***

   Деревеньку звали Рахта

Многие населенные пункты района, в том числе и Рахта, остались лишь на карте и в памяти одиноких стариков, доживающих свой нелегкий век.
После столыпинской реформы в Гаринский район нахлынула волна переселенцев с Запада. Крестьянам давали подъемные, оплачивали дорогу для переселения. Те переезжали, отнимали у местных жителей часть распаханных земель, стесняли их в лесах на промыслах. Некоторые из старожилов  Гаринского района уходили с насиженных мест на Конду, где либо оседали в мансийских деревнях, либо возле этих деревень строили новые поселения.
Так на Конде появилась деревня Рахта. Это местечко было облюбовано гаринскими охотниками. Они знали эти благодатные места, так как ходили на промысел в бассейн Конды по зимним дорогам.
В 1912 году из деревни Казанцева в это местечко переехали Чернавские, Носовы.
Носовы
Из письма старожила деревни Рахты Петра Гавриловича Носова, 1926 года рождения, я узнала интересные факты:
«Отец Гавриил Алексеевич, рожденный в Свердловской области, Гаринском районе, деревне Лаптевых, был охотником. Он ходил на охоту в Конду через Урай. Когда я рос, в деревне было 6 домов. Я был пятнадцатым, последним ребенком в семье. Выжило четыре брата и пять сестер. Старший брат Михаил Гаврилович в колхозе имени 8 Марта был бригадиром охотников. В 1937 году арестован. Умер. Григорий Михайлович работал председателем колхоза имени 8 Марта. Воевал, был ранен трижды. В третий раз их, демобилизованных уже, везли домой из Чехословакии в 1945 году, эшелон был обстрелян, его ранило в руку и в ногу. Лежал в госпитале города Баку  до 1947 года.
Брат Иван Гаврилович, который есть в Ягодном в списке на обелиске Славы, окончил четыре класса Сатыгинской начальной школы. Затем, как манси, был направлен в Институт народов Севера в Ленинград. После окончания работал в Ханты-Мансийске в советских органах. В 1938 году призван в армию. В 1941 году направлен на переподготовку на танкиста в город Магнитогорск. В 1943 году вместе с ротой, а он был назначен командиром, выехал на фронт. 27 сентября 1943 года погиб и похоронен в Запорожской области.
Нет в живых уже ни братьев, ни сестер. Но живы родственники. Один племянник живет в Тюмени – это Носов Анатолий Григорьевич, главный инженер по нефтепроводам. Другой племянник, Андрей Семенович Тарханов,  поэт. Это сын бывшего председателя колхоза «21 октября» из деревни Карагаево моей сестры Клавдии Гавриловны Носовой.
Помню из детства, что священным деревом у ханты был кедр. Они приносили ему подарки. В каждой деревне священными  были и отдельные животные или птицы. В деревне Рахта священным был ястреб. В него нельзя было стрелять.
Население в деревне жило за счет охоты и рыболовства. Заключали договора с сельпо на пушнину, отоваривались всем необходимым. Сельпо и сельский совет располагались  в деревне Сатыга. Поселка Ягодного еще не было. Кругом стояла дремучая тайга. Питались мясом и рыбой. Били лосей. Немного было полей, где сеяли в основном рожь, овес. Обувь – бродни из кожи оленей и лосей. Кожу выделывали сами, женщины носили обутки – головки без голени.
В деревне сеяли коноплю и лен. Ткали полотно и шили одежду. Так жили мои предки. Я хочу написать про свою сноху Носову Наталью Михайловну. Она 1913 года рождения. Работала со дня основания колхоза имени 8 марта. Брат Григорий, ее муж, ушел на фронт в 1941 году. Я подрос и тоже пошел воевать. У нее на руках осталось пять ребятишек и наша мама. Все тяготы легли на ее женские плечи. Одеть, обуть, накормить, обстирать, и в колхозе всегда была на первом месте. С ней же работала Мария Андреевна Носова, сноха Вискуновых…».
Вот такое письмо я получила из Саратовской области от Носова Петра Гавриловича, участника Великой Отечественной войны, осенью 2005 года. А познакомились в августе того же года. Мы проводили встречу земляков поселка Мало-Новый и деревни Лева, а он с другом Вискуновым Александром Евгеньевичем приехал посетить  могилы своих родителей. У Александра Евгеньевича в бывшей деревне Рахта похоронена мать, а у Петра Гавриловича – отец.
В одном из писем он горюет: «От поездки в Рахту остались неважные воспоминания. Деревни нет, а на кладбище стоят березы по 30 м высотой. Могилу отца нашел только по черемухе, садили ее у могилки. Мать друга похоронена рядом».
О себе пишет скромно, хотя и воевал, и учился, закончил Ягодинскую семилетнюю школу, затем ФЗО № 16  г.Комарова. После окончания этой школы – бригадир в колхозе «8 Марта», который образовался на базе деревень Пашня, Рахта и Лева. Фронтовик. Командир отделения, участник штурма Берлина. Освобождал Прагу. После окончания войны продолжал службу в армии: командир пулеметного расчета, командир орудия, старшина роты, батареи. В 1951 году направлен на курсы в Ивановское политическое училище. В 1956 году демобилизовался в звании старший лейтенант. В настоящее время –  подполковник. В 1959 году направлен в сельскохозяйственную школу, стал агрономом. Работал инструктором райкома, секретарем парткома колхоза. Завершил свою трудовую биографию в должности председателя колхоза «Искра» Саратовской области. В настоящее время активист ветеранского движения. Наград не счесть.
