У советских собственная гордость

Советской  власти  Федор  не  доверял.  Не  то,  чтобы  он  был  признанным  диссидентом  или  ненавидел  Советскую  власть.
Просто  по  своей  натуре  Федор  был  скептиком,  и  эта  власть  мешала  ему  жить.

Ему  претило  ханжество  власти,  её  убожество.  Весь  народ  стоял  в  огромных  очередях,  а  номенклатура  получала  товары  в  спецраспределителях.

Намертво  в  память  врезалась  сценка,  когда  он  вошел  в  магазин  на  улице  Горького,  как  раз  перед  завозом  вареной  колбасы.
В  торговый  зал  завезли  две  тележки  с  колбасой  и  народ  ломанулся,  одну  тележку  сразу  опрокинули.  Люди  спотыкались  о  колбасу,  и  падали,  но  хватали  жадно  эту  проклятую  колбасу,  опасаясь,  что  им  не  достанется.

Очереди  были  везде,  по  любому  поводу. В  магазинах,  аптеках, парикмахерских.
Но  для  номенклатуры  очередей  не  существовало.

А  эти  вездесущие  плакаты  и  транспаранты,   « КПСС -  честь  и  совесть  эпохи»,  так  нескромно  прославляющие  партию  и правительство,  что   граничило  с  паранойей.

Федор  многократно  встречался  с  партийными  функционерами – вялыми и равнодушными  людьми.  Они удивляли  его  профессиональной  некомпетентностью,  тем,  что  так  были  уверены  в  своём  праве  руководить  такими  отраслями  человеческой  деятельности,  в  которых  сами  ни  черта  не  понимали.

К  идеологической  основе  советской  власти  Федор  также  относился  скептически,  как  к  придуманной  схеме,  которая  ничего  общего  не  имеет  с  повседневной  жизнью.

Английские  утописты,  немецкие  философы,  марксизм – ленинизм,  все  это  было  давно  и  не  реально.
Коммунизм -  вообще  утопия,  сказка  о  справедливом  обществе  будущего.
Нечто  подобное люди  всегда  придумывали  на  протяжении  своей  истории.  Эльдорадо  и  Аркадия, город  солнца  Томаса  Мора,  и,  наконец,  коммунизм – блага  польются  полными потоками, и  все  получат по  потребностям.

Только  вот  на  всех  благ  не  хватало,  и  издержки  объясняли  родимыми  пятнами  капитализма.

А  прагматичный  Черчилль  считал  лучшим  достижением  человечества – буржуазную  демократию,  по  его  мнению,  люди  ничего  лучше  не  сумели  выдумать.

И  в  воображении  Федора  капитализм  представлялся  блистающим  огнями  городов,  сверкающих  витрин  с  нескончаемым  потоком  товаров.  А  главное  свободой!
Каждый  человек  был  свободен  делать  что  хочет,  жить,  не  взирая  на  эти  тупые  запреты  и  ограничения  общества.

Хотя,  присущий  Федору  скептицизм  предостерегал  его,   не  всё  так  просто.  Там,  в  светлом   империалистическом  капитализме,  хватает  своих  проблем.



Но  затем  вдруг  забурлило,  и  стремительно  пронеслись  годы  девяностых  и  первого  десятилетия  двухтысячных  с  их  гласностью,  либерализацией  цен,  приватизацией,  реформами  в  виде  шоковой  терапии,  и  повсеместной  и  тотальной  коррупцией.

Рухнуло  государство,  в  котором  он  жил.  Растворилась  в  небытие  и  Советская  власть,  которую  уже  беспощадно  хаяли  идеологи  новой  власти.
Появились  товары  в  магазинах,  которые  можно  было  купить  без  всякой  очереди.

А  главное,  живи  как  хочешь!
Не  хочешь  работать,  не  работай,  никто  не  привлечет  тебя  за  тунеядство. Хочешь  веровать,  да  молись  ради  бога.  Хочешь  быть  геем,  будь  им.
Исчезли  цензура,  общественный  контроль;  пишут  и  показывают    иногда  такое,  что  не  во  всякую  воспаленную  голову  вступит.
Но  это  тоже  проявление  свободы!

За  эти  годы  Федор  вроде  не  пострадал  материально,  живет,  пусть  в  небольшом,  но  в  собственном доме  со  всеми  удобствами,  имеет  машину,  и,  кажется  не  нуждается.


Однако  он  всё  чаще  ловит  себя  на  мысли,  что  его  грубо  и  нагло  обманули  и  оскорбили,  образно  выражаясь,  плюнули  в  рожу  и  не  дают  вытереться.


И  дело  даже  не  в  том,  что  страну  буквально  за  считанные  годы  разворовали,  а  в  том,  что  эти  ворюги,  придя  к  власти,  уже  не  считают  его  за  человека.
Для  них  он,  как и  миллионы  других  людей -  человеческое  мясо,  чернь.  С  которой  не  нужно  считаться,  она,  просто  служит  средством  для  извлечения  прибыли.

