***

О Д Н А Ж Д Ы …
    За окном – сентябрь, суетный, серый. В комнатёнке, где нахожусь, - отдохновенный покой одиночества и мнится: не в Посаде Сергиевом, не в Лавре свято-колокольной, а в белоночье петербуржском, по-над  Невою студёной и какой-то внутренне собранной, сдержанной отблеском острым, дерзким буква за буквой, слово за словом скользит вдоль берегов невыдуманных покорное вечное перо.
    Но отчего?, почему? огромно, вальяжно предстают взору глубинному, берут в полон пленительный высокие грёзы сии: невесомые, чуть белёсые, стылые, пришедшие издалека призраки атлантов и кариатид..; ростральная близ реки колонна, чья ломкая, гротескная тень стелется на гребни седые, на клочья волн..; и вдруг, сразу – Исаакий, Игла, лепнина строений, мачты фонарей..; а потом – фонтаны в радугах брызг..; парапеты гранитные, глухие..; гривастые львы (в их числе – раздираемый Самсоном)..; чугунное узорочье решётки ажурной, венчающей вход в Летний сад – каждый завиток, шедевр кузнечного зодчества, нежно озарён отсветами янтарными, воображаемо льющимися из Летнего же дворца с отреставрированной янтарной же (!) комнатой..; наконец, мосты, мосты, бесчисленные, лёгкие, огранённые изящными перилами и со множеством коней, которые, кажется, галопом, во весь опор несутся к Медному Властелину, что на вздыбленном скакуне летит.., летит…
    Откуда взялась фата-моргана эта – и не истаивает, не отпускает, но ближе, ближе подступает… вплотную!, разворачивается панорамно иными видениями картинными, отдельными штрихами-мазками.., бросается в самое сердце незабываемыми, повторяющимися деталями – символическими, знаковыми?!
    Подсказала память??
    А здесь – лебеди… Белый пруд… Гефсиманско-Черниговский скит…
    Лавра.
    Не миражом, не иллюзией, не фантасмагорией души – вполне зримо, рельефно. Ясноглаво.
    Не пойму, не возьму в толк: в чём тут родственность, что объединяет грады Сергия и Петра?!
    Вопросы, вопросы…
    Когда гулко, хрипло, басом тягучим и – позже, в силу войдя, - звоном перепевным, на свой лад каждое новое, перекликаются, бия поклоны небесные!, била – языки литые под колпаками округлыми, то представляется, невольно: оба – Преподобный Сергий Радонежский и Первый, Великий… Мечут стрелы очистительные в потомков, посыпают пеплом головы их, взывают дружно: ПОКА НЕ ПОЗДНО, ПОКУДА ЕСТЬ ВРЕМЯ, ОДУМАЙТЕСЬ, БРАТЬЯ ПРАВОСЛАВНЫЕ! НЕ ИСГУБИТЕ РОДИНУ ЗАПОВЕДАННУЮ! ОБОРОНИТЕ ОТ ИСКУШЕНИЙ ДА СОБЛАЗНОВ ДИАВОЛЬСКИХ! НЕ ОТДАЙТЕ НА РАСТЕРЗАНИЕ ИНОЗЕМЦАМ ЛУКАВЫМ, ЛИХОМУ ВОРЬЮ!..
    Два бессмертных звонаря набаты нам шлют.
    Может, в такие именно мгновения и причащается сердце к величественной, суровой Северной Пальмире, навевая образы, лики, сакральные сны…  наяву, - стучит в унисон сердцу бывшего блокадника ленинградского, пришедшего с неизнывной болью своей на Пискарёвское кладбище и внимающего там истовому «БОМ-М!», «БОМ-М!», что плывёт – отсель! – через вёрсты и вёрсты – к нему?.. А эхо биений слитных праведно, пламенно, с надеждой и верой неизбывными лебединою песней народа нашего-моего мчит сквозь белые ночи, под литавры архангелов – к рубиновой, кумачёвой Грядущей Заре, которая непременно взойдёт, облистает Отчизну, ежели мы…
    …За окном – суетный, серый сентябрь.
    Чувство неисполненного долга – в груди.