Люди книжной культуры

"Люди книжной культуры" - это мы, это я о нас сказал. Ведь едва ли не главное наше наследие, полученное от матери Античности,- это КНИГА:  книга вообще, и Книга книг, - как её называют, - в частности.

В эллинистическую эпоху, прообразом которой послужил Вавилон; в эпоху многоязыких империй и пёстрых мегаполисов, когда общество перестало являть собою связный единый текст, но составилось из бесчисленных культурных фрагментов - осколков ритуалов и культов множества богов и окаменевших обычаев множества племён; в эту эпоху на авансцену культуры вышла книга и начала своё победное шествие через века вплоть до нас с вами,- сопровождаемая во все времена особой когортой людей, именуемых в народе "книжными червями". Но не о них веду я речь свою,- хотя и о них тоже.

Книга сделала возможным индивидуализм, так как, имея книгу, я не нуждаюсь более ни в ком для усвоения культуры. Культура, редуцированная до книжного свитка, может быть в моей личной собственности. Более того, я сам могу написать книгу, и, таким образом стать отцом культуры, "валентным" Моисеем, вокруг которого может начать кристаллизоваться новое общество. Ведь именно так возникли и возникают многие религиозные секты на протяжении христианской истории, крупнейшая из которых - мухамеддане.

Книга хороша тем, что она освобождает меня от объективированного в общественной норме обычая и ритуала, - мой этос, таким образом, не насилуется внешним образцом и может стать действительным  «этосом»  бога, обитающего в моём сердце. И это даёт уникальную возможность познания себя и творчества "построения" собственной личности. А также, я могу найти своего бога за пределами своего племени, узнав об его «этосе» из книжного описания. Именно так многие эллины нашли своего бога в еврейских книгах, и именно эти люди образовали фундамент христианства: среди них проповедовал Павел.

Так, благодаря книге, становится возможным экспорт б о г о в - новая, уникальная возможность для реализации человеком своей духовной свободы. Но это, пожалуй,- предмет отдельной беседы.
И, в то же время, книга плоха. Она плоха тем, что она может только рассказать, но не может показать. В адекватном ( и то лишь более-менее ) виде в книгу может попасть только вербальная  часть социального процесса функционирования культуры. Но вербальная часть - это очень малая часть культурной матрицы, гораздо больше упрятано в вещи и во взаимоповедение людей. Плотская душа человека, лишённая чувственно воспринимаемой, организованной в пространстве (и в стаде) среды жизнедеятельности, испытывает голод

Этот очевидный недостаток книги, как формы бытования культуры, приводит к компенсирующей попытке вербализовать всё ранее в культуре невербализованное - упрятанное в жесты, движения, танцы, ориентировки, татуировки, одежду, камни, планировку, окраску, архитектонику, построение войск, музыку, домашних животных, растения, подарки, взгляды, вздохи, фетиши, и т.д., и т.п. 
Такая "сплошная вербализация" приводит к неслыханному переразвитию дискурса и мечтательности в ущерб наработки душевной привычки, или габитуса. Обо всём можно рассказать и всё можно вообразить (хотя, на деле, и не всё), но согласитесь всё же, что одно дело прочесть о приключениях Робинзона, и совсем иное дело самому пережить эти приключения. Нужно ли доказывать, что прочитавший и переживший - это два совершенно разных человека. Можно, конечно, усомниться в том, нужно ли нам становиться Робинзонами, но кем-то нам ведь обязательно нужно становиться!

И вот, оказывается, что книга неэквивалентно замещает культурный текст, записанный (лишь для памяти) в ритуале и вещной среде, не только пото¬му, что оставляет душу сенсорно и двигательно голодной, но ещё и потому (главное!), что ритуальный текст не просто прочитывается, но с его помощью восстанавливается культурный феномен, - обязательно в процессе общения с другими людьми, и вот это-то общение и является решающим фактором строительства душевного, формирования характера. Таким образом, книга оказывается суррогатом, пищей пустынников, или космонавтов, так как оставляет человека наедине с собой. Вне коллизий общения созерцательные переживания не переходят в переживания вовлечённости, и умная душа не становится настоящей деятельной душой. Происходит подмена дистантности, создаваемой властью над волей, на дистантность не вовлечённого в события зрителя.

В итоге, человек как бы вовсе и не формируется: его душа не получает нужных привычек общения и поведения, а его логос не получает корпуса системной власти над душой и телом. Человек остаётся душевно ребёнком, и над его детской душой тяготеют весьма громоздкие, из-за транслированности в одномерную последовательность знаков (речь) мировые смыслы Бога и Человека.