Если  раньше  можно  было  говорить  о  ханжестве  власти,  то  сейчас  власть  действовала  с  исключительным  цинизмом,  откровенно  считая  свой  народ  быдлом.

Федор  с  ужасом  для  себя  понял,  что  Ленин  писал  не  об  абстрактных  вещах,  а  о  вполне  конкретной  жизни,  и  наверно  он  был  прав – есть  и  классовая  борьба,  и  государство  как  орудие подавления,  выражающее  волю  правящего  класса.

Самое  смешное,  с  Лениным   никто  не  спорит,  над  ним  просто  глумятся.

Но  куда-то  исчез  пролетариат,  и  ушло  за  горизонт  крестьянство.
Было  непонятно,  что  из  себя  представляет  народ,  так  называемые  простые  люди,  которых  все  предали:  и  коммунисты,  и  профсоюзы,  и  демократы,  и  либералы.

В  то  время  как  нынешние ворюги  объединялись,  народ  успешно  разъединяли.

В  Европе  и  Америке  простые  люди  добивались  повышения  уровня  жизни  с  кровью  и  потом  на  протяжении  столетий,  зубами  вырывая  у  буржуазии  куски.
А  россиян  в  мгновение  ока,  незатейливо,  под  сладкий  лепет «демократов»,  лишили  всех  социальных  завоеваний,  к  которым  Федор  относился  с  таким  пренебрежением  в  советское  время.


Для  Федора  нынешний  российский  народ  представлял  собой  длинную  очередь  людей,  вставших  в  услужение к  ворам  и  бандитам,  пришедшим  к  власти  под  завесой  «демократизации  общества».

С  горечью  он  признался  себе,  что у  советских  людей  была  собственная  гордость.
Несмотря  ни  на  какие  трудности,  советские  люди  чувствовали  свою  значимость  и  поддержку  общества.

А  большинство  нынешних  жителей  России  боятся  одного,  как  бы  их   не  вышвырнули  на  обочину  жизни.  Причем  рассчитывать  они  могут  только  на  себя  и  своих  близких.  И  государство  противостоит  народу,  исполняя  волю  господствующего  класса - новых  буржуа,  состоящих  из  вчерашних  бандитов  и  мошенников.

Вот  уже  другая  сценка  стоит  у  него  перед  глазами:  бедно,  но  аккуратно  одетая  старушка  ворошит  объедки  в  мусорном  баке,  надеясь  что-нибудь  найти  себе  на  ужин.  Характерная  черта  российского  капитализма.
А  по  телевизору  лоснящиеся  начальственные  морды  учат  население  честности  и  хорошим  манерам.

Настоящая  капиталистическая  свобода  оказалась  одна - свобода  умереть,  остальные  свободы  в  России  можно  было  получить,  только  предъявив  на  обмен  энное  количество  денежных  знаков.  Граждане  дают  деньги - государство  им  свободы.
Всё  очень  просто!  До  отвращения.

- Выживает  наглейший,  такой  закон  жизни, -  пришел к  неутешительному  выводу  скептик  Федор, – правит  миром  нажива  и  выгода.

И  он  уже  не  видел  иного  выхода  из  этой  ситуации,  для  себя  и  миллионов  обманутых  граждан,  как  война  с  новыми  буржуа  всеми  доступными  способами.
Беспощадная  война,  которая  и  называется  социальной  революцией!


Но  два  исторических  факта  Федор  никак  не  мог  себе  объяснить  и  понять.

Почему,  крепостные  крестьяне,  бесправные  народные  массы,  защищали  страну  в  период  французского  вторжения  в  1812  году?
Ну,  дворяне  понятно,  эти  защищали  свой  обеспеченный  образ  жизни,  свои  имения  и  свою  землю.
А  что  защищали  крепостные,  какая  им  разница,  кто  их  будет  тиранить, старые  дворяне  или  новые?


И  почему  декабристы,  знатнейшие  и  богатейшие  дворяне  страны,  потенциальные  крепостники,  выступили  против  царского  режима  за  отмену  крепостного  права?  Что  подвигало  их  на  смертельный  риск,  и  в  чем  заключался  их  личный  интерес?


Значит  человеческая  натура  гораздо  сложнее,  чем  Федор  себе  представлял.

И  у  России  есть  выход  из  уже  сформировавшегося  противостояния
власти  и  народа?  Или  нынешние  ворюги  только  под  угрозой  силы  способны  признать  за  народом  право  на  человеческое  существование?

Федор  не  знал  ответов  на  эти  вопросы,  он  просто  продолжал  жить,  надеясь  в  глубине  души,  что  всё  как-то  образуется ...  само  по  себе.