Морская прогулка

     До чего же капризная и своенравная это дама – Фортуна! Я из кожи вон лезу, стараюсь, не покладая рук, работаю в поте лица, ночами не сплю, а она зачастую не поворачивается ко мне лицом, и даже выбрасывает невообразимые фортели.

    Часть 1. К чему приводит недисциплинированность

    Я перешёл на работу в отдел научно-исследовательского института, который занимался  испытаниями новейших образцов торпедного оружия, и был назначен представителем комиссии разработчика по наблюдению за испытаниями непосредственно в море. Меня определили на катер, водоизмещением около 100 тонн. Команда состояла из пяти человек: капитан, механик, два матроса и кок (повар). Непосредственно при выходе в море на катер прибывали радист с переносной рацией и гидроакустик. Испытательный полигон находился за пределами территориальных вод СССР.
    Как-то в конце лета мы вышли в заданную точку моря двумя катерами, но подводная лодка, с которой предстояло работать, ещё не прибыла. В таких случаях приходилось подолгу болтаться в водной пустыне, ожидая указаний по рации. На этот раз на небе была лёгкая облачность, море спокойное, дул лёгкий ветерок типа сквознячка, но было жарко. Все разделись до плавок. Чтобы скоротать время, катера пришвартовали друг к другу, команда нашего катера перешла в кубрик соседей, и они все вместе занялись азартной игрой. На посту обязаны были оставаться радисты. Конечно, по правилам, команда не имела права покидать плавсредство, но у нас дисциплина не военная, а главное, ещё не бывало серьёзных последствий от таких, вроде бы, мелких нарушений.
    А на этот раз случилось. Обе команды в кубрике первого катера увлеклись игрой. Около них остановился радист и вскоре забыл о своей обязанности держать наушники на голове. На втором катере, тоже в кубрике, оставался я, и около меня женщины:  кок Диана (30 лет), гидроакустик Светлана (26 лет) , потом присоединилась радистка Виолетта (38 лет) – моя старая знакомая, одногодка. У нас было о чём поговорить, что вспомнить. У меня прекрасное настроение, один из тех дней, когда я блистал красноречием, сыпал шутками и анекдотами. Виолетта тоже забыла об обязанности слушать эфир.
    Через час или полтора мы почувствовали сильную болтанку и выскочили на палубу. Ба! Швартовые концы болтались в море, соседний катер исчез, море стало волнисто-пенным, видимость на море, как говорится, не дальше своего носа, не видно никаких ориентиров. Ветер резко усилился, надвигался шторм. Виолетта кинулась к рации и услышала вызов с центрального поста, пересыпанный многоэтажными эпитетами. Оказалось, объект, с которым мы должны были работать, не вышел в море из-за штормового предупреждения (у военных метеослужба работает лучше). Нам вскоре начали передавать штормовое предупреждение, но радистов не было на месте. На нашем катере не оказалось команды.
    Женщины обратили на меня свой вопрошающий взор. А я что? Я такой же, как и они – не капитан, не моторист. ничего не понимаю в палубном хозяйстве. А на палубе бухты тросов, багры, какие-то металлические ящики и бочки. Всё это не закреплено, потому что катер предназначен для каботажного плавания и, в случае штормового предупреждения, должен немедленно прятаться в бухте. Я обошёл катер,  обнаружил открытый трюмный люк и задраил, закрыл дверь в машинное отделение, постарался закрепить всё, что смог и как смог.. Кстати, обнаружил, что нет нашей одежды, которую мы сложили на гладкой крыше машинного отделения. Поднявшийся ветер сбросил её в море.
     Из центра, узнав от Виолетты, что на катере есть мужчина, назначили меня старшим, посоветовали завести мотор и на малых оборотах держать катер перпендикулярно волне, чтобы предотвратить опрокидывание от большой боковой волны. А где он этот перпендикуляр, если волны уже начали перекатываться через катер со всех сторон. В такой толчее не имеющему практики судовождения не понятно, куда крутить штурвал. Тем не менее, мотор я завёл (мне по рации объяснили, как это сделать), а когда машина работает, есть какое-то движение, на душе спокойней.
