Сказка о том, как Иван вдовий сын с Горынычем билс

Сказка о том, как Иван – вдовий сын с Горынычем бился да из плена сестру выручал

 

        В  селе  далёком,  рядом  с озером  глубоким,  возле  чащи  лесной  да  горы  крутой,  стояла  избушка – развалюшка,  жила  в  ней  вдова  и  были  у  нее:  дочка – красавица  Ульянушка  да  сыночек  Иванушка.

       Хоть  и  бедно  жили,  но  они  не  тужили.  Ульянушка,  не  покладая  рук,  матушке  помогала,  а  Иванушка   всю  работу  переделает,  в  лес  за  дровами  сбегает,  нарубит – наколет,  в  поленницы  сложит,  заметит,  что  сестра  и  матушка  на  крылечке  присели,  их  развлекал – на  дудке  играл  и  приплясывал.  Так  дни  проходили.  Все  в  поте  лица  трудились,  хлеб  ели  да  воду  пили,  но  весело  жили.

       Дни  да  месяцы  промелькнули,  годы  прошли.  Иванушка  вырос,  кузню  поставил  да  начал  тяжёлым  молотом  стучать – перестукивать,  силушкой  похваляясь,  с  любой  работой  справляясь.  Но  и  про  дудку  не  забывал.  Вытащит,  заиграет,  ноги,  аж,  сами  в  пляс  идут  и  не  удержишься.

       А  Ульянушка  ещё  краше  стала.  Глаз  не  отвести  от  лица  её,  от  косы  русой – золотой  да  походки  плавной.  Парни – молодцы  удалые  начали  по  вечерам  на  посиделки  звать,  но  Ульяне  было  не  до  них.  Надо  матушке  помочь:  двор  подмести  да  воды  принести,  печь  растопить  да  каши  наварить,  и  матушку  с  Иванушкой  накормить – напоить,  в  избе  порядок  навести  да  коровёнку  в  сарай  завести.  Не  успеет  оглянуться,  а  день-то  прошел – пролетел  и  не  заметила,  как  ночь  на  дворе  наступила.

       А  парни-то  дотошные.  Зовут – манят  Ульянушку  на  посиделки,  подружек  её  подсылают  да  уговаривают.  Не  удержалась  Ульянушка,  подошла  к  матушке:

       – Матушка,  милая,  отпусти  меня  с  друзьями – подругами  повеселиться.

       Не  стала  матушка  противиться,  разрешила.

       Заторопилась  Ульяна.  Сарафан  новый  надела,  косу  русую – золотую  заплела,  румяна  навела  да  выскочила  из  дома – только  дверь  хлопнула – закрылась.

       Идет  Ульянушка  с  подружками,  смеётся – заливается,  друзьям  улыбается,  сарафаном  любуется  да  на  Ивана  дуется,  что  был  против  посиделок.

       Вот,  уж  и  поляна.  Костёр  горит – полыхает,  парни  удалые  через  него  прыгают – хвастаются.  Рядышком  хоровод  ведут – кружат.  Девушки  песни  поют  да  венки  плетут,  и  суженым  дарят.  Заметили  Ульяну - обрадовались.  Обступили  со  всех  сторон,  каждый  к  себе  тянет – приглашает,  в  свой  круг  зазывает.

       Вдруг  гром  загремел,  молоньи  засверкали – засияли,  зашумел  лес  густой,  завертелся – закрутился  вихрь  пыльный  вокруг  девиц – красавиц,  да  унёсся  в  дали  неведомые.  Увидели  подружки,  что  исчезла  Ульянушка – краса  ненаглядная,  и  заметили,  как  над  лесом  чья-то  тень  мелькнула – пролетела,  и  голос  еле  слышный  донесся:

       – Прощайте,  девицы – подружки!  Горыныч  унес  меня  в  дали  дальние,  никому  неведомые.  Прощайте…, – и  тень  исчезла  во  тьме  ночной.

