Собачье счастье. Искусство трудное любить немилого

      Самый маленький и самый младший в нашей семье, кусачий, кривоногий, некрасивый и вообще не то, что хотелось…
       Он никогда не появился бы в нашем доме, если бы я не сделала ту глупость. Я взяла его с заранее готовой для него ролью – стать копией, заменой. Взяла с отчаянья перебороть стресс после внезапной гибели любимого той-терьерчика. Даже сейчас, спустя больше двух месяцев, я не могу спокойно вспоминать ту неделю. Он потерялся в четверг, мы подняли на уши весь город, сами искали, пока ноги не начинали подгибаться, расклеили объявления, дали их на радио и телевидение. Звонили много – слава Богу, люди у нас добрые и отзывчивые, – но, к сожалению, находились не наши собачки. Своего мы нашли через неделю, в пятницу… Всё-таки объявления помогли, без них мы и до сих пор бы мучились неизвестностью. Позвонил мужчина, дежуривший на стройке, и сказал, что наш пёсик лежит здесь… Этому человеку я всю жизнь буду благодарна до глубины души. Мог ведь не позвонить. Мог ведь не помочь мне, орущей в истерике на всю стройку, прийти в себя. Мог не дать, во что завернуть. Мог не завернуть и не проводить… Но он всё сделал вместо меня, так терпеливо и стойко, без лишних слов… И я шла домой, ничего не видя, шла по улице и ревела в голос, не обращая ни на кого внимания…
        Мне казалось, что если уже точка поставлена, дальше станет легче. Нужно только время. Но время шло, а легче не становилось. Сердце исходило болью и тоской. Не помог даже проведённый далеко от родного города отпуск. В доме не хватало звонкого лая, радостного и заполошного, не хватало постоянного суетливого движения, игр с мячиками. Собачий домик, миски стояли без хозяина, глаз постоянно натыкался на них, и сердце сразу мучительно сжималось.
        Горькое сожаление, бессилие что-то изменить, навязчивые мысли о моей вине не проходили и не уходили. Я ревела гораздо чаще даже, чем в ту тяжкую неделю ожидания. Тогда была хоть призрачная надежда, теперь не было ничего. Лишь пустота в душе и вина. Я винила себя в том, что не нашла его, не спасла. Перед глазами постоянно вставала картина, как это маленькое беззащитное существо неподвижно лежит на холодном бетоне…
        Но совсем невыносимо стало чуть позже, когда наша вторая собака, ротвейлер, тяжело заболела. Ей стало плохо, пока я была в отъезде, а когда вернулась, она уже не вставала…
        Мой отпуск пошёл насмарку. Я опять дёргалась и почти перестала есть. Утро ежедневно начиналось в ветклинике капельницами. У меня затекали руки и болела спина – приходилось по нескольку часов сидеть рядом и держать лапу, чтобы не двигалась и не выдергивала иглу. А потом последовала полостная операция с наркозом, отходняк, снова системы, перевязки, таблетки…  Но, слава Богу, её спасли, и она пошла на поправку. Думаю, её болезнь спровоцировал стресс с малышом – она вырастила его с двухмесячного возраста и любила, как сына. И тоже очень переживала. Ротвейлеры неэмоциональные собаки, хотя тоже чуткие и чувствительные, но, видимо, держат всё в себе.
         Как только ей полегчало, я поняла, что больше просто не могу вращаться в этом мучительном кольце отрицательных эмоций. Малыша всё равно не вернуть, нужно брать щенка и начинать всё с начала…
         Эта мысль стала пунктиком, соломинкой, за которую я ухватилась, чтобы выплыть из омута. Она постоянно крутилась в голове. И хотя не все в семье были с ней согласны, я знала, что всё равно выполню, что задумала. Несмотря на то, что брать щенка в зиму – не лучшая идея. Несмотря на то, что эта порода сейчас дорогая, а болезнь нашей красавицы и без того хорошо ударила по бюджету… Ничего, думала я, и предыдущий пёсик у нас не имел родословной, и новому не нужны эти документы. Нам не для разведения, не для выставок, а для души. Найду и на более скромную сумму.