Написал мне и Александр Евгеньевич Вискунов, уроженец деревни Варпавла, позднее житель Рахты. В нашем районе его отлично знают люди старшего поколения. Работник рыбкооперации. Также прошел трудными дорогами войны. Был тяжело ранен. Награжден орденами и медалями, как и его друг Петр Гаврилович Носов.
В письме Александр Евгеньевич  вспоминает: «В годы войны из деревни Рахта было призвано семь человек: три брата Петрушкины (Петр, Прокопий, Иван), три брата Носовы (Григорий, Иван, Петр) и я. Из семи человек стали офицерами пять… Из семи призванных четверо погибли: три брата Петрушкины и Носов Иван».
В настоящее время Александр Евгеньевич живет в Тюмени и ведет  очень активную работу в Совете ветеранов города. В заключение одного из писем он благодарит наших активистов ветеранского движения и пишет: «Наш долг – чтить память ушедших людей старшего поколения, которые немало сделали добрых дел для нашего Отечества…».

Шиловы
У нас в Ягодном до сих пор есть озеро, которое называется Шиловским. Знала я от старожила Кайзера Эмилия Ивановича и о  том, что двухэтажное здание в центре поселка, что служило вначале школой (1932-1937 гг.), а затем долгое время – конторой рыбкоопа (2-этаж) и магазином (1 этаж), - это Шиловский дом. Жили в Ягодном Шиловы и из Карагаево, и еще были приезжие из Свердловской области, но к этому дому они никакого отношения не имели. О владельцах жома я узнала от бывшей уроженки деревни Рахта, сейчас проживающей в поселке Кондинское Шиловой Апполинарии Ефимовны, 1927 гола рождения.
Шиловы Ефим Сафронович, 1890 года рождения, и Александра Васильевна, 1892 года рождения, вместе с дедушкой Сафроном Ивановичем переехали в деревню в 1912 году. Вместе с ними приехала старшая сестра Ефима Сафроновича – Волоскова. Здесь жили старички Ивановы, Носовы, Петрушкины, 5 или 6 домов. Строения были добротные, пятистенные. Вначале родители жили в избушке, а когда подросли братья, стали строить дом. В семье подрастало 2 сестры и 5 братьев.
Деревня стояла на высоком берегу, кругом бор, ягоды – немерено. После схода выходили в назначенное время на сбор брусники, заготовленную ягоду увозили в Ирбит. Рыбу ловили дружно всей деревней. Мужики раненько брали невод и шли на речку, а женщины на берегу ждали мужей с тазами. На полях сеяли рожь, овес. Огороды были большими, сажали картофель, репу, турнепс, морковь, огурцы. Мать рассказывала, как в Рахту кто-то завез семена томата. Вначале плоды и есть-то не знали как, но позднее стали разводить все.
Так и жили здесь до 1929 года. А затем отцу приглянулись места напротив Рахты. Переехав через озеро Туман, недалеко от болота Слань построили небольшой домик, сараи, амбары, стайки, а недостроенный дом остался в деревне. Вновь раскорчевали землю под посевы. Любил Ефим Сафронович, чтобы простор был. Дети подрастали – все впряглись в работу с малолетства. Семья большая, трудолюбивая. Рядом все угодья: рыбалка, охота, грибы, ягоды, орехи. Караси огромные ловились в озере, жирные, вкусная уха наваривалась.
Так что первым жителем Ягодного был Шилов Ефим Сафронович со своей семьей. Оставил добрую память: огромное раскорчеванное им поле и дом, перевезенный из Рахты в Ягодный. Это двухэтажное здание много лет служило верой и правдой. А главное – фамилию свою увековечили: Шиловский спуск, Шиловское озеро – из поколения в поколение, из уст в уста передаются эти названия.
Вискуновы
У каждого поселения должно быть прошлое, настоящее и будущее. Не случилось этого с Рахтой. Но люди, жившие здесь, хранят в своих добрых сердцах память о годах, прожитых в деревне с шестью домами, перевезенными позднее в Ягодный.
Стоит в центре поселка дом Шестаковых-Иженяковых, в котором и жила в Рахте следующая моя собеседница. Валентина Васильевна Суслова (в девичестве Вискунова)  родилась в 1934 году. Всю войну ее семья жила  в этой деревне. Хранит она в памяти рассказ матери, Носовой Марии Андреевны, 1918 года рождения,  о том, как Носов Андрей взял в жены Карагаеву Евгению Тимофеевну из деревни Карагаево. У них было две дочери: Лукерья Андреевна  (по мужу – Тарханова) и Мария Андреевна.
