Макака Жанна

Opus 115             
                МАКАКА ЖАННА



Посвящается всем настоящим людям –
кошкам и обезьянам,  учившим меня жить.


"Знавала я одну макаку. В высшей степени мудрое и гордое было существо."

***


   Она повстречалась мне в самый лучший момент жизни.  Жила я тогда ожиданием той самой даты, которая надолго примирила внутренний мир с внешним. Наконец-то возраст совпадет с состоянием души. В двадцать лет  чувствовала себя очень старой. Но число двадцать один, глубокая старость, было точным попаданием. Наконец-то смогу вздохнуть свободно и не мучиться, что прикидываюсь молодой девицей, имея  угрюмый ум старика.

Мне еще долго потом было двадцать один. "Очко". В роддоме на вопрос, сколько полных лет ответила, не задумываясь:

 - Двадцать один.

Минут через пять меня вывели на чистую воду:

 - Вам двадцать девять, зачем обманываете?
 - Что думаю, то и говорю, - трудно говорить не то, что думаешь, находясь в процессе родов.

И в тридцать семь мне было по-прежнему двадцать один. Один знакомый спросил тогда, сколько мне лет? Я честно ответила:

 -  Тридцать семь.
 -  Ты не поняла! Сколько лет на самом деле?
 -  Двадцать один. А тебе?
 -  Мне  - восемнадцать.

В жизни ему было тридцать три. Понятное дело, отношения не могли сложиться - он оказался слишком глуп для меня - ну куда там восемнадцать против двадцати одного?       

   Итак, я была свободна, сознательно счастлива, пребывала в душевном равновесии и ясности, спокойной уверенности в себе и  окружающем мире. Это был расцвет души и тела. 

   Мы, туристическая группа горного крымского маршрута N182, только что спустились с гор к морю и оказались в поселке Планерское (Коктебель) на территории турбазы. Расселились в номерах двухэтажного корпуса и, бросив рюкзаки, пошли смотреть окрестности.

   Ее дом находился в тени кипарисов в десяти метрах от входа в наш корпус - зеленая клетка. В клетке никого не было. Вокруг стояла многочисленная публика. Раздавались настойчивые крики: "Жанна, Жанна!"

 Она вышла не сразу. Меня поразил ее умный взгляд. Устало посмотрев на людей, она сделала то, чего  хотели от нее эти глупцы - пробежалась по стенкам клетки два раза. Достаточно. Опять посмотрела на людей. Ее глаза говорили, что она жалела их и желала  добра. В чем-то они были схожи с ней, только уж очень бестолковы. Они не умеют молчать - вот причина их глупости. Не знают, что стоит замолчать -  все становится ясно и просто, только действием можно что-то изменить или объяснить. Даже попросить можно только взглядом.

Дальше пришлось отрабатывать обычную программу и терпеливо принимать подачки - конфеты, кипарисовые шишки. Они сами-то  едят эту дрянь? Хватит с них! Она развернулась спиной и обдала мощной струей головы мучителей. Повернулась обратно и, как ни в чем не бывало,  стала смотреть на людей, как смотрят на зверей в зоопарке.

"Какая личность!" - подумала я. Мы встретились взглядами. Было ощущение, что только мы вдвоем понимаем происходящее. Я хотела знать, кто она. Надпись на клетке гласила - «Макака Жанна».

 «Макака – это звучит гордо!» Хотелось быть макакой – мудрой и гордой.

Мы прожили на турбазе девять дней.  Купались в море, ходили в горы смотреть причудливые скалы – фигуры выветривания, напоминавшие экзотических зверей и королевские процессии. Путешествовали по бухтам вокруг Карадага по подводной тропе. Лазили по скалам.

Наша туристическая группа была на удивление хороша – то что надо. То, что надо для отдыха. Разнообразие. Возраст от двенадцати до шестидесяти двух.  Никакого единомыслия. Все лица действующие. Подводные гольфстримы, возмутители которых оставались в тени в качестве наблюдателей, будоражили туристов с первого дня горного похода. Веселые интриги плелись и распутывались каждый день. Скучно не было. Было весело, легко и привольно.

