Вначале была Африка. 15. В джунглях

Здесь я использую отрывки из дневника и воспоминания об отдельных сценках, не вписывающиеся в более крупные сюжеты. Я просто хочу показать, как это было реально: нудно, обыденно, изо дня в день.

   Четверг
Был конец сезона бурь. Решили всерьёз заняться трассированием ЛЭП со стороны Буи и Венчи. В «импалу» сели Фёдоров, Дьяконов, Асси и я и поехали в Венчи на разведку. Выяснили, что нам предстоит жить в одном из государственных бунгало «для проезжающих». Хорошо, что каменное: будет прохладно. Все остальное плохо. Нет электричества, водопровода. Никакого оборудования. Из мебели – только две кровати, по одной в каждой из двух комнат. Кухня – пустой куб три на три метра. Уборная – ведро. Воду надо было брать из бетонного бака для сбора дождевой воды – тут такой  у каждого дома. Есть закуток для душа. Правда, душа нет.Ничего другого достать было невозможно, а дело надо было делать. Решили, что Слава Дьяконов с женой Людой и Волкович с женой Леной займут две комнаты в бунгало, а я буду жить в одной комнате через улицу в доме секретаря районного комиссара. Рабочие должны были искать себе жильё самостоятельно.
 
Пользуясь тем, что мы в Венчи, решили посмотреть место поворота ЛЭП, где будет подстанция. Определили место на карте, а чтобы добраться до него в натуре, пришлось довольно долго брести по полям табака и маниока (кассавы). Стало ясно, что нам придется многое тут вытоптать и порубить. Асси высказал по этому поводу опасение и предложил поехать к местному вождю за содействием. Это был тот самый вождь, у которого за год до начала нашей экспедиции побывала группа ознакомления, включавшая Славу Скибу. Этот вождь (или его люди) выставили потом русским счет за угощения, раз в пятнадцать превышавший действительную стоимость выпитого.

Нас приняли в одном из внутренних дворов компаунда вождя. Одна из сторон прямоугольного двора была покрыта навесом и возвышалась над остальным двором. Она служила чем-то вроде зала государственного совета. В левом конце пространства под навесом стоял трон вождя. Перед ним тянулись два ряда стульев пониже. На стене у трона висела облезлая шкура леопарда, а у противоположной от трона стенки стоял набор тамтамов разной величины и конструкции, висели колотушки и веера, сплетенные из волокон и пальмовых листьев. Вышел вождь, поздоровался с каждым из нас за руку, предложил сесть. Он сразу вспомнил тот давний визит русских и, видимо, вспомнил с удовольствием. Наш визит был неожиданным, и он, против обыкновения, не успел сообразить пивка. Но, может быть, это и к лучшему: как бы потом не пришлось платить за каждую бутылку пива как за две бутылки виски.

Асси рассказал ему о наших опасениях, и вождь заверил, что на всей подвластной ему территории мы можем считать  эту проблему решённой. С полями и фермами всё будет в порядке. Мы уехали минут через двадцать.

    Пятница
В середине дня Дьяконов и я окончательно (по нашим понятиям) переселились в Венчи. Асси, конфузясь, рассказал, что вчера после нашего визита в Венчи туда заехал Офори и убедил секретаря не давать мне комнаты из-за моего буйного, подлого и непредсказуемого нрава. Буду пока жить в комнате, предназначавшейся для Волковичей: они  задерживались в Буи из-за болезни Лены Волкович. Какая-то разновидность малярии со ссыпью. Приступы не такие жестокие, как при «джангл фивер», но ссыпь вызывает мучительное желание чесаться. Пока Волковичи не приехали, я должен был наладить тут быт в том, что зависело от меня, а когда они приедут, вернуться в Буи и ждать там начала работы суньянского отряда. В Суньяни мне хотелось гораздо больше, чем в Венчи.

Весь день устраивались. Наладили дизельную электростанцию, установили плиту с тремя конфорками, протянули водопровод в кухню и душевую из водосборного бака. Всё на шлангах, на верёвочках – ни одного гвоздя в бетонные стены не вбили. Мы знали, что воду придется экономить. Ливни со шквалами почти прекратились, а сезон больших дождей ещё не начался.
 