Помниться Вале, как много ягод было кругом: брусники, клюквы величиной с вишню. Отличный кедрач, черемуха. Держали почти все жители деревни по две коровы, овец, кур, свиней. Хранит женщина в памяти и воспоминания о том, как она, еще маленькая, зимой по льду озера Тумана бегала из Рахты в деревню Пашня, где ее мама работала на лесозаговках.  Носила матери за пазухой  кое-что поесть. Еще помнит, как пришел с фронта дядя, Александр Евгеньевич Вискунов,  очень израненный. И они все вместе залечивали раны солдата. А отца своего, которого в 1937 году забрали, она так и не дождалась. И только спустя многие годы судьба свела их в Ягодном. Он, уже старенький, приехал на могилу матери в деревню Рахта. Об этом уже писалось…
Рассказывает Валентина Васильевна, что очень дружно жили люди, помогали друг другу, сочувствовали. Прекрасная была деревня. Не зря здесь позднее была зона отдыха Кондинского лесокомбината, затем пионерский лагерь.
Так, возникшая а начале XIX века, взрастившая не одно поколение трудолюбивых, отважных, выносливых и добрых людей, незаметно и тихо умерла в середине XX века. Но подвиги и дела людей, вышедших из деревни Рахта, живы. Мы обязаны сохранить о них память.   
               
Джульетта Морозова

Карагаевы из деревни Карагаево
Тихий, спокойный голос, подчеркнуто вежливое обращение, но точность сказанного – таковы были мои первые представления о собеседнице, с которой свел меня трагический случай.
Встретились мы с Анастасией Ивановной Карагаевой на похоронах ее брата Анатолия Ивановича в январе этого года.  Разговорились. Оказывается, у них была большая семья, которую возглавляли Иван Афанасьевич, 1900 года рождения, и Пелагея Ивановна (в девичестве Кузнецова), 1902 года рождения.
Зная, что я немного пишу, Анастасия Ивановна попросила: «Напиши о нашей маме, о деревне Карагаево, в которой мы так хорошо жили. О нас  не стоит, а родители достойны, чтобы о них не забывали».
Долго я вынашивала план очерка, беседовала с бывшими жителями деревни, собирала фотодокументы, даже в архив съездила, чтобы поточнее был мой опус. И спустя полгода рука потянулась к перу.
Умершие деревни – это исчезновение народной жизни, культуры, языка, быта. Сколько обезлюдело бывших деревень! Они оказались покинутыми, забытыми. Живой пример такой судьбы – деревня Карагаево, что стояла на берегу узенькой деревни Ах, которая впадает в Леушинский Туман.
Очень интересна история рождения этой деревушки.
Манси в давние времена занимались исключительно охотой и рыбалкой. Рыбу и пушнину возили на продажу либо на обмен в близлежащие места, например, в г.Тавду Свердловской области, в Русское Место (это близ Верхотурья). Во время одной поездки сосватали манси невесту из Русского Места Карагаеву Елизавету Трофимовну, 1898 года рождения – работящую, мастеровую. К тому же она окончила 2 класса ликбеза, умела хорошо читать и писать. Шила брюки, фуфайки, стежила из льняных очесов одеяла, чем очень удивила аборигенов. Сосватали ее в деревню Амынья в семью Тархановых. Амынья располагалась на левом берегу одноименной речки, которая также впадала в озеро Леушинский Туман.
Елизавета Трофимовна вышла замуж за Тарханова Афанасия Степановича. Вскоре приехали братья Карагаевы Федор, Ефим, Степан и сестры Евгения и Александра. Облюбовав кедровое местечко против Амыньи, стали строить жилье. С собой привели лошадей, коров, раскорчевали площади под посевы. Косили сено, сажали огороды, высевали злаковые культуры. Дружно брались за любую работу. Поля раскорчевывали даже за два километра от деревни. Братья и сестры были все высокого роста, крепыши, а местные манси – низкорослые.
Впоследствии все братья и сестры обзавелись семьями. Первый дом построили Федоту Трофимовичу. Жили в нем несколько семей вначале. Домик этот, служивший впоследствии школой и квартирой для учителей, был перевезен в Ягодный. В этом доме, когда моя мама Иженякова Зинаида Ивановна в конце сороковых работала учительницей в деревне Карагаево, жила наша семья во второй половине. Позднее, уже став взрослой, жила я со своей семьей уже в Ягодном. Жил в нем и мой младший сын с семьей, а сейчас под этим кровом проживает внук Варвары Андреевны Тархановой Александр Иванович Карагаев, родственник первого хозяина. Это ли не удивительно! Сколько поколений пережило, а дом все служит верой и правдой людям и напоминает о тех давних временах, о прошлом, которое забывать нельзя.
Историю появления Карагаевых на Конде мне поведали женщины, что жили раньше в деревне. Это Нина Александровна Якимова, внучка Елизаветы Трофимовны, Тарханова Октябрина Яковлевна, дочь Федора Трофимовича Пакишева Мария Федоровна. Мария рассказывает:
- После образования колхозов дядя Ефим уехал в деревню Варпавла, дядя Степан – в Пашню, отца перевели в Леуши председателем колхоза. Мама с детьми жила в Ккарагаево, держали почтовых лошадей – почту-то возили «веревочкой». Трудно жили мы. Началась война, все старались помогать фронту. Ловили рыбу, теребили и пряли шерсть, вязали носки, варежки, шили кисеты. Нам так хотелось, чтобы быстрее закончилась эта проклятая  война. Были иногда и минуты отдыха, собиралась в избе молодежь и танцевала под игру на языке Павла Тарханова. Он брал в руки какую-нибудь картонку, и так славно получалось у него любая мелодия. А мы, кто в обутках, а кто и босиком, натанцовывали.