В Коктебеле  уже не было нужды носить рюкзаки и готовить пищу на костре. Трудности остались в горах. Бывшие «горные орлы» и «горные ласточки» слонялись налегке. У моря группа  сама собой распалась на фрагменты, живущие своими интересами, и встречалась только в столовой.  За нами с гор стали спускаться молодежные отряды из других городов и республик. Естественно было подружиться с ними, компаниями ровесников, и расстаться со своими. Но почему-то так оказалось, что разбредшиеся по Коктебелю,   не подходящие ни под какой ранжир остатки нашей группы были симпатичнее, азартнее и интереснее в общении, чем одномерные молодежные компании. Редкие встречи с соплеменниками по ощущению радости напоминали любовные свидания украдкой.

Жанна в клетке под кипарисами несла нелегкую вахту – работала обезьяной. Ее пытали людьми каждый день. Как же ей удавалось не возненавидеть их? Казалось, Жанна была мудрее и умнее меня, больше понимала в жизни и знала что-то такое, что позволяло ей прощать мучителей и развлекать их. Нет, она не страдала. Когда наставал нестерпимый момент, выдавала показательную программу - дикий крик, звериный оскал. Могла даже укусить нахала, просунувшего руки в клетку.

 Они все-таки довели ее. Проходя мимо клетки, я либо вовсе не видела Жанну, либо видела ее строптивой и агрессивной. Жаль. Такая умная была обезьяна!

   В день перед отъездом я не увидела Жанну и пожалела, что не смогла  попрощаться. Наша группа собралась в последний вечер для заключительного торжества. Инструктор Дима, который вел нас по горам и сразу по прибытии в Коктебель уехал обратно в Симферополь для сопровождения следующей группы, опять оказался с нами. Полный состав московской группы 182 маршрута был в сборе.

Такой азартной и душевной попойки ни до, ни после в своей жизни я не наблюдала. Может быть, секрет таился в том, что только абсолютно чужие люди, которых судьба связала на каких-то шесть дней горного похода, могут раскрываться так легко и свободно. Мы слились в едином порыве, в ощущении  полета души. Неожиданно среди нас  нашлись туристы разных возрастов, понимающие толк в народных песнях. Группа и тут оказалась на высоте – культура исполнения профессиональная, отточенное годами многоголосное а капелла.  Для чего вообще придуман этот жанр, было ясно по тому, как в процессе пения куда-то исчезало все –  и  время, и место, и исполнители, оставалась только сама песня, красота мелодии и глубина переживаний.

Блондинка с перманентом, красотка двадцати двух лет с  идеальной фигурой - депутат Моссовета -  пела цыганские песни. Пела  так, как будто родилась в цыганском таборе. Задумчивое, лениво-безразличное начало действа незаметно для слушателей постепенно набирало силу, заставляя певицу, невольно для нее самой войти в азарт  и полностью отдаться песне. «Ах, ручеёчек  руче-ё-о-к, я брал в нем воду на чаёк…»  Сколько раз не просили ее повторить, как бы внимательно ни слушали, секрет исполнения все равно оставался загадкой. Певицу с обращенным внутрь себя взором никак не удавалось хорошенько рассмотреть. В какой-то момент пение уводило взгляд слушателей от  красивого лица и заставляло созерцать образы   песни, а не ее исполнительницу.

«Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» Парочка работяг с завода, за сорок, сдержанно, по-мужски прочувствованно, пела русские песни на два голоса, к ним присоединялись остальные, и в какие-то моменты хор звучал на семь голосов. Удивительно певучая собралась компания.

Расходиться не хотелось. Но всему настает конец. Коллективный шедевр общения завершился на самой высокой ноте. Мы бродили по ночному берегу. Подставляли лица упругому теплому ветру с моря. Кто-то устроил заплыв «без всего» по лунной дорожке, кто-то купался прямо в одежде. Что же делать, если последние  часы свободы подходили к концу! Завтра всем на разных поездах в Москву, домой, на работу.   

В полшестого утра  с рюкзаком на плечах   вышла  из дверей корпуса, вдохнула свежий крымский воздух и направилась на станцию по дороге мимо клетки. 

Жанна меня ждала. Какая умница! Она была права, что не появилась вчера. Какое бы  это было прощание  вечером, на людях?  Я сказала, что уезжаю. Неожиданно она протянула ко мне свои лапки из клетки и взяла меня за руки.  Ее жест был больше, чем человеческим. С теплотой полного понимания  мы долго, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, держась за руки.