На следующее утро из Буи должен был прибыть наш грузовик и отвезти нас на работу. Он не приехал, но появились на мамми-лорри ехавшие на нём наши люди. Они рассказали, что в дороге был прокол. Шофёр оставил машину в буше и уехал на попутке в Буи. Пассажиры провели ночь на дороге, а утром поймали мамми-лорри и вот прибыли в Венчи.

    Суббота.
Решили идти на работу пешком: всё еще только начиналось, и до места работы было недалеко. Как всегда,  наши  рабочие  были  одеты  в  то,  что сейчас в России называется английским термином «секонд хэнд»,  а здесь  в  переводе  с  ашанти почему-то  называлось  «с мёртвого  европейца» .  Не  знаю,  с  каких  трупов всё  это  было  снято,  но  высшим  шиком  здесь  могли  считаться  рубашка  без  рукава,  шляпа  без  верха,  шорты  без  зада,  футболка  без  задней  или  передней  половины,  брюки  с  полутора  штанинами т.п. Пересекли весь город с северо-востока на  юго-запад  горластою толпой. Все оборванные, вооружённые, обвешанные амулетами. Прохожие и торговцы умолкали при нашем приближении. Отыскали среди полей место для подстанции, вбили в землю трубу -  будущий репер - и начали трассирование в сторону Суньяни. Торжественность момента ничем не отметили, а ведь для меня начиналась какая-то новая жизнь.

С утра стояла пасмурная, для Африки прохладная погода, но вскоре начался унылый моросящий дождь, который, по словам местных, несёт лихорадку. Все мы знали, откуда берется лихорадка, но дождь был таким серым, тягостным и липким, что мы поработали минут сорок и решили бросать на сегодня. Рабочих отпустили, и они растворились в мороси. Сами мы еле выбрались с полей, волоча на ботинках гигантские комья красной грязи. Вечер субботы и воскресенье решили провести в Буи: в Венчи делать было нечего.

    Понедельник
В 5.30  утра в Буи погрузились в машину – Слава, я и Виктор Березняк без жены – и поехали в Венчи.  Конечно, по дороге был прокол, но мы с ним справились и в основном доехали благополучно. Переоделись и сразу же на работу. Виктор и большинство рабочих  продолжили трассирование на Суньяни,  а Слава, четверо рабочих и я поехали на север в сторону Бамбоя снимать дорогу и отыскивать реперы. Карта врала беспардонно. Указанные на ней реперы в большинстве своем отсутствовали. Протряслись по ухабам до 16 часов вместо обычных 14. Разочарованные, голодные и пыльные, вернулись в Венчи.

    Вторник
Для меня, пожалуй, первый полноценный день работы на ЛЭП. Рубились весь день. Переводить приходилось довольно много – начало работ. Работал то с Виктором, то со Славой. У Виктора видели на дереве очень длинную желто-зелёную змею. Стали швырять в неё  чем попало, и она ушла по кронам. Слава сначала шёл по плантациям, потом – по лесу. Я видел много опрокинутых пальм рафий, из которых добывают «пальмовое вино». Попробовал сырую кассаву: на поверхности сладковатая, а внутри – сплошной крахмал.  Негры предостерегли: в сырой кассаве содержится какой-то яд. Обычно её режут на куски и высушивают, а потом дробят – это тапиока, или варят и тоже делают фуфу, как из ямса. Хотелось есть, но еду пришлось заменить кулинарными разговорами с рабочими.

В 14 часов  грузовик Бавы за нами не пришёл. Долго ждали, отдыхая на обочине и, наконец, решили возвращаться пешком. Каждый раз, когда из-за очередного холма слышалось дребезжание, мы радовались: Бава едет! Но всякий раз это был мамми-лорри.  Меня осенил афоризм: «Не всё то Бава, что дребезжит». Слава заржал, ему понравилось. К этому времени наши мозги уже далеко зашли по пути африканского упрощения. У самого дома купил бутылку пива. Пообедал с шиком и тем успокоил душу.