       Завизжали  подружки,  напугались.  Стали  судить – рядить,  что  матушке  говорить,  как  на  глаза  появиться.  Каждая  отнекивается  да  на  другую  кивает.  Разговоры – пересуды,  а  деваться-то  некуда – времечко  бежит,  торопится.  И  решили,  раз  вместе  были,  то  и  ответ  всем  держать.

       Прибежали  они  к  матушке,  в  ноги  повалились,  говорят,  что  не  они  виноваты,  а  проклятущий  Змей  Горыныч  налетел,  закружил  и  унёс  Ульяну  в  дали  неведомые.

       Опечалилась  матушка,  пригорюнилась.  Плачет,  слезами  заливается,  платком  утирается,  на  подружек  не  смотрит,  их  домой  гонит.

       Иванушка  сидел – глядел,  насупившись,  да  как  ударил  кулачищем  своим  пудовым  по  столу  крепкому,  аж  щепки  во  все  стороны  разлетелись.  Поднялся  и  сказал:

       – Матушка,  милая,  отпусти  меня  на  поиски  сестрицы,  Ульянушки.

       – Сыночек,  мой  дорогой, – сказала  печально  матушка, – где  же  ты  искать-то  собрался?  В  какую  сторону  пойдёшь – направишься?

       – Куда  ветер  дует,  туда  и  я.  Зверь  пробежит  или  пташка  пролетит,  и  я  за  ними.  Где-нибудь,  но  разыщу  Ульянушку  нашу.  Благослови  меня,  матушка.

       Снял  Иван  со  стены  лук  тугой,  прицепил  к  поясу  меч  тяжелый,  что  сам  ковал – делал,  колчан  со  стрелами  острыми  взял,  краюшку  хлеба  за  пазуху  сунул,  поклонился  на  все  четыре  стороны,  вышел  за  околицу  и  сел – задумался,  куда  путь  держать  ночью  тёмною.  Заметил,  что  Месяц  светит – сияет,  да  обратился  к  нему:

       – Месяц  ясный,  Месяц  светлый,  не  видал  ли,  в  какую  сторону  Змей  Горыныч  унёс  сестрицу  мою,  Ульянушку?

       – Нет,  Иван – вдовий  сын,  не  заметил, – ответил  ему  Месяц  ясный, – тучка  меня  закрыла – спрятала,  но  слышал  шум,  кто-то  над  лесом  пролетел,  а  в  какую  сторону  направился – не  заметил.  Спроси  у  братьев – Ветров.  Они  гуляют  по  всему  свету,  может,  что-то  и  знают.

       – Как  же  мне  найти – поймать  в  поле  Ветер?– Спросил  Иванушка.

       – Ступай  к  перекрестку  четырёх  дорог.  До  полудня  можно  братьев  там  застать – повидать,  пока  они  отдыхают,  отсыпаются.

       – Долго  ль  до него  добираться?

       – Нет.  Я  и  отсюда  перекресток  вижу, – сказал  Месяц  ясный. – Через  лес  пройдёшь,  три  реки  переплывёшь,  по  пяти  лугам  пробежишь  да  заметишь  камень – вещун,  а  подле  него  братья  спят – почивают,  силушку  набирают.  Иди – беги,  одежку  рви,  если  прозеваешь,  тогда  их  не  поймаешь.

       Иван  поблагодарил  Месяца  ясного  и  побежал,  как  тот  велел – советовал.  А  лес  густой,  нехоженый.  Ветвями  цепляет,  одежду  разрывает,  дальше  не  пускает.  Осерчал  Иван – вдовий  сын.  Выхватил  меч  и  давай  рубить – размахивать,  только  щепки  во  все  стороны  полетели.  Звери  испугались  да  в  норы  запрятались.

       Пробился – прорубился  через  чащу  лесную.  Смотрит,  а  перед  ним  луг  широкий  с  травой  высокой  да  вдали  река  течет – серебрится.

       Торопится  Иван,  бежит,  а  трава  ноги  оплетает,  дальше  не  пропускает.  Пришлось  Ивану – молодцу  опять  за  меч  браться  да  косить – махать,  дорогу  пробивать.

