Курьёз 10

"У-ЕЕ..."

Не рекомендуется к прочтению выпускницам гимназий и высших женских курсов имени Бестужева и Шанявского. Просьба - воздержаться от прочтения - и иным лицам с буйным воображением, расшатанной психикой либо с нестойкой нервной системой.   

Миха был опытным опером. Настолько опытным, что даже уважаемые блатари не смогли бы назвать его "кадетом", только - "борзЫм". Его стаж в уголовке приближался к 15 годам. Это было очень дохренА. Очень многие (даже "правильные", "чёткие") парни не выносят жёсткого ритма "уголков" больше 3-4 лет. Многие - меняют профиль своей работы, отработав в уголовке лет 6. Иногда, правда, это бывает обусловлено не усталостью или безысходностью. У "земельных" оперов - маленькие "потолки" по званиям. Из них многие и так "перескакивают" на "повышенные" (немного руководящие) должности, часто - в других службах. И хоть их нельзя по полной упрекнуть в карьеризме, осадок всё равно остаётся. Бывает хуже: опер вынужден вылазить в начальство, чтобы получить требуемое статусу звание. Не всю же жизнь ходить капитаном. Хотя приходилось знавать и таких, кто служил лет пятнадцать майором, так и не став подполковником.
Но вернёмся к Михе. Почему так важно указать, что он был опытным? Следующий за ним в отделе (по опыту) имел стаж в уголовке лишь 8 лет. И его считали "зубром". Так как же в этом случае следовало именовать Миху? Здесь нужно отметить, что в милиции (вообще, не только в уголовке) лиц предпенсионного возраста (похожих на изработанных истопников или шахтёров) иногда называли "бесполезными ископаемыми". "Ископаемыми" - за старость, "бесполезными" - за нежелание первыми подниматься в атаку. Так вот - Миха, хоть и был стопроцентным "ископаемым", был далеко небесполезен для общего дела. И хоть он никогда не был наставником "перспективной молодёжи", уголовным опытом был, что называется, переполнен. Так что, "имеющие уши" - что надо - слышали.
Но даже это - не важно. А важно то, что Миха (в силу своего опыта) бывал на таких разнообразных и разноплановых происшествиях, что удивить его чем-нибудь - было если не невозможно, то очень трудно. Так же трудно, как одного следователя прокуратуры, "оттрубившего" те же 15 лет. Тот-то уж насмотрелся всего сверх всякой меры. Это были и железнодорожные, и авиационные катастрофы, и утопления, и повешения, и пожары... Короче - трупы он лицезрел почти ежедневно. Таких людей трудно бывает чем-нибудь смутить. Так было и на тот раз. Банальное происшествие - мужик застрелился из собственного охотничьего ружья, выстрелив себе в голову. Следователь привычно уселся за столом и так же привычно, следуя криминалистической методе стал описывать по часовой стрелке обстановку помещения, оставляя "неописанным" определённое пространство "за своей спиной". Всё это ему доводилось делать тысячи раз. Его нисколько не смущало присутствие в непосредственной близости "всадника без головы". Быстро описав в протоколе убранство пространства в направлении двух стен помещения, "следопУт" обратил свой взор к третьей. То, что он внезапно увидел на стене, вызвало неудержимый рвотный рефлекс. Это были усы самоубийцы, чётко влепленные в стену своеобразным барельефом. Хоть следак и был суровым мужиком, из комнаты ещё долго доносилось: "У-ее, у-ее...".