     Шторм на Чёрном море обычно длится трое суток. Поэтому я сказал коку Диане продукты и питьевую воду экономить. Мы получили продуктов на один полноценный обед для восьми человек. Нас осталось четверо. Значит два полноценных обеда нужно растянуть не менее, как на четверо суток. Мы сгрудились в ходовой рубке и со страхом взирали, как очередная волна накрывает катер. В ходовой рубке оказалось много щелей, из которых струями текла вода. Правда, в большом количестве не скапливалась, уходила через шпигаты (специальные отверстия для стока). А мы были практически голые, мокрые и начали дрожать от холода. Я старательно крутил штурвал то направо, то налево, хотя не понятно было, что это даёт, и уже почти измотался. Приближалась ночь. Кто будет стоять у руля? Опять же я. (Чёрт меня дёрнул уединиться и лялякать с бабами!) Я понимал, что шторм ещё усиливается, и ни одна из женщин не сможет управлять катером. Впрочем, штурвал, по-видимому, придётся оставить в покое. Во-первых, волны уже превышают габариты катера, он практически неуправляем. Во-вторых, я обратил внимание, когда катер высоко взлетает на очередную волну, а потом круто носом падает вниз, гребные винты, потеряв нагрузку, визжат до боли в ушах, а мотор идёт вразнос. При такой ситуации он вскоре может выйти из строя. Я выключил двигатель. Теперь мы, как щепка, во власти девятых валов, следующих беспрерывно один за другим. Правда, щепка непотопляема, а наше утлое судёнышко из железа. Ночь, темень, тонны воды обрушиваются на катер, полностью превращая его в подводную лодку. И слава Богу, он вновь и вновь вырывается из подводного царства. Мы вплотную прижались друг к другу. Это давало нам возможность немного согреваться и не летать из угла в угол (в ходовой рубке, кроме штурвала, держаться не за что). Женщины чуть-чуть подвывали. У меня тоже от страха поджилки трясутся (Господи, помилуй! Господи, помилуй!). Но мне нельзя показывать слабость, нельзя допустить паники. Так и простояли всю ночь, ухватившись за штурвал.
     Утро открыло ещё более жуткую картину. Грохот, завывание громадных пенистых волн. Катер жалобно стонет, словно его избивают до смерти, взлетает на гребнях черно-свинцовых вздыбившихся волн, как бумажный кораблик, и падает в их объятья, будто в бездну. Начались страдания от качки.

 Часть 2. Шторм.

Представьте: водяная стена, загнутая сверху, как разинутая пасть морского чудовища, по меньшей мере, в два раза выше катера, надвигается на нас. Не менее минуты мы чувствовали себя акванавтами в батискафе, который трещит по швам и поливает нас струями со всех сторон.
-    Дверь в машинное отделение открылась! – заорала Виолетта.
     О, ужас! Машинное отделение это тот же трюм – глубина до самого днища. Если потоки воды, с силой влетающие в дверь, заполнят его, катер утонет. От ходовой рубки, где мы толпимся, до двери машинного отделения восемь метров. Как их преодолеть?
-    Вот что женщины, надо открыть дверь рубки с подветренной стороны. Вода, конечно, будет врываться, но поскольку рубка выше всех надстроек, то вода будет быстро уходить. Вытянуть вас из рубки она не может, так как в замкнутом пространстве теряет силу. Конечно, придётся побыть ныряльщиками, но ничего не поделаешь.
     Я обвязал себя пеньковым канатом, оказавшимся в рубке, один конец закрепил за стойку штурвала, и приказал женщинам вытягивать меня, в случае чего. Выбрав момент между всё сметающих масс воды, я успел добежать и захлопнуть дверь машинного отделения. Но следующий налетевший вал…(!) Он рванул меня и киданул далеко за борт.
     Несколько секунд в кипящей купели я ничего не соображал, но инстинктивно работал всеми четырьмя конечностями. Глоток воздуха, и снова надо мной толща воды. Слава Богу, я почувствовал, что меня держит канат. В панике поболтыхавшись несколько минут, я понял, что плыть куда-либо не смогу – меня раз за разом накрывает высокая волна, и, дай Бог, хотя бы вынырнуть и глотнуть воздуха. Подтягиваться по верёвке тоже не могу, так как она, то ослабевает, то вдруг рывком натягивается, чуть не ломая мне хребет. Вся надежда на женщин – я чувствовал, что они подтягивают канат.
