Конец учебного года рассказ - 3

Наступила весна. Учебный год подходил к своему концу. В школе, верней в директорской, зрели новые планы в отношении семьи Бобковых. К этому «благому» делу были подключены и другие органы власти.

 Отец Любы работал в Быткомбинате  фотографом. Решили взяться за него. Нашли причину, чтобы судить его товарищеским судом. Суд состоялся в сельском клубе.

-Почему в субботу фотография закрыта?
-Почему Ваша дочь по субботам не бывает в школе?
-Какое воспитание Вы даете своей дочери?
-Вы ее насильно втягиваете в религию?
-Лишить его родительских прав!

Вопросы  и реплики  сыпались как горох. Надо же запугать 55-ти летнего сектанта. Сломить его упрямство. Но Бог давал мудрость держать правильный, кроткий, христианский ответ.

-Да, дочь мы воспитываем в том духе, в каком и сами пребываем. Но насильно ее в религию не втягиваем, ей самой решать, по какому пути идти. А насчет того, что фотография в субботу не работает, - никто не жалуется. Наоборот, людям удобно, что могут в воскресенье  фотографироваться. План перевыполняю на 200 процентов. К работе жалоб никаких нет.

Да, покрутились, покрутились, пофыркали, пошумели, а, в общем-то, на законных правах ни к чему не придерешься.  На том суд и закончился.

                **********

Но неймется же органам Советской власти, надо  все же девчонку во что бы то ни стало отнять у этих богомолов, жаль девочку, ее можно еще перевоспитать.

Совсем недавно перед этим приезжали из Москвы отбирать способных девочек и мальчиков на учебу в артисты. Одна из первых попала в поле зрения Люба. Что только они ей не сулили, какую карьеру не обещали. Артистка… поклонники… аплодисменты… Одним словом: Не жизнь, а малина.

Ну, артистка или не артистка, но Люба сказала, что не нужны ей аплодисменты. Я пою в церкви во славу Божию.

-И кому же ты там поешь, бабушкам?

Да, так в то время в стенгазетах и рисовали:  старушки в черных платочках  стоят на коленях в церкви и лбами об икону бьются до посинения. И в этом своем воображении еще  и Любу в этот интерьер вписали. Люба этим бабушкам на гармошке играет и поет.

-А что же ты им там поешь, Любаша, «Буги-вуги»  что ли?
- Нет, «Буги-вуги» - это вы поете, а я пою христианские песни.

                **********

У дьявола много лазеек, немало приманок, крючков; он не брезгает также ни хитростью,  ни обманом; и этому он учит своих последователей.

          Видя, что ничего не вышло с товарищеским судом, на работу в фотографию вскоре после этого пришли два человека и заявили, что они из паспортного стола, собирают все данные, так как будут выдаваться новые, рабочие паспорта. Для этого конечно нужны все данные и свидетельство о рождении ваших детей.

О, свидетельства детей им нужны, притом подлинники?! Затея интересная, ничего не скажешь! И паспорта какие-то новые собираются выдавать. Интересно, с каких это пор паспортисты сами на работу приходят? Тут в очереди стоишь - выстаиваешь, чтобы сдать документы на паспорт, а это нате, все услуги: и документы заберут и без очереди, но вот почему-то только у Павла Ивановича (так звали отца Любиного). Особая персона, и притом вскоре после суда. Ну, может быть верующие в самом деле лохи, возьмут и примут все за чистую монетку. А нам бы только на руки свидетельство о рождении Любаши, а там уже и коечка в детдоме для нее заправлена.

   Дома обсудили это новшество вместе с полевым служителем Вениамином Ивановичем  Кучерявенко.  Вениамин Иванович в то время жил  у них, так как скрывался одно время от преследования, ему нигде не давали возможности работать и затем хотели судить за тунеядство. У нас вообще были гуманные законы. Верующих не судили, но им создавали искусственные условия, что их нигде не принимали на работу, а потом судили не как верующих, а как тунеядцев.

Ясно было, - свидетельство о рождении Любы им нужно было для того, чтобы лишить отца и мать - родительских прав, и судьбой Любы распорядиться по своему усмотрению. Но и здесь - осечка. И больше по поводу новых паспортов никто не приходил и услуги свои не предлагал.

                **********

Приближались майские праздники.

В один из солнечных апрельских дней ученики из разных классов готовились к празднику 1 – Мая на стадионе, а Люба сидела на скамеечке для зрителей. К ней подошел учитель по музыке и присел рядом.

-Правда, красиво у них получается? (Они как раз с ленточками выкаблучивались).

