Раздел 1 Об особенностях нац. самосознания 1 часть

                Раздел 1               

 "ОБ ОСОБЕННОСТЯХ РОССИЙСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ"


                ПРЕДИСЛОВИЕ


Автор данного исследования не собирается давать здесь читателю каких-либо готовых жизненных рецептов, тем более он далек от мысли диктовать кому-то, каким он должен стать, - Боже упаси от этого его и кого бы то ни было, кто возьмется за эту непосильную, заведомо невыполнимую задачу!  Его цель скромнее - дать читателю возможность не изменить целиком свой образ мыслей в сторону, угодную автору, - нет! - Но дать ему возможность задуматься над собой и поступками, совершаемыми им в жизни. И вот тогда, быть может, мы, наконец, выйдем на торный путь, отринув от себя тень всеобщих заблуждений и затасканных истин, словно паралич разбивших нашу социальную жизнь. Да будет Бог нам порукой в мужественной перековке себя самих, которую мы начинаем!..


Москва
декабрь, 1993 г.


               "ОБ ОСОБЕННОСТЯХ РОССИЙСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ"

...Из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут,
Пока кони несли, да глядели глаза,
И где примут меня, и где люди живут.

...Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня - не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черныя, скатерть белая!
                В.Высоцкий


С любовью сыновьям своим Антону и Алексею посвящаю


                Введение

     Многие споры на протяжении веков ведутся многими поколениями российских интеллигентов об особенностях России, о ее предназначении вести Мир какими-то особенными, - не ведомыми ему самому путями к невиданным еще свершениям своих судеб. Во-первых, всякая нация в чем-то, пусть в малом, особенная, так же, как каждый голос по-своему специфичен. Нужно установить границы сценического диапазона, чтобы дать певцу возможность пребывать целиком в своем сценическом амплуа. То же и в развитии страны: важно определить направление ее исторического развития, исходя из специфических социальных особенностей. Я позволю себе обратить внимание лишь на одну отличительную черту славянской природы, которая, быть может, поможет осветить весь вопрос в целом.
     Русская натура доводит все свои проявления до самой последней крайности. Не стало здесь исключением и ее собственное убожество. Русские совершенно не владеют искусством макияжа, ибо не пользуются им для ретуши даже самых вопиющих дурных качеств. Если на Западе, например, способны прикрывать свою пустоту остроумными замечаниями и добродушной самоиронией, то русские лишены таких качеств напрочь: русский человек, не обладая ничем, кроме самонадеянности и дикой спеси, непременно вдарится в высшие сферы, а затем с безумной энергией примется за воплощение в жизнь диких химер своего столь же дикого в своей необузданности необразованного ума, да так, что в конце концов не только самому, но и всем тошно станет. В отличие от образованной западной посредственности, отнюдь не претендующей на особое место в истории, но, тем не менее, пребывающей на нем, попросту занимаясь своим делом.
 Вообще, может возникнуть вопрос, как можно говорить о русском характере в целом, когда русский национальный тип обладает богатейшей палитрой различных красок и оттенков. Речь здесь идет именно о национальном типе, складывающимся во всяком месте под влиянием традиций, нравственных и культурных особенностей, словом, самого уклада жизни тех мест, где человек родился. По складу дураков можно судить и о нации в целом. Дураки, как существа, обладающие наименьшим самостоятельным содержанием, наименее способны сопротивляться проникновению в свой внутренний мир внешней среды; они наиболее ярко и выпукло воплощают в себе все особенности того или иного национального характера, ибо, не способные дать себе собственное содержание сами, заимствуют его из внешней среды.
Не стала исключением и русская нация. Русским дуракам не присущи та легкость и изящество, которые остаются отличительными чертами, скажем, французов. Французы с ловкостью, поистине, акробатической прикрывают свою наготу воздушными пируэтами изящной словесности, тогда как шуточки, отпускаемые нашими доморощенными остряками, попросту, тошнотворны.
Но это, все же, лишь одна сторона медали. Истина состоит в том, что русским, в силу их цельности и широты размаха, способны покориться такие вершины, о существовании которых даже не подозревают западные ловкачи и умельцы, в высокопарных сентенциях излагающие отсутствие собственной точки зрения на предмет, с такой легкостью отбивая чечетку на наших пустопорожних головах, представляющих нас себе танцующими, держа ведро с водкой одной рукой и обнимающими огромного бурого медведя - другой.