     И вот я у самого борта. Но катер резко переваливается на другой борт, и меня с размаху ударяет о металлический планшир, потом протягивает несколько метров по привальному брусу. Неровности (а может гвозди) рвут мой бок сверху донизу. От страшной боли я теряю сознание.
     Очнулся я в кубрике на рундуке, придавленный женскими телами. Одна из них плакала почти навзрыд, другая причитала: «Господи, за что нам такое наказание?» Третья старательно читала полузабытую молитву, которую слышала в детстве от родителей.
-    Девушки,… мне приятна ваша плотная близость, но… мне тяжело дышать.
-    Ой, наш дорогой! Ты жив! Слава Богу! Мы думали, что уже осиротели.
     Оказывается, они согревали моё изуродованное посиневшее тело своим теплом. Я понял, что их надо подбодрить.
-    Сударушки вы мои милые! Спасительницы родные! Переживём мы этот шторм, не сомневайтесь! А что это вы все в кровь перепачкались?
-    Да не нашли, чем тебя перевязать, аптечка оказалась пуста.
-    Ничего, кровь вы остановили, остальное заживёт и так. Морская вода хорошо промывает раны.
     Женщины повеселели, появился юмор, хоть и грустно звучащий. Диана предложила пообедать. Для этого нужно подняться в рубку, поскольку в кубрик спуститься с мисками не возможно. Женщины с трудом поднялись по трапу, их кидало и било о переборки. А я не смог – раны страшно болели, поясница, натруженная канатом, ныла, ноги были как ватные, голова кружилась.
     Вдруг страшный треск и грохот потряс катер. Это явно не удар штормовой волны. Что-то случилось. Я мгновенно (откуда взялись силы) взлетел по трапу. Упала железная мачта. Она состоит из четырёх уголков, связанных перемычками. Три уголка были сварены из двух частей и лопнули по сварке. Четвёртый цельный только согнулся и удерживал мачту в подвешенном состоянии. Но острой верхушкой мачта колотила по крыше машинного отделения. Если пробьёт дырку, то оно будет заполняться водой, и катер потеряет плавучесть.
-    Девчата, опять надо открыть дверь ходовой рубки, опять придётся стать ныряльщиками. Кто-нибудь должен столкнуть мачту с крыши в сторону. Кто пойдёт?
     Женщины побледнели, вспомнив, как меня выбросило за борт, и в каком плачевном состоянии они меня вернули.
-    Девушки, дорогие мои! Я совсем слаб, иначе не просил бы вас. Здесь расстояние два с половиной метра, значит, верёвка не выпустит за борт. Виолетта, ты самая сильная, ты сможешь столкнуть конец мачты в сторону.
     Виолетта обвязалась верёвкой, глубоко вдохнула и, сделав один прыжок, ухватилась за железную конструкцию. Но одной женской силы не хватало, чтобы сдвинуть эту махину.
-   Виолетта, привяжи конец к верхушке мачты, а сама по натянутой верёвке возвращайся.
    Радистка так и сделала. Но перед самой дверью рубки резкий крен катера, и удар волны отбросил её к борту. Дикий, будто предсмертный, крик резанул по ушам.  Из рубки, как молния, метнулась Светлана и, распластавшись по палубе, схватила Виолетту за ноги. Я догадался схватить за ноги Свету, и с десяток секунд, показавшихся вечностью, мы мёртвой хваткой держали друг друга, не в силах что либо сделать под страшным напором воды. Когда схлынули тонны воды, мы с Дианой сумели втащить тех двух, совершенно обезумевших.  Мы кинулись обниматься и целоваться, без стеснения плакали в голос, истерически смеялись и крепче прижимались друг к другу, будто боялись, что кто-то вновь окажется за бортом.
     Через минуту мы пришли в себя и поблагодарили судьбу, что она посчитала преждевременным разлучать нас. А мачта по-прежнему колотила по одной точке крыши машинного отделения. Мы взялись за верёвку и пробовали дружно тянуть. Вода раз за разом заполняла рубку, и мы едва успевали отплёвываться. Мачта поддавалась с трудом, потому что тянуть пришлось под острым углом. Минут десять нас с головой накрывала солёная купель, затем отхлынув, давала пару глотков воздуха и снова накрывала. Но мы тянули, тянули, тянули и чувствовали, что побеждаем. Наконец, верхушка мачты повисла сбоку. Это уже не так опасно. Мы закрыли дверь рубки, подождали, пока вода уйдёт через шпигаты, и крепко обнялись. Заканчивались вторые штормовые сутки. Впереди ещё сутки активной бури. Выдержим ли мы?! А точнее, выдержит ли катер?