В годы войны подростки моментально становились взрослыми, вот и наша Мария трудилась наравне со всеми. Потеря отца больно ударила по семье. Федор Трофимович был председателем колхоза. Когда в табуне жеребенок сломал ногу, его посадили в тюрьму. Обратно шел пешком, застудился, тяжело заболел.
Носить было нечего, сермяге самотканой да обуткам были рады, а то и их не было. Питались очень скудно. Небольшую пайку хлеба делили между членами семьи, заливали кипятком и это хлебали. Ели и то, что в лесу вырастет. Люди на ходу падали от голода.
Небезынтересны и воспоминания Сусловой (в девичестве Вискуновой) Валентины Васильевны, жившей в довоенное время в деревне Карагаево:
- В 1937 году, когда арестовали отца, Вискунова Василия Евгеньевича, и Василия Михайловича Вискунова, проживавших до ареста в Пашне, мама переехала в деревню Карагаево. Их позвал в колхоз «21 Октябрь» Карагаев Федор Трофимович – председатель колхоза. В годы войны Федор Трофимович умер от непосильного труда и болезни. После него хозяйство приняла Носова Клавдия Гавриловна – мать поэта Андрея Семеновича Тарханова.
Деревня стояла на взгорке, к каждому полю вела узенькая тропиночка. Сеяли из лукошка, надев его за веревочку на шею. Зерно молотили самодельными молотилками, сделанными из жердей. Выращивали овощи: лук, морковь, капусту, картофель, огурцы.
В домах было очень просто: стол, лавки, кровати деревянные, голбчик, полати. Одежду носили русскую, холщовую. Под низ надевали штанишки и манишку, сверху юбку холщовую. На ногах обутки, бродни, лапти.
Коровы и лошади были почти во всех частных подворьях, их привезли тоже из Русского Места. Дичь, рыбу, пушнину меняли на соль, спички, керосин и др. Табак сажали сами.
Помню, как образовался в деревне колхоз. Приезжает уполномоченный, собрал всех жителей в дом и разъяснял, как жить в коллективном хозяйстве.
Афанасия Степановича Тарханова выбрали председателем колхоза. Он незаметно вышел из помещения и решил покончить жизнь самоубийством, но неудачно. Проболев недолго, скончался и тайну своего поступка унес с собой. Но нам-то понятно, что трудно было людям расставаться с нажитым потом и кровью. После этого и избрали председателем Федора Трофимовича Карагаева.
Работали колхозники от восхода до заката, но молодежь любила и повеселиться: танцы, песни, игры – как без них в деревне? Кто в лаптях, а кто и босиком, а все равно пляшут. Праздником считался день окончания уборки урожая. Варили брагу, готовили закуску, рыбные пироги.
В 1949 году уже появилось немое кино. Манси были неграмотные, плохо понимали содержание фильма и смеялись даже там, где было горько. Тексты читала учительница или кто-то из учащихся.
Семьи отличались друг от друга. Трудолюбие, старание и аккуратность были присущи тем, в которых жены – русские, а мужья – манси. Если же семья чисто мансийская, то бедна, так как трудились не в полную меру сил. Вот как раз в такой семье, где брак был смешанным, и родилась Анастасия Ивановна Карагаева. У супругов было рождено 11 детей, трое из них умерли в раннем детстве.
- Хорошими были родители, - вздыхает Анастасия Ивановна. – Сами трудились и нас приучали к труду с малолетства. Осенью всей семьей ходили за ягодами, ночью мама их провеет и сдавали государству. Работала мама на двух работах: утром хлеб пекла, днем выполняла колхозные работы. Успевали и охотиться, и рыбу ловить, сдавала пушнину. И сенокосная бригада была во главе с мамой.  В нашем личном хозяйстве была лошадь по кличке Каурко. Ее на фронт забрали, но мы вырастили ей замену, нам помощника.  Держали коров, овец, кур. Почти все сдавали в заготовительную контору. Семья большая, голодать приходилось. Помню, папа вернулся с фронта в 1944 году – израненный, контуженный – ранней весной. Мы нашли два гриба и поймали несколько окуней, мама сварила похлебку (вкус по сей день помню), а Анатолий после еды долго лизал  чугунок.
Долго слушала я эту женщину, которая в мае отметила свое 80-лети, и думала, глядя на глубокие морщины ее еще красивого лица: «Сколько выстрадали люди, но не растеряли теплоту души».
Любили свою деревню карагаевцы, по сей день душой и сердцем там, в милом и родном гнездышке. С какой гордостью рассказывает моя героиня, что каждую рыбку берегли, ягоду и орех. В лес ходили только тогда, когда все созревало, а рыбу ловили в строго определенное время. Думали они и о будущем своих детей и внуков, не то, что сейчас. Дрова готовили только из сухарин, поэтому в лес было приятно зайти: чистота и красота.
- Тяжело сейчас вспоминать. Была деревня домов 20, школа, медпункт, магазин, свой колхоз, а главное – люди, сросшиеся навеки с деревней. Кому мы мешали? – поджала губу и уронила слезу Анастасия Ивановна.