    Четверг
Работал со Славой на южном направлении. Здесь уже самые настоящие джунгли. Славин техник Агбеньо взял с собой на работу собаку. Это была какая-то немыслимая помесь без малейших следов комплексов по поводу морального облика своих предков. Небольшого роста, тощая, она резво носилась по зарослям, куда, казалось, и руки не просунешь, не оцарапавшись. Отыскивала крысиные норы, что-то рыла, вынюхивала. Если растительность не превышала полуметра – прыгала поверх, как заяц.  Однажды она прыгнула таким же образом, приземлилась, а потом с громким визгом взлетела раза в два выше обычного.  Я заглянул в траву на место её энергичного старта и увидел торопливо уползавшую змею. В течение нескольких минут псина визжала и ошалело металась из стороны в сторону, путаясь в зарослях, но потом как бы взяла себя в руки, отыскала какую-то травку и стала есть. Потом легла и тяжело дышала несколько  часов.  Потом встала и продолжила весёлую беготню, правда, с сильно распухшей задней ногой.  К вечеру прошла и опухоль.  Агбеньо объяснил, что месяца  два назад в Буи её укусила змея.  Псина еле выкарабкалась, но, похоже, приобрела иммунитет.

В тот день мы шли по территории, населённой огромным количеством рыжих древесных муравьёв-портных.  Они селились не очень большими семьями в кустах и кронах деревьев с листьями в ладонь величиной. Они склеивали или сшивали листья в домики размером в два-три кулака.  Чтобы стянуть вместе два листа, они выбирали один лист над другим и создавали цепочки из своих тел, пока их нижний конец не дотягивался до второго листа.  Потом предпоследний в цепочке через тельце последнего дотягивался до листа и принимал ответственность на себя, а бывший последний шёл гулять. Таким образом цепочка укорачивалась, пока оба листа не оказывались притянутыми друг к другу, и их тут же сшивали в виде домика или камеры.  Куда ни глянь - всюду болтались неоконченные цепочки, ещё не дотянувшиеся до нижнего листа, или цепочки в стадии натяжения и подтягивания.  Спокойно стоять было невозможно: по тебе лезли вверх и спускались вниз  полчища рыжих, довольно крупных муравьев.

Чтобы поскорее пройти это муравьиное царство, я тоже взял катлас и стал рубить, но мне не повезло: вскоре я рассёк муравьиное гнездо. Ветки спружинили и выплеснули мне в лицо и на открытую грудь сотни рыжих обозлённых чертей.  Я корчился и прыгал на месте, пытаясь их стряхнуть, а негры стояли на почтительном расстоянии и сочувственно комментировали: «Чоп-чоп (кушают), маста…» Наконец я догадался сорвать с себя рубаху и вытряхнул большую их часть, но отдельных партизан, затаившихся в основном в бороде, я ещё отлавливал вечером дома. И так целый день: чуть зазеваешься – лезут, падают сверху, едят, едят, едят… Кушают.

Псина Агбеньо (а её звали Пис, т.е. мир) оклемавшись после укуса змеи, поймал вместе с неграми крупную «крысу». Это была не городская помоечная крыса, а довольно крупный грызун, больше напоминающий морскую свинку.  И поймали её, в сущности, негры.  Когда все бросились её ловить, Пис бросился к норе и принялся яростно её раскапывать.  Его с трудом оттащили, и он принял участие в заключительной фазе погони. Крысу зарубили без него, но он тут же набросился на трупик, мстя за свой позор. Крысу отняли и повесили на дерево. Пис ходил вокруг и зверски скулил.  Потом её съели, поджарив кусочками на костре. Мне тоже достался красивый кусочек. Мясо было поджаристым, вкусным и сочным.
 
