***

Ленск,  Якутской,  автобаза «Алмаздортранс».                1978год.
  Сразу за Ленском, Нюйский подъём 12км. Страшного ничего нет, если не оттепель. Педальку газа  в пол. Вторая пониженная и полетели со свистом, три км в час, аж но кустики мелькают. Не прошло и двух часов, мы на верху. Останавливаемся на площадке.    Впереди спуск к реке Нюя. Нюя,  где-то там впереди за поворотами, внизу, течет себе потихоньку, расслабившись, заканчивая свой  вечный бег, перед впадением в великую, самую протяжённую реку страны нашей, Лену.
     Под нами, сзади, Ленск. С общагой, хлопотами, заботами хорошими и разными, проблемами большими и не очень. Вылезли. Разминаем затекшие ноги. Проверяем колёса, их целый табун 22 штуки. Постучали по заднему, правому, застегнули ширинку и полезли  в кабину. Впереди восемнадцать км спуска. Длинный и извилистый, коварный и подлый. Не зря в народе зовут  его, тёщин язык. Не было ещё года, что бы он не оказался последним кому-нибудь из шоферов. Бывает так, что он первый, он же и последний  у слишком самонадеянного новичка.
    Трогаемся. Не спеша переключаем передачи. Педаль газа можно не трогать, людоед наш, скрипя и постанывая, сам потихоньку набирает скорость.  Можно спускаться и на второй пониженной. Те же три км в час, те же два-три часа восемнадцать км. Так большинство  и спускаются. Ну а нам 25. Нам некогда. Мы с ветерком. Мы ничего не боимся. Вернее, не умеем бояться.   
  Вот и пятая. Всё, назад хода нет. Есть, ещё есть. Ещё можно затормозить. Ещё тормозов хватит, даже остановиться. Скорость под восемьдесят, по спине струйкой холодный пот. Дорога круто, очень круто уходит вниз с правым поворотом. Пролетаем мимо сгоревшего газ-66 из Нефтегазразведки.  Вместе с машиной сгорело и три человека сидевшие в ней.   Не увернулся два дня назад от такого же лётчика. Задело прицепом. Двери заклинило, КрАЗ полетел дальше, дело было ночью, как потом рассказывал, он их и не заметил, удара не почувствовал. Возможно, они стояли, не ехали. Крики бедолаг,  кто в тайге услышит? Нашли, когда машина уже догорала. К нашему водителю претензий не было. Работал он и дальше.
     В зеркала смотреть некогда, но я и так знаю. Тормозные барабаны на прицепе, раскалены до красна. Из них  вырываются снопы  огня. Кажется, горит весь прицеп, но я то знаю, отпущу тормоза и через 5 секунд, ветерком продует, колодки остынут, всё будет нормально, но нет их, этих пяти секунд.
       Краз с прицепом, который длиннее и гораздо тяжелее, чем машина, кажется, ускоряется  быстрее чем 9,8метра в секунду. Ни в коем случае нельзя тормозить постоянно. Уже через километр колодки становятся как мыло, чем сильнее давишь, тем слабее они держат, в итоге прицеп начинает  машину толкать пониже поясницы. Она, бедолага, стремится развернуться супротив твоей воли.  В этом случае, финал один. Прицеп разворачивает машину, подминает под себя, остальное… куда боженька вывезет. В большинстве случаев туда, откуда возврата уж нету. 
    Летим. Притормаживаем. Используем до предела каждую складочку, каждый малейший перепад местности для снижения скорости. Пятая передача, мало чем помогает в этом случае. И всё равно, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы прицеп тебя толкал. Его всё время тянуть надо, то есть ускоряться.
     Он никогда не кончится, этот чёртов язык. Успеваешь вспомнить и перебрать всю свою нескладную жизнь, вспомнить маму, тётю, остальную родню, близкую и не очень. Проклясть «тот день, когда сел за баранку этого людоеда», дурень  необузданный. Погладить его ласково по торпеде. Вспотеть до пару и высохнуть.  Всё это одновременно с проработкой всех мыслимых и немыслимых, возможных и невозможных вариантов и ситуаций. Всё время сдерживаешь себя. Главное, не перетормозить. Пусть летит себе, этот родной и близкий, кормилец мой ненаглядный,  лишь бы, не потерять контроль над ним. Лишь бы дотянуть до последнего поворота на мост. Лишь бы осталось хоть полтора км скорости в запасе.  На рояле, наверное, легче в кучу ноты собрать. Во всяком случае, музыканты седеют чуть-чуть  позже, чем водители на Севере.
     Вылетаешь на прямую. Спуск ещё не закончился, до моста с километр. Расслабляться нельзя. Тебе ещё надо на него попасть. Надо ускоряться и только ускоряться. Потому как, тормоза уже не держат, дави на них не дави. Лучше не давить. Тогда есть надежда, остынут маленько колодки  к моменту, когда закончатся у тебя все лимиты скорости и прицеп начнёт тебя подталкивать, потихоньку раскачивая твою траекторию движения. Ты вынужден ловить дорогу рулём, давя на газульку так, что кажется, сейчас пальцы вылезут из башмаков. А некуда. Скорость за сотню, дизель за ускорением уже не успевает и вот тут, вот для этого самого момента, ты сдержал себя. Рукой хватал себя за колено, потому как нога сама тянулась к тормозу. Левая нога. По всем правилам тормозить надо правой, той, которой давишь на газ. Незачем, вроде, газовать и тормозить одновременно.  Но правая, тупо  до одурения, вдавлена в пол и отпустить её, смерти подобно. Тут же получишь толчок прицепом в спину. Поэтому левая, зараза, против твоей воли, хочет дотянуться до тормоза. А ты её по маковке. Цыть, коварная.
       И вот тут. Только  в этот момент, когда со стороны может показаться, всё, не удержать этого монстра с тридцатью двумя тоннами груза на дороге, ты, потихоньку, нежненько, обязательно нежненько, без суеты и резких движений тянешь ручной тормоз. Этим ты притормаживаешь только прицеп. И о чудо, ощущаешь, всем своим замершим в страхе нутром ощущаешь, выравнивается машина. Скорость ещё не упала, где ей упасть, когда, такую каменюку с горы пустили, но прицеп перестал тебя толкать. А значит, он у меня не в руках, нет. Он там, где ему и должно быть. Тянется сзади.  И мост уже под нами. Сразу за мостом подъёмчик небольшой и чуть-чуть сбросив газ, дав передышку славному порождению Ярославского моторного завода, опять давим педальку в пол и  уже не визжа и воя в свободном полёте, а перейдя на деловитый, серьёзно-озабоченный рык, ЯМЗ потянул свои тридцать две тонны груза, вместе с двадцатью пятью тоннами железа под ним,  за Полярный круг.