       Добрался  он  до  берега  реки.  Перебросил  меч  да  лук  со  стрелами  острыми  на  другую  сторону  и  нырнул – поплыл,  а  течение  сильное,  быстрое,  за  собою  несёт,  плыть  не  даёт.  Иван  заколотил – замахал  руками  и  ногами  по  воде.  Оглянуться  не  успел,  как  на  берегу  оказался.

       Подхватил  он  лук  с  колчаном,  меч  прицепил  и  опять  побежал  по  лугам  широким,  да  реки  переплывал  глубокие,  пока  не  добрался  до  камня – вещуна,  где  лежали,  спали – почивали  четверо  братьев – Ветров.

       Устал  Иван,  руки – ноги  гудят,  отдыха  просят.  Посмотрел  на  солнце  яркое,  что  на  полдень  повернуло,  и  решил  подремать  на  траве  мягкой  да  духмяной,  а  чтобы  братья  не  ушли  по  делам  своим,  верёвкой  им  ноги  опутал  да  привязал  к  себе,  и,  рядышком  привалившись,  захрапел  со  свистом – переливами.  И  так  сладко  разоспался,  даже  не  услышал,  как  Ветры – братья  проснулись.  Сели  они  на  траве,  глаза  протирают,  сами  зевают,  хотели  подняться  да  не  получается.  Увидели – удивились,  что  ноги  спутаны,  а  подле  них  Иван  лежит – посыпохивает.  Стали  его  будить  да  толкать,  чтобы  узнать,  почему  они  связаны.  Иван  всхрапнул,  легонько  рукой  махнул,  и  покатились,  закувыркались  братья,  оборвав  веревку  крепкую.  Поднялись,  ушибы  потирают  да  ссадины.  Осерчали  братья.  Подошли  к  Ивану  да  начали  его  толкать – по  траве  катать,  пока  он  не  проснулся.

       – Иван – вдовий  сын,  как  посмел  нас  связать – спутать,  как  посмел  руку  на  нас  поднять?

       – Не  гневайтесь,  братцы – Ветры, – сказал  Иван. – Горе – беда  в  дом  пришла.  Месяц  ясный  подсказал,  чтобы  я  вас  разыскал.  Пока  нашел – устал  и  поспать  надумал,  а  чтобы  вы  в  разные  стороны  не  разлетелись,  к  себе  привязал.  И  ударил  не  со  зла,  а  спросонья,  да  силушку  свою  не  рассчитал,  думал,  что  комары  над  ухом  жужжат,  отпугнуть  хотел,  да  вам  досталось.

       – Месяц  послал,  говоришь? – сказал  брат,  в шубу  одетый. – Что  за  беда – напасть  приключилась?  Всё  выкладывай,  ничего  не  утаивай  да  быстрее.  Недосуг  нам  рассиживаться.  Работы – заботы  непочатый  край.

       – Змей  Горыныч  похитил  сестрицу  мою,  Ульянушку  и  скрылся  ноченькой  темною.  Месяц  ясный  наказ – совет  дал  к  вам  обратиться.

       – Почему  же  он не  сказал,  куда  Змей  полетел? – Спросил  Северный  ветер.

       – Тучка – облачко  заслонило  его.  Слышал  он  шум  да  не  видел,  куда  Горыныч  скрылся, – сказал  Иван. – Одна  надежа  на  вас.  Летаете  везде,  может,  что-нибудь  да  заприметили.

       Призадумались  братья,  чем  занимались  да  где  бывали,  что  повидали.

       – Нет, – сказал  Северный  Ветер, – я  не  встречал  сестрицу  твою,  Ульяну.  В  своих  владениях  тучи  разгонял.

       – Да  и  я  не  видал, – сказал  Южный  Ветер. – Над  морями – океанами  летал  да  с  суденышками  играл – баловался.

