Небесная селедка

Человек, который нашел ангела, надевал в основном  серое и работал продавцом лотерейных билетов. Он был уже в том возрасте, когда кажется, что статьи в газетах начали печатать по второму кругу: в них теми же словами рассказывается то же самое, что и десять лет назад; также ему казалось, будто межличностные драмы людей, окружающих его, тоже стали повторять сами себя, и это действовало раздражающе. «Видимо, скоро вся моя жизнь пройдет по второму кругу, и все, кто втыкал в меня булавки раньше, снова услужливо сделают то же; а если они и выберут другое обличье – это не собьет меня с толку. Вероятнее, что мне полагается и дальше ломать голову над тем, зачем же это всё так».
Этот человек работал продавцом лотерейных билетов сравнительно недавно, а в прошлом он испробовал множество профессий, ему приходилось бывать и сторожем, и курьером, и кондуктором, и верстальщиком, и лаборантом, и кем-то еще; но всё это нравилось ему одинаково мало. «Раз уж совершенной профессии нет – остается быть идеальным работником», - решил он, в конце концов.
Он шел с работы, глядя по сторонам; вокруг деревьев еще лежал сугробами снег, а на дороге уже темнела слякоть; он шел мимо заброшенного здания старой школы и гаражей, за которыми располагалось кладбище; он обратил внимание на то, что сначала принял за белый полиэтиленовый пакет, уцепившийся за  влажную, безлистую и злую ветвь дуба. Но, подойдя поближе, он выяснил, что это ангел, похожий на девушку; бледный, будто вырезанный из бумаги. Человек засмеялся и протянул ангелу руку. Тот не дрогнул, продолжая оставаться недвижимым и смотрящим куда-то сквозь. Изо рта у него почему-то торчал хвост селедки, которую ангел, наверное, не смог проглотить.
Человек, завороженный необычайной находкой, отцепил ангела от ветвей, и, бережно взяв его на руки, отнес домой. Дома он аккуратно вынул селедку изо рта ангела, и выкинул ее в мусор. «Прежде, чем есть рыбу, ее следует резать на кусочки, а эта была уже достаточно подозрительной, чтобы мы могли считать ее просроченной», - объяснил он ангелу весело.
Ангел продолжал не двигаться и смотреть сквозь предметы, он не отвечал на вопросы, но человека это не сильно расстраивало. Ангел ни на что не жаловался, ничего не просил и не предъявлял никаких требований. Вскоре он выбрал для себя самое удобное место в доме человека: в углу, под самым потолком, на трубе центрального отопления; в том же углу  над окном как раз висела старая гравюра, изображающая подробности анатомического строения какого-то карпа. Ангел сел на трубу, положив руки на колени, и больше не двигался и не шевелился. Впрочем, иногда он сплетал пальцы рук, и тогда выглядел напряженнее, чем обычно.
Человек был несказанно рад необычному спутнику жизни. Он не всегда осмеливался подходить к ангелу – вероятно, он так сильно обрадовался этой перемене в привычном ходе вещей, что панически боялся ее спугнуть. И когда он подходил к ангелу, то всего лишь легонько гладил его щиколотки или прислонялся к его голени горячим лбом. Когда к человеку (очень редко) заглядывали его знакомые, он почти молитвенно скрещивал пальцы за спиной: «Только бы они не подняли глаз! Только бы не увидели! Только бы не начали расспрашивать, что это!» Но на его счастье, все человеческие приятели оказывались крайне приземленными, они не видели ангела, они видели трубу центрального отопления и гравюру с карпом, и человек оставался спокоен.
У ангела была странность. Каждый день, когда человек возвращался с работы, он видел одну и ту же картину: изо рта ангела, смотрящего прямо перед собой, торчал хвост селедки. Было неясно, где ангел добывает эту рыбу, почему его пристрастия ограничены именно этим сортом еды, но сюжет был неизменен: человек неглубоко вздыхал, забирался на стул и нежно вынимал селедку изо рта ангела. Где-то на десятое повторение этого действия человек перестал выбрасывать рыбу неизвестного происхождения. Он сперва принюхался, а потом попробовал на вкус; как и следовало ожидать, вкус оказался неземным. Остаток вечера человек провел, кормя ангела этим удивительным кушаньем, по кусочкам.
Человек часто думал об ангеле, пока был на работе. «Кто ты и откуда – я не знаю; что я знаю наверняка – то, что я счастлив с тобой; чего я не знаю вовсе – как долго это продлится; о чем я могу просить: пожалуйста, будь».
