ответил он холодно. – Поорут и успокоятся. Не беспокойся; в их тупые головы не придет и мысли, чтобы взобраться на дерево за тобой. Помолчим немного, и они уйдут.
Незнакомец зло, по-звериному, рявкнул что-то вниз, на аборигенов, на непонятном мне языке и  уселся, намереваясь переждать некоторое время, и его не стало видно в густых зарослях.
Несчастные аборигены, лишенные даже вида своего излюбленного блюда, тут же перестали так тошнотворно выть. Парочка из них уселась под скалой, задрав вверх голодные злые глазенки, в которых все же рисовалась нечеловеческая надежда. Остальные деловито начали выискивать крепкие палки – им ведь предстояло транспортировать свою добычу.
Ур, все еще таясь в листве, лишь качнул головой. Видно было, что он оценивает ситуацию и, возможно, видит и понимает то, чего не видим и не замечаем мы.
 «Спрошу, сколько он тут»,  - отрывисто произнес Черный.
- Эй! – тут же зашипел он, стараясь не привлекать себе внимая дикарей, которые разбрелись по подлеску. – Эй!
Лохматая голова незнакомца снова появилась над качающейся зеленью.
- Сколько времени ты тут живешь? – шипел Черный. – Ты хорошо изучил местных.
Незнакомец наморщил острый нос.
- Не так уж долго, - уклончиво ответил он. – Может, что-то около месяца. Этого достаточно, чтобы изучить их тупые, пустые головы.
«Вреееет, - тут же пропел Ур в моей голове своим свистящим завораживающим голосом. – Они не такие уж идддииооты… они ловко ловят зверей себе на обед. Мооогут и на нассс устроить ловушку…»
Он скользнул вниз, больше не таясь от незнакомца. Его синие глаза внимательно разглядывали возящихся внизу дикарей, но густая листва скрывала их от его взгляда.
- Что это они такое там делают? – спросил Черный. – Я не вижу.
Незнакомец глянул вниз:
- Собирают свои топоры, - ответил он как можно небрежнее, но я сразу понял, что он врет. – А еще кто?
- Это Вэд, - быстро ответил я, соображая, что простодушный Черный мог ляпнуть «Ур», и тем самым выдать его инкогнито. – Он с нами. Один из нашей свиты. А ты кто такой сам-то?
Незнакомец смолчал, напряженно разглядывая Ура; его ледяные глаза, казалось, сверлили Вэда, проникали в самую душу его, рассматривали секреты в его разуме. Но Ур не выказывал по этому поводу ни малейшего беспокойства; он все ниже склонялся с ветвей, рассматривая копошащихся внизу людей. Его угольно-черная коса скользнула по плечу,  упала вниз, и почему-то это успокоило незнакомца. Может, подумалось ему, его враг, его опасный враг, тот, кого он ожидал здесь, не может быть так глуп, тщеславен и неосторожен, чтобы носит такую неудобную вещь, как длинная эшебская коса, которая так и норовит за что-нибудь зацепиться, или упасть вот как сейчас, тем самым нечаянно выдав своего хозяина.
Ур тем временем завис на миг, словно присматриваясь к происходящему внизу. Но глаза его при этом блестели странно, как синий лед.
Некоторое время мы сидели тихо; дикари, повозившись еще немного внизу, кажется, действительно ушли, собрав свой жуткий инструментарий и добычу, привязанную к суковатым палкам на манер вепрей иди лосей, за ноги и за руки.
- Ну так как? – снова зашипел осторожный Черный. – Как насчет тебя? Кто ты?
- Я? – незнакомец пожал плечами. – Вы же сами сказали, кто я – я путешественник.
- Да ну?
- Да уж так. Я жил на юге кнента (он назвал место, но имя его предполагаемой родины нам ни о чем не сказало). Излишнее любопытство привело меня сначала на север этих лесов, а потом и в это проклятое место. Живу здесь, за этой скалой, - он кивнул на черный лаз, дыру в скале, в которой виднелся относительно ровный каменный пол и охапка увядшей травы. - Посчастливилось не попасться на зуб этим дикарям – а двоим моим, таким же как я, любопытным друзьям повезло меньше меня.
- Так ты здесь один? – быстро спросил Черный.
- Один; уже давно, - вздохнул незнакомец.
- А местные? Ты не пробовал с ними подружиться?