                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                I

(1) Многие сетуют на русский народ, кивают на его леность, жалуясь, что, якобы, за 70 лет, прошедшие с октябрьского переворота, он совсем разучился работать. Хочется сказать всем, кто пытается объяснить царящий в стране хаос чьей-то злой волей (т.н. таинственными противоборствующими силами - многие о них говорят, но мало, кто их видел), или природной леностью русского человека, или же плохими природными условиями, помешавшими собрать очередной урожай, или, как это любили делать раньше, свалить все на империалистов, пряча собственную хозяйственную несостоятельность и нежелание каких-либо перемен за грубо намалеванной букой, которую стоит лишь устранить, чтобы начался золотой век человечества, - всем, кто ищет причин нынешнего повсеместного обнищания в чем-то внешнем, - что они парят в бесплотных абстракциях собою же созданных утопий, список которых бесконечен, ибо собственная недальновидность не позволяет им заглянуть в существо вопроса.
Русский народ поразительно простодушен и наивен. Ведь уже одно то, как мы падки до всяких бездельников и шарлатанов-экстрасенсов, врачей или астрологов, обещающих всем одним только им известную панацею от всех бед, - говорит о полном отсутствии у нас каких-либо ориентиров, действующих в шкале действительных человеческих ценностей - моральных, нравственных и правовых.
 При всей озлобленности, которую всегда рождали всеобщая забитость и нищета, русский народ умудрился сохранить всю детскую невинность души. Ведь склоки в очередях и трамваях есть ни что иное, как детская злоба на тот угол, о который ударился.
Всякому народу в той или иной степени присущи простодушие и доверчивость. Американский фермер, например, образца конца прошлого - начала этого века, если судить о нем по рассказам О'Генри, представлял собой образчик прямо-таки ослиного простодушия и наивности. Конечно, художественный вымысел не может служить историческим источником в строгом смысле этого слова, но рассказы 0’Генри явились отражением определенных тенденций, царящих в то время в американской литературе, а значит, и несущих в себе определенную долю исторической правды.
 И если все обличители русского народа, стоящие вне его интересов и дел и, вообще, вне чего бы то ни было, бичующие его различными обвинениями, главный исходный пункт которых не то, что обвинители плохи, но плох сам народ, действительно хотят, чтобы народ вдруг стал правилен и мудр (а это было бы равносильно избранию им самим своего пути), то они ищут своей погибели, ибо в реальных делах просто нет места их обличениям. Нужно не морочить народу голову бесчисленными словесными выкрутасами и политическими вывертами, но дать людям почву для реальной деятельности, ибо один только человек, сам, как никто другой, знает, что именно ему подходит более других. Ибо только в рамках конкретных дел человек действительно обретает благотворную почву для подлинного наслаждения реальными плодами своего труда. А это, повторим, означало бы конец всякой политической автономии отдельных говорунов, эксплуатирующих невежество и бесправие народа, в невозможности ничего противопоставить их безудержной игре нелепых страстей и абсурдных амбиции, отнимающих у всех нас столь драгоценное время.
Этого-то и не понимают те, кто единственным своим жизненным кредом избрал активное обличение своих политических противников, действуя от имени народа, в интересах, глубоко чуждых ему, всячески стремясь к своей политической кончине надеванием на себя различных не свойственных себе личин.
(2) Я часто думал, какой интерес политики находят в своих бесконечных играх, нелепых ужимках и прыжках и, наконец, понял, что главный стержень их поведения лежит в противоречии между убожеством их внутреннего содержания и их внешнего положения, занимаемого ими в реальном мире, подразумевающего собой глубокое содержание, ставящее благородным натурам высокие цели, другими словами, разницей между тем местом в жизни, которое они способны занимать, и тем, на которое претендуют.
Как правило, такие игры получают свое наибольшее развитие на почве лубочных представлении о действительности, основанных на разделении труда - раз он политик, значит, имеет полное право называться таковым. Но в каждой человеческой деятельности имеет место творческий процесс, - во всяком случае, должен присутствовать, - подразумевающий собой неоднозначность подхода в оценке событий, и тот, поэтому, кто принимает выполняемые с обезьяньей ловкостью акробатические номера нынешних политиков за действительную деятельность разума, сам мало в чем смыслит.
Ведь то, что сейчас происходит в нашей стране - а на дворе последнее десятилетие XX века - не объяснимо ни с каких других позиций, кроме жажды наживы наших правящих кругов. По просторным, залитым августовским солнцем улицам Москвы движутся танки, взметая за собою клочьями асфальт. Высшему командованию Московского округа в высшей степени наплевать, что сотни рук трудились, не жалея времени и сил, над его укладкой. Их цели лежат вне интересов и чаяний простых людей. В самом деле! Стоит ли думать о плодах труда кучки людей, когда на карту поставлены, как им кажется, судьбы миллионов. Но тот образ действий, который выпускает из виду единиц, не затронет и судеб миллионов. Это огромный маховик, раскручивающийся вхолостую, калечащий судьбы простых людей, никак не затрагивающий "высокие" цели, ставимые сильными мира сего, ибо в погоне за всеобщим благоденствием их постигает обычная для пустомыслия судьба, когда оно, преследуя цели под одними именами, подразумевает при этом под ними нечто абсолютно противоположное. И хотя мир наживы, казалось бы, не имеет ничего общего с политическими акциями военных политиков и революционеров, все же, они не могут существовать друг без друга. Они есть постоянное становление друг друга, являясь двумя сторонами одной медали. Они сводятся к одному своим общим небрежением к общечеловеческим культурным и нравственным ценностям, которых, как им кажется, вовсе и не существует, т.к. они всегда различны у разных стран и народов. При всем различии в разные времена у разных народов институтов морали и нравственности, их, все же, роднит то общее, что мораль есть бумеранг, рано или поздно возвращавшийся к нам нашим отношением к окружающим, и истинно быть благоразумен, истинно заботиться о своем благе не может тот, кто не добр. Тот же, кому кажется, что то, что справедливо в отношениях в семье, неприменимо в отношениях с государственными структурами (враг не дремлет!), можно смело сказать, что он видит врага в самом себе. Подходя к жизни с длинным мечом, рассекая ее надвое, деля мир на своих и врагов, рискует всегда встретить меч еще более острый. Тому, кому кажется, что он один знает, каковой жизни следует быть, полностью обкрадывает себя умом, целиком лишая себя и действенности своих начинаний, ибо, отрицая своим поведением разумность поведения других, снижает и без того невысокий умственный курс своих акций до нуля. Точно так же как до недавнего времени неконвертируемость рубля делала его ненулевую стоимость практически нулевой.
Образовался некий порочный круг! Все кивают пальцами друг на друга!
- Как можно передавать государственную собственность в частные руки, когда кругом царит такая бесхозяйственность? - громовым голосом вопрошает нас государство в лице наших правителей.
 - Как можно относиться к чему-либо серьезно, когда государство установило по отношению к нам такую безобразную финансовую политику, - коренится в умах миллионов.
 И пока мы стоим в позе оскорбленной добродетели, наша Родина разваливается на куски. Ничем не поддерживаемое здание общественного устройства рушится, грозя похоронить под своими обломками всех нас.
Ситуация практически не контролируемая и жажда наживы, наряду с игрой эгоизмов, приобрели за последнее время небывалый размах.
Рассмотрение существующей ныне ситуации в стране с какой-либо другой позиции, кроме нежелания властей брать на себя какую-либо ответственность, за что бы то ни было, необъяснима.
Когда я слышу о возникающих политических спорах между нынешними правителями, в качестве аргументов которых приводятся заслуги данного народа в исторических судьбах родины, то сразу становится ясно, что подобные лже-"патриоты", радеющие, как они говорят, за судьбы Отчизны, ведя свою склоку, преследуют от имени народа свои личные, корыстные цели, ибо сам характер того или иного героического деяния, совершенного народом в известный период исторического катаклизма, сама природа мужественности и самоотверженности, проявленных им на переломных этапах своей истории, глубоко чужды мелочности взаимных упреков и обид, рожденных в угоду низким, ничтожным целям, преследуемым в пылу спора политическими противниками.