Аналогичный случай произошёл как-то с одним "высоким" сановником. Тот был лишь пару дней назад назначен на должность начальника уголовного розыска большого города. Назначен был зря, так как единственной предпосылкой к этому очень серьёзному назначению явилось наличие некой родственной связи. Не было у назначенного ни толкового уголовного стажа, да и сам милицейский стаж исчислялся по пальцам. А "большие" начальники обязаны лично выезжать на серьёзные криминальные события. Видимо кто-то думает, что они ТАМ могут дать важные советы и указания. А без них ТАМ всё просто встанет. И вот - приехал скороспелый начальничек на первый свой "серьёзный" криминал. В лесу нашлись остатки от того, что раньше было мужиком. Тёплое... даже с лихвой - лето. Работой занят эксперт-криминалист. Ждут священнодействий судебного медика. Районные опера "по тяжким" стоят на некотором расстоянии от объекта заинтересованности. Что им надо - они уже рассмотрели. Теперь
просто курят, тихо делясь редкими умными мыслями друг с другом. Но, вот он - новый начальник ОУР всего города! Во всей красе! Как говорится - "в ослепительно белом костюме". Ему нужно всем показать, что умом он выдался - на радость родителям. И этим самым умом он превосходит всех вокруг. Бегло глянув на "тушку", он подскочил к плебеям-операм с вопросом - смотрели ли у покойного по карманам? Один из "битых" оперков поинтересовался встречным образом - а зачем? Медик будет работать со своими причандалами и принадлежностями, а наши - нам вручит, они ему ни к чему. Начальник взвился: "Что вы такое говорите?! А если у него в кармане паспорт или ещё какой важный документ?! Немедленно выверните его карманы!". Тот же опер молвил начальнику, глядя на него, как на идиота: "Вам надо - вы и выворачивайте!". Начальник решил показать всем, что он может делать любую работу, за что и был так высоко вознесён. Смотрите, мол, бездарные лентяи! Он резво подскочил к тому, что весьма коротко именовалось трупом и расстегнул пиджак "этого". Внутри пиджака он увидел много разных существ, к количеству и виду которых оказался не готов. Запах содержимого не очень напоминал любимых начальником мужских духов. В лесу ещё долго раздавалось ритмичное, как молитва: "У-ее..., у-ее!!".