     Опять какой-то удар заставил нас повернуть головы на корму. Волны, накрывающие катер одна за другой, мешали рассмотреть, что там случилось. Мы слышали лязг железа, совающегося по железной палубе и наносящего удары то в борт, то в стену машинного отделения. Наконец, я рассмотрел – это был тяжёлый металлический ящик с цементом, давно превратившимся в бетонную глыбу. Специального крепления он не имел. Перед началом шторма я его обернул тросом и привязал к шпангоутам (корабельные рёбра). По-видимому, крепление оборвалось. Волны уже повыбрасывали за борт всё, что было на палубе, но этот ящик даже им не под силу перебросить через планшир. А он, обрадовавшись свободе, летал по корме и наносил страшные удары по преградам. Могли ли мы как-нибудь его остановить? Никак! Нам оставалось только молить Бога, чтобы он не позволил пробить стенки машинного отделения.   
     С утра у нас ещё была связь по рации с центром. Они подбадривали нас, просили не падать духом, дескать, вас ищут военные корабли. Я понимал, что в разгар шторма никто нас не ищет (может, начнут искать после шторма), но женщин не разочаровывал. Когда нам пришлось открыть дверь рубки, о рации мы забыли, и она намокла, батарея разрядилась. Теперь никому в мире ничего о нас неизвестно, мы одиноки в этом бушующем месиве.
-    Девушки, но для нас всё-таки есть две хорошие новости: первая – ураган теряет силу; вторая – наш катер устоял в самый пик шторма, значит, не подведёт и дальше. Предлагаю вам спуститься в кубрик, единственное сухое место, и отдыхать. Я постою на вахте, а через два часа кто-нибудь из вас меня сменит.
     Ночью опять на вахте стоял я. Ветер умерил силу. Волны уже не загибались сверху, не превращали катер в подводную лодку. Бурлящее месиво постепенно уступало место мёртвому накату, который для нашего катера уже был не опасен.. Теперь можно завести двигатель и держать катер перпендикулярно волне. Качка судна с носа на корму гораздо приятней для вестибулярного аппарата, чем бортовая. Небо ещё в тучах. Темень. Не видно, откуда идёт накат. Я кручу штурвал направо, но вдруг чувствую удар волны слева. Срочно кручу штурвал обратно. И так всю ночь. К утру измотался, передал управление Диане, спустился в кубрик и заснул, как убитый.


Часть 3. После шторма
 
     Проснулся я оттого, что меня трясли за плечо.
-    Капитан, вставай! У нас беда! Мотор заглох.
     С трудом продрав глаза, вышел на палубу. Светило яркое солнце. На море почти штиль. Спустившись в машинное отделение, осмотрел двигатель. Внешне всё было в порядке. Нажал кнопку "Пуск". Двигатель заработал спокойно и ровно (как часы), но когда попытался включить реверс, он завыл, вал не проворачивался. Всё ясно! Что-то намотали на винт.
     Я повернулся к женщинам, которые теперь всюду следовали за мной, заглядывали в мои глаза и ловили каждое моё слово. За четверо суток они стали в доску своими, родными. У Светы идеальная фигура, длинные красивые ноги, узкие хрупкие плечи, высокая шея, длинные русые волосы, тёмные брови, серые глаза, прямой нос и маленький алый рот. Диана выше ростом, у нее упитанные красивые ноги, белая шея, высокие и полные груди. Она более чувственная, более загадочная, более пикантная. Виолетта - упитанная баба, но подвижная и решительная. Фигура, не смотря на полноту, приятная. Особенно выделяется большой бюст. Несмотря на многочисленные синяки и раны, полученные во время шторма, все женщины манящие, благоухающие, они излучают свет! Они ослепительно хороши!
-    Девушки, кто из вас может стать ныряльщиком и посмотреть, что там под катером?