- Местные кровожадные твари. Они тупы и злы; они могут лишь хотеть жрать, и ничего более.
Ур вернулся на свое место.
- Ну? – наконец произнес незнакомец. – Они ушли. Давай, спускайся.
- Подождем еще немного, - поспешно вставил Ур. – Может, они не далеко ушли.
Незнакомец, глядя на его гладкое лицо, лишь усмехнулся презрительно.
Со стороны могло показаться, что Ур напуган, что он боится смертельно. Он славно играл свою роль! Он крутил во все стороны головой, реагируя на каждый звук, на каждый треск ветви, склоняющейся от легкого порыва ветерка, чудом проникшего в подлесок, на каждый шорох листвы, на каждое дуновение, пробегающее по сплошной стене зелени, и его угольно-черная коса металась, как живая.
Я же склонен был думать что Ур разведывает местность, и что-то, да слышит в этой ненормальной тишине…
- Они ушли далеко, - небрежно бросил незнакомец, презрительно глянув на Ура. – Не бойся.
«Спустимся, - разрешил Ур. - Только чуть левее… вон там, у крошащегося камня. Там не так удобно, но там безопасно. Слушайте меня!»
И мы начали спускаться.
Первым шел Черный – Ур, неслышно командуя его действиями, направлял его по выверенному им маршруту. Потом я – и замыкал нас Ур. Для этого ему пришлось пропустит вниз нас обоих, и незнакомец усмехнулся еще раз, и еще более презрительно, посчитав Ура трусом.
Тем не менее Ур трусом не был; но хитрецом отменным. Как только нога Черного коснулась крошащегося желтого камня, и вниз посыпались осколки и мелкий мусор, я услышал в голове команду Ура: «Кричи! Кричи что есть сил, словно тебя режут!»
И в тот же миг Черный заорал так, что я от неожиданности поскользнулся, мои руки цапнули лиану, на которой росли какие-то плоды с гладкой толстой кожурой, похожие на маленькие арбузы, темно-зеленые и влажные,  и эти круглые кругляки остались у меня в руке, а сам я сверзился вниз, с мокрой скользкой ветки, в пышный подлесок, и заорал от испуга, совершено не притворяясь.
Незнакомец повел себя странно; как только мы заголосили, он с необыкновенной прытью скинул вниз веревочную лестницу, умело замаскированную зеленью, и рванул вниз с небывалой скоростью.
А Ур с еще большей скоростью рванул к нам. Дальнейшее было скрыто от моих глаз, потому как я, удачно упав в кучу листвы, запутался в сочных молодых побегах каких-то растений, и не сразу из них выпутался. Последнее, что я видел – это был Ур, соскочивший в то самое место, куда «рухнул» Черный, и тут же подлесок огласили звуки страшной грызни и драки, словно оголодавшие звери, хищники, дрались за добычу.
- Черный! – завопил я, не заботят больше о конспирации. – Черный!
Проклиная все на свете, я рвал в клочья лианы, обвившие мои руки.
Драка каталась совсем рядом.

Насилу выпутавшись из зеленых плетей, растерзав листья, на ходу стараясь вырвать непослушный меч из ножен,  я рванул туда, на звуки драки, плечом прошибая стену деревьев.

Картина мне предстала самая замечательная.
Черный, взъерошенный, с окровавленным мечом в руках – уже успел погеройствовать! Пара трупов, закатанных в лохмотья, почти ничем не отличающихся от лесного обычного мусора, перечеркнутых быстро чернеющими полосами, лежала тут же. Еще один, разорванный страшной силой, разбросанный по клочкам, украшал собою однообразный зеленый пейзаж. Сам Черный остервенело отбивался от еще двоих дикарей – только кто бы сейчас сказал о том, что они дикари?!  Эти люди, замотанные в многочисленные тряпки, как бабочки в коконы, были вооружены не менее странным оружием – теми самыми узкими серпами, что так напугали меня, тонкими, отточенными, блестящими, приделанными к грубо обработанным деревяшкам, и орудовали этими жуткими серпами они довольно ловко. Настолько ловко, что успешно теснили Черного.
В мозгу моем вспыхнули картины – это было всего лишь мгновение, неясные образы, сменяющие друг друга почти моментально, - но и их мне достаточно было, чтобы едва не умереть от ужаса.