       – А  я  трудился  весь  день, – сказал  Восточный  Ветер, – над  полями  летал  и  солнышку  помогал  проснуться,  по  небу  взобраться.  Некогда  было  по  сторонам  глядеть.

       Лишь  Западный  Ветер  помалкивал,  по  лбу  себя  шлепал  да  бороденку  дергал.

       – А  ты,  братец,  что  молчишь,  ничего  не  говоришь?

       Закряхтел  Западный  Ветер,  засопел,  глаза  потупил,  вдохнул – выдохнул  тяжко,  и  сразу  дождем  пахнуло – повеяло.

       – Простите  меня,  братцы,  да  и  ты,  Иван,  зла – обиды  не  держи, – сказал  он. – Это  же  я  тучку – облачко  пригнал  да  Месяца  ясного  прикрыл.  Просьбу  Горыныча  выполнил.  Обманул  меня,  объегорил.  Сказал,  что  надо  парней  и  девок  дождём  напугать  и  по  домам  разогнать.  Старушке – Ягушке  спать – почивать  мешают.  Не  думал, не  гадал, что  беда – напасть  случится.

       – Ах,  ты,  Дождевик – Западник! – закричали  братья  и  давай  валять  его  по  траве,  уму – разуму  учить. – Не  умеешь  со  своими  заботами – обязанностями  справляться.  В  одном  месте  не  дольешь,  в  другом – перельешь.  Был  лентяем – лодырем  и  останешься.

       – Не  вините,  не  корите,  братья  родные! – взмолился,  в  ноги  повалился  Западный  Ветер. – Моя  вина – мне  исправлять.  Есть  одна  мыслишка – задумка.  Заприметил  у  Змея  вещицу  одну,  с  которой  он  не  расстаётся.  Под  подушку  прячет,  когда  спать – почивать  укладывается.  Пока  он  не  проснулся,  слетаю,  постараюсь  её  добыть – утащить.

       – Мчись – лети, – сказали  братья, – и  без   неё  не  возвращайся.  Одна  нога  здесь,  а  другая  там.

       Закрутился  Западный  Ветер,  ногою  топнул,  в  ладоши  хлопнул  и  исчез – пропал,  лишь  трава  заколыхалась.

       Долго  ждали,  когда  вернётся  Ветер  Западный.  Солнце,   уж  за  полдень  перевалило,  а  его  всё  нет  и  нет.  Братья  хмуро  посматривают  да  вздыхают  тяжко.  Работа  стоит,  а  они  отдыхают – бездельничают.

       Вдруг  небо  потемнело.  Налетели  тучи  темные.  Молнии  засверкали.  Гром  раздался – прокатился  и  рядом  с  братьями,  Западный  ветер  очутился.  Ногою  топнул,  в  ладоши  хлопнул,  небо  прояснилось  и  заиграло – засияло  солнышко  яркое.

       – Где  носило  тебя? – стали  наседать  братья, – все  глаза  проглядели,  тебя  ожидаючи.  Солнце  высоко,  нам  лететь  далеко,  а  ты  шляешься – на  тучах  катаешься.  Показывай,  что  принес – добыл?

       Западный  Ветер  сунул  руку  за  пазуху  и  вытащил  маленькую  плёточку – семихвостку  да  протянул – подал  Ивану.

       – Держи,  Иван – вдовий  сын,  оружие  против  Горыныча.

       Взял  Иван,  усмехнулся  да  отбросил  в  сторону  плётку – семихвостку.

       – Шутить  со  мной  вздумал? – сказал  он. – Ею  лишь  мух  гонять  да  комаров  пугать,  а  не  сражаться  со  Змеем  Горынычем.  Зря  сюда  бежал  да  тебя  ждал.  Ну,  да  ладно,  чему  быть,  того  не  миновать.  Скажи,  где  Змея  найти  да  я  в  путь  отправлюсь.  Времечко  идет,  сестрица  ждет,  слезами  заливается,  платком  утирается.  Сам  справлюсь,  со  Змеем  расправлюсь.

