О чём говорят Евангелия

Читатели Евангелий часто примеряются к образу Христа, и так же учат многие проповедники, – что подражайте, дескать, Христу: узнайте Его характер и станьте такими, как Он. Другие персонажи Евангелий  хотя нередко тоже служат поучительными примерами, демонстрирующими отношение ко Христу, но мало кто из проповедников призывает нас узнать себя в этих персонажах, с целью самопознания через Откровение. 

Это означает, что вочеловечение Бога сводится к изолированному субъекту, как к некоторому образцу или шаблону, то есть понимается в логике творения совершенного человека. Между тем, человек есть «животное общественное». Посему и Бог явился в человеках не как индивид, а как коммунион (сообщество). В первую голову как Семья, и во вторую – как Город, во главе с царем помазанником.
Оставив пока Город, обратимся к Семье Христа Иисуса. Это семья, сущая разом и на земле, и на небе. Во главе её трансцендентный миру небесный Отец и небесная Мать, Дух Свят, сущая на Небе и открывающаяся миру в Сыне, как Медиаторе, причастном разом и земле и небу; обнаруживающаяся в Нём, как Сила Божия. Совместно Отец и Мать обнаруживаются в Сыне как Логос истинный и как воля к истинствованию, или истинному существованию. Помимо Сына Медиатора в сказанную семью входят дети, оторванные от Неба, погружённые в пещеру Демиурга, или во чрево Левиафана. Сын Медиатор имеет миссию от Отца – вывести их из пещеры (или чрева). Эти дети, меньшие братья, привлекаются светом Логоса и Силы, обнаруживающихся в Сыне, и идут за Ним, и так приходят к Отцу небесному. Наконец, в семье есть слуги, Ангелы Божии, нисходящие и восходящие от Неба к земле и с земли на Небо. "Истинно говорю вам, отныне увидите Небо отверстым и Ангелов Божиих, сходящих с Неба...". И приемные дети.

Итак, если эта Семья суть Архэ нашего века, или нашего Эона, – а именно так, как Начало нового эона, она и подаётся нам в Евангелиях, - то эта Семья, вне которой немыслим истинный человек, Христос Иисус, и есть, говоря языком Платона, Идея человека и человечества нашего нового века. И поэтому всякое истинное бытование человеков нашего века в сменяющих друг друга поколениях будет подобием этой идеи, или повторением Первособытия, Архэ. То есть во всяком поколении ж а т в ы  Архэ вновь присутствует как семья Бога Отца: это Первенец Медиатор, имеющий трансцендентных родителей и знающий о Себе, кто Он; обнаруживающийся в мире, как Учитель, имеющий глаголы истины и привлекающий к себе младших братий, пленённых Демиургом, во спасение их.

Поэтому те из детей, кто привлекаются светом культурно запечатлённого Логоса, повествующего о Первособытии, или Идеей христианского человечества, имеют возможность, правильно  понимая себя, или искать в мире своего Старшего брата, Первенца, который стал бы их Учителем и психопомпом, или, имея уже Учителя, идентифицироваться в отношении к Нему, по подобию, согласно модели Архэ, изложенной в Евангелиях. Только в этом заключена функция культурного запечатления Архэ: всякое иное употребление Евангелий по меньшей мере бессмысленно, а по большей – вредно, так как ведёт к заблуждениям. Поэтому, если кто не знает себя, как Сына Божия непосредственно от Отца, должен с пользою для себя примериться к персонажам Евангелий, окружающим Первенца, ибо именно в них содержится поучение ему, и через то – помощь. Он должен подумать о себе, кто он? Может быть он Иуда, или Андрей, или Фома, или Петр, Магдалина, мытарь Матфей, слепой Вартимей и т.д.  Или я мать Иоанна и Якова Зведдеевых, просившая у Христа за сыновей своих?
Поняв, кто он, сей познает себя мифологически, поистине, – и получает в этом помощь.  Поскольку видит свое положение в плане спасения.

Перейдя теперь к Богооткровению как Городу Иерусалиму, мы еще более расширяем круг мифологической самоидентификации. Здесь уже можно спросить себя, а не Каиафа ли я? Не Пилат ли? Не Ирод? Не принадлежу ли к толпе, кричавшей: распни его!? А может быть я разбойник, или воин, подавший на копье губку с оцетом? Или тот, на кого воины возложили тащить крест на Голгофу?