Ещё два отрывка из той же книженции

Найдёшь?


Достойно глупца думать, что в наши скорострельные времена всё истинно святое похерено, а если не похерено, то на редкость деградировано. Любовь, к примеру, или честь, благородство духа... и всё такое. Один не древний, но и не близкий, недорепрессированный писатель где-то как-то об этом уже выразился... Ш-шоб ему угольков поменьше там, где он щ-щас обретается.

Была весна, и почки распускались... Душа девушки подобна цветку подлунному, колдовскому, дикому. Омыта чаровным серебром, алкающая радостной неги, не ведающая ножа придурка, охотника за гербарием. Ей бы жить да жить вот так - до скончания времён, вдохновляя поэта, не тревожась о грязи людской... Хрена лысого! Где живёшь? Из грязи вышли, жрём её же, срём... и туда же закопают.

Но стремится к волшебству красоты, к бешенству неразбавленной сказки рвётся душа чистая. И да не проглотят и не утащат её текущие из никуда в никуда и, по большей части, глупейшие, тупейшие схемы бытия человечьего. Радость!.. Иного смысла нет в жизни. Засилье рамок традиционного восприятия не возобладает над мечтой летать, как птица.

Была весна... Да чёрт с ней, с весной. Была любовь!.. Вот именно, что "была". Богатые родители, то да сё... Повадился мудак, позарился, м-мразь. Охмурил девку, она и растаяла. Лис-то провалился в Тартар, ни слуху ни духу. А уже ведь хапнула душа любви. Целый год провела одна одинёшенька, под бдительным присмотром и сопровождением: не дай боже, опять с цепей сорвётся доченька. Тут женишок и нарисовался: близкий друг близких друзей. На него торжественно возложили обязанность приглядывать за "споткнувшейся" девочкой-лапочкой, направлять и поддерживать. Квартира - "на халяву"; полгода прожили в нагнетании дурацких отношений. Потом, как и следовало ожидать, зачинай раздел имущества по закону... Законы грёбаные, чтоб их! Она с удовольствием, в обход законов, саданула бы ему кувалдой по яйцам.

Ну, ничо-ничо, рана зарубцуется, излечатся мозги от лихорадки. Правда, грязь на дне души останется навсегда - осадок мерзкий.

Была... Весна... Привычный шум города, разбавляя непредсказуемость мозгов ядом обречённости, вливался в одно ухо, выливался в другое. Уже одно это необычно. Не может "вливаться" и "выливаться" то, что не может "вливаться" и "выливаться", и всё тут.

Куда идёшь, деваха? Промеж серенького мельтешения людского, зубы стиснув, зелен-огнь в глазах утопив... Грива "банданой" стянута, джинсы драные, ботинки походные, рюкзак на плече, кастет в кармане.

- Найду... - шептала упрямо.




Явление Лорда.


В солнечном краю, ближе к югу, юго-востоку заповедной Дебри, в тени отрогов долины Щуки, прячется деревенька Захолмы, недалече от Избени. Да не об них речь. Выше по Щуке - безлюдье заросших лесом ущелий, а дальше - Копень, ещё одно поселеньице средь волн зелени разбросалось. Да и не об сём речь.

А речь о нощи полнолунной с песнями... Нет, не с волчьими. Просто, под гитару, в переливах струнных душой заплетясь. И звёзды - жемчуга, и шум воды на перекатах брода через Щуку - словно говор, да не людской, а бесовых языков раздвоенных.

Последышек лета, жара, но по ночам прохладно. У танца костра, под зонтом акаций, в кристальной трезвости пребывая, весело сходили с ума шесть человек. Четверо юношей и две девушки... Четыре мужика и парочка баб. Водка ещё вчера, повоевав с желудочным соком, без остатка и следа рассосалась по их организмам. Пять литров прикончили за одни сутки. Кончилось "горючее", но в заплесневелых от городского бытия мозгах не завершилась радость. Активное общение с матушкой природой не оставило шанса выжить грусти и тоске.

Бродили по ущельям, искали ручьи и кабаньи тропы; собирали орех, грибы и чёрно-сладкие ягоды, названия которых не знали. Забредали на перекаты Щуки, упирались ногами в камни, садились против течения спиной и "колбасились" в бурлящих струях, как в "джакузи" с гидромассажем, рискуя соскользнуть и переломать кости. В туалет "по-большому" ходили туда же: вода жадно вырывала это самое из прямой кишки и с рёвом уносила в туманную даль.