       Лук  да  колчан  взял,  меч  к  поясу  прицепил  и  только  хотел  уйти,  но  остановил  его  Ветер  Западный.

       – Не  торопись,  Иван – вдовий  сын!  Выслушай,  что  говорить – баять  стану,  а  потом  решай  умом  своим,  справишься  своим  оружием  или  выполнишь  то,  что  я  тебе  советую.

       – Говори,  Ветер  Западный. – Остановился  Иван,  опёршись  на  меч  свой.

       – Много  раз  приходилось  мне  проноситься  над  дворцом  Горыныча, – сказал  Ветер, – и  заприметил,  что  не  одну  твою  сестру  Змей  унес – украл.  Томится  в  плену  Ефросиньюшка – сиротинушка,  девица  красоты  небывалой.  С  утра  до  вечера  во  дворце  хлопочет,  работу  выполняет,  что  Горыныч  поручает,  а  живет  впроголодь.  Если  освободишь,  то  лучшей  жены  не  пожелаешь.  И  трудолюбива,  и  лицом  пригожа,  и  ласкова,  и  слова  лишнего  не  скажет.  В  общем,  всем  взяла.  Да,  забыл…  Горыныч  в  полоне  царевича  держит.  Выкуп  требует  с  его  батюшки.  Обещал – грозил,  если  половину  царства  не  получит,  уничтожит  царевича.  Торопись – беги  во  дворец  Змея  проклятущего.  Успеешь,  тогда  и  жену  славную  себе  найдешь,  и  царевич  станет  мужем  хорошим  для  сестрицы  твоей.  Погодь,  не  всё  сказал – посоветовал.  Возьми  плётку – семихвостку  и  не  смейся  надо  мною.  Сила  большая  волшебная  заключена  в  ней,  хоть  сама  невелика – мала.  А  твой  меч,  как  прутик  Горыныч  сломает,  да  и  стрелы  для  него,  словно  укусы  комариные.

       – Как  же  плеткой  сражаться,  с  нею  управляться? – спросил  Иван.   

       – Скажи  слова  заветные: «Плётка – семихвостка,  помогай,  из  беды  выручай!»,  подкинь  её  в  воздух  и  смотри – наблюдай,  как   она  с  ворогами – недругами  начнет  справляться.  А  Змея  легко  найдёшь.  Помогу,  донесу  тебя  до  горы  крутой,  на  которой  дворец  стоит,  сияет.  Там,  уж  сам  справишься.  А  мне  надо  свою  работу  делать – выполнять, – и  повернувшись  к  братьям,  сказал, – ну,  братцы  родные,  задержал  вас.  Придётся  теперь  нагонять  упущенное – потерянное  время.  Пора  нам  в  путь.

       Едва  успел  Иван  поблагодарить  братьев  за  помощь,  как  подхватил  его  Западный  Ветер  и  закружил – понес  через  поля  широкие,  горы  высокие,  леса  густые  да  реки  глубокие.  Вскоре  опустил  Ивана  возле  горы  и  прошелестел  напоследок:

       – По  тропке  иди,  никуда  не  сворачивай  да  назад  не  оглядывайся,  не  поворачивайся,  а  плётку  в  готовности  держи,  и  слова  не  забывай,  что  были  сказаны, – и  загудел,  зашумел  ветер,  тучи  собирая,  вдаль  угоняя.

       Смотрит  Иван,  а  перед  ним  тропка  вьётся – кружит,  на  вершину  уводит.  А   вершина-то  высоко,  дворцом  тучи – облака  подпирает,  удерживает.

       Стал  Иван  карабкаться – цепляться,  в  гору  подниматься.  Колючий  кустарник  одежду  разрывает,  в  лохмотья  превращает.  Достал  он  меч  свой  да,  как  начал  махать – рубить,  только  шум  стоит,  да  камни  вниз  летят – скатываются.  Слышит  Иван  позади  вой  страшный,  звериный,  но  не  оглядывается,  не  останавливается.  Рёв  медвежий  вслед  несётся,  а  Иван  к  вершине  рвётся.  Впереди  себя  рык  да  клацанье  зубов  услышал,  да  увидел  стаю  волчью,  что  на  него  неслась.  Хотел  мечом  обороняться,  но  вспомнил,  решил  плетью  сражаться.  Выхватил  семихвостку  и  сказал:

       – Плётка – семихвостка,  помогай,  из  беды  выручай! – и  подбросил – подкинул  её  в  воздух.