Работа не клеилась. Слава психовал. Попадалось очень много гигантских деревьев, которые приходилось обходить, а это сильно усложняло работу. Один и тот же ручей на протяжении 100 метров пересекли три раза. Гуща адская.  Чуть не напоролись на гнездо ос. Вовремя увидели. Внешне гнездо напоминало небольшую дыню с шевелящейся коркой. Мы сделали факел из сухих листьев на длинной палке, зажгли и сунули под гнездо – работать в таком соседстве было действительно опасно. Почти все осы погибли в первые же секунды.  Оказалось, что шевелящаяся корка была плотным слоем ос. Когда они упали, обнажилась конструкция домика: несколько параллельных округлых лепёшек сот из папье-маше без внешней оболочки.  Вместо неё – живые осы. Домик располагался на молодом деревце сантиметрах в тридцати от земли.  Когда мы сбросили обгоревший домик в ручей, над ним ещё долго висела стайка уцелевших ос, но нас они не трогали, хотя мы долго возились на этом месте.

Домой решили возвращаться, выйдя напрямик на суньянскую дорогу. Единственный проходимый путь через джунгли лежал прямо по руслу ручья, который в общем тёк куда надо, но очень петлял. Мы шли гуськом по узкому коридору. Под ногами вода – то по щиколотку, то почти по колено.  Сверху - гигантские листья одичавшего банана, папоротники, лианы, а высоко-высоко, почти под облаками – кроны лесных исполинов – совершенно другой мир. Ручей повёл нас не совсем туда, куда хотелось, но свернуть с него не было никакой возможности: вокруг плотная, ни чем не пробиваемая чаща. К счастью, наткнулись на пересекавшую ручей тропинку. Мы – по ней:  вверх, вверх… Наконец появились деревца какао, колы, кофе – значит, человек близко. Сначала шли заросшие, запущенные плантации, потом более посещаемые и, наконец, дорога, но довольно далеко от места встречи с грузовиком.  Пришлось идти пешком. Мы выглядели как после купания в одежде.  Снизу мокрые от ручья, сверху – от пота. Все облепленные паутиной, трупиками муравьёв и прочей живности.

Вот так выглядела наша работа в джунглях.

    Рынок и маленькие праздники живота

Снова  пятница. После работы решили ехать в Буи. Надо было порадовать буян подарками. Мы с Бавой (тем самым шоферюгой, который считал меня великим знатоком языка ашанти) развезли ребят и направили колеса к рынку.  В 7:50 были на месте и увидели пустую площадь. Бава напрягся и родил гипотезу, что все будут на местах в 8:00. Я представил, как в эти последние 10 минут сотни невесть откуда появившихся мамми, толкая и давя друг друга, ринутся по своим торговым местам… Нет. Бава явно был не прав.  Но нам повезло. Случайный прохожий пояснил, что сегодня в Течимане большой базарный день, и все, наверное, там. Это примерно в 20 милях в сторону Кумаси. Когда-то я покупал там машину. Ни секунды не колеблясь, я изрёк: «M’yenko Techiman!» и мы пустились в погоню за базаром.

Течиман  расположен среди пологих лесистых холмов. Неровный пологий склон одного такого холма, лишённый леса, и приютил базар. Мы вышли из машины и стали осторожно пробираться вглубь него, лавируя между столами, подстилками, лотками и навесами. Главный товар на рынке – бананы. Тут их – златые горы! Ими же усыпана вся земля вокруг, но никто их не берет, разве что какая-нибудь отбившаяся от мамы кроха поднимет, слопает и поковыляет дальше. Бананы покупают сразу «банчами», т.е. целыми гроздьями, выросшими на одном кусте. А рядом – плантэн – ещё более огромные банчи. Плантэн – это крупный банан, который жарят или варят для приготовления фуфу. Вкус картошки и аромат банана.

А сколько ямса вокруг! Оказывается, существует множество его сортов, радикально отличающихся по виду друг от друга: один похож на дубину Геракла с популярной скульптуры, другой – на огромную серую морковку, третий – на руку прокажённого с культяпками пальцев, даже на женьшень… А дальше – зелёные ребристые стручки бамии (окру) всех размеров и форм – от маленьких, как молодая морковка, до больших, закрученных в спираль… Фиолетовый кокоямс  (таро), батат, кабачки всех цветов радуги, серовато-розовая кассава, запоздалые плоды манго, уже немного сморщенные, гуава…

