Мишкря

Колька слушал меня раскрыв рот. Но, все-таки не поверил:

- И что, прямо так, сам знает, где ты, и приходит? Из деревни? Так это ж, - он привстал и смотрит под луну, повисшую над селом, - так это с километр, а может и больше. Нет, не может быть такого, завираешься. Утка, собака тебе, что ли?

- Я тебе говорю правду, - стукнул я себя в грудь и, открутив крышку с бутылки, плеснул ему в кружку клюквенной настойки.

- Чего только не слышал, но такого!

Справа легонько  звякнул колокольчик, раз, другой, и - в трель пошел.

- Я же говорю! – подначивает Колька. – Кто прав, а?

К счастью сработала не его донка, а моя. Леска вытаскивается легко, укладываю ее широкими петлями на берегу, чтобы не спутать. И, наконец, почувствовал сопротивление, сначала легкое, потом - сильнее, а потом - резкий рывок, да такой, что чуть не потерял леску. Хорошо, успел удержать ее, чувствуется, рыба небольшая, но водит сильно. Но, скорее всего это не окунь, тот рывками сопротивняется, а эта ведет ровно, как язь.

Колька стоит сбоку, и вглядывается в воду: "Че там?"

- Скорее всего язь?

- Вон он, вон, - Колька, выставив впереди себя подсак, внимательно всматривается в воду, и - резко окунув сачок в воду поднимает его с бьющейся в нем рыбой.

- Елец, - кричит он, - почти угадал. Я ельца больше люблю, чем язя, вкуснее. Грамм на пятьсот.

- Да хоть триста, - смеюсь я и кидаю Николаю сумку для рыбы.

Надев на крючок нового червя, с помощью длинной палки с гвоздем на конце забрасываю донку в озеро, точно в то место, где она только что и была. Получилось, это радует  с другими донками не запутается.

С бульком грузила послышалось утиное  кряканье, почти на берегу.

- Наверное твой, Мишкря плывет? – подкалывает сосед.

- Кто, Мишкря? Ну, может, - соглашаюсь с Колькой, но обиду за то, что не верит мне, не показываю.   Поправил палку у костра с подвешенным на ней чайником, спрашиваю, – чай будешь? Вот-вот закипит.

- Рановато еще, - присаживается рядом Николай, - выпивает остатки настойки и ищет на  газете оставленный кусок сала. – Опа, а где он? – и смотрит на меня.

- Кто? Мишкря? – делаю вид, что не понимаю, о чем он.

- Мишкря, - огрызнулся Колька. – Кусок сала, здесь же его оставил, - и вопросительно смотрит на меня.

- Не брал, - оправдываюсь, - и протягиваю ему банку с  нарезанными кусочками сала.

Колька вздохнул, вытащил из нее несколько кусков:

- Да, слышал я много россказней про уток, и то, что их как подсадных используют, и то, что их яйца подкладывают под наседок, и утята появляются. Но то, чтобы подранок не побоялся рыбака и полез к нему, ища защиты, нет! Валь, ну не может быть такого!

- Да не выдумал я здесь ничего, - начинаю оправдываться и повторяю свой рассказ. - Ну так и было на самом деле! Рыбачил всю ночь, на рассвете мужики давай по уткам стрелять. Ну, чтобы не пристрелили и меня, спрятался у одного из них в скрадке. И все. Охота закончилась, вернулся на свое место, на донках три окуня, да пара язей. Ну, думаю, хватит, складываю рыбу в сетку, сворачиваю донки, открываю рюкзак, а там утка - селезень кряквы, подранок: крыло у него дробью перебито, и так жалобно смотрит на меня.
Ну, жалко стало птицу, отнес домой, наложил на крыло шину из рейки, бинтом обмотал, ну и посадил его к своим уткам. Наутро смотрю, выжил, через неделю снял повязку, крыло срослось, но отпускать не стал, уже поздно, зима. Ну и все.

Потом как-то ремонтировал изнутри утятник, вся птица в дальний угол с перепугу забилась, а этот нет, ко мне лезет, мешается под руками. Оттолкнул его, а он ни в какую, то гвоздь схватит отнесет куда-то, то отвертку оттащит. Ну, погладил его. Потом с кухни принес крошек от пирога, положил, думаю, подойдет, угощу. Так и подружились.

Потом как-то опять работал в сарае, смотрю, этот где-то дырку в стене курятника нашел, и ко мне бежит. Вот. И опять начал «помогать», так сказать. По весне отнес его на озеро,  выпустил, а у него видно не так крыло срослось, не смог подняться на крыло, не смог подняться в воздух. Ну, ладно думаю, пусть в камыши плывет себе, а он нет, - ко мне, назад. Крякшей его назвал, как собака, везде за мной ходит. Пару раз брал Крякшу, погоди, как ты там сказал, Мишкрю, с собой на рыбалку, не уплывает. Ну, рыбку почистишь там, дашь от нее чего-нибудь ему, не берет, а вот сало как увидит, сразу глотает. Вот.

- Да ладно, чего только не выдумаешь, - с недоверием морщит лицо Колька, и тут же, ну, как на зло, колокольчик сработал. – Во, о чем я говорил! - тянет палец вверх Колька, - Значит, брешешь.

На этот раз бьется в траве язь, хороший, жирненький. Колька завидует: "Ну почему так брехунцам везет? У-у? Может водяному сказки твои нравятся, и угощает тебя?" - смеется.

- Может и так, - соглашаюсь я.

Налил в кружку чаю и предлагаю Николаю. Тот отнекивается, из бутылки выливает к себе в кружку остатки, выпивает, и, сморщившись, ищет рукой на газете сало. А его опять нет.

- Валь, ну ,слушай, не издевайся, а! – возмущается он. - Вот здесь же только что, кусок сала оставил.

Я с удивлением развожу руками, мол, зачем он мне, когда вон кроме него на газете сколько еды кроме сала: и картошка варенная, и яйца варенные, лук, огурцы. Нашел, блин, пацана.

Но возмутиться вслух так и не успел, со стороны рюкзака вышел мой друг, как там его Колька назвал, Мишкря.

Кря-кря, - подошел ко мне и клювом перебирает пальцы – здоровается.

- Привет дорогой? - ласкаю его по шейке. - Опять в гости пришел, да? - и смотрю на Кольку. А тот, как был с открытым ртом, так и замер.

- Так это правда, что ли? – шепчет он.

- Нашел брехуна! Видишь, селезень, кряква, а ты – Мишкря! - беру своего пернатого друга и сажу на колено. - Хотя мне это имя больше нравится.