Эпоксидка

Конец ноября. Корабль на рейде Североморска. Прошло уже несколько минут, как я прибыл с берега, но, странное дело – не могу попасть в свою каюту. Ключ с трудом, как в пластелин, входит в замочную скважину, но не проворачивается.

После нескольких тщётных попыток, прихожу к выводу, что, судя по всему, имела место «диверсия» - кто-то из особо мною любимых подчиненных постарался  изысканно досадить начальнику. Наверное, ещё с вечера, с озорной улыбкой на лице пакостник развёл клей, озираясь по сторонам, пробрался на третий ярус крейсера в коридор командиров боевых частей и залил в замочную скважину липкую смесь.

И рук не умыв, выхожу на полётную палубу на подъём флага. Под привычно нависающей надстройкой корабля здороваюсь с боевой частью. Наверное, кто-то из матросов хитро щурится, пытаясь рассмотреть мою реакцию, но сумерки полярной ночи мешают этому, да и я делаю вид, что всё замечательно.

Я горжусь своим большим, но слаженным подразделением. Точно знаю, что без моих матросов, старшин, мичманов и офицеров я – просто офицер. Моё благополучие всецело в их руках. К матросам и старшинам отношусь так, как хотел, чтобы относились в будущем командиры к моему пока подрастающему сыну. Всех считаю личностями, служащими в радиотехнической боевой части под моим началом на лучшем корабле ВМФ.  И потому я всех  изначально уважаю. В меру строг, но справедлив.

Через десять минут щуплый приборщик  каюты открутит многочисленные шурупы, снимет вентиляционную решётку в нижней части двери, проявляя изворотливость, пролезет через образовавшийся проём, откроет  дверь изнутри, разберёт  и почистит замок. Остаток дня пройдет  по установленному распорядку, как  всегда на первом советском тяжелом авианесущем крейсере.

Пройдёт пара десятков лет, и я, с теплотой вспоминая флотскую службу на «Киеве», буду перебирать оставшиеся в памяти образы  матросов и гадать: «Какой же, всё-таки, весёлый раздолбай это сделал?!»