Говорить о сокровенном

Промурылкал домофон.
Мила ещё вчера звонила Машке и ждала её. Так и есть – на экране появилось Машкино лицо. Мила открыла нижнюю дверь и отомкнула входной замок.
В прихожей у Сальниковых, кроме предписанной дизайнером минимумом мебели ещё стояло кресло. Так захотел супруг Людмилы Дмитрий, сорокалетний заведующий валютным отделом одного из московских банков средней руки. У него уже намечался небольшой животик и это кресло было как раз кстати, по его мнению. Мила спорить не стала. Последнее время она вообще старалась не спорить, но получалось не всегда.
В кресле полулежал Мэлвин, чистокровный британец.

Машка вошла и удачно вписалась в цвет обоев.
- Привет, подруга. Сто лет тя не видела. Привет, Мерлуша, всё толстеешь? – она потрепала кота и подруги обнялись, стараясь не задеть макияж.
- Маш, Маш, я так рада….Я звонила тебе, звонила, ты не берешь трубку, ну что?
- Милк, я её потеряла, блин. Представляешь, ****ство? Ну да, потом звонила сама себе, вчера нашлась пропажа в машине. Сунула дура мимо сумочки, вот тупица.
Мила оглядела её.
- Смотришься.
Короткая красная кожаная юбка, чёрный облегающий топик и сверху комбинированная ветровка светлых тонов, на крупной молнии… Стиль спортивный, если молнию не застёгивать, то возникает элемент бесшабашности… Вообще Мария всегда была очень эффектна. Большие глаза в пол-лица, на первый взгляд полные вселенской печали, на второй более пристальный обдавали ледяным ветром. Но в общении она была всегда веселой и беззаботной.
- Секи, сапожки оторвала. Как тебе?
Мария покрутила стройными бёдрами. Мила запахнула халат, который всё время норовил раскрыться, и улыбнулась.
- Вообще шикарно! Пойдём на кухню? Чай, кофе…