       Закрутилась,  завертелась  плётка.  Заденет  волка  злющего,  тот  с  горы  летит – кувыркается.  Другого  зацепит,  и  этот  вслед  летит – костями   гремит.

       Не  успел  Иван  вздохнуть – выдохнуть,  как  стая  исчезла,  словно  и  не  было  её.

       Торопится  Иван  по  тропинке,  бежит,  спотыкается,  на  меч  опирается.  Вдруг  шум  раздался  над  головой.  Коршуны  со  всех  сторон  налетели,  одежду  рвут,  Ивана  клюют,  дальше  не  пропускают.  Опять  он  выхватил  плётку  да  слова  заветные  промолвил.  И  пошла  плётка  кружить – плясать,  пух  да  перья  выбивать,  злую  стаю  разгонять.

       Не  успел  Иван  вздохнуть  да  выдохнуть,  как  очистилось  небо  от  злобных  коршунов,  и  увидел  он,  что  стоит  перед  вратами  дубовыми,  золотом  окованными.

       – Эй,  Змей  Горыныч, – закричал  Иван  голосом  громким, – выходи  на  бой  честный!

       – Добрался-таки,  Иван – вдовий  сын, – донёсся  шипящий,  ужас  наводящий,  голос  змеиный. – С  тобою  справлюсь,  как  с  пылинкой  расправлюсь.  Ударю  разок – превратишься  в  порошок.  Плюну,  дуну  да  по  свету  развею.  Вчера  одного  истребил  и  тебя  уничтожу.  Уходи,  пока  не  разозлился,  не  разгневался!

       Услышал  Иван  речь  Горыныча,  осерчал  не  на  шутку.  Выхватил  меч  острый  и  одним  ударом  разбил – разнёс  ворота  дубовые,  только  щепки  во  все  стороны  полетели,  засвистели.  Смотрит,  а  навстречу  Змей  выходит – выползает.  Сам  в  обличье  человеческом,  но  в  шкуре  змеиной.  Идет,  а  позади  хвост  волочится  по  земле,  да  крыльями  машет,  из  ноздрей  дым  валит,  из  пасти  пламя  пышет.

       Подскочил  к  нему  Иван,  ударил  мечом,  да  сломался  он,  словно  прутик  тонкий.  Горыныч  усмехается,  над  Иваном  изгаляется.  Тогда  Иван  натянул  лук  тугой,  наложил  стрелу  острую  да  выпустил  в  Змея,  но  Горыныч  отмахнулся,  как  от  комара  назойливого,  открыл  пасть  огромную  да  полыхнул  огнём.  Успел  отпрыгнуть – увернуться  Иван,  понял,  что  не  совладать  своим  оружием  со  Змеем  проклятущим,  быстрее  плётку  достал  и  тихо  прошептал:

       – Плётка – семихвостка,  помогай,  из  беды  выручай! – и  подбросил  её  в  воздух.

       И  заплясала – закружилась  плётка,  уклоняясь – избегая  огня  Змеиного  и  начала  к  нему  приближаться.  Закрутилась – заюлила  над  Горынычем,  только  свист  стоял,  да  Змей  кричал.

       Не  успел  Иван  вздохнуть  и  выдохнуть,  как  Горыныч  превратился  в  ужика  малого  да  уполз – скрылся  в  траве  густой,  побеждённый  и  напуганный.

       Взбежал  Иван  по  лестнице  высокой.  Распахнул  двери  резные – золотые  и  пошел  искать  свою  сестрицу  Ульянушку  да  Ефросиньюшку – сиротинушку.