А вон там можно поесть с бананового листа, сидя на корточках: плантэн или ямс, жаренные в горячем пальмовом масле, кенке или фуфу с огненной подливкой, пончики, разные виды дочерна копчёного мяса, явно импортные - прямые поставки из ада.  А тут рыбные ряды. Их выдаёт резкий запах. Рыба вяленая, рыба горячего копчения, насаженная на деревянные шампуры за голову и хвост, рыба солёная, полуразложившаяся… О, а вот копчёные креветки!  Вещь отменная, но и не дешёвая… И снова бананы, бананы, бананы…
 
Мы ищем ананасы, апельсины и атуа. Впервые я попробовал атуа в лесу несколько дней назад. Это маленькие, похожие на алычу плоды с очень крупной косточкой. Мякоти мало. На вкус – я: айва, Виктор: вишня или земляника, Слава: ничего себе.  На зубах остаётся легкая оскомина. Прекрасно утоляют жажду. Вместо атуа мне предложили какие-то семечки. Оказалось: акатуа – не то. Нет, спасибо, девочки. К сожалению, для ананасов не сезон, апельсины тоже почти отошли. Купил их шесть штук на шиллинг – это очень дорого! В качестве подарков для буян купил одно авокадо, 30 штук гуавы, много помидоров и перцев разных видов. Рискнул купить на 9 пенсов треть мешка из-под муки «Робин Гуд» с лаймами. Мы все их видели, но никогда не брали, считали какими-то недозрелыми лимонами-недомерками. Как мы ошибались! Лайм оказался самостоятельным фруктом с тонкой кожицей, под которой под давлением находится сок, похожий на лимонный, но более концентрированный и более цитрусовый. Несколько дней спустя мне в Буи устроили триумф, т.к. выяснилось, что лайм прекрасно отбивает сивушный вкус и запах местных «екатеринки» и «Гана-джина».

Ну а сейчас мы с Бавой, купив ещё кое-какие мелочи для собственного потребления, направились обратно в Венчи. Дома я сварганил великолепное блюдо, рецепт которого я всю жизнь держал в секрете. Но теперь уже мне ничего не жалко. Готовьте и ешьте.

    Улитки по-лэпмански
Купите у какой-нибудь мамми 5 – 6 живых улиток примерно по полтора кулака каждая – это оптимальный размер. У другой купите кулёчек молотого красного перца. Далее необходимы помидоры – 2 гигантских или  3 очень больших. Потяните носом и пойдите на запах красного пальмового масла, желательно неочищенного. Купите его в бутылочке из-под кока-колы 0,33 литра – этого хватит раза на два. По дороге домой нужно прихватить хорошую луковицу и небольшую головку чеснока. И, конечно, лайм. Но можно и лимон.

Придя домой, помойте улитки, настройтесь на философский лад и бросьте их в кипяток.  Они будут протестовать, шипеть, а потом даже погибнут, но так уж устроен наш мир: все в нем жрут друг друга. Выньте улитки из домиков, подцепив вилкой. (Другой способ – разбить домики. Так выход больше, но домики дьявольски крепки!)  Гальюн в домиках располагается сзади. Выбросьте его.

Хорошенько промойте тушки улиток и нарежьте их на мелкие кусочки – мельче, чем для бефстроганов. Посыпьте их солью, поперчите, вывалите в кипящее масло, подлейте немного воды или кокосового сока и закройте крышкой. Пусть тушатся на медленном огне. Тем временем мелко нарежьте лук и отложите в сторонку. Порежьте кубиками или ломтиками помидоры, мелко нарежьте или раздавите несколько зубчиков чеснока и ткните вилкой улитки. Если ваша кулинарная интуиция подсказывает, что они готовы наполовину, высыпьте туда лук. К этому времени вода должна уже практически выпариться, и лук будет жариться на пальмовом масле. Когда лук станет коричнево-золотым, вывалите в сковороду помидоры с чесноком, закройте и ждите. Теперь уже недолго.