         Нашла…
         Всё-таки нельзя ни в коем случае сводить свет клином ни на чём. Нельзя циклиться, можно только желать, но не стремиться выполнить это желание любыми путями. Я так хотела, чтобы новый малыш был полностью похож на погибшего любимца – породу искала эту же, окрас подбирала такой же. Но одержимость идеей ни к чему хорошему не приводит. То, что я нашла и купила, оказалось просто НЕ ТО. Совершенно не то. И не понравился он мне сразу, хотя сразу почему-то начал лизать мне ладонь, и продавщица сказала, «смотрите, как Вы ему понравились, мне он никогда руки не лизал». Не знаю, солгала ли она в этом, в остальном солгала почти во всём. Щенку не было двух месяцев, как выяснилось позже, ему в лучшем случае было чуть больше месяца, он и есть-то толком не умел. И к нужной мне породе малыш имел весьма стороннее отношение, его и в карточку записали «метис».
          Это и стало для меня настоящим ударом. Не то, что нам только с третьего раза удалось изгнать из него разнообразнейших «кишечных паразитов», и даже не то, что сразу по приезду домой его пришлось лечить от энтероколита. А именно то, что он начал быстро подниматься на лапках, превращаясь в  умненькое и хитрое, но совершенно очевидное «не то» с несимпатичной мордочкой и неопределённым окрасом. Обида, разочарование, любовь к тому, первому пёсику – чего только не испытывала я в те дни. Не было только одного: любви к новому малышу.      
          Меня это тревожило и угнетало куда больше, чем очевидная нелюбовь нашей охранницы. Она сразу приняла его в вилы, не желая считать никем и ничем – ни заменой погибшему пёсику, которого она вырастила и обожала, ни ещё одним членом нашей «стаи». Это был такой яростный протест, которого никто от неё не ожидал. Ведь даже к чужому котёнку она отнеслась с нежностью! Нашего любимого тойчика она восприняла сразу, словно своего щенка, ни разу не рыкнула даже. А ведь сама тогда была всего лишь полугодовалой. Но в этот раз… Она ревновала его ко  всем нам, но ко мне – просто по-чёрному. Ведь я её хозяйка, она каждое утро приходит ко мне в комнату здороваться и считает себя первой, кто имеет право встречать вечером, когда я прихожу с работы. Она даже племянника потихоньку оттирает от меня, стараясь пролезть первой! А тут – какой-то комок шерсти поселился в моей комнате! Это, наверное, было самым тяжким из «преступлений» несмышлёныша в её глазах. А как она смотрела на меня! Сколько презрения горело в этом обычно спокойном умном взгляде – «как ты могла?! Ну как ты только могла притащить это не пойми что?! Я у тебя такая вся из себя, да ещё и болею, а ты! Ты!..» Я пыталась уговаривать, подлизываться, но она ничего не желала слушать. И «разговаривать» тоже. Она перестала подходить ко мне вообще, делая вид, что не слышит, как я зову её и упрашиваю.
          Но самое плохое было, что она постоянно угрожала щенку, рычала и скалилась. А он не понимал, что это не мама, а чужая ревнивая тётка. Вопил на всю квартиру и рвался к ней. Пришлось держать его в постоянно запертой комнате. Понятно, что это могло быть только временным решением, мы же его взяли не на передержку. Но выхода я не видела, а собака вела себя бескомпромиссно. Мы старались «маленькими дозами» приучать их друг к другу, но его неуёмная радость при встрече мгновенно выводила её из себя, и даже простое прикосновение маленького носика к огромной лапе вызывало в ответ оскал и рычание.
         Неизвестно, чьё терпение кончилось бы раньше, но помог тот самый случай, о котором говорят «не было бы счастья, да несчастье помогло». Мы повезли нашу красотку в ветклинику снимать швы.