                II

Именно в болезненном стремлении русских к идеалу (а именно в незамечании препятствий кроется опасность небрежения к мелочам) лежит склонность русских, как никакой другой нации, к самопожертвованию.
Собственно, пресловутый "сфинкс русской жизни", перед которым озадаченно стояли многие поколения российской интеллигенции, коренился в поразительной забитости и несамостоятельности их мышления, а может быть, и самого русского национального характера в целом.
Откуда эта небывалая нравственная слепота, это упорное нежелание замечать вокруг себя элементарных вещей, ведь, воистину, не разглядеть светлый образ благородного витязя своего народа под стать либо слепцам, либо безумцам. Носители свободной мысли в России - российские интеллигенты - не были ни теми, ни другими. Откуда же тогда в них эта боязнь народа, страх перед ним (с одной стороны - "к топору зовите Русь", с другой - "страшен русский бунт" - и в тех, и в других словах звучит страх перед народом, видящимся темной массой, некой неотвратимой роковой силой истории, что до известной степени верно, пока народ забит и бесправен) в российском просвещенном интеллигенте? Да попросту в его удивительной мягкотелости и изнеженности, не позволившими ему за всю свою жизнь совершить ничего действительно стоящего, ведь знать и не делать (сознавать необходимость перемен и стоять при этом в стороне) означает знать лишь формально, т.е. не знать вовсе.

                * * *

Даже в старинных русских обычаях - плачах и причитаниях по умершим - кроется звериная доля неизбывной спеси и тщеславия.
Тот, кто меньше всех любил покойного при жизни, громче других плачет о нем после его кончины, желая тем самым убедить всех и себя самого в своей преданности усопшему. Если же ему даже кажется, что он действительно любил покойного, все равно, его горе остается неискренним, ибо содержит в себе изрядную долю тщеславия, ибо тот, кто не знает, как возвысить себя перед окружающими, гордится даже своим горем, потому что "никто никогда не печалится сам для себя".
Если даже его горе искренне, все равно, русский человек своим чрезмерно долгим трауром, дающим повод усомниться в его искренности, остается не в ладу с самим собой. Вот уж, воистину, злосчастная глупость, приведшая русский народ к одной из самих чудовищных катастроф, когда-либо случавшихся во всей мировой истории.
Ну почему, почему мы так не любим ничему учиться, почему всякую критику своих недостатков и воспринимаем как личное оскорбление и стремимся смять, уничтожить говорящего нам правду в глаза?!
Почему хватаемся в жадной глупости своей за чужое, созданное чужими руками достояние, рассчитывая лучше на крохи с чужого стола, нежели на созданное собственным трудом, и к чему может прийти народ, который стыдится своего труда и радеет за безделье?.. Что это за нация, которая, постоянно говоря о каком-то своем загадочном неуловимом величии, может оставаться при этом в ничтожестве духовной нищеты и моральной опустошенности?
Огромное количество всевозможных лагерей, острогов и тюрем, которыми во все времена изобиловало наше отечество, говорит о лютости русской натуры, о неуемном желании жестоко наказать ослушников, хотя, как правило, дальнейший ход событий свидетельствовал в сторону, обратную правоте наказующего. Тем не менее, каких-либо существенных перемен со времен татаро-монгольского ига в русском национальном самосознании не наступило - по всей Руси в изобилии громоздились дыбы, виселицы, лобные места, поливая землю реками крови невинно убиенных вплоть до наших дней.
Верно, что никакие общественные переустройства в России невозможны без прохождения их через горнило становления российского национального духа, когда они станут неотъемлемой принадлежностью русской национальности, выйдя из которого они, быть может, уже не будут иметь ничего общего со своим первоначальным видом. Верно, однако, и то, что без благотворных зерен зреющей здравой западной политической мысли невозможно никакое политическое переустройство русской жизни, ибо с русским народом при его исконной склонности к патриархальности и благодушию, перемен в общественной жизни страны можно будет не дождаться и через тысячу лет. Ростки здравого смысла должны быть посеяны прежде всего в сознании его правителя, решительно взявшегося за рычаги экономических реформ.
В державности мысли правителя корабль общественного устройства несется на всех парусах ко всеобщему успеху и процветанию, в мелочности же взаимных упреков и обид, в которых погрязли его правящие круги, - скрежещет всем своим днищем по мели инфляции и всеобщего обнищания.
Не следует изобретать велосипед. Всем все давно известно. В нашей истории были Иван Калита и Владимир Мономах. Не секрет, что великому народу нужен великий правитель, залог успеха которого заключался бы не в думании «по-родственному» за всех (а всеобщая забитость и нищета и впрямь сплотили нас, даже помимо нашей воли, до чрезвычайности, впрочем, как роднит топор мясника ведомое на заклание стадо), но в предоставлении возможности каждому думать за себя.