Миха конечно знал и такого рода истории, и сам не раз бывал в таких ситуациях. Время превратило его в суровую машину сыска. Он был столь же мало эмоционален, как буддийский монах или мужественный воин племени сиу.
В тот день он дежурил сутки. Настало долгожданное утро, когда тяжёлая и очень нервная смена, наконец-то!, закончится. С восточной стороны в помещение дежурки ярко светило солнце. Миха почти счастливо жмурился от солнечных утренних лучей, сочувственно взирая на выстроившийся на инструктаж личный состав новой дежурной смены. В этот самый момент самой возвышенной радости, к нему неожиданно обратился "старый" дежурный (дежурный прошлой смены). Он, как и Миха, был тоже старым уважаемым воином. Дежурный сообщил, что остаётся с их смены одна заявка, которую, в принципе, можно смело передать новой смене. А именно - пока Миха жмурился, где-то кто-то "прижмурился". Якобы, самоповешение. Но пока пройдёт инструктаж, пока сгоняют "в город" за трупной бригадой, и пока, пока, пока - всем понятно... Да, от смены остаётся меньше получаса. Но что там делать, в этой общаге? Заскочил, осмотрел, доложил - как там и что. Если там действительно трупяшник - по быстрому... известно, что нужно... Ну, а нет - так тем лучше. Смена для обоих выдалась на редкость паскудная. Было очень много "ложных" заявок. А на все приходилось резво реагировать. И метался Миха от одной заявки к другой, как бес в пламени. То сообщат о трупе в скверике. Приехал Миха - труп уполз (просто был пьяный). Драка - орут - драка! Проверил - никакой драки. Нападение на сторожа ВОХР! На поверку - сам вохровец так нажрался какой-то бадяги из клея, что инопланетян стал видеть. Кража, кража! А никакой кражи - у заявительницы крышу снесло. Но в телефонную трубку этого не видно. Выезжать надо, как к нормальной. Вся смена просто кишела такой ерундой. И таких "мнимых" событий к концу смены скопилось десятка полтора. Дежурного это хоть и нервировало, но ему-то что! А Миха к утру был просто "издёрган", и не столько и серьёзными делами, сколько кошмарным количеством дичайшей чепухи, свалившейся именно на эти чёртовы сутки.
Собственно, поэтому ему и не очень-то хотелось ехать по предложению дежурного в рабочую общагу коридорного типа. Всё его существо протестовало против этого выезда. Но на словах он не произнёс ничего. Дежурный тоже молча дожидался решения Михи. Формально он мог Михе даже приказать... Но лишь - формально. Он ждал, что Миха просто проявит добрую волю, которая так долго не могла сформироваться в противоречивом михином существе. Но вот - какие-то выключатели щёлкнули - и Миха смиренно кивнул дежурному. Тот назвал лишь номер машины, на которой следовало следовать, ибо машин к утреннему разводу собралось перед отделом с избытком. Дорога много времени не заняла, и минут этак через 10 замаячило горестное здание общаги.
Привычная планировка коридорной системы, до боли привычный уклад, знакомые до слёз запахи и звуки. Шныряющие тут и там кошаки. Прогулявшись глазами по разнокалиберным и разнофасонным порядковым номерам входных дверей, Миха добрёл до нужной. Постояв несколько секунд, чтобы выровнять дыхание, негромко постучал в невзрачную плоскость. Из комнаты донеслось такое же негромкое: "Войдите". Миха открыл дверь и зашёл в комнату. Внутреннее убранство жилища являлось гибридом скромности, предельного аскетизма и бедности. Из мебели был только несуразный шкаф небольшого размера, хранивший в себе всю нажитую утварь, небольшой сундук в углу, очень импровизированное спальное место, максимум на 1,5 персоны, жалкое подобие кухонного стола, размером 3/8 от нормального, старый гнутый стул, да гладильная доска, приставленная к стене. Был ещё алюминиевый таз, но его мебелью считать нельзя, как и старый чугунный утюг. Справа от Михи, примыкая к входной двери, находилась вешалка с невзрачной одеждой. Всю обстановку и роскошное убанство покоев Миха оценил периферийным зрением. Сам же, свой сильно укоризненный взгляд он направил на худенькую измождённую женщину средних лет, стоявшую посреди комнаты. Она прижимала к себе невысокого пацанёнка со светлыми волосами, который головой едва доходил ей до груди. Одеты мать и сын были тоже крайне скромно. На матери было неопределённого цвета платье и передник с застарелыми пятнами, которые бывают у столовских судомоек.
Миха, держа папку под мышкой, устало облокотился на правый косяк входной двери. С минуту стороны внимательно разглядывали друг друга. Но дольше Миха медлить не мог, так как находился на государевой службе. К тому же - оперативной. А все оперативные службы отличаются быстротой. Опытному взгляду и уму - ситуация была ясна. Опять ложный вызов. Как день не задался с утра, так и новый начинается! И хоть женщина в комнате была трезва, Миха не нашёл иного объяснения её хулиганской выходке. С уклоном именно в сторону антиалкогольной пропаганды он и начал свою речь. Жаль, что не было у этой сцены нужных свидетелей, жадно ловящих каждое михино слово. Есть всем известные книги о наиболее важных речах самых известных адвокатов. Но никто никогда не издавал речей простых безвестных оперов в определённых ситуациях. Эти речи, смею вас уверить, гораздо интереснее и познавательнее. Они выплёскиваются на внемлющих с жаром вулканной лавы, и извергаются так же мощно и бурно.
Всё что накопилось за сутки в донельзя измождённой михиной душе, он опрокинул на голову трижды клятой ложной заявительницы. Несколько минут он излагал бессловесной статуе внимания, о том, что лучше было бы ей пойти на работу, купить что-нибудь сыну, заняться его воспитанием, вместо того, чтобы систематически бухать, сдавать стеклотару и снова бухать. Дальше шла продолжительная речь на тему производственного и бытового пьянства, переходящего в алкоголизм и белую горячку. Именно тогда у человека начинаются видения. А иначе - совершенно непонятно, с чего это вдруг такой бабе, и в таком возрасте приходит в голову поиграть с "органами" в прятки. Завершалась речь небольшим эпилогом на тему: "Как вы меня сегодня "достали" (в первоисточнике слово было иное, того же значения) своими уродскими выходками! Я сам бы вас всех с удовольствием повесил - чтоб другим неповадно было!". Устав от своих бесплодных попыток изгнания бесов из немой окаменевшей тётки, Миха, издевательски спросил: "Что молчишь? Сама ведь видишь, что повеситься у вас физически негде! Невозможно в голой степи повеситься! Понимаешь?! Я... тебя... спрашиваю - где... ТУТ... можно повеситься? Просто пальцем покажи! Только водку жрать можете!...". Он бы ещё что-то говорил, но женщина "оттаяла". Она подняла свою руку, которой прижимала к себе сына, и указала ей на самого Миху. Миха понял, что баба сошла с ума. Но в её глазах читалось не безумие, а какая-то странная жалость, вроде как - к самому Михе. И, внимательно присмотревшись к направлению вектора женской руки, Миха понял, что женщина показывает не точно на него, а на что-то чуть правее. Но там же ничего нет?! Там лишь тощая вешалка! Миха чуть повернул голову вправо и нос к носу столкнулся со стандартным лицом повешенного трупа. Так близко и зримо он впервые в жизни наблюдал и высунутый язык, и выпученные глаза...
И долго ещё из общажного коридора доносились знакомые звуки: "У-ее..., у-ее...".