Глава четвёртая из ф. р. Время мечтать Свет далёко

 Однажды, глядя ночью на звёздное небо, Харман увидела звезду, которая, как ей показалось, отличалась от всех остальных. Звезда, по-видимому, была очень большой и яркой, но находилась на огромном расстоянии от Сикти. Её свет был особенным, не похожим на свет остальных звёзд. Он притягивал, завораживал, так что хотелось смотреть, не отрываясь. И  девушка вдруг поняла, что она не одинока во вселенной, и что у её существования есть цель и смысл, и ещё, что она не умрёт в этой жуткой темнице сиктидов. Напротив, будет продолжение, и оно сделает её отличной от большинства людей и существ, живущих во Вселенной. А ещё, и это, несомненно, главное, что даровал удивительный свет далёкой звезды, Харман почувствовала, что любима и хранима неведомой силой, которая в своём могуществе и всесилии превосходит все остальные силы и энергии.
Всё вдруг встало на свои места. Звёзды на небе в восприятии Харман упорядочились, перестали быть хаосом и пугать неизвестностью. Девушку не смущало теперь даже то, что она созерцает их из темницы, которая расположена на ужасной, непонятной, пугающей и убивающей планете, которая сама вся похожа на огромную темницу; что она находится  далеко от  дома, и  не имеет ни малейшего представления, как возвратиться обратно.
Харман начала ждать освобождения, и оно пришло однажды.
Непонятно почему, только девушку нежданно-негаданно выпустили из темницы.  Харман не умерла, более того, здравствовала  назло всем, кто желал её погибели. По темнице среди стражей и надзирателей даже прошёл слух, что она святая, избранная, и жрецы решили сменить свой гнев на милость. Они даже начали оказать Харман некие почести, сразу поставив её в пример многим. Смирение,  мужество и стойкость, с которыми  Харман переносила заключение, и вправду были достойны  почитания и наследования. А на планете, где непогрешимость жрецов и безошибочность их решений никогда не подвергалась сомнениям, «добрые» плоды наказания превозносились так же, как своевременное решение подвергнуть наказанию.  Всё это, так или иначе, прославляло жрецов и их мудрость.
Харман ни с чем не спорила, она вообще не говорила ни с кем, глубоко скрывая свои мысли и чувства, только очень тяготилась присутствием сиктидов, многолюдными сборищами, а ещё, изучающими взглядами жрецов. Когда осада с её жизни была снята, девушка некоторое время не могла поверить, что страшная угроза и мучения, преследовавшие её так долго, растаяли как дым. Однажды, пребывая наедине,  и в полноте осознавая сей факт, Харман вдруг расплакалась, будто вдогонку тем унижениям и страданием, которые пережила, но тут же почувствовала, что  изменилась, стала совсем другой за это время. То, что до смерти пугало и казалось невозможным  для маленькой, наивной, открытой сиктидам и чуду Харман, какой она пребыла в звездолёте на странную планету, выглядело вполне объяснимым и закономерным для бывшей узницы сиктидской темницы.
От зла не нужно было плакать, ибо оно делало то, на что едино и было способно. Это относилось к Сикти и всем, живущим на ней.  По отношению к Харман едва не было совершено убийство. Нужно было бежать, а не обречённо принимать уготованную участь, потому что существовало добро, которое совершало суд, определяя меру несправедливости, вероломства и жестокости, применённую к отдельному индивиду. Зло теряло силу, так как переставало быть окончательной инстанцией, оно было наказуемо, ибо существовал прекрасный и нереальный свет Далёкой Звезды, дарующий принятие, достоинство, защиту маленькой, но такой драгоценной, не похожей ни на чью, души и жизни. Всё это Харман открылось на мрачной и непонятной планете под названием Сикти. Харман увидела свет Прекрасной Звезды, который будет сопровождать и просвещать её впоследствии во все дни её жизни.