406

***


В какой-то момент он был гением. Какие-то моменты в нем всегда были гениальными, но он не смог удержаться. И даже понять, что же нужно удерживать. И теперь, погибая, соглашаясь погибнуть, он только отмахивался, капризно и раздраженно, как примадонна: «вы всё равно не поверите, но я точно был гениален». Вытолкнутый на банальную поверхность, в мир улиток, он несся по ней с сумасшедшей скоростью. Горно-небоскребный поток сорвал исследователя с его точки под ногами, под водой, не дал ему исследовать золотое дно и он теперь только тратил, тратился, пытаясь хотя бы повториться...

***

Кот в подполе орал как Аввакум-протопоп. «Крысам, наверное,  на нервы действует; в слезах все. Выделят ему какую-нибудь самую старую крыс; причем сами убьют!» - «Так он у нас  вегетарианец – насколько коты способны понимать вегетарианство, разумеется - сырое мясо не ест. А приготовить его негде». - «Ничего, всё равно пусть сидит, еретик» - «...А знаешь, что еще было бы здорово: курочку завести, чтобы  крошки после трапез склевывала? Большое бедствие эти крошки. Да и чего  пропадать им?» - «А где держать  будем? в подполе?!»


***

Убедился, что  таланты сильнее замурованы и более пессимистичны – и, в итоге, и у них всё тот же средний уровень, с которым все чудесные каши ровно наполовину не доварены. Обычный вид - обычный  средний человек; и неважно, чем он занимается. Бросаться, что ли, если увижу кого-то необычного?! А видел я таковых за долгую жизнь свою, на улицах-дорогах проведенную?! Вроде  были, все же. Мальчика, например, одного помню... И девочку... Где-то они сейчас...

«Глаза раскрытые, но некрасивые; глаза выцветшие; глаза закрытые, отлакированные; глаза демонические; глаза разбойные; глаза-приборы...» Всё время что-то  в этом духе. Другие картины себе рисуют. Все глаза проверю. Они маленькие, но их не спрячешь...

***

«С одной стороны ты к действию побуждаешь, а с другой, в какой-то сон погружаешь. А потом начинаешь легкомысленным остроумием сыпать; мол, одно другое прекрасно дополняет, одно с другим замечательно сплетается и чуть ли не целуется! И ладно бы! Но ты еще и врешь, и лукавишь! - это всё равно, что хирург с грязными руками! А  операции у тебя теперь сложные... Вот, например, то бескорыстие провозглашаешь, а то чуть ли не в кладовщики готов пойти. А склад-то рыбный! Или в продавцы видеокассет. А там порнухи полно!» - «Да, но я сразу  эти мысли застрелил. Я тех, кто в этом черном городе родится, сразу убиваю, но не уследишь за всеми проспектами и закоулками его…»

***

Послушал Баха и пошел на улицу: чуть не сдох от шума машин. Почитал поэтов и пошел туда же: чуть не сдох от речей окружающих. Не читать, не слушать или на улицу не ходить?! Хоть в деревне живи, хоть на проспекте, что тут у нас неподалеку - Баха слушать не будешь; только шумы - напоминающие родной шум травы или родной шум колес…

***

«Неважно, что ты пишешь, важно, что ты сидишь - стоящий, ходящий всегда живет интенсивнее!» - «Да, но интенсивность у них очень однообразная...»

***

 «Та-ак... Эта не любит, но имеет виды на меня - в числе прочих видов. Причем все виды с замужеством. Вид с сексом возможен вон у той. Но там еще и жуть какая-то; не разберу, какая - опыта мало, просто жопой чую. ...Эта немного любит, но сильно не верит в свою любовь. Та смотрит на меня снисходительно с тех пор, как я за нею поволочился. А та только и делает, что уверяет себя, что не любит меня - я-то ей уже давно верю. ...Эта любит по-своему и теперь уже в глубине души, не разобрав, кто я такой. А вон та вроде бы намеревается полюбить, но, может быть, сначала стоит разобраться в этом самом, во мне... И еще две глаз с меня не сводят, но они совсем из другой оперы... Вот, всё, любимая моя... Нет, есть еще кое-какие мелочи, но черт с ними и упоминать не стоит, раз не помнятся, бульон не соленый!»