387

***


У него в одном глазу лом, а в другом кувалда (а у нее в одном глазу серп, а в другом молот) - как ему мои пули, через его мозг пролетающие, поймать, когда у него оба глаза заняты? И как сделать хорошее лассо из одной своей худосочной извилины? ...Все памятники - это памятники ломам и кувалде. «Пули, может быть, и хороши, но очень плохи тем, что им памятник не поставишь»…


***

Как сильны тучи в этом году. Но и солнце с особым рвением сквозь них в этом году прорывается. Тюрьма, сквозь которую просвечивает пленник. Мы и сквозь квартиры не просвечиваем; заданно, режимно светим только в отведенные времена и в отведенных местах - на общей для всех огромной стене несколько наших картинок висит - а тут только богатырь свой мускул не до почернения напряг, как сразу у него подмышкой светлое пятнышко возникло...

***


«Ну вот: мне, наконец, стало скучно, не о чем больше думать сегодня. Значит, надо придумать, что бы поделать... Но уже вечер, однако!» (и сексуальные чувства, однако - а от них становишься очень говорливым и нет-нет да и скажешь что-нибудь особенно остроумное - записи достойное…)

Чем лучше стиль, тем больше и универсальней сеть, которой ты ловишь объекты, подлежащие изображению. Но это совершенно тупая ловля - лучше отобрать что-нибудь одно, но действительно необычное, чем вытаскивать на берег еще одну кучу всё той же мелкоты...

__

С2, услышав стих О1, высказалась злобно и сразу ушла.

Свидание с О1 (в метель, но мы в «Джузеппе»): очередной облом, снова всё не так, как хочется. Всё о себе, слышит только то, что хочет, в голове каша, ретивый национализм, неверие в Бога, увлечение сатанизмом (!), деловое пробивание своих трудов (даже в члены Союза писателей метит!), намерение ехать в Питер на журфак и нелюбовь к Фроловой. Перегорело в ней, видимо, всё – обвинила меня же.

Меня не сломаешь, я всё сильнее становлюсь – это определенно. Какие-то узкие выходы и тонкие проходы всегда будут находиться.

Интереса к живописи у нее вообще нет. Туризм (горный) на уме. Вообще, похвасталась, видимо, всем, чем могла. Думала, что раз я про «волю» пишу, то мне ее туризм понравится!

***


Рассказывал ей о себе и: «пусть... эта лавка развалится в течение трех дней, если  в чем-то соврал!» (Не рискнул языком или руками! И с опаской ждал эти три дня, ведь лавки часто ломают! Да и врем мы «хоть в чем-то» всегда...)

Всё же смотрел машинально в окно: не пройдет ли мимо она? Есть шанс. Она во всем черном зимой... Все в черном. И все не она. «Ничего светлого сегодня...»

Замолчал, а когда вновь заговорил, голос был хриплым и нежным, словно за эти минуты он успел побывать далеко - хриплым матросом в нежной стране. И я, к сумбуру привыкнув, удивился человеческой речи - двум маленьким фразам...