Действительно, без цивилизации: ни света, ни порой керосина, с лучиной, с баней по-черному, жили счастливо. В речке-кормилице купались, белье в ней полоскали. По этой речке уплывали на фронт земляки. Речка и сейчас несет плавно свои воды, вздыхая по вечерам, прибившись к пустынному берегу. Стонут и плачут, кружась над ней, селезни. А по бывшей деревне одиноко гуляет ветер…
Джульетта Морозова
























Сумпанинский

Поселок Сумпанинский появился на карте Кондинского района в начале тридцатых годов в результате политических репрессий. Первые жители расселились в землянках уже в конце 1929 года. До этого по берегам красивого озера Туман обитала только водоплавающая дичь, а в тайге зверь да боровая птица.
Кто приехал первым, уже трудно установить, а кто покидал Сумпанинский последним – известно доподлинно: семья Андриаш в 1986 году. Елена Кирилловна Андриаш родилась 14 июля 1916 года в Румынии. Родители ее попали под вторую волну репрессий военного времени. Вначале семью вывезли в Новосибирск, а позднее – в Кондинский район, Сатыгинский сельский Совет, поселок Сумпанинский.
Примерно в это же время появились в поселке калмыки, немцы. Жители приняли ссыльных гостеприимно, так как сами прошли через ад унижений и издевательств. Благо, в Сибири простор – корчуй, паши землю вволю, сей, сажай, что под рукой.
Первые невольники строили жилье барачного типа, в нем размещали стариков, детей и больных. Затем – двухквартирные дома, где поначалу жили по 3-4 семьи, постепенно расселялись в отдельные квартиры. В 1932 году образовался колхоз «Берия», потом его переименовали в «Северную поляну».
Много было скота, для него построили просторную ферму. В колхозе выращивали свиней, коров, лошадей, овец, кур. Были звероферма, начальная школа, фельдшерско-акушерский пункт, магазин, клуб, куница и мельница.
Рабочих рук не хватало. Летом и стар, и млад  - на сенокосе, в поле. Сеяли злаковые, лен – из него и одежду себе справляли. Пахали первое время на быках, порой и корову впрягали, некоторые даже от усталости падали в борозде. На сортировке зерна работали в основном женщины и дети, на прицепе сеялки стояли одни подростки. Веялки ручные также управлялись детьми: знай, крути ручку, может, горсть конопли заработаешь.
2.
Обо всем этом вспоминали собравшиеся в родном поселке в августе 2006 года.
Григорий Ильич Харманжеев приехал с дочерью Галиной и внуком Максимом. Парень окончил в этом году школу, живя в Ягодном, ни разу не был на родине деда. Здесь прошли детство и юность Григория, здесь он ел крапиву и лебеду, собирал весной гнилую картошку, жарил из нее лепешки. Очистки картофельные в семье не выбрасывали, это был семенной фонд. Помнит, как тайно от взрослых объедался горохом.
Грустные думы посетили седую голову пенсионера: трудились, не покладая рук, а из нищих так и не могли выбраться. Почти весь урожай сдавали  государству, а тем, что дома выращивали, гасили налоги.
Разговоры, улыбки и смех сквозь слезы – все смешалось… Вспомнили, как девчата из деревни Варпавла, что находилась на противоположном берегу озера Туман, на лодочках после трудового дня спешили в клуб Сумпанинского. Далеко раздавались их песни и частушки под балалайку.
- А красивые и озорные были девахи, - вздыхает Ильич.
Приехали на встречу Ольга и Петр Ушановы. Петя учился в малокомплектной школе, где было всего 12 учеников.
Кстати, о школе. Истинную симпатию у меня всегда вызывали учителя малокомплектных школ. Они всегда оказывались на переднем плане. К учителю шли с любой просьбой: прочесть или написать письмо, заявление, заполнить почтовый бланк. Учитель – советчик и просто уважаемый человек. Среди первых учителей были Антонида Батурина, Конюхова (имени и отчества уже никто не помнит).
Преподавали здесь Карагаев Иван Никандрович, Нина Бабкина, Кайзер Нелли Эмильевна, а в 1957 году здесь работала ее мама Капран Татьяна Порфильевн. Ее муж, Кайзер Эмилий Иванович, отказался от работы счетоводом в колхозе, ушел в рыбкооп товароведом. И в наказание жену, уже беременную седьмым ребенком, из пос. Мало-Нового отослали в Сумпанинский. Сам дважды репрессирован, настрадался уже, и семья была унижена властями. Увозил на мотоцикле учительницу свою на неделю, в выходной день появлялась она дома, а шесть ротков ждали ее, как из печи пирога. До  самого декретного отпуска преподавала там.
Еще помнят старожилы Нину Георгиевну Нагибину. Последней перед распадом поселка завершала учение Галина Даниловна Неупокоева (1968-1971 гг).
Там, где когда-то стояли дома, теперь – кустарники, черемуха и крапива. Крапива любит ухоженную землю, и по ней можно определить, где были огороды. Деревянные столбы линии, дававшей в доме свет, показывают направление улицы.
Жили люди на земле, раскорчеванной самими же вручную, детей рожали и поднимали на ноги (а большинство семей были многодетные), выполняли и перевыполняли планы, а сейчас даже адреса не осталось – все ушло, все кончилось. Печаль и обида поселилась в душах людских, и долго еще будут передаваться от одного поколения к другому.