На гарнир подайте жареный крупными дисками ямс. Можно и рис. Блюдо подаётся прямо в сковороде и поливается соком лайма или лимона, порезанного на кусочки, похожие на апельсиновые дольки. К кушанью желательно холодное питу. Незабываемые минуты гарантирую всем своим достоянием. Однако, чтобы случайно не испортить себе удовольствие, необходимо иметь в виду следующее:

 1.Будьте крайне осмотрительны с африканским перцем, не превращайте наслаждение в долговременный ужас.
 2.Пальмовое масло можно заменить другим растительным маслом, а питу – пивом. Будет вкусно, но… не совсем то.
 3.При изготовлении блюда в сковороде образуется много вкуснейшей подливки, которую желательно вымакать мягким белым хлебом. Неземной вкус подливки может заставить вас потерять бдительность. Не теряйте бдительности! Не кусайте себя за пальцы! Это может сильно испортить удовольствие.
 
    Тано
Мы жили на территории, заселенной группой племен акан, среди которых наиболее многочисленным и активным было племя ашанти. На первых картах независимой Ганы среднюю (слегка сдвинутую к югу) треть страны занимал регион Ашанти, но к нашему приезду северо-западная и северная часть этого региона была выделена в отдельную административную единицу – Бронг-Ахафо, что в переводе примерно означает «земля, где бронги – свои люди». Столицей его стал Суньяни.
Язык бронгов отличается от языка ашанти не больше, чем белорусский от русского. Но история у каждого из этих народов своя. Отсюда и некоторые различия в обычаях, иногда раздражающие иноплеменников.
 
По преданию, когда-то бронги занимали обширную территорию саванн к северу от Чёрной Вольты. Но их стали оттеснять на юг воинственные гонджа - красивый, довольно светлокожий народ, в облике которого можно уловить черты сахарских туарегов. Бронгов  теснили до тех пор, пока они не подошли к Чёрной Вольте. Их положение  было безвыходным. Гонджа уже готовили кухонные принадлежности в предчувствие большого мяса. Однако жрецы бронгов обратились с мольбой о помощи к крокодилам, и те откликнулись, образовав однажды ночью живой мост через реку, по которому бронги перешли на правый (южный) берег и намертво закрепились там. Теперь это и есть место, где бронги – свои люди. Здесь они нашли родственников (а африканец везде найдет родственника!) в лице ашанти, подружились и в дальнейшем совместно участвовали в строительстве империи со столицей в Кумаси. Гонджа до сих пор живут по северную сторону реки. Они с большой охотой употребляют в пищу крокодилов, а бронги считают их священными и неприкосновенными.

Есть в этих местах ещё одна значительная река – Тано. Она не принадлежит к бассейну Вольты, а течет на юг к океану самостоятельно, петляя среди лесов и заболоченных равнин. По местным поверьям, души убитых воинов переселяются в её рыбу, а души павших в боях военначальников – в крокодилов. Есть все основания полагать, что войны здесь велись невероятно кровопролитные.

Мы часто пересекали реку в её верховьях по двум мостам. В одном месте ширина её составляла примерно тридцать, а в другом – сорок метров. Мы неоднократно видели, как на мост выходила группа женщин – человек 5-6 – с большими калабашами на головах, заполненными размоченными зернами кукурузы. Они начинали кричать: «Эдик! Эдик!», река моментально вскипала от берега до берега, а женщины горстями швыряли в неё кукурузу. Мелькали хвосты, плоские морды сомов с раззявленными пастями и торчащими усами, белые брюшки… Над рекой стояли плеск и чавканье.

А вот крокодилов при таких кормлениях я ни разу не видел: то ли не любили они кукурузу, то ли не считали себя Эдиками. Но, судя по той же кровопролитности войн, их должно было быть в Тано великое множество. И эту реку нам надо было пересечь в процессе трассирования линии электропередачи. Но начались проливные дожди. Священная Тано разлилась на неизвестно  сколько сотен метров: противоположный, левый берег затерялся где-то среди затопленного редколесья и джунглей. У нас в грузовике была дюралевая «казанка». Нам удалось довольно близко подъехать к воде по огромной поляне в джунглях. Существование этой поляны объяснялось близким к поверхности расположением латеритовой корки: местами на ней даже не было почвы. Поэтому крупные и даже средние деревья здесь расти не могли: некуда было пускать корни.