                * * *

Здесь я хочу рассмотреть феномен российского национального характера в контексте победы России во II Мировой войне над Германией, которой мы по праву гордимся.
 Поражение разъединяет. Мир раскололся на враждующие стороны - на страны-союзницы и страны гитлеровской коалиции. Ни одна из них не смогла в своем лице объединить мир в себе. Не объединила солнечная Франция, сдавшая свою столицу без единого выстрела, не смогла объединить благодатная Италия, сама стонущая под гнетом национализма, германский народ сам стал яблоком раздора, расколовшим Мир на две половины, Соединенные Штаты, отделенные от Европы бескрайними водами Атлантики, до поры до времени хранили сдержанный нейтралитет, Мир смог спастись, лишь объединившись для победы в лице России. Россия приняла на себя главный удар и принесла от своего лица главную жертву в этой войне. Восемь из каждых десяти погибших немецких солдат погибли на Восточном фронте.
Европа пережила трагедию II Мировой войны, похоронив дорогих покойников, оплакав и сохранив их в своем сердце, в то время как Россия, принеся на алтарь войны жертв вдвое, а быть может, и вчетверо больше всех остальных стран, вместе взятых, продолжает сохранять для них место за своим столом.
Есть семьи, где оставляют за столом место для умершего. Такие семьи кажутся мне всегда неизлечимо больными, ибо вместо того, чтобы пережить потерю близкого существа, они осуждают себя на вечную скорбь и ожидание того, кто не придет никогда. Такая болезнь хуже, чем смерть.
Они никогда не вернутся. Это как раз то, о чем писал Сент-Экзюпери, что мы, не желая смиряться с тем, что мертвые - мертвы, не желая с ними считаться, сами становимся мертвецами, делаемся глашатаями преступления и злодейства. В культе мертвого тела есть что-то языческое, азиатское. Келейность, замкнутость принятого круга общения превращает даже самые наши добрые чувства по отношению друг к другу в орудия зависти и мести.
Российский мед - ее ширь и изобилие - перебродил в брагу взаимных оскорблений и обид, подобно тому, как перегоняют хлеб в сивуху. И если, с одной стороны, Россия спасла себя, объединив в своем лице весь мир, поглотив в себе гитлеровское нашествие, то Европа, напротив, отомстила себе, не оказав со своей стороны России помощи похоронить своих покойников. Мы даже не можем себе представить, сколько еще Россия, которой не пожелали в свое время помочь, будет отравлять жизнь всему цивилизованному Миру своей отсталостью и нищетой.
Та гуманитарная помощь, которую сейчас Запад оказывает России, - это первые предвестники тех злых духов, которым только еще предстоит обрушиться на Европу со стороны России.
Но если Мир спасся от чудовищного катаклизма II Мировой войны главным образом, благодаря обильной жертве России, то это значит, что каждый в ответе за всех. Только каждый в отдельности отвечает за всех. "Каждый часовой уже в ответе за судьбы Империи".
Россия подала добрый пример и что же? Во что вылилось все послевоенное единство Европы? - в смехотворные игры холодной войны.
За все приходится платить. Как видим, Россия отстоит неизмеримо далеко от своего черствого, эгоистического века, который, кстати сказать, очень кичится чистотой своего католицизма, и даже присылает к нам чуть ли не с бусами своих проповедников, которые, в свою очередь, считают себя не более, не менее как миссионерами, первопроходцами, несущими в дикие азиатские просторы России слово Божье.
Призывы к самопожертвованию в стране, которая принесла самую большую жертву во всей Мировой Истории во имя спасения человечества от лица тех, кто не пожелал в свое время поступиться ничем ради спасения других, звучит откровенно лицемерно и издевательски, что заведомо обрекает все предпринятые на данном поприще начинания на поражение.
Жизнь в России не наладится, пока народ публично не покается в своих грехах перед всеми, не восстановит преемственность с тем Миром, который он покинул, отправившись путешествовать под предводительством коммунистов в неизведанный мрак и холод, быть может, восстановив институт Монархии, хотя бы в память о мученической кончине последнего представителя династии Романовых.
После окончания войны в Германии проходило публичное покаяние немцев в своих грехах. На Нюренбергском процессе сами преступники проникались отвращением к пороку, прося остановить нескончаемый поток свидетельских показаний, содержащий перечень их злодеяний.
В России ничего подобного не было. Там продолжалась - да и по сей день продолжается - война внутренняя. Палачи НКВД мирно дожили на персональных пенсиях до тихой кончины в кругу семьи. Но нельзя воевать вечно. Кто-то должен остановить этот поток безумия, кто-то должен сказать своим соотечественникам слово правды, и если не каждый из нас в отдельности, читатель, то кто?..

                III

(1) Царская Россия вместе со всем ее чудовищным мещанством и мелкопоместной спесью представляла собой благодатнейшую почву для вульгарных идей Ленина и его окружения, которые они успешно воплотили на российской земле, объявив русскому народу, что он избранный перед лицом грядущей Мировой революции. Следуя логике большевистских лозунгов, народу не оставалось ничего другого, как только "грабить награбленное". Остается только удивляться, с какой поразительной ловкостью и изумительной же подлостью был нанесен удар. С какой дьявольской, прямо-таки звериной чуткостью Лениным был уловлен момент, позволивший ему влить в революцию весь тот чудовищный поток российского мещанства и пошлости со всей их нестерпимой узостью кругозора, невыносимого чванства и самодовольства.
Уголовные призывы, впервые в Мировой практике ставшие официальной политикой властей, вызвали на поверхность жизни такие залежи скапливавшихся веками и спрессовавшихся в камень российских экскрементов, каких, я уверен, русские и сами в себе не подозревали. Все, что было в российской жизни худшего, жалкого, пошлого встало теперь в полный рост и пошло с поклоном вереницей к Кремлю.
В принципе, мы, должно быть, заслужили то, что получили. Время правления большевиков не прошло для России бесследно. Живя странной, почти сомнамбулической жизнью, за годы засилия красного террора Россия, быть может, начинает изживать в себе главный свой недостаток: аморфность и патриархальную дремотность всего своего жизненного уклада.
Русский характер неописуем. Всякое его определение, данное нами, будет меньше его, впрочем, так же как и всякое определение жизни будет меньше самой жизни. Одно можно сказать, положа руку на сердце: он действительно существует, продолжая удивлять окружающие нас страны и континенты.
(2) Русская натура, как бы «не вполне довлеющая себе», наделенная женственностью, подразумевает собой и некоторую (да простят меня женщины!) вздорность характера. На Хлестаковых и Ноздревых революция въехала в историю, безжалостно после растоптав их своей железной пятой.
Будучи охвачены сознанием собственной значимости, в разделенности своей, русские, словно обломки кораблекрушения, оказались еще более беззащитны, чем даже если бы смирились и совсем отказались от борьбы, ибо следуя своим убеждениям, о которых, кроме них, никто уже и не помнил (да и не было у Сталина никаких убеждений, только этой вздорности он и ждал от своих подопечных), почитали своим долгом помогать своему врагу, сами подставляя голову в охватывающий и уносящий их прочь из жизни смерч.
Так и сгинули несколько поколений бесславно, бесследно, весь свой пыл израсходовав в бесплодных поисках врагов, во взаимной подозрительности и оговорах, весь неуемный свой темперамент потратив на оболванивание самих себя и себе подобных. Воистину, грустный итог!
В действительности, события гражданской войны показали, что Россия осталась, в сущности, без хозяев. Волны взаимной ненависти захлестнули российские умы. Каждый обвинял в разразившейся трагедии своих политических противников.
На самом деле, если я обвиняю кого-то в своих бедах, я остаюсь побежденным ими. Если же, напротив, я обвиняю себя самого, это значит, что я неотделим от судьбы своей Родины, я начинаю действовать в рамках доступных мне возможностей. Если я люблю свою Родину, если я переживаю ее позор как свой собственный, я в состоянии что-то изменить, но если я обвиняю в своих бедах только своих врагов, я распыляюсь на тысячу мелких причин и следствий вне меня, я становлюсь лить еще одной из мирриадов песчинок, затерянных в бескрайних глубинах мирозданья. Ненависть порабощает, любовь же, готовность разделить равно с другими ответственность, напротив, - раскрепощает, во стократ увеличивает возможности человека, вливает в него силы тех, с кем он встал плечом к плечу за правое дело. И, безусловно, хозяевами страны не были те, кто шел во имя отвлеченных политических лозунгов на своего сына, отца, брата (как раз то, чего требовала от них логика гражданской войны), ибо о любви здесь не могло быть и речи.
За кем же, все-таки, осталась страна после десятилетий взаимной вражды и ненависти, убийств и насилия, когда друг доносил на друга, а брат - на брата? Быть может, за теми маленькими людьми, с мыслью о которых я пишу сейчас эти строки!...

