389

***


Одна домашняя тапочка лежала на другой… - «Сношаются. Две батарейки тоже рядом лежат... Ба, да тут кругом секс. И даже брошенный носовой платок, сопляк, на магнитофончике разлегся. А книга-то - это же сплошной свальный грех!»

***


Бесплодные, серые богомольцы. Умильные улыбочки и надежда, что Бог, наконец, всех накажет. А и так кругом белая проказа и темнота в душах. И эти богомольцы такие же темные и прокаженные… Кто будет помогать, а не добивать? Где воскрешающие, чудотворящие? где люди в полный рост и не в углу...

Снова, что ли, стать веселым и глупым? Перестать мелькать среди деревьев леса тенью, на поляну выйти и кувыркаться, кувыркаться - и думать только: «солнце»...

- «Я люблю тебя, но и ты предашь меня. ...И ты. ...И ты. ...И ты. ...И ты...» - а в паузах я напеваю, я верю и летаю…

Отключу, к черту, ум и снова устрою хорошую пьянку, заряжу плакать-сиять - устал я думать, всё бесполезно, а слезам и сиянью польза не нужна. Умру, растрачусь? Что делать, все мы умираем, над всеми благодарные потомки насыплют десять метров собственной суеты - так что бесполезно суетиться; тем более, что пока-то на этой десятиметровой высоте и солнце, и грозовая сиреневая тучка... (в душе раздрай, а ум бесплотной тенью об стену лба бьется, пытаясь додумать что-то… - оба проиграли, но ведь еще есть третий, мое физическое тело… - вешалка для куртки…)

«Я не верю, не верю, не верю. Ни во что уже не верю. Она хорошая, но и в нее не верю я, не верю. Она проглядит меня, прозевает, прохлопает. Ведь Бог не вынес и наверняка уехал. Это просто один из шариков, которые Он спрятал  в темноте...» - «Нет, смотри, вон Он скачет на шоссе, пропуская под собой очередную машину. И вон, смотри, не ее ли у каменной стены понурилась фигурка...»

Завидев сиреневую тучку, на поляне вырос лес. Они волновались,  кудрявились при встрече и я, то ли их наблюдая, то ли сразу две роли играя, задирал голову с земли, свешивал с неба... (На небе я уже почти летал, а на земле еще немного корчился)

«Ты не веришь, что сердце мое разрывается? ты думаешь, что я просто пишу книжку? Оно так хочет само обнять тебя слева и справа. Но тогда в центре случится  разрыв, и я буду мертв уже, по краям тебя горячо обнимая...»

У меня от экстаза идут мурашки по коже – и, сами понимаете, всё, что ни скажу  сейчас, надо записывать, всё, что ни запишу, потом прозвучит классно где угодно. Даже здесь. Не верите? Тогда я взорвусь сейчас. Я был таким, как вы целых десять лет и это было худшее десятилетие в моей жизни. Умирайте скорее там, где вы сидите, оставляйте всё и передвигайтесь сюда, ближе, еще ближе. Ну что, чувствуете мурашки?!..

(Кашин вновь спел свои двадцать песен, и я написал еще один десяток текстов – «спасибо тебе, Паша. Кого сам слушаешь, кстати? кто всем нам родитель, вдохновитель...»)

Любовь – потому что чувствуешь, что вот, если ударит тебя любимая, то ты умрешь. А каждое прохладное дуновение с ее стороны кажется ударом, грозящим перейти в воспаление легких, легкой души. Любовь - это слезы, друзья, соль земли, не бывает счастливой любви,  счастье всегда на несчастье одевается, на грязное тело, да и само всегда жирными пятнами покрыто.  Может быть, всегда любят только в одиночку; может быть, нет любви без тоски; они вдвоем уже что-то другое потребляют. Скажи она мне «да», я бы, конечно, воодушевился и стал бы очень деловым, но было бы  это счастьем?..

«Любимая, не отворачивайся; не улыбайся насмешливо; не говори мне «нет»; не уходи; не уезжай! не улетай!! не исчезай!!! И не говори, ничего не говори...»

Она прошла совсем рядом - мы могли быть вместе... Мы сидели с ней за одним столом - мы могли быть вместе... Я лежал с ней в одной постели - мы могли быть вместе... Это точно, наверняка, как пить дать, не иначе - а вокруг бегали бы веселые дети...