Как-то, вернувшись домой, человек не нашел ангела на месте. Его вообще не было в квартире. В поисках ангела человек за два часа перевернул вверх дном всё, что было в доме, но, выглянув в окно, он увидел своего безмолвного товарища грустно ютящимся на одной из веток. Листья уже опали и застилали всё ровным желтым ковром, и, пока человек бежал по ним, они лениво переругивались. Как и в первый раз, человек ласково снял ангела с ветки и нежно вынул из его рта перезревшую селедку. «Ты так напугал меня», - всё, что сказал он ангелу; ангел же, по своему обыкновению, не ответил ни слова.
Так же было и назавтра, и послезавтра, и всю последующую неделю. «Ангел, ты так странно себя ведешь; скажи, чего тебе не достает?» - спрашивал человек достаточно ровно, а ведь кто-нибудь другой давно бы вышел из себя. Но ангел молчал, и человек думал, что, наверное, он говорит с фальшивой интонацией. Потом ему пришла в голову другая мысль, и он даже удивился, как не подумал этого раньше: «Но вдруг… ты вообще не понимаешь моего языка? Тогда… хотя бы намекни? На каком языке мне с тобой говорить?» Но договориться не получалось.
Две недели спустя человека задержали на работе, и, вернувшись, он не застал ангела, ни дома, ни на привычной ветке. Уже стемнело, и человек обежал все окрестности, шлепая по грязи позднего октября, то включая карманный фонарик, то (при свете фонарей) выключая его; но всё безрезультатно. Когда, глубоко заполночь войдя в свою квартиру, он машинально поднял глаза на трубу центрального отопления и увидел пустое место, а рядом – анатомию карпа, человек неожиданно для себя разрыдался, после чего сказал, скрипя зубами: «Я знал, что так будет».
После этого он с неделю провалялся в постели, уволившись.
Потом у него был период, когда он снова занялся поисками ангела – сколь активными, столь и бессмысленными, а через месяц, когда подошли к концу накопленные средства, он снова устроился на работу, на этот раз диспетчером, где-то при министерстве путей сообщения.
Одной из его привычек теперь было покупать сельдь килограммами, почти везде, где он ее встречал. Увидев на улице девушку в белом, он, вздрогнув, оборачивался – но это память шутила с ним. Иногда ему снилось, что он стоит под засохшим деревом и повторяет: «Из бумаги или из картона, из пены или изо льда, из реальности или из сна, но, прошу тебя, вернись».
Однажды, когда человек набрался духу начать генеральную уборку, он все-таки нашел письмо от ангела; оно было спрятано с другой стороны гравюры, изображающей карпа. Человек чуть не упал со стула, на котором стоял, перед глазами поплыли круги. Вот что было в этой записке: «Мы впадаем в любовь, как в море, – и в первую очередь неизбежно. Все мы – рыбы своей любви, мы плывем плечом к плечу, пока длится дельта, но море разлучает нас, хотя оно – и есть то, чего все мы трепетно ищем. И чем дальше я отплываю от тебя – тем сильнее тебя люблю, тем ближе к тебе становлюсь, тем неразрывнее то, что нас связывает». Что говорить! Человек, обычно такой сдержанный, рыдал уже после первых четырех слов.
Но всё же он сумел успокоиться, и зима прошла относительно гладко. Рыбу, которую человек покупал килограммами, он никогда не ел, просто любовался на скользкую чешую, а потом выбрасывал. После той рыбы, которую он отбирал у ангела, любая другая была ему как грубая древесина. «Это так неразумно, и, тем не менее, это так», - часто повторял он шепотом, причесываясь перед зеркалом.
Как-то, по пути домой, с ночной смены, с очередным килограммом мороженой сельди,  глядя по сторонам (вокруг деревьев еще лежал снег, но зато на дороге уже темнела бодрая весенняя слякоть), он заметил на одной из веток то, что сначала принял за белый полиэтиленовый пакет. Вздрогнув, он уронил всё, что нес, и ринулся к тому, что вовсе не являлось пакетом. Бледный, как бумага, ангел сидел на ветке дуба, из его рта по-прежнему торчал хвост небесной селедки. Не узнать его было невозможно. Человек протянул ему руку, как и год назад, ангел никак не ответил на этот жест; но отличие было: в том, что человек стал как будто меньше ростом, из-за того, что страшно ссутулился, пока жил без ангела; теперь он не мог дотянуться до нужной высоты с прежней легкостью. Поняв это, человек не мог сдержать слез, он почувствовал себя таким старым; и, вместо того, чтобы немедленно встать на цыпочки, взять ангела на руки и поскорее отнести домой, он обнял влажноватый ствол дуба и бессильно, исступленно заплакал, уткнувшись лицом в холодную темную кору. Если бы он поднял голову, то увидел бы, что неподвижный ангел с селедкой, торчащей изо рта, плачет, хоть и беззвучно, но так же безудержно.