И такие вот "дети", с большой головой и немощным телом, подобные примитивным компьютерам с громоздкой программой и немощной аппаратной частью (процессором), часто образуют "избранный народ божий",- как они о себе думают,- так как не стыкуются с людьми, у которых более нормальные пропорции головы и тела, и которые предпочитают книге вовлечённость в реальные общественные связи и отношения.

Описанное явление есть, безусловно, духовная болезнь; болезнь декаданса античной культуры, нашей матери, декаданса язычества. Мы захвачены этой болезнью, которая длится уже два с половиной тысячелетия, начиная от появления первых философов.

Вехой этой болезни можно счесть написание Библии - первой в истории попытки вместить религию в книгу. Народ, подвергшийся разорению и рассеянию, уничтоженное царство, попыталось возродить себя с помощью речевого описания самого себя. По-настоящему, это, конечно, невозможно сделать. Поэтому в итоге подобных усилий рождается информационный робот, имитация общества. Я не хочу утверждать, что еврейское общество послепленной эпохи было роботом, големом, и только, - но прецедент случился; явился и сам голем (робот), как опухоль, нарост, выдающий себя за лицо.

Декаданс античного язычества, быстро прогрессировавший в условиях империи, когда отдельные традиции утратили консервировавшую их изолированность, создал особенно нравственно разжиженную социальную среду, гигантскую античную богему - потребителей зрелищ, мистерий, книг, проповедей и дешёвого хлеба.

Этот "античный пролетариат" вместе с включённой в него люмпенизированной, кинической интеллигенцией и с интеллигентной знатью, давно поражённой философией и утратившей религиозные корни, явил собой лучшую почву идеологических обществ-фантомов, лишённых традиции и рождённых прямо из головы, из книжного знания.

С тех пор общества-роботы, создаваемые тем легче, чем больше становился багаж накопленного книжного знания, превратились в постоянную проблему человечества, в новое, агрессивное и опаснейшее зло, жертвой которого в Новейшее время пала и Россия.

Возникновение на базе книжной культуры обществ-роботов и человеков-зомби маскирует, однако, совсем иной процесс, ради которого, собственно, и попускается помянутое зло. Это - вочеловечение Бога: то есть прекращение вражды с Отцом Небесным, возвращение из отчуждения от Него и вступление вновь в личный контакт с Ним. Снятие отчуждения, внесённого грехом Адама, означает перемещение Бытия Бога в человецех из объективной заповеди, ограничивающей волю человека и противостоящей этой воле, в обновлённую крещением благую личную волю человека. Такое "перемещение" предполагает освобождение поля смысловой коммуникации между людьми, в которой осуществляет себя человеческий дух, от объективированных, застывших форм, в которых ранее запечатлевалась воля Бога, обращённая к грешному человечеству. Теперь, когда воля человека, после его обращения, стала вновь согласной с волей Бога, границы, положенные от Бога враждебной Ему воле, утратили свою силу и смысл. Реально, это означает столкновение между традицией богопочитания, закреплённой в социальных институтах, т.е. Закона, и благой воли восстановленного в богосыновстве человека. Этот конфликт мы видели на примере жизни Иисуса Христа, который за верность помазан был Богом на Царство над своею душой, в то время как Старейшины народа, не признавая его помазание, претендовали по-прежнему на власть над душой от "лица" заповеди, которую они хранили.

Как можем мы ныне видеть, Иисус победил, хотя и не полностью Победил Он, конечно, не в церкви Его имени, а как раз вне её. Победа заключалась в том, что удалось загнать традицию в рамки церковных общин, оставив свободное поле для тех, кто в общины не входит. То есть, Иисус произвёл "цим-цум" с обратным знаком: он ужал мир, чтобы освободить место для бытия Бога в человеках. Этим именно объясняется пафос евангельской борьбы с Князем мира сего.

Европейское общество развивалось до сих пор под знаком этого освобождения: мы могли видеть, как социальная среда приобретала всё более духовно нейтральный облик, становясь чисто утилитарной. Чтобы поверить в это, достаточно сравнить, скажем, храмовый комплекс Боробудура на Яве и торговые центры современного европейского мегаполиса. Последние - совершенно безлики в религиозном смысле: они чисто утилитарны. То есть социальная среда перестала быть религиозным текстом. Точно так и социальные отношения перестали быть ритуалом, записью маша. Общество из церкви превратилось в рынок, тотальный рынок. Исторический Иисус изгонял торгующих из Храма; ныне же, торгующие, с благословления небесного Христа Иисуса, изгнали храм из общества, ибо не стало более Бога вне человека, как противостоящей ему Космической силы.

Последние наши замечания ещё раз возбуждают вопрос о том, насколько тождественны между собой исторический Иисус Евангелий и Небесный Иисус, восседающий на Престоле Отца. По крайней мере, в каких-то эпизодах своего земного пути исторический Иисус отдал дань еврейству и выступал против эллинского универсализма за обновление ритуального иудейского общества. Хотя, наверное, мы неправильно понимаем эти эпизоды.