Нашли "дрянь": целая плантация произрастала по берегам тихого затончика. Правда, была это, всего лишь, "дичка", но для "молочка" или "кашки", наркоманских "приколов" - сойдёт за милую душу. "Дичка" оказалась не хиленькой, и теперь они с наслаждением погружались в добровольное, слабо контролируемое безумие. Костёр плясал и рычал, как бешеный зверь. Луна плотоядно ухмылялась им с небес, волшебно расцвеченных бриллиантами богов.

Из мрака вышел слепой Лорд. Его приняли за "глюк". Он тяжело сбросил рюкзак и гитару, грубовато распихал обкумаренную молодь, ткнул палкой в огонь и присел, грея ладони над огнём. Страшные, сплошь белые глаза не мигая уставились в жаркое мельтешение оранжевых язычков. Наркоманы пощупали гостя, убедились, что не "глюк", и предложили кружку дымящегося чая с громадным бутербродом. Он сожрал в один присест, вынул гитару из чехла и разлился в песне...


Если меня успокоит смех
Феи цветов под заревом солнца...
В душу, как в пашню тяжек лемех, -
Смех красоты, серебро колокольца...
Если меня окрылит печаль
Тёмных дорог под музыку бреда...
В душу, как в пашню тяжёлая сталь, -
Песни мои, дыхание ветра...


Это была настоящая волшба. Ему дали затянуться "дрянью", и чудесная мелодия в сказке голоса взвихрила мозги несказанным восторгом.

Певца буравила кошачьими глазами медногривая деваха. Смотрела безотрывно, с надеждой и опасением. Когда он перестал истязать струны и вздохнул, спросила:

- Где Лис?

- Ты кто? - Лорд поднял к ней мёртвый взгляд.

- Не придуривайся, узнал ведь.

- Да-а... - хмыкнул он, топя огонь в резко очерченных шрамах лица. - Привет, Лисичка. Трубадур тоже здесь?

- Здорово, бродяга, - отозвался большой, бородатый, привстав на локте по другую сторону танца костра.

- Ага... Ещё кто?

- Все новые, знакомцев боле нету - разбёглись, попередохли. А ты...

- Я с волками тут. Лис не захотел с ними. Пошукайте по дорогам. Поспрошайте.

- Найду, - мрачно заявила Лисичка. - Гад...

- Хрен сыщешь, - сплюнул Трубадур. - Встренемся когда-нть и так. Весело ему?

- Весело-о...

Они ещё "курнули". Лорд спел что-то некрасивое, отшвырнул гитару и стал утверждать, что видит огонь. Потом тьма сотворила ему клыкастых зверюг, разлёгшихся у ног. Он разговаривал с ними, ерошил загривки... Потом поссорился и начал метаться, опасно размахивая суковатым брёвнышком. Волки матерились на зверином языке, щёлкали ножами зубов, но в ход своё оружие не пускали.

Трубадур, отходя по малой нужде, долго уговаривал не бить его, матерно доказывая, что он не волк и что "...щ-ща пузырь лопнет, бляха..." Лорд с трудом, но поверил. Хотя, нет-нет да и грозил палкой в сторону шороха и журчания.

- Счас-с ус-спокоим, счас-с, - выдавил сквозь "хи-хи" кто-то из молодых. - Где там... С-смех феи ц-с-светов...

Наркоманы засуетились над костром и, то и дело шарахаясь от взбесившегося Лорда, смогли поставить на огонь копчёную кастрюльку. Закинули травы: не "дряни", просто насобирали днём всё, что приятно пахло, пощипали, покрошили, даже не высушили. Залили водой: варись, чёрт-те что.

Получилось не просто горько - тошнотно получилось. Добавили сахарку, попробовали: не хватает. Ещё добавили. И ещё, и ещё. Пили с мучительными гримасами на рожах, но - весело до жути. Лорд успокоился от одного запаха. Кто где когда уснул - чёрт знает.

Утром Трубадур выцарапался из подгоревшего "спальника", встал, слегка покачиваясь, и долго пялил осоловелые очи на истоптанную волчьими лапами тропинку. Потом безнадёжно махнул рукой, посылая на три буквы логический анализ чудес, и отправился к обрыву маленького овражка - пописать. Через минуту его восхищённый вопль разбудил Лисичку и передёрнул в тяжёлом сне молодых наркоманов: пронизанная стрелами Лучника Блистающих Небес, мощная струя мочи Трубадура сверкала – буквально! - изумрудным великолепием.

Лорд исчез. То ли был, а то ли нет? Чёрт знает.