                * * *

(1) Здесь, может быть, будет полезно сказать несколько слов о сходстве нашего народа с германским и посмотреть, как последний боролся с общими им обоим болезнями.
Ленин всего на полтора десятилетия опередил Гитлера, объявившего германскому народу, что арийская нация - избранная богом, т.е. фюрером, перед всеми остальными имеющимися в мире нациями, которые могли быть рассматриваемы лишь с точки зрения пользы, какую они ей могли бы принести. Из чего можно заключить, что немцы, так же как и русские, закоснели в своем самодовольстве и пошлости, опасная концентрация которого превысила в германской нации критическую отметку, что и привело Гитлера и его национал-социалистическую партию к власти на Всенародных выборах!
Если большевики захватили власть в стране путем вооруженного переворота, то немецкие национал-социалисты пришли к власти официально. Впрочем, как бы там ни было, положение вещей от этого не меняется: и в том и в другом случае, засилье в народе самодовольства и спеси привело к трагедии.
Итак, только две страны - Россия и Германия - пришли в XX веке к идеям тоталитаризма самостоятельно (всем другим странам диктатура в большей или меньшей степени была навязана извне), - к идеям благополучия одних за счет нищеты других, утверждения права одних за счет бесправия других, - идеям, ущерб от которых понесенный обоими народами - как моральный, так и материальный, - не поддается никакому исчислению. Что же мы видим? Германский народ, проиграв в последней войне, самоуничижившисъ до полного поражения, вот уже почти пять десятилетий живет нормальной жизнью, одумавшись и раскаявшись в былых своих заблуждениях, вернувшись к общечеловеческим моральным ценностям, являя собой сейчас одну из самых развитых и процветающих стран Мира, и недавнее его объединение окончательно прогнало последнюю мрачную тень минувшей войны, служащей грозным предостережением грядущим поколениям. Ну, а мы?..
Что имеем мы, на 15 лет раньше германцев обнявшиеся с холодным призраком равенства одних за счет неравенства других и собственного благоденствия, построенного на чужих костях, продолжающие сжимать его окостеневший труп в своих цепких объятьях?..
(2) Дело в том, что идеи, содержащие к жизни классовый, расовый и какой бы то ни было в этом роде подход, лишают человека Бога, ставят на его место человека, который от имени Бога диктует вам свою волю, они делают человека зависимым от всех конечных проявлений его естества, закрепощают его, помещают во тьму невежества, где шныряют там и сям бесы хаоса и вседозволенности. Человек видит только каждый отдельный свой шаг, он целиком принадлежит моменту, он не помнит, что было позади, и, не будучи способен извлечь уроки из предыдущих ошибок, не может сделать выводов на будущее. Жизнь такого человека, отдавшего себя целиком во власть чьей-то злой воле, превращается в непрерывную цепь падений и потерь, неминуемо ведущих к личной трагедии. Идеи, проповедующие поклонение мертвому абсолюту, надевают человеку повязку на глаза, делают его слепой игрушкой жизненных обстоятельств и собственных страстей, дремлющих в его душе. Провозглашая человека Богом, проповедуя тем самым, казалось бы, его безграничность, они ставят его в худшую из зависимостей, лишая возможности думать, каковая только способность и является отражением в человеке его Божественной сути.
Идеи, утверждающие над человеком мертвый фетиш, запрещающие воле, отдавшей себя к ним в безграничную власть, подвергать сомнению какие-то провозглашенные ими раз и навсегда абсолютные ценности, могут превратить при последовательном их применении людей в скотов.
Данные идеи абсолютно универсально применимы к любым слабостям человеческой натуры: сластолюбие, чванливость, жадность, любая другая человеческая страсть, боящаяся быть разглашенной. Языком этих идей говорит с нами сам дьявол.
Однако, все не так уж страшно. Независимо от того, что бы ни вещал нам сатана, истинное положение вещей от этого не меняется: Бог царит над людьми, люди ходят под Богом. Кто не совсем дурак, видит, что человек, вершащий беспредел все же, -  что бы он нам ни говорил, - не Бог!