Но, в любом случае, эпоха "избранных народов" закончилась, настала эпоха "избранных личностей". Ранее Бог не мог избрать личность для жизни своей на земле, так как присутствовал только в законе, ограничивающем личность, и поэтому мог избрать только общество , которое приняло бы Его закон. Но теперь, когда явилась личность не враждебная Богу, а любящая Его, "избранный народ" стал её естественным врагом, что и было продемонстрировано осуждением Иисуса синедрионом.

Какие же следствия имеем мы для себя из этого исторического развития: мы, которые оказались не готовы к такому доверию со стороны Бога, к такой ошеломительной свободе, и склонились ко лжи, к обществу-роботу, изображающему любовь к ближнему..?

Нам, конечно, трудно. Принять традицию, отречься от своей воли, значит похерить Христа; а без традиции, без формирующей душу среды и отношений, обязательных в своей твёрдости; без сильного отца, мы впадаем в соблазн вообще избежать становления в господина своей души; остаться рабом "пассивы" (страстной души), лишь имитирующим господство. /Общество-робот, кстати, и образуется такими "имитаторами", якобы имеющих убеждения, принципы, но на самом деле - жертвы они созданной ими коллективной игры/

У нас нет иного выхода, кроме как честно и до конца воспользоваться индивидуально-доступной книжной культурой, и, полагаясь на своего Небесного Отца, имея пред глазами пример Царя Иисуса, с его невещественной помощью выстроить себя самим и реализовать своё личное примирение с Богом. На это дело и благословил нас Иисус, когда обещал прислать на помощь духа Утешителя и духа Истины. С помощью этих духов, которые несомненно приданы нам, и следует нам не уставая нащупывать свой путь, отвергая притязания тех изначальных отступников, которые предлагают нам опять возвратиться к состоянию избранного народа и жить "соборно", в едином законе, едином обряде, одной мысли, и одном сердце,- как будто и не было никакого Христа, а так - очередной Моисей, заключивший новый завет для своего народа, теперь уже о небесной земле.

2.

Обобществлённая культура, объективированная в общей для всех вещной среде, социальных институтах, в ритуализованном быте, в неподвижных экспектациях со стороны ближних, в ролях и действах, в устойчивых взаимных статусах, и т.д., и т.п. - такая культура способна сформировать, воспитать природную пассивную душу человека, тем легче, что она вписана в природный ландшафт и в поля стадных коммуникаций и отношений кровного рода.

В итоге, человек такого традиционного общества, вступая в фазу взрослой ответственной жизни, получает в удел сформированную, дрессированную душу. И ему легко управлять ею, так как его господские воления, не отличающиеся от тех ограничений, которые налагались на душу средой, в которой она "выросла", встречаются с выработанной привычкой, или нравственным габитусом, имеющим тот же вектор. И, поскольку душа такого мужа послушно следует за ним, он всегда выглядит полнокровным: вы не заметите у него сплина или душевного бессилия, так наз. "комплексов", - то есть он счастливо избавлен от того привычного современному человеку европейской цивилизации разлада между активным разумным Я и пассивной душой, которая не хочет этого "Я" слушаться.

Но, с другой стороны, несмотря на то, что он пышет природной силой, духовно он слаб. Ведь его духовная воля, осуществляющая господство, структурно привязана к устойчивой культурной матрице: она скелетна и ригидна, то есть неэффективна за пределами ситуаций, ритуально решённых в данной культуре, и может совершенно разрушиться при столкновении с иной культурой, что мы и наблюдаем повсеместно, где традиционные общества входят в соприкосновение с европейским,- это относится и к традиционной русской деревне. Образно говоря, человек традиции успешно ездит на объезженном коне, но едва ли справится с ездой на диком тигре.

В итоге, такая заранее определённая господская воля, ориентированная на обученную душу, не вместит в себя живого духа, а способна лишь устойчиво воспроизводить породившую её культурную матрицу. Вот почему стратагема традиционных общин сводится, в конце концов, к дурному бесконечному продолжению собственного рода.

Книжная культура ущербна тем, что не вовлекает в движение настоящего становления пассивную душу и тело, так как не развёртывается на натурном ландшафте и в настоящем,- не понарошку, - общении и борьбе. Читая книгу, человек вращается в сфере невещественных смыслов, которые могут лишь поверхностно волновать душу, не приводя к мобилизации жизненных сил, - ведь то, что описано в книге происходит не на самом деле и не со мной. Книжный человек получается, поэтому, худосочным, он не дышит природными силами, и едва ли справится с испытаниями, которые легко вынесет какой-нибудь индеец.