Над чайником вилась тонкая струйка пара, на кухне было уютно и тепло. Декор в шотландскую клетку действовал по-домашнему мягко, успокаивающе. Всё чудесно. Мария опустила сумочку на кресло.
- Я вот поражаюсь твоему. И чё он везде кресел понаставил? Где сына?
- Он в школе.
Мила взяла чайник.
- Хм… Ну а ты почему дома? Ты вроде сегодня учишься?
Сальникова не ответила.
Машка задрала юбку, села верхом на табурет и уставилась на неё.
- О-о… Ну-ка, давай, колись, подруга. Я же вижу.
Мила села по другую сторону маленького стола, достала из пачки сигарету.
- Не знаю, как и говорить. Мне последнее время кажется, что Дима…Ну, ты понимаешь, да? И вообще, мне всё надоело…
Она затянулась.
- Тэкс. Семейный корабль дал течку. Можно подумать, что ты не знаешь, что он гуляет. Ты что-то хотела сказать?
- Не течку, а протечку.
- Ну да, и про неё тоже.
Мила снова затянулась дымом и рассеянно зачерпнула из сахарницы полную ложку.
- Я сама не знаю, чего я хочу. Я хотела бы, чтобы он не кричал, чтобы в доме было понимание…Нет, я не ревную, мне все равно. Но семьи нет, мне неудобно и некомфортно…Понимаешь, он живет как-то отдельно от нас с Серёжкой. Он как чужой временами.
- Ой, ну куда ты сыпешь? – Машка выпучила и без того большие глаза, - Я пью только чай, зеленый и без сахара. Ты что, забыла?
- Да, извини…Забыла, - её сигарета упала на стол, рассыпав искорки по дорогой столешнице.
- О, подруга…Знаешь, что тебе нужно? Заведи себе нормального мужика. Он тебя вылечит. Лучше тогда доктора, точно заведи. Только не юриста. Юристы жуткие зануды.
- Я не могу. Это гадко, и …Не для меня. Я совсем другая. Это ты у нас их меняешь, как помаду. В отличие от тебя у меня есть законный муж.
Мария моментально посерьёзнела. Она чуть помолчала, и только потом заговорила.
- Да, меняю. И у меня нет мужа. Потому что я буду лучше жить в собачьей будке, чем так, как живёшь ты. Даже если он мне будет давать каждый день по сто рублей на шпильки. (Слэнг. 100 рублей=100 тысяч).
Мила знала, что раньше Мария была замужем за директором нефтяного холдинга, но сумела во время бракоразводного процесса отсудить солидную компенсацию. Она открыла своё дело и охладела к замужеству, не смотря на то, что ей было уже 38.
Машка встала и в задумчивости подошла к окну. Во дворе в узкое пространство между двумя «Ладами» парковался черный «Кайен».
Она продолжала.
- Почему я не могу жить, как я хочу? Почему это я должна мучиться и страдать? Почему я должна постоянно бояться чужого мнения? Я свободна, и плевать я хотела на такое общество. Ты, ты должна-а быть женой. Хранить этот долбанный очаг, который еле тлеет, рожать-тянуть детей. Ну одного, пусть. И жизнь должна быть уютной и спокойной. Да нет, я согласна с тобой. В какой-то мере, но речь о другом. Если ты заведешь любовника, то никто не должен знать…Это нельзя открыто, иначе в тебя полетят камни, и ты станешь ****ью и проституткой. Тебе это надо? Милк, мне тоже не надо. Вот я свободна, и всё равно есть оно, это общественное мнение. Я его шкурой чувствую.
Ты должна ждать мужа, удовлетворять его, быть верной. Верной! Шаг налево – это нарушение образа, нарушение закона, который установили мужчины для нас с тобой. Это длилось и оттачивалось тысячи лет, нам – женщинам - это внушали долго и терпеливо. Уговорами, побоями, газетными гадостями, огнём костров…Законами! Мы не имеем право на желание, и вступив в брак, мы должны себя сломать. Или это сделает наш любимый. Сам сделает. Это в подсознании, и это мучает нас, но мы подчиняемся.
А мужчины – это другое. Даже к продажным мужчинам, мальчикам по вызову, отношение этого убогого общества са-а-авсем другое.
- Ну ты и сказала! Ничего такого…Я, например, себя не насилую. Я живу, как хочу, я хочу так жить! Я всем довольна… Почти всем.
- Тогда зачем ты меня звала? Ну что ты врёшь, Милк? Да пойми, ты хочешь его изменить? Чтобы он относился к тебе по другому? Этого не будет никогда, не обманывай себя. С чего ему вдруг изменяться? Ему  и так хорошо. Они не желают меняться, измениться можешь только ты сама. Но ты должна сама всё решать.
- Что, что я должна решать? Зачем мне меняться? Не хочу. Я хочу простого бабьего счастья, разве я многого хочу?
- Ой, да дело не в браке, и не в муже. Ты считаешь себя свободной искренне, но не понимаешь, что корень твоих бед как раз в том, что твою свободу подавляют ежедневно, ежеминутно. Это стало для тебя чем-то естественным. Ты тяготишься отношение к себе, которое целиком и проявляется, как попирание твоей свободы. Ты выказываешь желание, но оно не принимается во внимание, игнорируется. Ты бы хотела что-то, или кого-то изменить, но это остаётся мечтами. Ну что же, мечтай и дальше. Не буду тебе мешать.
- Маш, но так сложилось веками, и женщины счастливы…Многие…Наверно, все? И мы продолжаем род…Я не знаю…
Мила наклонилась над столом, подливая чай, её халат разошёлся и Машке стали видны полушария грудей подруги.
- Да, так счастливы многие. Но только не я! Наверное, я одна такая уродка - с вывихнутыми мозгами, - запальчиво произнесла Мария и тотчас рассмеялась – заливисто, заразительно.
- Я тебе так скажу, детка. Мне противны все эти мужские амбиции и тупой шовинизм, от него воняет черт знает каким средневековьем. Мне приятно смотреть в глаза мужчине, такому как я сама – свободному духовно. Который не кончает за две минуты и потом уходит в другую комнату, потому что я для него что-то среднее между телевизором и резиновой Зиной. А для того, чтобы так не было, я хотела бы, чтобы он был равным. Равным, понимаешь? Я сама себя ставлю, и тем самым ставлю его на место – внутри себя самой. Сам он туда не встанет. И поверь, и у него тогда встанет как следует.
- Но я хочу подчиняться…Сама хочу…
- Подчиняйся. В постели. Он почувствует, поверь, это. Настоящий мужчина всегда желает, чтобы сначала ты получила удовольствие и была счастлива. Он не допустит иного.
Мария встала и Мила заметила у нее кулон – маленькую фигурку ведьмы, летящей на метле. Это был совсем новый кулон.
- Засиделась я с тобой. Я тоже когда-то наступала на себя, и ждала….Чего ждала? Когда я состарюсь? Когда изменится муж? И в один прекрасный момент всё это прорвало, как плотину, я сказала себе – почему я не могу делать то, что хочу? Почему я всегда боюсь чего-то? Да пошли они все к чёрту. Но знаешь, этого оказалось мало. Мало одного простого желания. Свобода требует затраты сил, но однажды задержав в руках эту странную птицу, ты почувствуешь, как она отдаёт тебе затраченное и ещё добавляет сверху бонус. Можно быть замужем и быть внутренне свободной, а можно быть рабой и не будучи замужем. Но если ты считаешь, что для изменения мира, для остановки всего этого тебе необходимо развестись – разводись.
Машка сунула в сумочку сигареты и направилась уже в прихожую.
- Извини, мне надо ехать.
- Маш, честно, я не понимаю, о чём ты говоришь. Но с тобой всегда легче, и слушать тебя…Вообще кайфово. Может, действительно мне сегодня вечером Димке скандал устроить? Ну посиди ещё, а?
- Ты хочешь и рыбку съесть, и на *** сесть. Ты хочешь подчиняться, но в то же время и не желаешь, чтобы тебя подавляли. Мужчины все одинаковые, они похожи на мой «Ягуар». А он может только ровно ехать, а прыгать как лягушка не умеет. Мужчина будет тебя прессовать всегда и везде. Такова его природа.
Халат на Миле распахнулся совсем, глаза заливали слёзы. Она почти закричала:
- Да не нужна мне твоя свобода, заебала ты меня ей! Ничего мне не нужно, и мужчины мне не нужны!!!
Мария остановилась в дверном проёме и тихо сказала:
- Я знаю.
И добавила:
- Я бы могла помочь тебе. Но ты же сама не хочешь.
И быстро сбежала вниз по лестнице. Холодный сквозняк из открытого на площадке окна разметал её чёрные, как смоль, волосы.
Милка осталась стоять в дверях, размазывая тушь по щекам. Кастрированный кот тяжело спрыгнул с кресла и поплёлся на кухню, к своим мискам с едой.