  Прошел год. Я, уже выпускница Университета, с двумя своими сокурсницами, Макешей и Галочкой, решили провести лето в Коктебеле с друзьями галочкиного брата - Женечкой и  Витей, новоиспеченными выпускниками Физтеха, высланными вперед квартирьерами. Молодые люди  встретили нас, и мы занялись поиском квартиры. Выбрали симпатичный домик с садом, бросили вещи, переоделись, и я заторопилась на турбазу. Было полпятого вечера. Я могла опоздать к возвращению с маршрута автобуса с очередной группой туристов и не встретиться с Димой.

Дима был тем  инструктором по горному туризму,  кто сопровождал нашу группу в прошлом году. Группы приходили с разных маршрутов, подъезжая на автобусе   ровно в 16.45 каждый день. Раз в десять дней с новой группой возвращался один и тот же инструктор. Почему-то я была совершенно уверена, что сегодня сопровождающим будет именно Дима. В прошлом году у нас сложились молчаливые  отношения взаимопонимания, он снился мне весь год. В снах с Димой происходило что-то страшное, я за него волновалась.

   Автобус прибыл в 16.45, минута в минуту. Последним вышел Дима. Увидел меня и не удивился:

 - Я знал - сегодня ты будешь меня ждать.

Мы договорились о встрече в девять вечера. Завтра рано утром он уедет за очередной группой.

   Возвращалась к своей компании мимо старого корпуса турбазы, где жила в прошлом году, чтобы по пути навестить Жанну. Клетки под кипарисами не было.  Никто не знал, что случилось с обезьяной. Умерла, подумала я. Печально.

   Вечером мы гуляли с Димой в крымских сумерках, ловили светлячков, курили и говорили обо всем. Да, у него действительно были проблемы зимой, как мне и снилось, и ему действительно исполнилось сорок лет - я не знала  возраста, но думала, что именно столько.

   Дима - сухой, прокаленный солнцем и прокуренный сигаретами "Новость", темноволосый человек с проницательным и спокойным взглядом очень непривычно смотрелся в наглаженных черных брюках и розовой рубашке, вместо шорт и выгоревшей футболки. Но он был все тем же. И было все то же странное прошлогоднее ощущение, что я его хорошо и давно знаю. А может быть он оттуда, из моего детства?

   Я была слишком мала, чтобы запомнить своего деда по матери, полного кавалера солдатских орденов «Славы». Он умер, когда мне было всего пять лет, и видела я его всего пару раз в жизни, проездом - мы жили в разных городах. Силилась вспомнить лицо. Лица не было. Были только две фигуры - высокий худой мужчина в длинном пальто и маленькая девочка, держащая  его за руку. Я видела их со спины. Они шли в тумане хмурым весенним утром по шпалам. Помню только, что мне  тогда было очень спокойно и хорошо. Мама рассказывала, что как-то привезла меня двухлетнюю пожить в Москву к своим бездетным теткам. Я все время плакала, и меня пришлось забрать обратно в Дубну. Мама говорила, что  успокаивалась  только на руках у деда.

 Посмотрела в глаза Диме. Да, это он, мой дед.

Дима проводил меня к домику. Мы стояли в свете фонаря на улице. Он что-то говорил. Расслышала слова "любил", ”вспоминал”, но это было не важно. Расставаясь с Димой, я прощалась со своим детством. Больше мы не встречались. Впереди была совсем новая «взрослая жизнь»,  объект моей новой симпатии – «физтех», музыкант и поэт Женечка, уже был рядом, а новая история начиналась  завтра.

   А что Жанна? Вы не поверите – она была жива! Я шла с пляжа по центральной аллее турбазы. Стояла изнуряющая жара. Хотелось в тень. На аллее было что-то новое – под деревьями стояли  зеленые клетки. В них по отдельности сидели две облезлые обезьяны. Одна из них имела бессмысленный взгляд, отвисшую челюсть и была, что называется, совершенно беременна. Надпись на клетке - «Макака Дуня». Я подумала, что такие вот обезьяны и порочат гордое звание макаки. В другой клетке ее муж, решила я. Надпись «Макака Жанна» заставила вглядеться повнимательней. Ее взор был обращен внутрь себя. Она была не серой, как тогда, а грязно-белой и совсем облезлой. С нее спадали клочья шерсти. «Жанна!» - протянула я. Жанна вышла из задумчивости и посмотрела на меня. Все тот же умный, цепкий, пронзительный взгляд. Она!