Побывали в Сумпанинском Шабановы - Николай Степанович с женой Настей. В послевоенные годы жила здесь репрессированная семья зятя, Вячеслава Титченко. Да и самому пришлось лес перевозить через озеро Туман по тонкому льду. «Как-то не боялись».
3.
Много было воспоминаний…
Помянули тех семнадцать защитников Родины, что не вернулись с полей сражений, и около сорока участников Великой Отечественной войны, что призывались из Сумпанинского или находились в трудармии.
На обратном пути заехали на кладбище. Только три могилки узнаваемы. Три брата Лобановы – Леонид, Николай и Федор – поклонились могилке брата, умершего в детстве от отравления ядовитой травой.
Бабушку братьев Лобановых с тремя маленькими детьми и стариками-родителями раскулачили и сослали из Кургана.  Ее мужа оставили в городе как незаменимого специалиста железной дороги. Ссыльных поселили в деревне Лева. Будущему отцу Лобановых Дмитрию было тогда одиннадцать лет. В военные годы арестовали бабушку за неуплату продовольственного налога и увезли в Ханты-Мансийск, там она и умерла.
Чтят память и ежегодно приводят в порядок могилку матери сестры Надежда и Галина Долгих. Их родители также ссыльные, дед Константин Андреевич Долгих погиб на фронте.
Отъехав от погоста, я увидела, как одиноко кружила над кладбищем птица. Подумалось: «Чья-то душа взметнулась ввысь с благодарностью: «Спасибо, не забыли, посетили!»
Да разве можно забыть то, что пережито нашим многонациональным народом!
4.
Письмо из Сургута. «Здравствуйте, уважаемая незнакомая Джульетта Геннадьевна!
Я, как репрессированная, получаю газету «Новости Югры». И вот за 7-13 сентября 2006 года получила номер газеты… Так вот, как увидела строчку «поселок назывался Сумпанинский», бедное мое сердце заколотилось. Рассматривала фотоснимки пристально. Думала, увижу знакомых своего детства, и сильно расстроилась, никого не узнав.
Я родилась 20 декабря 1935 года в поселке Сумпанинский и до 1952 года жила там. Училась в Сумпанинской начальной, затем в Ягодинской семилетней школах. Моя мама Раиса Ивановна, уроженка села Сладково Свердловской области, 1891 года рождения, вдовой (муж убит на войне в 1914 году) вышла замуж за Лахтина Кузьму Матвеевича, 1885 года рождения. Они были из одного села. Он также был вдовцом с тремя детьми на руках… В 1927 году у них родилась дочь Клава. И вот главу с семьей, с такой оравой, как «врага народа»,  в 1930 году сослали в Кондинский район. Высадили на берег Тумана: с одной стороны вода, с другой – тайга. Что делать? Надо жить. Лето короткое, дети маленькие. Начали валить лес, корчевать, строить бараки.
В августе 1937 года забрали отца, а в октябре «без суда и следствия» (так написано в документе) расстреляли в Ханты-Мансийске…
Сестра моя Клава окончила семь классов и с подругой сбежала из поселка. Председатель колхоза следом за ними вдогонку. Они добрались до Устье-Аха…Их там спрятал Ярулин, он старожил, кажется, татарин был.  Видите, во все времена добрые были люди. Когда председатель колхоза уехал, он дал девчонкам картошки, хлеба насушил и отправил в Тобольск. Больше сестра в Сумпанинский не возвращалась. Когда моя мама осталась одна со мной, ее жизнь превратилась в кошмар. Председатель колхоза всю  злобу вылил на мать, не смотря не ее уже преклонный возраст. Куда он только не гонял маму с молодыми женщинами: на лесозаготовки, на заимку, отправил даже с обозом, ну и я с ней.
Хорошо помню, мне лет семь уже было, сидела в санях уже закутанная, лошади чего-то испугались, дернулись, и я вылетела в снег вниз головой. Мамы рядом не было, пошла вперед посмотреть на лошадей…
Лошади ушли, а я глубоко застряла в рыхлом снегу. Навстречу ехал мужчина и крикнул маме, что ребенок в снегу. Доехали до первого населенного пункта, меня спиртом оттирали, еле спасли.
А один раз отправили маму на Медвежью гарь, это в девяти километрах от поселка, там сажали картофель. Она с женщинами поехала на телеге, а я следом бегу, уцепилась за телегу, плачу и кричу: «Мама, мама…». Но кто-то отцепил мои руки, я упала на дорогу лицом вниз. Сколько так лежала, уже и не помню.
Вот такой маленькой я жила одна. Спасибо, доброй соседке Стеше Суворовой, жила за стенкой. Приносила мне молока, хлеба. Слышала, что она еще жива. Низкий поклон тебе до земли, Стешенька…
…Мне часто снился мой поселок, и хотелось восстановить все в памяти. Помню, что во время войны у нас много было пожаров. Сгорела баня, ток, овощехранилище. Кто-то поджигал?
Во время войны к нам подселили семью немцев. Богатые были, одна комната была завалена их вещами. Мать звали Марта, отца – Адольф, дети –Эдик и Эрика.