Единственное, на самом деле, что он требует, чтобы не посягали на его власть, которую он узурпировал, а значит, смотрит сквозь пальцы на всякие темные делишки людей, поставленных им своими наместниками у власти, заявивших по отношению к нему свою лояльность. Некоторые их шалости, направленные к поправлению собственного благосостояния, никоим образом не интересуют власть, покоящуюся на штыках. Властитель спокойно смотрит на нарушение закона своими подданными, т.к. он сам первый попрал его ногами. Круг, таким образом, замкнулся. Самые пламенные революционеры в конце концов становятся самыми отъявленными хапугами и ворами, ибо к этому ведет их диалектика борьбы, не содержащая в себе ценностей, утверждающих созидание. Во что превратился пламенный юноша с горящими глазами, воспевающий обоснованность во имя исторической необходимости будущих жертв? В лучшем случае, - если не добился высоких чинов, - в забулдыгу и брюзгу, в худшем, - достигнув в жизни высот, - закоренелым злодеем, злостным преступником, если только не сдернет с себя повязку, не скажет самому себе правды в глаза, не сможет зачеркнуть всю предыдущую жизнь, а для этого требуется мужество, во всяком случае, не меньшее, чем проповедовать на митингах.
- Нельзя сказать, что человек, ставший на путь предательства, уже конченый человек, но он станет им, если будет последователен, - шепчет дьявол на ушко своим слугам.
Вот и получается, что идеи, подобные идеям социализма, могут найти свой отклик лишь там, где пошлость и нищета (где лень - там и нищета) достигли своей наивысшей точки. Они инстинктивно тянутся друг к другу, чуют друг в друге родственное, соединяясь в адском рукопожатии, между которым - живой человек со всей своей человеческой болью и страданием, перетираемый жерновами расовых, исторических и религиозных необходимостей. Грабь награбленное! Нельзя сказать, что человек уже погиб безвозвратно, но вырваться из цепких лап пошлости ему будет чрезвычайно тяжело.
Вот почему богатство и процветание народа - самый надежный щит против всякой революции, ибо ее многоголовый дракон рождается лишь на почве пошлости и уродства, вызванных всеобщей забитостью и нищетой.
(3) Как видим, фокус, проделанный Лениным, приведший его к власти,
был весьма прост: он лишь бросил семя в благодатную почву, обильно унавоженную всеми предшествующими до него на Руси деспотами, все сделавшими в свое время для того, чтобы в один прекрасный момент на российской почве взошел еще не виданный в Истории человечества Монстр Октябрьской  Социалистической  революции.  70  лет  прикрываясь ортодоксальными лозунгами различных политических авантюристов, не имеющими с реальным положением вещей ничего общего (которые были для них ничем иным, как возможностью безнаказанно вершить произвол), революция осуществляла по отношению к своему народу политику тотального зла, чтобы обеспечить благополучие и безнаказанность кучке людей, стоящих у власти. Они по-своему четко и последовательно проводили свой курс, унаследовав его дух от первого, но, увы! не последнего вождя Мирового пролетариата. «Революции делают гении, а пользуются их плодами - проходимцы» - это верно ровно настолько, насколько один сумасшедший и предводительствуемая им банда уголовников мертвой удавкой исторического абсурда способны затянуть ее на шее своего народа.
(4) А.Герцен писал, что, попадая в российскую глубинку, в прошлом веке
политический ссыльный переставал выглядеть в глазах простых людей
преступником, они относились к нему скорее просто как к человеку, попавшему
в беду (преступников называли «несчастненькими»). Это как раз и говорит о
том, что на Руси всегда была преступна сама власть, позволяющая себе вершить беззаконие и произвол, в отсутствие у народа и начатков какой бы то ни было платформы правосознания, почему и отдельный преступник, выступивший против власти, и не воспринимался народом как злодей. К сожалению, XX век, из которого сейчас выходит Россия, не дал ей в этой области ничего нового!
Быть может, Бог отрекся от Себя в России, чтобы напомнить ей о Себе!
(5) Любовь, раскрепощая, дает человеку возможность действовать от имени своей воли, ненависть же, порабощая, - напротив, делает его лишь послушным орудием в чужих, более могущественных руках. Россия сделалась полигоном для игрищ бесов мертворожденных пустопорожних абстракций; сколь же толстокожими нужно быть, чтобы так долго не видеть истинного положения вещей, чтобы терпеть все это?
(6) Нельзя сказать, чтобы идеи, подобные идеям большевизма, были человечеству в новинку, их история насчитывает не одну сотню лет. Так, например, в средневековой Испании подобные тенденции прослеживались еще во времена святой инквизиции. Но там божественное волеизъявление подменялось волеизъявлением судей, руководствующихся при этом собственными политическими интересами, так же как при большевиках интересы народа подменялись интересами вождя, так что природа и того и другого явления абсолютно идентична.
Как видим, любой, даже самый возвышенный предмет превращается в закрепощающие члены человечества цепи, если не давать Богу возможности, отрицая человеческую косность, утверждать его общечеловеческую Истину в чем-то большем, нежели он сам.