       Долго  он  ходил  по  палатам  дворцовым,  пока  не  услышал  в  дальней  комнате – темнице  плач  тихий  да  горестный.  Ударил  кулачищем  пудовым  по   двери,  и  разлетелась  она  на  щепочки  мелкие.  А  навстречу  выбежала  сестрица  и  давай  обнимать  его  да  целовать.  И  увидел,  что  рядом  с  ней  стоит  Ефросиньюшка – такой  красоты,  что  ни  словом  сказать,  ни  пером  описать.  Затрепетало  сердце  у  Ивана – вдовьего  сына.  Не  выдержал,  спросил  у  неё:

       – Выйдешь  ли  за  меня  замуж,  краса  ненаглядная?

       – Выйду. – Тихо  промолвила  девица.

       Обрадовался  Иван,  но  услышал  плач  горестный.  Увидел,  что  сестрица  слезами  умывается,  платком  утирается.

       – Что  случилось,  Ульянушка, – спросил  Иван, – почему  ты  слезы  горькие  льешь?

       – Да  как  мне  не  плакать, – ответила  ему  сестра, – если  Змей  проклятущий  извел – уничтожил  царевича  да  в  колодец  глубокий  сбросил,  которого  полюбила,  как  увидела,  когда  с  ним  встретилась?

       – Не  печалься,  Ульяна – краса, – тихим  голосом  молвила  Ефросинья, – помогу  с  бедой  справиться.  Знаю,  где  Горыныч  хранил – прятал  мертвую  да  живую  воду.  Пусть  Иванушка  достанет  суженого  твоего,  а  я  сбегаю  в  покои  Змеиные,  принесу  сосуды  с  водою.

       Иван  спустился  в  колодец.  Вытащил  царевича  на  свет  божий,  а  тут  и  Ефросиньюшка  подбежала.  Сбрызнула – спрыснула  водою  мертвою,  а  потом  и  живою,  и  открыл  глаза  ясные  царевич.  Встал,  потянулся,  к  ним  лицом  обернулся.  Смотрит  Иван,  а  перед  ним  красавец  писаный  стоит:  косая  сажень  в  плечах,  румянец  во  все  щеки  горит,  кудри  вьются  из-под  шапки,  кафтан  золотыми  узорами  изукрашен.  Заметил  царевич  Ульянушку  и  глаз  отвести  не  может.  Подошел  к  ней  да  спрашивает:

       – Станешь  ли  моей  женой,  Ульяна – краса – золотая  коса?

       – Да.– Ответила  Ульянушка.

       А  тут  и  Ветер  Западный  мимо  пролетал.  Увидел  их,  закружил,  подхватил,  быстро  домчался  до  дома  вдовицы  и  опустил  Ульяну  с  царевичем,  да  Ивана  с  Ефросиньюшкой  перед  матушкой,  и  умчался  в  дали  дальние,  в  дали  неведомые.

       Поклонились  они  матушке.  Благословение  попросили.  Заплакала  мать  от  радости,  что  дети  не  только  живы – здоровы  вернулись,  но  с  женихом  да  с  невестою  появились.  Перекрестила  их,  благословила.

       Эх,  и  свадьба  была!  Гостей  со  всех  волостей  наприглашали.  Неделю  пили – ели,  плясали – песни  пели,  три  дня  отдыхали,  а  потом  ещё  неделю  гуляли.

       Иван  отдал  дворец  Змея  Горыныча  сестрице  Ульянушке  да  царевичу,  а  сам  с  красой  ненаглядной,  Ефросиньюшкой,  остался  у  матушки.

       И  стали  они  жить – поживать,  да  добра  наживать.  Иван  стучал  молотом  в  кузнице,  силушкой  хвастался,  жена  по  дому  хлопотала,  вечером  песни  пели,  на  дудке  играли  да  матушку  развлекали.  А  плётку – семихвостку  Иван  спрятал  в  место  потаенное,  только  ему  известное.  Так,  на  всякий  случай.  Вдруг,  пригодится…