Пятнадцать

Было это так давно. Целых сто лет назад. Нам было пятнадцать и все было впервые. Точнее, первая любовь уже прошла. Она промелькнула совершенно незаметно и испарилась при первом же свидании. А вот сигарета, выкуренная на остановке у всех на виду, это  было впервые.  Потом, была первая стопка водки, выпитая там же, под звездным небом и хриплый перебор гитары. Затем первая драка с  поножовщиной против чужаков района, наравне с взрослыми мужиками. После которой, ты уже не просто пацан, а мужик, которому хоть и пятнадцать, но ты уже в авторитете.  И все твои знакомые, не смеют больше снисходительно теребить тебя по холке  и посылать тебя или твоих друзей за пивом. Ты уже ЧЕЛОВЕК! Хотя тебе всего пятнадцать. Но речь сейчас не об этом.
Сейчас всем нам далеко за пятнадцать. Всем моим друзьям. Живым и мертвым. Как мне. Так и моему другу, Володьке, который живет в тюремном мире. Точнее, который так и не вышел оттуда, после своей первой ходки, в то самое время, когда нам и стукнуло по пятнадцати. Случилось все тогда очень быстро. Стремительно и безнадежно. Взяли нас, всем скопом, в подвале. Это была наводка, чистой воды. В этом никто и не сомневался. Ни сейчас. Ни потом. Тот день, день  нашего рождения, вся наша бригада решила отпраздновать с размахом. Купили два ящика портвейна, по кличке «Гнилуха», запаслись колбасой, натырили яблок на дачном участке, вот и тебе и пир горой. Накрыли стол, приложились к бутылкам и пошло веселье. Но какая радость в мужской компании без женщин? Решено, сделано. В срочном порядке была организована делегация ловеласов, цель у которой была одна. Привести на наш праздник Татьяну. Известнейшую в этом районе потаскуху, для которой такая компания, что дом родной. Ее появление вызвало бурю восторга и желание выпить с нею в два раза больше выпитого. Но запасы спиртного таяли быстрее, чем нами предполагалось. Да и к тому же теперь мы были просто вынуждены поить Татьяну, так как она наотрез отказывалась работать с нами, за бесплатно. Ну, что ж. Был – не была. Стравив ей последние литры «гнилухи», наша веселая компания приступила к делу.
Как всегда, право первого танца любви, досталось тем, кто уже давно потерял свою девственность. Затем пришла очередь тех, кто хоть и слыл в нашей среде мужчиной, но доказательств тому у нас не было. А после них, на прелести пьяной Татьяны, могли претендовать и девственники.  Коих в нашей компании и было двое. Я и Володя.  Допив остатки портвейна и подбадриваемый друзьями, Вовка и тут не ударил в грязь лицом. Он всегда был впереди одноклассников и прочих друзей. Просто такой у него был характер. Быть всегда впереди. Получив нужные инструкции от бывалых мужчин, он спустил штаны и взгромоздился на храпящую путану. Едва прикоснувшись к ее телу, он вдруг у себя над головой, отчетливо услышал, чей - то голос:
-Тут они. Берем их.
И в этот миг в подвал ворвалась целая армия дружинников и милиционеров. Все произошло так быстро, что мы не успели ничего толком сообразить. Одним словом, Вовку взяли на Татьяне с поличным, при свидетелях. Слова: «групповое изнасилование» произносились всеми в округе с презрением и ужасом. Да, мы влипли тогда в неприятную историю. Татьяна, спасая свою репутацию женщины и будущей матери, упорно стояла на своем. Изнасилование. Версия следствия была также непреклонна. «Группа подростков взята с поличным. Вердикт: групповое изнасилование гражданки N….»
Все. Это был конец. Конец нашей жизни. Еще не состоявшейся и непонятной для нас, жизни. Каждому из нас грозила тюрьма. От пяти до семи лет вкючительно, без права на УДО.  Выход был только один. Нам нужен  «паровоз». Связавшись с уголовниками разных мастей и толка, стало понятно, что другого выхода у нас просто нет. «Паровоз» берет на себя все наши грехи и получает свой срок на всю катушку. Десять лет, от звонка, до звонка. И Вовка согласился. Почему? Не знаю. Не знаю и все тут. Может быть, он просто испугался? Может быть авторитет уголовного мира, обещавшего ему за это все блага зоны, сыграли свою роль? Не знаю. Знаю одно. Нам далеко за пятнадцать. И я уже давно не мальчик. У меня есть семья. У меня есть  дети. У меня есть работа и большая зарплата. У меня есть будущее. Наша компания давно развалилась. Кто то из нас уже много лет покоится  на кладбище. Кто то уехал за границу. А вот Вовка остался. Остался там, в том жутком мире, где царит насилие, обман и предательство.
Нет, безусловно, его срок за то «преступление» давно истек. Но не за долго  перед окончанием срока полученного им за Татьяну, он совершил в тюрьме еще одно преступление, затем еще, еще и еще. Не знаю. Но мне кажется, что он, так и не познал чувство любви женщины. Как и не смог увидеть лица детей, рожденных от нее. Я все понимаю. Так сложилась его жизнь. Но мне грустно. Почему? Не могу сказать. Мы не писали друг другу писем. Не ездили к нему на свидания. Все друзья постарались забыть о его существовании.   Сама мысль о том, что бы связать свою память с насильником, была чужда нашим родителям. Наши  родственники отгораживали нас от контактов с его родными. Нам говорили, что мы должны его забыть. И мы забыли о нем. Но наверно он так и не смог нас забыть. Нас,  своих друзей. Наверно поэтому он не хотел  возвращаться к нам, в наш мир. Который однажды предал его. И мог предать его и в другой раз. Наверное, он стал бояться нас и нашего мира. А мир тюрьмы стал для него  родным и близким.  По крайней мере, знакомым и удобным.
Вот я и говорю.  Нам теперь уже далеко за пятнадцать. Ему и мне. Но почему мне так грустно? В этот мой пятидесятый день рождения. Среди этой ресторанной мишуры, среди музыки и дыма дорогих сигарет, мне грустно как никогда? Кому они нужны, эти брильянтовые колье, золотые перстни, вычурные наряды вечерних платьев?  Кому он нужен, весь этот маскарад? Кому она нужна, это жизнь? Гнусная жизнь предателя, продавшего там, в том подвале, за глоток портвейна, свою душу.
 Просто я тогда струсил. Струсил, когда к нам домой пришел участковый и сказал:
- Если ты не согласишься, тогда я вынужден поставить тебя на учет в отделении.
И я согласился. Согласился сказать, где будет наша пирушка. Просто я не знал, что все так обернется.  Просто я не знал, что предательство никогда не бывает добрым. Оно есть. Или его нет.  И теперь я просто пью. Я пью в мой день рождения. Точнее не так. В наш день рождения. Мой и Володькин. Пью. Много. Беспробудно. Пью за моего Володьку. Который там, в том мире предательства, навсегда  остался девственником.  По душе и телу. Пью за тебя, МОЙ НАСТОЯЩИЙ ДРУГ!!! До дна, Володя. До дна.