Харманжеева, старика, он был калмык, вспомнила. Прибежим к ним в дом, а он больной лежит на полу, худой, а около него мальчик крутится лет двух.
Пишу и думаю, кому мешали люди на своей исторической родине? Сбили в кучу и русских, и румын, и калмыков. И манси, и евреи были. А ведь жили дружно…
Я как-то спросила маму, не обижается ли она на власть? И услышала в ответ: «Нет, такова моя судьба, хоть белый свет посмотрела».
5.
…Читала я это письмо, и сквозь строки промелькнула вся невыносимая жизнь без вины виноватых – репрессированных, а ныне реабилитированных.
Помыкали ссыльными, как могли: детьми, оставшимися без детства, женщинами-страдалицами…

Джульетта Морозова
2007 год

Варпавла

Бегут, не поворачивая вспять, годы. Трудно уже представить, что когда-то на месте бурьяна стояла деревня, был свой колхоз.
Варпавла начала свое существование с незапамятных времен. Одно точно известно, что в начале девятнадцатого века там проживали манси: Иван Исаев, Егор Исаев, Петр Пастырев. «Может быть, даже их предки обитали там же,  – говорит уроженец Варпавлы Александр Вискунов. – Но кто из них был первым, я не знаю».
Вначале деревня носила мансийское название Ворпавыл(ь), т.к. по-мансийски Вор – это лес, павыл(ь) – селение, поселок, деревня. Ко времени прихода советской власти там уже проживали русские, и это селение начало называться Варпавла.
У меня в руках письмо нашего земляка, ныне проживающего в г.Тюмени, участника Великой Отечественной войны Александра Вискунова, отозвавшегося на мою просьбу рассказать о заброшенной деревне.
«Русскими стала заселяться Варпавла в 1910 году. В основном это были перебежчики из Свердловской  области – Гаринского, Таборинского и других районов. Урал уже слыл в то время промышленным краем, там была большая плотность населения. Жаждущее свободы люди уезжали на Конду, где прекрасная природа: леса, реки, озера. В изобилии рыбы и зверя, в том числе пушного. Небольшие мансийские деревеньки привлекали  русских, здесь спокойно можно было заниматься охотой, рыбалкой, земледелием, держать скот. Тут протекала спокойная, свободная жизнь. Тем более расстояние до Свердловской области по зимнику небольшое. Зимние дороги шли из Шаима, Евры, Варпавлы, Левы. Через Катыш, Ландино на Тобольск, туда также обозами возили продавать заготовленную продукцию: рыбу, ягоды, орехи, пушнину, мясо.
Мои предки заехали в Варпавлу где-то в 1910 году. Это дед по отцу Михаил Вискунов, его супруга Александра Ксенофонтовна и три сына – Евгений, Василий и Иван. Все они были неплохими плотниками, столярами. Рубили дома, хозяйственные постройки, делали лодки и т.д. Они на краю деревни, где уже заканчивалась гора, срубили большой дом, амбары, баню, хороший навес  для хранения инвентаря. Разработали огород и поля по посевы зерновых.
Вскоре умер дед Михаил. Сыновья стали строить второй дом для моего отца Евгения. Подняли прекрасную избу со всеми надворными постройками и поехали сватать мою мать Степаниду Казанцеву. Ее родители жили в соседней деревне – Рахте. Отец и мать мои стали жить в новом доме, родили девять детей, из которых трое умерли. Дядя Вася женился на местной деревенской девушке Александре Кузнецовой. Потом умерла бабушка Александра, а за ней и младший из братьев Иван: простудился на рыбалке. Врачей не было, медицинскую помощь никто не оказывал.
Обжились уже немного все. Отец имел 5 лошадей, дядя Вася – 3. Всю зиму занимались извозом, продажей того, что было заготовлено за лето и осень. Постоянный рынок сбыта – это город Верхотурье Свердловской области. Имели договор с купцом Бакулевым.
В период коллективизации отца раскулачили, все нажитое забрали. Он обиделся на эту несправедливость и в Варпавле в колхоз не пошел. Мы переехали в Рахту, т.к. там жил дед Кипирьян, и вступил в колхоз «8 Марта». Он объединял три деревни: Белый Яр, Рахту и Леву.
В 1937 году в период репрессии арестовали отца, дядю Васю и моих старших братьев – Перфилия и Василия. Отец в этом же году был расстрелян в Тюмени в возрасте 47 лет. Дядя Вася и Перфилий умерли в лагерях. Младший брат Василий отсидел девять лет. Последние годы проживал в Самаре и в 2006 году умер. Никто больше из нашего рода, хотя мы и считали Варпавлу своей родиной, домой не вернулись. Деревня была в 15 дворов, начиная отсчет по течению от Сумпанинского Тумана. С годами люди перемещались. Одни уезжали, другие заселялись. Но настал роковой период: умерла деревня. Безусловно, жаль свою родину. Благодатные места были для жизни того народа. Но времена очень изменились, вышли на первый  план прогресс, цивилизация. Другие времена, другие песни, меняется психология человека, так что вряд ли кого-то из молодежи можно вернуть в деревню».