На самом берегу кончался теодолитный ход предыдущего дня. Мы выгрузили лодку, спустили ее на воду и сгрудились у самого края. Надо было установить на берегу теодолит (не проблема -  это сделает топограф), а затем найти где-то среди затопленных зарослей место, куда высадить техника Агбеньо с рейкой и расчистить прямую видимость между этими двумя точками. Сделать замеры и записи, потом доставить топографа с теодолитом туда, где стоял техник, а для него опять найти где-то место точно на продолжении прямой линии трассы, опять расчистить прямую видимость и т.д.

Рабочие начали проявлять нервозность: то вспыхивали раздражённые перепалки, то все стояли и скучно смотрели на воду, покрытую плавучим мусором. Топограф с преувеличенной тщательностью готовил теодолит к работе, сдувая с него пылинки. Агбеньо нервно курил, как последний раз перед казнью. Пауза затягивалась и становилась тупиковой.

Я мог дождаться, пока топограф найдет убедительные аргументы, и перевести их. Мог, не дожидаясь топографа, сам выступить с пламенной речью. Но оба варианта выглядели малоперспективными. Наши рабочие были местными бронгами и хорошо знали, что такое танские крокодилы, а у меня не было ни малейшей уверенности, что крокодилы знали, что наши рабочие – местные бронги.

И я прыгнул в лодку. Поколебавшись несколько секунд, за мной прыгнули ещё двое. На берегу все сразу засуетились, забегали, нам передали вёсла и катласы, и работа началась. Сначала удавалось вести лодку на вёслах, а топограф с берега показывал руками : правее, левее… Но метров через тридцать лодка наглухо застряла в затопленном кусте. Мне и одному из негров пришлось выйти в воду с катласами, вырубить ветки из-под лодки и протащить ее дальше. Снова вскарабкались в лодку. Снова через несколько метров засели... Снова – в воду и т.д. Очень скоро мы почти перестали влезать в лодку, и пока ноги доставали до дна, рубили, отбрасывали срубленные ветки, тащили и толкали… Стали попадаться более крупные деревья, но нам везло: мы проходили от них буквально в нескольких сантиметрах. Когда ноги перестали доставать до дна, мы старались стать на спутанные упругие ветки, на лианы или вообще повисали штаниной на каком-нибудь сучке. Когда это удавалось мне, я тащил и толкал лодку. Когда приходилось просто висеть на борту, лодку тащил за противоположный борт негр. Иногда соскальзывали и проваливались чуть ли не с головой, выплёвывали вонючую воду и барахтались дальше.

На деревьях и кустах скопилось огромное количество насекомых, ящериц, и прочих тварей, спасавшихся от потопа. От ударов катласа ветки пружинили, и насекомые дождем сыпались на нас. Скоро волосы на голове и борода ими просто пропитались. Они бегали, копошились, дрались за лучшие места, кусались, а сбросить их не было возможности: в одной руке – борт лодки, в другой – катлас. Двое рабочих периодически менялись, а я все время оставался за бортом. На мне была рубашка, и меня кусали меньше – только те, кто оказывался под тканью, а негры были голые до пояса, и надо было давать им возможность иногда соскребать с себя эту насекомую массу, чтобы их вообще не обглодали. Меня все время одолевала мысль: на кого нападают крокодилы – на неподвижную или на барахтающуюся добычу.  Когда-то я об этом вроде бы читал, но вспомнить не мог. И вообще, не относилась ли эта информация  к  акулам, а ведь у них свои понятия…

Наконец, мы наткнулись на слегка покрытый водой холмик, вернулись, стараясь не отклоняться от прорубленного под водой узкого коридора, перевезли туда техника с рейкой. Топограф быстро сделал замеры, опять вернулись, перевезли на холмик топографа и оставшихся рабочих и снова вошли в воду. Мои негры работали с остервенением и даже не пытались найти себе замену. Мы медленно продирались вперед. Холмик с тесной группкой людей, стоявших на нем по щиколотку в воде, оставался всё дальше и дальше. Мы уже выработали кое-какие приемы и работали молча и слаженно.