                IV

(1) Однако, вернемся к сравнительному анализу русского и германского
народов. Действительно, есть между ними нечто общее. Оба они отличаются
обостренным сознанием национальной гордости, ибо при всей разности их
исторических судеб, исход, ознаменовавший собой завершение последнего
кровавого витка их истории, все же, - один.
Красный террор лишь сильнее загнал вглубь и так донельзя обострившиеся национальные язвы и противоречия - и вот события гражданской войны вновь повторились на новом витке Российской Истории.
(2) Кто не знаком в Мире с Гитлером? Все цивилизованное человечество
считает его величайшим палачом на свете. Ленина же до недавнего времени все
считали чуть ли не прогрессивнейшим деятелем современной эпохи, создателем
Советского государства.
Дело в том, что Гитлер рядом с Лениным выгладит просто как нашкодивший школьник, подравшийся с соседскими мальчишками, которого строгая мама - История тут же примерно наказала и водворила его в угол.
Гитлер вот уже почти, как пять десятилетий - труп, как политический, так и идеологический, в то время, как адская машинка, запущенная Лениным в России, в начале века, продолжает действовать с небольшими изменениями и по сей день.
Ленин, несомненно, более злостный и масштабный преступник, чем Гитлер. Ленин - злой гений Мира.
Ошибка Гитлера была в том, что он поместил свои утопии в совершенно чуждую им среду - в непредсказуемую стихию внешнего мира, направив свою агрессию на другие страны и континенты, абсолютно чуждые воинственного духа чистокровной арийской нации, за что и закономерно поплатился - в мае 1945 года его Империя, основанная всецело на развитии военно-промышленного комплекса, рухнула, тогда как закоротить свою утопию всецело на российский дух, как это сделал Ленин, где один только чистый самородок сам - брат,  свой бойкий российский ум, ограничив ее пределами одной страны, был гениально продуманный простой ход, он обеспечил устойчивое состояние запущенной в нашей стране машине подавления на долгие десятилетия.
Пройдут, быть может, века прежде, чем потомки осмыслят всю глубину того зла, которое этот человек, ласково улыбающийся нам с многочисленных своих изображений, - обосновав его предельно четкой и последовательной философией насилия, - сделал для нашей страны, воспользовавшись темнотой и забитостью ее народа.
(3) Немцев от национализма спасло их природное здравомыслие. Природная немецкая сметка и здравый смысл разъедают радужные мыльные пузыри гитлеровских утопий как солнечные лучи - талый лед. Тут не срабатывает принцип: сегодня сэкономлю силы - завтра преуспею вдвое. Завтра для утопии нет, для нее существует только сегодня. Целиком предаваясь завтрашним целям, исключая из них день сегодняшний, утопия все глубже и безнадежней увязает в мелких насущных целях сегодняшнего дня, которые она, всецело поглощенная своими грандиозными планами, попросту, игнорирует, но которые с редким упорством все более настойчиво и неотложно встают перед ней к вящему удивлению тех, кто всецело погружен в ее радужные миражи. Чем более спешит карающий меч, разящий головы направо и налево, расчищая дорогу шествующим за ним следом марширующим колоннам, тем более он мешкает на своем пути, тем гуще для него заросли врагов, тем отдаленней светлые горизонты - своеобразный зеркальный эффект попыток помещения здравого смысла в царство абсурда.
Это очень хорошо понял Сталин, размах репрессий которого поражает с самого начала, в отличие от нацистов, которые в своих репрессиях в погоне за демоном заведомо неосуществимых прожектов, все же, с чисто немецкой педантичностью придерживались здравого смысла, пытаясь свести заведомо несводимые концы.
Человек, ставящий политические интересы над нравственными ценностями (хотя подлинно дальновидный политик должен ставить во главу угла в своей деятельности именно нравственный закон), закладывает свою душу дьяволу. Сатана, сам не имея своей плоти, все же, получил неизмеримо более жирный процент, поставив в заклад души российских революционеров, чем, скажем, Гитлер - от своей "Гитлер Югенд", - продолжая собирать дань и по сегодняшний день.