     По их испуганным взглядам стало понятно, что это придётся делать мне, хотя тоже не имел такой квалификации. Я, конечно, нырял у пляжного берега на мелководье, но то было развлечение у самой поверхности и без длительной задержки дыхания. Сейчас же нужно нырять на глубину более четырёх метров, глядя в чёрную пугающую бездну, а над тобой при этом нависает страшная махина катера. Работа не для слабонервных. Душе становилось холодно от этих мыслей. Но, хочешь- не хочешь, делать надо, и кроме меня некому.
    Став на планшир, я вдруг резко подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и исчез в пучине. Страшно было, очень страшно грести в черноту! При подходе к винтам уши стало закладывать, в голове появился звон, а дыхание почти кончилось. Я едва успел заметить, что на винтах, валу и килевом конце огромная куля из рыбацких сетей, и, расслабившись, пошёл вертикально вверх. Меня вынесло прямо под плоское днище кормовой части катера и прилепило к нему, как к магниту. Отгрести в сторону не удавалось (позже я узнал, что существует эффект присасывания к днищу любого плавсредства), ухватиться и подтянуться не за что (не было никаких выступов). У меня началась паника. Я завертелся волчком, хлебнул воды, но сообразил, что надо сгруппироваться, оттолкнуться вниз, а затем отгребать в сторону от катера. Выплыл уже без сознания. Меня подхватили женщины, вытащили, откачали и обеспечили отдых. Через пару часов я очнулся хорошо отдохнувшим, попросил Диану принести с камбуза нож и снова кинулся в глубину. Добравшись до кули, успел пару раз полоснуть ножом по сетям. Дальше дыхания не хватило. Я оттолкнулся в сторону и резко пошёл вверх, но опять не рассчитал расстояние, сильно ударился головой об овальный борт и потерял сознание. Вода сама вынесла меня на поверхность. Спасибо женщинам, они вытащили, откачали, обработали кровоточащую рану на голове и опять два часа обеспечивали мне отдых, оберегая от вновь по летнему палящего солнца.
    Отдохнув, с тоской посмотрел на воду (как не хочется кидаться в чёрную бездну(!) и повернулся к своим товаркам по несчастью. На их лицах было большое сочувствие и надежда. Я попросил Диану принести второй нож (первый выронил при ударе головой о борт катера), привязал его тесёмкой к руке, затем взял длинный линь, один конец обвязал вокруг своей талии, другой закрепил на кнехт.
 -  Девки! Если я не вынырну через полторы минуты, вытаскивайте меня за верёвку.
    Я добрался до кули и начал полосовать её ножом. Кое-что удаётся разрезать. но вдруг началось головокружение (думаю, от недостатка питания), и меня, расслабленного, понесло опять к плоскому днищу катера. Я начал подтягиваться за верёвку, но она оказалась очень длинной, висела вертикально вниз и где-то в далёкой глубине поворачивала обратно. Долго, очень долго я перебирал её и выплыл почти в беспамятстве. Когда выбрался на палубу (с помощью женщин), заорал благим матом:
-   Почему не тянули, мать вашу…!
     Женщины испуганно отступили.
-   Ну!!!
-   Ладно, не ори, - первой очнулась Виолетта, - полторы минуты ещё не прошло.   
     На этот раз я не стал отдыхать два часа. Через пятнадцать минут  снова нырнул. Постепенно под катером я освоился, его махина надо мной уже не казалась страшной. Страшноватой оставалась бесконечная чёрная глубина, в которую каждый раз приходилось усиленно ввинчиваться. Оценив результаты своей работы, я понял, что очистить винты за один день не удастся. Такая перспектива омрачила мои мысли, и, вынырнув из пучины, я отправился поспать - ведь ночью на вахте опять мне стоять.
-    Девушки, стойте на вахте по очереди, внимательно осматривайте горизонт. Если что появится, немедленно будите меня.
    На другой день я снова нырял под катер, с каждым разом всё больше разрезая намотанные на винт сети. У меня появился опыт: научился отталкиваться от киля в нужную сторону и с определённым усилием, так что больше не прилипал к днищу катера и не ударялся об него. Дыхание тоже натренировалось - уже мог держаться под водой полторы минуты. После всплытия  отдыхал не более пятнадцати минут. Наконец, винт и вал были очищены. Я в изнеможении распластался на плоской крыше машинного отделения и заснул. Сквозь сон слышал рокот двигателя, мне снилось, что мы своим ходом добираемся до родной бухты, Вот-вот покажется маяк.
