обслуживается вне очереди...

Конец 70-х. Как их потом назовут «застойные годы». Мы не понимали, что мы застаивались, мы работали, даже делали изобретения. Каждый день на работу ходили, получали зарплату и в какой-то степени были довольны. Хотя в магазинах сплошной дефицит как промышленный, так и продовольственный. Даже некоторые слова приобрели другое смысловое значение. Как, например, слово достать не обозначало «потянуться и достать», это означало купить дефицитную вещь. «Выбросить» не то, чтобы выкинуть ненужную вещь, а это значит стали продавать какую то дефицитную вещь. Выбросили на прилавки, естественно, сразу становились в очереди. И вокруг висели таблички. Причем они были в аптеке, и в продовольственных, и в промышленных магазинах и в больнице. «Инвалиды и участники войны обслуживаются вне очереди». И иногда это вызывало раздражение у народа. В это время я работал в конструкторском бюро. Я любил посещать курилки, здесь проходили иногда научные споры, жарче чем на планерке у главного конструктора. Здесь можно было узнать все вчерашние новости и политические и спортивные. Но сегодня был понедельник, я зашел в курилку, стояло несколько людей. Стояли ветераны с орденскими планками на пиджаках, были и молодежь и средние. Я стоял в сторонке и курил. Все как то лениво разговаривали. Зашел Василий, фамилия его Карпов. О нем говорили, как о самом талантливом конструкторе. Он достал сигарету, закурил и ни к кому не обращаясь, сказал: «Вчера больше двух часов простоял за апельсинами, хотел дочери в больницу отвезти. И надо же было такому случиться, за пять человек подошла какая-то сволочь с удостоверением участника войны, и гад взял пять килограмм и в результате мне не досталось ни одного апельсина.»
Все замолчали и обратили взор на Васю. Не помню, кто сказал: «Вася, ты говори да не заговаривайся». Он прищурился, просмотрел и сказал:
 - А я не заговариваюсь, я могу более грубые слова сказать этой сволочи, этому гаду. Я на это имею права. У меня отец, кавалер трех Орденов Славы погиб под Берлином. Старший брат в последний день войны в Праге погиб. Еще погибли двое дядек. У нас у матери осталось двое, и тетка в Ленинграде от голода умерла. И там осталось два дистрофика, которых мать взяла. Никто не знает, как мы жили в те годы. Мы не жили. Мы выживали. Мы были ворушки, побирушки. Мы ходили по дворам и просили, и были рады, когда нам дадут кусок кукурузного хлеба. А если кто то нам  давал кусочек пшеничного хлеба – это был как праздник. И на нас собак травили, на нищих. А он здоровый вернулся, и его дети не почувствовали это. Их не называли побирушками нищими. Не знаю как они  пережили этот голод 46-47 года, а мы чуть не подохли, мы пухли, сдыхали. Он что сейчас для себя взял эти пять килограмм? Он взял детям и внукам. А от того что мои отец и брат, и дядьки погибли, мои дети- их внуки стали второсортными.
Все молчали, он тоже замолчал. Затянулся, швырнул сигарету в урну, промахнулся, повернулся и ушел. Потом один из ветеранов подошел, поднял сигарету, аккуратно затушил, затянулся своей сигаретой, так же аккуратненько затушил и вышел. Вслед за ним потянулись и все, точно также подходя к урне, аккуратно туша сигареты, так же все молча, вышли.
Я остался один. Я постоял, докурил сигарету, вышел. И когда я проходил между кульманов, увидел, как ветераны снимают орденские планки со своих пиджаков.  Почему они их снимали. Они их заслуженно получили. Толи это после монолога Василия. На это я ответ не получил. И потом долгие годы не получал на это ответ. Кто мог так придумать, унизить детей и внуков погибших. И кто противопоставил тех людей, которые остались живы. Ответ трудно найти. И однажды встретил человека на рыбалке, он  хромал.  Мы сели перекусить, оказалось, у него нет стопы. Во время войны ему оторвало. И вот он рассказал, что сейчас машины дают «Запорожцы» тем, у кого ногу оторвало выше колена. А потом может быть будут давать и другим, у которых до колена. «А мне не знаю, доживу ли я до того времени, когда государство за мою стопу даст мне машину».
Я тогда задумался, а кто оценил, почему именно до колена или выше колена,  а этому посчастливилось, в кавычках конечно, что ногу оторвало ему только стопу. Не знаю, было бы мое право, я бы таких вещей не делал.  Надо было бы сделать так,  чтобы не оскорблять человека. Или же надо было сделать, если промышленность не может выпустить количество машин, то дать людям деньги. Они бы уже сами решили, что ему лучше машина, велосипед, избушка. А может он просто эти деньги потратил бы на здоровье. Социальная проблема она всегда останется, а с ветеранами еще долго будут решать  их  проблему.  Таблички заменить на «ВДОВЫ С ДЕТЬМИ ОБСЛУЖИВАЮТСЯ ВНЕ ОЧЕРЕДИ»