          Все, у кого есть животные, прекрасно знают, что для братьев наших меньших означает это заведение. Страх они испытывают все без исключения, причём уже на ступеньках крыльца. Я лично видела, как самых свирепых собак, овчарок и алабаев, колотит крупной дрожью, они повизгивают и упираются всеми четырьмя лапами. Наша ротвейлерша – не исключение. Понять её можно – она много тут натерпелась, однако и нам мало не показалось. Мы кое-как вдвоём выволокли её из машины, а вот повалить и перевернуть вверх пузом, чтобы швы снять, смогли только вчетвером. И всё это время она тряслась самым позорным образом. Но зато какая счастливая бежала обратно! Такого страху натерпелась – что-то опять на животике целых три минуты делали! Так уж  была рада, что жива осталась!
          Посадили её в машину, всю сияющую от счастья, я взяла малыша и понесла показывать доктору. Ничего особенного ему там не делали, чисто осмотр был. Но зато когда его принесли обратно, мы глазам не поверили – наша красотка перегнулась со своего места, кое-как дотянулась и как начала его облизывать! Уж так сочувствовала, что он тоже побывал в том заведении, сразу «товарищем по несчастью» стал.
          Слава Богу, с того дня она заметно смягчилась. Хотя до сих пор держит его в ежовых рукавицах, порыкивая, когда он, заигравшись, от избытка чувств пытается укусить её за морду. И я его понимаю! Такой огромный тюлень поперёк коридора лежит, никакого внимания не обращает, дрыхнет себе, а усы топорщатся и уши как у слона свисают. Так, наверное, и хочется щипнуть их или куснуть! Тем более, зубки чешутся…
          Меня наша «хозяйка квартиры» тоже уже простила, стала опять приходить приветствовать по утрам, встречать вечерами. Всё вроде бы устаканивалось, да и малыш рос очень умным, внимательным, а у моего племянника, наконец-то, появился «единомышленник», который тоже всегда готов играть. Всё бы ничего, только душа у меня по-прежнему была не на месте. Да, я сама всю кашу заварила, но ошибки свои поздно поняла. Всё я сделала неправильно. И щенка нужно было старше брать, и чтобы видно уже было породу, и верить продавцам на слово не стоило… Да и подождать ещё надо было, наверное, месяц или два – сердце принадлежало тому пёсику, на этого места в нём не хватало…
          Как же меня это мучило, как долго не отпускало! Чувствовала – не люблю, не люблю и всё тут, ничего не могу поделать, не заставишь же себя, не обманешь. Да, он славный, маленький, тянется ко мне, а я… Делала для него всё, убирала, кормила, даже играла частенько, а то тёплое чувство, которое ждала, не появлялось. Может быть, всё пошло бы иначе, если бы щенок оказался копией любимого пёсика, кто знает? Но этого не случилось, а как быть – я не знала. Не ехать же, на самом деле к той тёте с претензиями, как в известном анекдоте – «Покажи мне того, кто тебе этого хомячка продал»… Да и что этим изменишь? Всё равно назад не отдала бы ни за что. Даже и не рассматривался такой вариант, честно говоря…
          Ничего я так и не предприняла. Просто жила день за днём, рядом с малышом, в одной комнате. Смотрела, как он меняется, прощалась с надеждой, что станет похожим –  уже понимала, что не станет. Уговаривала себя мысленно смириться, попытаться полюбить таким, какой есть. Он же ни в чём не виноват…
А потом стала представлять, что почувствую, если с ним что-то случиться. И сразу поняла – я не хочу этого! Я буду очень переживать! Лучше я переборю себя, пусть только живёт!
          И стало постепенно отпускать, сердце словно оттаивать начало. Не сразу, ох, не сразу! Понемножку, по капельке, день за днём, шажок за шажком малыш становился мне всё ближе. Даже его далеко не красивая мордашка стала какой-то родной, милой. Тем временем он научился откликаться на своё имя, будить по утрам и заполошно радоваться всем…
          Теперь уже ласкаю, таскаю на руках, зову «солнышком», «зайкой», «масюней». Теперь уже люблю. Знаю, что люблю. Чувствую.