     Я проснулся от резко наступившей тишины. На меня смотрели женщины с выпученными глазами.
-   Что случилось?
-   Мотор заглох.
-   А кто его запускал?
    Взгляды женщин указали на Диану, виновато опустившую голову. Когда я, обессиленный, заснул, предварительно сказав, что винты свободны, у Дианы не стало терпения. «Зачем ждать? Мотор и гребные винты в порядке. Штурвал в спокойном море держать не трудно. Направление прямо на север – ведь всё северное побережье Чёрного моря принадлежит Советскому Союзу». И она нажала кнопку запуска. Мотор заработал. Включила реверс (это рычаг рядом со штурвалом, включается наклоном вперёд или назад), поддала газу (ручка газа на панели справа от штурвала). Катер пошёл полным ходом, женщинам стало весело.
     Диана – кок (повар) на катере. Камбуз (кухня) – это небольшая ниша в задней стенке ходовой рубки, в которой стоял газовый таганок и необходимая посуда в специальных углублениях. Находясь всё время рядом с капитаном и механиком, она часто видела, как они запускают двигатель, нажимая кнопку на панели за штурвалом одним пальцем. При этом она не обращала внимания на то, что перед запуском механик всегда спускается в машинное отделение и что-то там делает. А он открывал кран маслопровода. Диана этого не знала. В результате её своеволия оплавились подшипники, мотор вышел из строя.
-    Ах, ты…!!!...  Зачем же я столько мучился под водой?!

    Теперь мы полностью во власти Всевышнего.


                Часть 4. Бескрайняя водная пустыня

     Диана по моему указанию добросовестно разделила имевшееся скудное количество провизии на четверо суток. Ещё вчера мы подобрали последние крошки. Мы уже пошатывались от голода. Диана вспомнила, что у неё есть самодур. Это такое рыболовное приспособление: на капроновой леске привязано несколько крючков, на крючки вместо червей в качестве приманки натянуты цветные кембрики. Человек, стоя у борта и опустив самодур в воду, просто дёргал за леску. Рыба воспринимала цветные кембрики, как поживу. Мы занялись ловлей. Попадалось не густо, но на уху наловили и наелись от души. И тут Диана вновь повергла нас в шок:
-    У нас осталось всего три литра питьевой воды!
     После некоторых раздумий мы постановили – пить только по одному глотку и не более трёх раз в день, уху больше не варить. Рыбу можно жарить в собственном жире. Но оказалось, рыбная пища в большом количестве не всем полезна  У меня и у Виолетты вскоре расстроились желудки, у Светланы на всём теле появилась сыпь, которая на жарком солнце превращалась в струпы. Впрочем, все раны, полученные нами во время шторма заструпились. В аптечке не оказалось ни бинтов, ни йода, ни зелёнки.
     Поднимающееся солнце заливает наш катер золотистым светом. Мы лежим на плоской крыше машинного отделения и переругиваемся: договорились пить по глотку, но все продемонстрировали способность делать очень большие глотки. В результате после первых суток осталось только два литра. Мы разлили остатки воды по «кривым» (это специальная посуда для тайного проноса спирта под одеждой), и каждый привязал её себе на руку. Однако на другой день у Светланы фляга оказалась пуста, а у Виолетты непонятным образом «отвязалась» и упала в море. У Дианы осталось несколько капель, которые она тут же употребила (чтобы не успели отнять).
-    Девушки, я где-то читал, если одни сутки воздержаться от употребления воды, то организм начнёт жить за счёт ранее накопленной влаги. Ещё я слышал, что без воды человек может прожить 10 дней. Так что терпите. Я уже назначил себе пять дней ни глотка.
     Восьмые сутки болтаемся в водной пустыне. Мы уже ослабели и просто лежали на жарком солнце. Спуститься в кубрик (в тень) не хватало сил. Диана изредка ещё подёргивала самодур, иногда попадалась рыбёшка, которую она тут же съедала в сыром виде, поэтому выглядела свежее всех. Остальным съеденная рыба только приносила дополнительные мучения. Я попросил Диану, чтобы она черпала миской забортную воду и поливала тела лежащих. Но делала она это недолго. Жажда толкнула её на то, чтобы отобрать у меня флягу, но у меня хватило сил отбить атаку. Я разделил воду на всех - смачивал им губы и молил, чтобы держались. Ночь приносила облегчение, но ненадолго. С наступлением нового дня палящее солнце подняло Светлану. Она подошла к борту, и мне показалось, готовилась шагнуть дальше.