-А ты почему не участвуешь,  сидишь тут одна, скучаешь?

-Я сижу, потому что сейчас должен быть урок физкультуры. И на этот урок нас привели сюда. А не участвую я, потому что на 1- Мая не буду на демонстрации.

-Зря ты, Люба, зря ты так думаешь, тебе бы быть со всеми и жить как все.

                **********

Прошли праздники, заканчивался учебный год. И вот последний день в школе. Все спокойно. Казалось, все беды позади, вот осталось несколько уроков и на три месяца каникулы. Хоть немного можно будет отдохнуть от этой борьбы. Все нервы в напряжении, расслабиться некогда: то одно, то другое.

 Но не тут-то было. Борьба еще не окончена, оказывается, она только начинается, рано еще расслабляться.

На последнем уроке к Любе наклонился одноклассник, Сергей, сын директора (она с ним   сидела за одной партой)  и говорит: «Ты знаешь, Люба, я узнал кое-что, я дома слышал разговор. Мой отец предложит тебе зайти в кабинет после уроков, не ходи, иди сразу домой».

Спустя несколько минут, дверь в класс открывает директор и говорит: «Бобкова, после уроков ко мне в кабинет».

Прозвонил последний звонок, ученики как угорелые с шумом, гамом, с криками Ура! - ринулись на улицу.
-Домой… каникулы на все лето…!

 Люба собрала свои книги и со всеми детьми пошла к выходу.

Девчонки  напомнили: «Люба, тебе к директору»!

«Знаю, - последовал ответ.

Как только вышла Люба из дверей школы, сразу же рядом с дверью прямо во дворе  увидела милицейскую машину.
-Интересно, зачем сюда приехали из милиции, такого никогда не было.
Не оглядываясь, Люба вместе с толпой растворилась вне поля зрения приехавших за ней «гостей». Пошла она сразу же на работу к отцу обсудить, как дальше быть, что делать? Были здесь как раз и мама Любы, и полевой работник.

Было решено: срочно Любу отправить на время куда-нибудь, ведь не остановятся же, не в шуточки играли, это не единственный случай, когда  детей у верующих родителей забирали под разными  предлогами, а часто просто воруя детей по дороге домой со школы;  а потом  пускали молву, что сектанты детей приносят в жертву.

Любина мать повела дочку домой, строго запретив выходить на улицу пока они не вернутся с работы (мама Любина тоже работала там же в фотографии лаборантом; и Вениамина Ивановича там же пристроили).

На улице стояла теплая солнечная погода. Вопреки маминому запрету Люба решила немного позагорать на раскладушке за сараем. Закрыв дверь дома на замок,  пошла она загорать;  да так, загорая, и уснула крепким сном, что и не заметила, как пролетело время.

Проснувшись, побежала сразу домой и занялась мытьем  посуды. Вдруг поспешно
вбегает мама и говорит: «Люба, где ты была?»
-Дома.
-А ты никого не видела?
-Нет.
Люба призналась матери, что уснула на раскладушке за сараем.

- Счастье твое, что ты не была в доме. Соседи мне сейчас сказали, что приезжала милицейская машина с директором школы и  еще с двумя мужчинами. Они ходили по двору и потом ушли.

Что же делать? Они  же могут снова вернуться.

Мама рассказала о планах отправить ее куда-нибудь подальше на время; и начали собираться. Собрали уже вещи в небольшой чемодан и стали у стола. Мама Любы стояла спиной к окну и что-то говорила. А Люба, вдруг округлив глаза, в страхе выпалила: «Мама, смотри, вот они вернулись».

Куда бежать? Заметались по комнатам. Люба говорит: « Я в кладовке буду». Кладовка была сразу на веранде. А мать тем временем чемодан скорей в шифоньер прячет; и тут входят без стука три человека,  среди них директор школы.

Как всегда что-то в таком случае не так (а может это и к лучшему), - шифоньер, ну, никак не закрывается, чемодан все так и хочет вывалиться, дверка шифоньера открывается. Мама прижала ее спиной, встречая не прошеных гостей.

Директор уселся  на стул рядом с шифоньером, поближе, как он думал, к спрятавшейся там  Любе. Остальные тоже расселись как у себя дома.

Директор спрашивает: «А где же Любаша»? А мать, не задумываясь, выпалила с украинским акцентом (они же украинцы): «Сховала».

-И далеко же вы ее сховали?

-Не на то я ховала ее, шоб вам говорить.

А один из пришедших смотрит на огромные подушки на койке и в шутку говорит: «А что же вы подушки не сховали? Такие красивые!». На что мать ответила: « Если  я узнаю, что вы будете и на них покушаться, то и их сховаю».