«Здравствуй, Жанна! Что с тобой? Ты болеешь? Ну, ничего, все будет хорошо – ты поправишься». Жанна понимающе улыбнулась. Почему в ее добрых глазах насмешка? Нет. Она точно умней меня. Попрощалась и пошла дальше.

Через неделю стало ясно, в чем была моя ошибка. Жанна смеялась над обыкновенной человеческой тупостью. Она просто линяла и уже через неделю была хороша как никогда, стройна, подтянута и энергична. В ее глазах сквозил ум и насмешливая доброта.

   А меня закрутила новая история. Иногда   приходила к Жанне поговорить, пожаловаться на жизнь и подержать ее за руки. Только мудрая макака в то время  могла меня понять. Гордая и неприступная Жанна дарила мне свое сочувствие и нежность.

***
   Вот так в моей жизни появились имена нарицательные – «Макака Жанна», со знаком плюс, и «Макака Дуня», со знаком минус. Через два года обезьяны напомнили о своем существовании, появившись на экране  телевизора  в известной передаче Николая Дроздова. Вечно беременная Дуня и Жанна с ее умнейшим взглядом  были по-прежнему воплощением идеи женщины  в разных ее ипостасях. Дуня – идеи беспробудно беременной женственности, Жанна –  ума и гордости  всех женщин всех времен и народов.

Себя я сразу поместила между двумя полюсами – ума и глупости – прямо посередине и назвала Макакой Ирой. Моя Макака Ира, стараясь пронести через свою жизнь идею умной женственности, постоянно спотыкалась в самых неожиданных местах биографии и выглядела то высокомерной Жанной, то совершеннейшей Дуней. До сих пор не могу понять, какое название дать роману о своей жизни: «История моей глупости» или просто – «Макака Ира»?

***
 

 - Макака Дуня! -  я была недовольна собой, простая на вид задача никак не решалась. Преследовали арифметические ошибки. Мы с ученицей Юлей сидели на кухне и страдали над математикой.

Я была деморализована бессмысленной службой в частной конторе. Упорная Юлечка тоже была не в лучшей умственной форме - по ночам танцевала в казино,  зарабатывая нелегким трудом на жизнь и учебу. Кочевая жизнь ребенка в семье военнослужащего, переезды из города в город, ежегодные переводы из одной школы в другую закалили характер, но не способствовали приобретению знаний.

Красивая девочка  поставила перед собой великую и почти недостижимую цель поступить в институт. Железная воля юного существа вызывала восхищение. Она не хотела сдаваться, преодолевая житейские трудности и собственные истерики непонимания трудной науки.

История про Жанну ее развеселила. «Знавала я одну макаку – в высшей степени умное и гордое было существо!» Мы попили чайку и на время расслабились. В головах отдохнувших тружеников наступила ясность. Задача наконец сдалась:

- Макака Жанна! –   довольно потирали руки гордые победители.

***



ПОСЛЕСЛОВИЕ

Портрет моей замечательной ученицы Юлечки представлен выше.

Всем читателям, которые  дочитали рассказ и теперь читают эти строки, приношу свою огромную благодарность, за их терпение, перед которым преклоняюсь.

Я не писатель! И плохо учусь. Простите.

Нахожусь в поисках формы.

Напоследок улыбаюсь всем, надеюсь вас немного:


Авторская рецензия:
====================
Это с позволения сказать произведение  так называемого «писателя» И. Литвиновой абсолютно лишено формы, содержания и какой-нибудь самой тривиальной идеи.  Оправданием не может служить  и то, что программистка на пенсии с первого курса мечтала написать рассказ на АЛГОЛе, и раньше у нее на это не было времени.  Она созналась, что этот рассказ – просто  болванка  для воплощения  мечты ее детства. В первой редакции наставила разных операторов языка программирования ФОРТРАН, на котором всю жизнь  писала программы для астрофизиков. «Писательнице» не понравился результат, и она переписала рассказ в сонатной форме, вспомнив, что когда-то училась в музыкальной школе. Понатыкала вместо операторов  языка ФОРТРАН  музыкальные штучки. Разбила рассказ на нужное количество частей и проставила перед каждой частью темп на латыни. Ей опять не понравилось. Убрала музыкальное оформление. Тут она оказалась права – никакими штучками не прикрыть ей свою вопиющую бездарность! Рассказ-болванка – болванка и есть!

Не рекомендовано к прочтению.
=======================

С уважением,

И. Литвинова

12.11.2010