Всё это так, но спрашивается, зачем современному человеку тренированная послушная душа и тело воина, охотника, следопыта и т.п.,- ведь он не охотится, не дерётся на копьях, не живёт в лесу. Не для того ли и создана цивилизация с её комфортом для тела и души; комфортом знаково нейтральным в религиозном смысле,- чтобы душа оставалась младенческой, неоформленной в вид, как это происходит у животных под воздействием аггрессивной формирующей их поведение природной среды, и как это происходит в традиционной культуре, формирующей культурный  вид

Не в том ли и различие между воплощениями современной, не посягающей на господскую волю человека культурой, и культурой древней, традиционной, что последняя была малокомфортной, зато знаково нагруженной и агрессивной, требующей ритуальных действий (поклонов, снятия шапки, обуви, омовении, поста, жертвоприношений и т.д.), тогда как новейшая воплощённая культура религиозно нейтральна, не священна, но куда как более комфортна. Это сказывается даже в обустройстве церквей: в ортодоксальной церкви нужно стоять и. пр., а в новых церквях люди сидят на удобных скамьях.

Соответственно, и роль пассивной души теперь совсем иная. Она не является теперь приспособлением для жизни в определённой среде. Роль неоформленной, пластичной души совсем иная: она стала проявителем Меня, господина и судьи для меня же, как смысло-ориентирующегося, общающегося с духами субъекта.

Оттого, что младенческая наша душа не оформлена в вид, не следует ещё, что она может произвольно быть подчинена голой воле: нет, она так же ригидна в отражении подлинных и устойчивых черт нашего "Я". И только включение господской воли в космический по¬рядок, в питающие душу жизненные потоки, может обеспечить "Я" мир с его собственной душой.

Проблема современного человека не в том, что его душа не становится "красивой газелью" (нам нравятся восточные женщины,- они похожи на газелей и верблюдиц, - но не обольщайтесь, у них и души антилоп), а скорее в том, что мы входим в книжную и театральную культуру как в магазин, и выбираем себе лицо, подобно костюму. Мы хотим всё время оставаться в рамках игры, то есть жизни не всерьёз. Однако, гуманная цивилизация ограждает нас от серьёзных коллизий на уровне физического выживания не для того, чтобы мы всю жизнь весело развлекались. Она освобождает нас для другой серьёзности: для открытия внутреннего человека, для примирения с Богом во внутреннем храме души, для воцарения Иисуса Христа в ментальном коммунионе нашего Я, и получения от Него титулатуры на господство над своей пассивной душой в иерархии почтительности к Небесному Отцу Христа.

Наша культура - это большая ярмарка разнообразных печатей Бога, Его портретов, Его посмертных масок, описаний Его путешествии, текстов ролей на празднике духов и т.д. и т.п. Но утрачена живая наука контактов и общения с Богом. Задача современного человека (каждого) - восстановить для себя лично (не для всех, не для человечества...) традицию общения с богами, возобновить Союз человека и Бога, беря себе в помощь сведения о древних традициях, вышелушивая из древней культуры зерно,- что должно быть для нас облегчено тем, что Иисус проложил путь. И, разумеется, следует избегать соблазна имитативного бытия в театре, основанном апостолами, и называемом ортодоксальной церковью. Тот, кто думает, что став протестантом, он вышел из театра, ошибётся, так как протестанты лишь удешевили театр. Ранее это был "богатый оперный театр с парчовой занавесью и профессиональными актёрами", а теперь -это модерный самодеятельный  Брехтовский театр без декорации и костюмов.

Размывание традиции и десакрализация среды обитания человека означают разрушение Града Земного. Отныне нет ничего "объективного", ничего вовне меня, что было бы больше меня, к чему я должен бы был приспосабливаться. Все большие меня - внутри меня. Град Небесный не проецируется в телесное пространство.

Все символьные системы Града Земного в конечном счёте укреплены как на субстрате ("на корненожках") на денотатах, принадлежащих телесно-пространственной жизни, или реальности пассивной души. Символьные системы Града Небесного замыкаются на денотатах, чья реальность не может быть удостоверена чувственно, которые не принадлежат телесно-пространственному миру, реальности пассивной души, поэтому не может быть "небесных страстей". Знак Града Небесного выпадает из системы коммуникаций Града Земного: он выходит вовне лишь для того, чтобы тут же вернуться во внутренний мой храм; он не предназначен для привлечения внешних пищевых" потоков, - поэтому религия совершается втайне. Поклон, совершаемый мною в уединённой молитве, есть выражение моего почтения к Богу на уровне моей "пассивы" (лат. PASSIVA), но не есть признание зависимости от кого-то внешнего.