                * * *

Чем большее количество благ было накоплено человеком его трудолюбием и терпением, тем более разрушительно отзовется на нем потеря его достояния, вызванная неумеренным пользованием им своим счастьем. То же и Отечество: держава была погребена под спудом собственных обломков.
Хитросплетение человеческих судеб на фоне разгула великодержавной спеси и высокосветских амбиций, приобретших небывалый размах в последние предреволюционные годы в довоенной России, может служить хрестоматийным образом развала всякой империи.
Обостренное сознание русской национальной гордости перед другими народами достигли своего апогея в "золотой век" России конца XIX - начала XX столетия, когда, казалось, всякий русский человек мог бы действительно гордиться за свою Родину, за огромные накопленные ею природные и человеческие ценности, но не в болезненном, утробном, ставшем чуть ли не тотальным сознании собственной неполноценности перед общим величием духа русской нации, не во всеобщей подавленности и угнетенности духа, но в истинном смысле гордости за себя самих и свой народ перед Богом и другими людьми, живущими с нами в мире и согласии.
 Такого роста национальной напряженности, такого расцвета напыщенности и тщеславия, когда русский человек, лишь бы не показаться мелким, готов был покончить с собой (хотя, на самом деле, тот, кто лжет "алмазы ради того, чтобы испечь яблоко", - как раз и есть самый большой расточитель), не мог выдержать ни один здоровый климат нации. Газеты, эта лакмусовая бумажка общественного мнения, отмечали небывалый рост разочарованности молодежи в жизни; небывалая волна самоубийств, которая есть всегда грозная предвестница грядущих губительных социальных коллизий, прокатилась по всей стране, когда, казалось, Россия достигла наибольшего своего расцвета и преуспеяния. Все это было следствием уловления русской душой, как наиболее чуткой земной душой в мире, отголоска обстоятельств крушения личных надежд на фоне общей трагедии своей Родины, составивших к тому времени наиболее благородный и, вместе с тем, трагичный контраст.
Исполин рухнул под спудом собственной тяжести. Обветшалую Монархию не могло спасти уже ничто, ее судьба была предрешена, Колосс был обречен самой Историей, неумолимо подталкивающей его к своей гибели. Ленин был лишь трансформацией стремительно разверзающейся трещины в днище корабля российской государственности, несшегося на всех парусах и напоровшегося на острые невидимые подводные рифы Исторического абсурда. Россию захлестнули кровавые волны междоусобиц, так же как, в свое время, седые валы океана поглотили низвергшуюся в пучину морскую легендарную Атлантиду, ибо такого нравственного излома, такого надрыва всех чувств и страстей, вообще, всегда сопровождающих закат всякой Империи - будь то античный Рим или средневековая Византия - не знал ни один колосс Мировой Истории.
И в этом величественном догорании русской великодержавной мысли была своя благородная красота, вылившаяся во вдохновенных творениях того, что мы называем сейчас "Серебрянным Веком русской Поэзии".
Ни в одной стране Мира вопросы патриотизма не стоят так высоко, как в России. Это объяснимо только одним: русская душа - самая поэтическая душа на свете, она никогда не знает покоя, всегда неприкаянна, такой ее сделала великая поэзия того народа и той природы, которые ее воспитали.
Поэтому стремление к несбыточному, вожделение неведомого - обычное ее состояние. Поэт не может жить на чужбине, он не мыслит себе жизни без Родины - того, куда стремится его душа, где вместе с другими она радовалась и страдала, плакала и смеялась - там, где, как ей кажется, жизнь текла легко и свободно, служа неиссякаемым источником для новых радостей и страданий, каких не сыскать ей ни в какой другой земле.
Птица феникс - великий символ всякой государственности вообще - как нельзя лучше подходит к российскому национальному духу, который умирает лишь за тем, чтобы вновь возродить в себе новые границы стран и народов, устремляя нас к новым рубежам Духовного.
Наше будущее зависит только от нас самих. Мы держим его нити сегодня, они уходят от нас, скрываясь в зыбкой дымке грядущего, призванные сложиться жизненными путями наших детей, судьбы которых сейчас незримо для нас самих мы держим в своих руках. Родину не выбирают, но в горькую годину стремятся сделать ее жизнь лучше.
Вообще, Россия представляется мне бездонной перебродившей бочкой меда, которая своей нестерпимой сладостью затуманила, если так можно выразиться, в конце концов, самые трезвые и дальновидные умы.
Ничто так не проясняет мысль, так не оздоравливает общественный климат, не укрепляет закон и не возводит нравственность и мораль на должную высоту, как ложка дегтя в общественном сознании - осмысление некоторой ограниченности собственных возможностей, служащее к отрезвлению многих умов, некоторая ощутимость границ своей родины и рамок себе доступного. Бескрайние просторы России поглотили в себя опаснейший вирус всеобщего декадентства (как легко, кивая на мощь и величие России, прикрывать тем самым собственное ничтожество и самоустраненность от каких бы то ни было дел!), когда кажется, вместе со своим Отечеством вся Вселенная несется в тартарары.
Под разудалую песнь ямщика, под звон бубенцов, под цокот копыт своей легендарной птицы-тройки, под сакраментальное: "Русь, куда же несешься ты?" Россия сошла в бездну.
Тихо. Нет больше ни ямщика, ни цыган, ни "Яра". Не льется больше хватающая за сердце унылая бурлацкая песня, такая же бесконечная, как бескраен российский простор; нету ярмарки с обязательным на ней пьяным Мишкой, тешащим толпы празднично одетых зевак, нет блаженных, бредущих к святым местам, нету разодетых праздношатающихся гуляк - все смела страшная сила исторического катаклизма.
 Все так же бескраен простор, все так же беспредельна даль, но вместо плодородия и изобилия - пустыня, лишь носит песок, да веет суховей.
Русские люди - те же, но почему потухли глаза, почему посерели лица? Ни одно не озарится улыбкой, не промелькнет живой луч в глазах, не зазвенит, как бывало, веселым ручейком детский смех.
Все силы теперь отнимает никому не нужный труд - абсурд, возведенный в степень абсолюта.
Словно позабыв себя и не видя никого вокруг, люди прорывают ненужные никому каналы, строят не ведущие никуда дороги, прорубают лесные просеки, заготавливая древесину, из которой не будет ничего построено и которая будет медленно гнить по берегам бесконечных лесосплавов; осушают моря, чтобы потом затопить или жилые местности, словом, занимаются тем, чему потомки не смогут найти объяснения. Нынешние картины русской действительности напоминают горячечный бред - их и можно было бы счесть за бред, если бы они не были столь реальны!
 Все это никому не нужно; стройки засыпятся песком, а то, что обещало быть манной небесной, превратится в дерьмо.
 Русский человек разоряет могилы своих отцов, глумится над церковными святынями, он больше не смотрит в будущее, ему будет нечего сказать своим детям, его взгляд, горящий доселе живым огнем, тускл и бесцветен, его жизненные цели обратились во прах.
 Такое ощущение, что семь последних десятилетий на нашей земле жили не русские люди, а представители каких-то иных внеземных цивилизаций - настолько их действия чужды российского духа в целом, и, вообще, какого бы то ни было здравого смысла в частности.
В лице житницы Европы - России - История совершила, пожалуй, самую каверзную свою метаморфозу над человеческим духом, превратив богатейшую страну в нищенку, стоящую с протянутой рукой перед всем Миром, сыпя при этом из дырявых карманов золото и алмазы.
В лице России дьявол, пожалуй, ухватил самый лакомый кусок, какой еще не доставался ему со времен Адама и Евы, сыграв с русскими людьми самую злую свою шутку, которая войдет в анналы его злодеяний как самая удачная и беспрецедентная по своим масштабам проделка.
Российский национальный дух медленно истлевает в себе, тает, словно свечка, под спудом захлестнувших его волн националистической пошлости и политической порнографии.
И над всем этим - голый мертвый череп с легендарной, известной всему Миру рыжей бородкой и хитрым прищуром своих лисьих глаз.
 Пристально наблюдает он за нами из холодных мрачных далей своего вселенского идиотизма, в которые обрек он всю русскую жизнь. Он всегда следит за нами, льстиво улыбаясь с миллионов своих изображений, которые та же дьявольская сила, помогавшая ему, всегда пробивающая брешь в разумном миропорядке, поразвесила повсюду.
У-у, страшно!
Однако, наступает новый день. Солнце золотит маковки уцелевших московских церквей (а их - таки немало!), первый утренний луч робко лижет зубчатые стены Кремля, этого орла, пять веков назад опустившегося на былинную русскую землю, незримо носящего в себе безмолвные великие тени Рюриковичей и Романовых, небо натянуло свой бездонный голубой купол над Москвой, жизнь продолжается, ночная тьма носит в себе зародыш зари, спящие в земле зерна - будущий шумный океан зеленых всходов, так же как солнце прячет под своей огненной мантией бездонный звездный шатер, призванный быть им развернутым в свое время.


                Конец 1-ой части.