-    Света, погоди.
     Пошатываясь, я подошёл к ней, обнял за плечи, дал глоток воды и отвёл от борта. Ночью мы видели огни какого-то корабля, но подать сигнал было нечем. Вспомнили, что в кубрике есть ракетница с сигнальными ракетами. Я поплёлся туда, но пока вернулся (примерно через полчаса), корабль уже скрылся.
     Боль от голода ушла, а мучения от жажды становилось всё невыносимее. В горле пересохло, распухшие языки с трудом ворочались во рту, губы начали трескаться и кровоточить. Безжалостное солнце отняло волю, оставив измученные тела, жаждущие пресной воды. Мы знали, если пить морскую воду, смерть будет в страшной агонии.
     Нам повезло. В одну из ночей вдруг начался дождь. Сначала мы просто ловили струи дождя открытым ртом, потом пришло понимание, что воду надо собирать. Диана подала с камбуза все кастрюли и миски. Но из-за слабости все действия происходили очень медленно. Дождь вскоре прекратился, слава Богу, мы все напились, но в посуду собрали очень мало. Воду я взял под свой контроль, давал всем по одному глотку, приказывая, сначала смочить губы, затем прополоскать рот, и только потом проглотить. После этого Диана ещё подёргала самодур и выловила всем по одной рыбёшке.
      Катер неподвижно стоял на водной, прямо таки зеркальной глади, а мы безвольно лежали на крыше машинного отделения. Раны, полученные во время шторма, теперь не заживали, а, наоборот, превратились в чудовищные язвы.
-    Я не могу больше это вынести, - вдруг громко заговорила Света, - это конец! Лучше головой в море!
-    Она права, - подала голос Виолетта, потом подняла кулаки к небу и потрясла ими. – Сколько нам ещё терпеть? Сколько нам ещё страдать? И зачем?
-    Женщины, каждое ваше движение укорачивает вам жизнь. Должны нас искать, и должны нас найти живыми. У нас ещё есть по одному глотку воды.
     Наутро Диана проснулась первой, Затем растолкала Виолетту.
-    Светка умерла!
-    Ты уверена?
     Нагнувшись над телом, та кивнула. Под полупросвечивающей кожей Светланы уже не видно циркуляции крови, затуманенные глаза, не мигая, смотрели в небо.
-    Умерла – это хорошо. Это значит, что мы не умрём. Нужно быстро перерезать ей горло. Напьёмся крови, а потом её тело будет служить нам пищей. - И Виолетта поползла за ножом. Через некоторое время она вышла из рубки, держа нож наизготовку впереди себя. Я понял, что надо ей помешать, и двинулся навстречу. Мы просто упёрлись друг в друга, не в силах ни бороться, ни даже свалиться. Однако рука Виолетты оказалась сзади меня, и нож прошёлся лезвием по моей спине.
-    Отбери у неё нож, Диана, - велел я.
-    Вы что, не понимаете? Это наше спасение!
-    Без пресной воды это не поможет.
     Диана отбросила нож и помогла нам свалиться на наше лежбище. От голода голова кружилась, и сознание уплывало. Появился какой-то назойливый звук, но подумалось, что это в голове начался непорядок. Однако звук становился сильнее, и стало понятно, что он доносится с неба. Глаза, воспалённые от нестерпимого блеска воды,  больно было  открывать.
-    Капитан, где ракеты?! Скорей пали в небо.
     Заряженная ракетница была при мне. Но борьба с Виолеттой истощила мои силы. Да и ракетница оказалась очень тяжёлой. Едва приподняв, я нажал курок. Сигнальная ракета пролетела метров тридцать почти горизонтально и упала в воду. Вторую ракету я зарядить не смог. Однако вскоре вертолёт прилетел и завис над нами. Не веря своим глазам и не в силах подняться, мы, молча, наблюдали, как с вертолёта по верёвочной лестнице к нам спускался человек.
     «Света тоже повернула голову! Значит, все живы! Четырнадцать дней! Ровно две недели длилась морская прогулка!»