 На такой шутливой нотке входят в дом отец Любы и Вениамин Иванович; они знали уже, что здесь гости, так как машина милицейская стояла невдалеке от дома.
 
«Что будем делать»? -  спросил отец.

«Иди в зал и посмотри где Люба, да возьми мой фотоаппарат на стене, чтоб была причина зайти», - сказал Вениамин Иванович.

Отец так и сделал.  Взял  фотоаппарат,  быстро вышел и говорит: «Любы там нет!» Они быстро прошлись по комнатам, и Вениамин Иванович подошел к кладовке. Люба замерла от страха. Дверь тихонько отворилась, и Вениамин Иванович позвал ее. Они быстро пошли к выходу.
-Ты беги в конец огорода (их улица была последняя в селе, и за огородами начиналось поле), и потом беги в конец села, я туда приду. А сам вернулся в дом к гостям.

Директор думал, что Люба в шифоньере, так как мать очень испугалась, когда они вошли, а она испугалась то за то, что они увидят чемодан и поймут, что удирать собирается и тогда все пути перережут. А тут неожиданно вернулись домой отец и этот человек, для них тоже хорошо знакомый. Они знали, что он достаточно эрудирован в законах и может все их незаконные действия зафиксировать на фотопленку.


Гости  засуетились, когда Вениамин Иванович зашел в зал с фотоаппаратом. Директор вдруг закашлял, да так неестественно, мол, полундра, пора уносить ноги. И они без оглядки пошли к выходу, даже не попрощавшись, как полагается почтенным гостям.
 
В машину они, конечно, не сели, а пошли, как ни  в чем  не бывало по дороге. Соседи с насмешкой говорили им вслед: «Пьяниц да разгильдяев ловили бы, а не порядочных людей». У каждого дома стояли люди и смотрели, как три мужчины трюхи-трюхи, втянув шеи поглубже в воротники плащей, как человек в футляре, спешили подальше и от объектива, как бы не попасть на фотопленку, и от людских глаз; а за ними не спеша, чуть ли  не по пятам - милицейская машина. Наверно водитель недоумевал: «Что это наши  «орлы» драпают от сектантов, чего испугались-то, да постойте же, садитесь скорей в машину, да быстрей вместе и уедем отсюда». Он не туда-то, что они злились на него, что он там, на пятки  наезжает, зачем  выдает, что мы из милиции; мы, мол, просто в гости заходили, а эту милицейскую машину и знать не знаем.

А Люба тем  временем была уже в конце села и ждала Вениамина Ивановича, который вскоре подъехал на велосипеде.

На другой день, рано утром отправились Люба с отцом в Уссурийск. Идут лесной полосой  при  дороге, конспирируются, как бы кто не проследил их. На своей остановке на автобус не рискнули садиться. Прошли несколько остановок. А вот и автобус из Михайловки (это село, в котором они  жили) в Уссурийск. Сели и к своему удивлению увидели в автобусе двух учительниц их Михайловской школы. От неожиданности одна учительница выпалила: «А ты куда? Разве ты…» - и запнулась. Ведь все они были  в курсе, что ее должны были забрать в детдом.

С вокзала Люба с отцом поехала к одной пожилой сестре, куда должен был приехать Вениамин  Иванович и отвезти ее на какое-то время в более спокойное место.

Уехали ночью на такси во Владивосток  к сестре по вере, у которой дочь работала в пионерском лагере. Люба какое-то время побыла в пионерском  лагере, а потом увезли ее в одну семью.

Через некоторое время выяснилось, что искали Любу ну, прямо-таки по пятам.

Приехали в лагерь два фотографа. Собрали всех, один фотографирует, а другой все на фотографию какую-то поглядывает. Дочь той сестры, которая приняла Любу в лагерь, заподозрила – что-то здесь неладное. Потихоньку подошла сзади и увидела на фото Любу с какой-то девочкой. Стало ясно, что все фальшь, никаких фотографий не будет. Они просто искали  Любу, благо, что ее уже здесь нет.

Родителям Любиным пришлось переехать в Уссурийск, а работали все в той же фотографии в Михайловке, за 18 км. от  Уссурийска.

Осенью как-то Люба поехала с родителями в Михайловку и случайно увидела бывших одноклассников. О, это надо было видеть, с каким недоумением они смотрели на Любу. Раскрыв рты от удивления, они наперебой стали  спрашивать: «Это ты, Люба? А как ты… да тебя же…а нам сказали, что тебя субботники в жертву принесли…»