Вдруг слева по курсу в зарослях раздался сильнейший всплеск. Негр, висевший на другом борту, впорхнул в лодку, как летучая рыбка. Кто-то из стоявших на холмике присел прямо в воду, кто-то, вытянув шею, стал всматриваться в заросли. Моей первой реакцией было последовать примеру негра с противоположного борта, но оказалось, что я накрепко повис штаниной на каком-то сучке. Через мгновение я уже был убежден, что крокодил ну просто никак не может напасть на неподвижную добычу, и вообще, скорее всего, это просто упало в воду подмытое дерево. Не подыхать же было со страху! Немая сцена длилась минут десять, пока мы не решили, что если это и был крокодил, то, скорее всего, он уходил от нас. И вообще было бы извращением, не достойным храброго вождя, нападать на людей в реке, кишевшей рыбой.

Наконец мы добрались до настоящего русла реки, предварительно пройдя ещё только один холмик-точку. Топограф был доволен: теодолитные ходы получились очень длинными: расчётов и погрешностей будет меньше. Над руслом прошли – как прогулялись – на вёслах, а дальше – по отработанной технологии. Вдруг напоролись на мель. Думали, что это очередной холмик, из тех, что остаются после падения какого-нибудь гигантского дерева. Вышли, пошлёпали пешком дальше, туда, куда вело направление ЛЭП, и поняли, что мы на противоположном  берегу, лишь слегка затопленном  водой.

Начался последний на сегодня этап трассирования: перевозки, замеры и, наконец, сборы домой - время уже шло к вечеру. Пока ждали грузовик, которому предстояло сделать большой крюк через мост и встретить нас на левом берегу, вытащили на мель лодку, всей толпой влезли в неё (больше сесть было негде) и начали жевать, что у кого было. К нам – тем, кто работал в лодке, - относились с особой симпатией, угощали едой, сигаретами, почтительно снимали насекомых, сочувственно цокали, указывая на царапины, ссадины, укусы… Настроение у всех было сдержанно-приподнятым.

Наконец, вдали услышали приближающийся рёв грузовика. Близко подъехать он не мог из-за воды, но все весело подхватили лодку и поволокли ее по мелкой воде навстречу шуму. По дороге домой негры пели победную песню, отбивая ритм по днищу «казанки»:
                Kale-wаle, kale-wаle ulаla,
                Kale-wаle, kale-wаle ulаla…
 И так всю дорогу.
Дома я выяснил, что kale-wale - это просто жареный плантэн... Хм. Но ритм они отбивали очень мощно и воинственно. Я смыл с себя весь ил, выгреб живых и мёртвых насекомых из бороды и причёски, зализал, как мог, укусы и повреждения и расслабился, предвкушая заслуженный отдых. Но скоро мне почему-то захотелось увидеть тех двух парней, с которыми мы барахтались в Тано. Я знал бараки, где жили наши рабочие, и по прохладным сумеркам направился туда. Во дворе барака горел яркий свет, играла музыка – всё, как обычно, но я ещё издали увидел двух негров, покрытых яркими белыми пятнами, похоже, цинковой мази - как ягуары на негативе. Вокруг толпились девушки, и парни им что-то громко рассказывали, а девушки реагировали восклицаниями изумления и восторга. В руках у героев затопленных джунглей были бутылки с пивом. Когда они увидели меня, то радостно заорали, показывая в мою сторону пальцами, мол, вот он, третий, и мне тоже досталась щедрая порция восторгов и улыбок девушек. Видимо, ребята с самого начала по-честному разделили свои подвиги на троих. Мне сунули в руку бутылку пива, я сидел и слушал, как они уже наверное в десятый раз рассказывали об ужасах прошедшего дня и о своем и моем  геройстве.

Я станцевал несколько танцев с их вёселыми подружками, потом купил всем дюжину бутылок пива, чем вызвал новый взрыв восторга, и ушёл домой. Этот вечер обошелся мне недёшево, но всё равно настроение было отличным.

Позже я попросил Асси отметить работу этих ребят. Он немного удивился: таких просьб никогда не было, но, видимо, что-то сделал, так как эти двое, пока я жил в Суньяни, относились ко мне не только с почтением, но и с благодарностью, хотя так это, или мне только показалось – определенно сказать не могу.


                ПРОДОЛЖЕНИЕ   СЛЕДУЕТ