Вот такой ностальгический ответ я получила на просьбу рассказать о деревне, где родился Александр Евгеньевич. Я знала его в детстве, поскольку он жил и работал  с семьей в Ягодном. И вновь мы встретились в 2005 году, когда они с другом приехали на родину, на могилки матерей. И здесь они  еще раз задались вопросом, о чем думало родное правительство, беря в 50-е годы повальный курс на укрупнение хозяйств.
Распалась Варпавла в 1968 году. Посмотрев в районном архиве документы 40-50-х годов колхоза имени Сталина, я была удивлена хозяйственности, порядочности, аккуратности и трудолюбию колхозников. Даже старые, пожелтевшие строчки смогли рассказать, что люди трудились, невзирая на время суток. Отчитывались за каждое зернышко и литр надоенного молока.
Листая эти бесценные страницы, я поняла, что варпавлинцы очень дорожили и берегли природу. К ним обращались многие организации, в том числе Ягодинская школа, с просьбой принять своих лошадей на летний выпас. Бывало, отказывали. На повестках заседаний ставились очень разнообразные вопросы: назначение конюха или замена доярки, доклады зверовода о готовности зверей к гону, о назначении лесника и утверждении оплаты, обмен лошадьми или забой быка. Все решалось коллективно и гласно, протоколировалось точно, ясно и понятно очень красивым почерком секретаря Пастырева. Правда, грамотности ему не хватало.
Первым председателем колхоза «Искра», а первоначально он назывался так, был Прокопий Петрушкин, убитый белобандитами. Похоронен он в Варпавле. Его сын Семен работал до войны ликвидатором неграмотности. В июне 1941 года окончил Совпартшколу и вскоре ушел на фронт. Кавалер двух орденов Красного Знамени, он погиб 10 февраля 1945 года и похоронен в Польше. В своем письме с фронта (сентябрь 1944 года) он пишет сестре: «Нужно добивать раненого зверя, он уходит на свою территорию, и мы там его разгромим». Он мечтал о встрече с сестрой, с молодой женой, но в Варпавлу так и не вернулся.
Никогда уже не совьют семейных гнездышек в родной деревне Кузнецовы, Демидюки, Фирсовы, Петрушкины и другие, кто мечтал о будущем. Красивые, рослые, умные и трудолюбивые варпавлинцы и их потомки разлетелись в разные уголки России. Деревня воспитала их добрыми, любящими свой край и свой народ. Стоят еще в Ягодном несколько домов, перевезенных из Варпавлы, да цепкая память живущих хранит воспоминания.
Живет в Ягодном Лидия Физер из крепкого рода Кузнецовых, где было шесть детей. Отец ее долгое время председательствовал в колхозе.
           – Хорошая была деревня,  – вспоминает она, – очень дружно жили все семьи. Помню, как в мой четырнадцатый день рождения потерялась трехлетняя девочка Надя Виноградова. Всем селением ее искали полтора дня, речку всю перелопатили, нашли в лесу  испуганную, поцарапанную, искусанную гнусом, но живую. Радости не было предела.
Еще помню, как носила из дома молоко для маленькой ярочки в колхоз. Мама ухаживала за овцами, и одна матка не принимала этого ягненка, его кормили искусственно. В колхозе существовала  своя звероферма. Выращивали картофель, капусту. Приезжали учащиеся Ягодинской школы на уборку овощей. По путевке комсомола у нас работали выпускники Кондинской средней школы доярками и телятницами. Это было в начале 60-х годов. В каникулы и наши школьники выходили на пастбища, сенокос, прополку.
Вечерами гуляли по берегу, любовались серебристой водой. Речная вода была единственным источником питья. Колодцем не копали. Эта же речка, на берегу которой стояла наша деревня, была не только поилицей-кормилицей, но служила и переправой. В летнее время, даже ночью, можно было услышать с того берега просьбы, чтобы перевезли. Дома-то располагались на лесном берегу. Покричишь, посвистишь – и спускают  для тебя варпавлинские лодочки. Плывешь, вверху – сплошное небо, внизу – одна вода. Очень жалею, что так быстро исчезла моя родная деревушка.
Тихо, без цивилизации жили здесь, влюблялись, играли свадьбы, выращивали хлеба. Было все: своя общественная баня, клуб, фельдшерско-акушерский пункт, начальная школа, магазин, в котором работала Зоя Демидюк (ее муж трудился на рыбучастке). Разъехались варпавлинцы после укрупнения хозяйств кто куда. Последним выезжал председатель колхоза Григорий Кузнецов. Тяжело было на душе, оставил он частичку сердца своего в милой, богатой, примечательной деревне, которая находилась на высоком берегу речки Ах. По сей день наполняет она свои воды из реки Канды, кормит рыбой жителей Ягодного и заезжих гостей. Здесь же расположена зона отдыха любителей природы, рыбалки.
Джульетта Морозова
2007  год

И вновь я на Дальнем

О поселке с интересным названием я писала несколько раз в районную газету.
В очерках рассказывалось о прошлом селения, о затухающем огоньке настоящего, а будет ли прошлое, судить тебе, читатель.
Поселок Дальний получил свое название потому, что он самый дальний участок, где был забит последний колышек из шести землеустроителем В.Г.Балиным в глухой, непроходимой тайге. На начало войны здесь проживало 670 человек. В настоящее время прописано 196. Из них 50 пенсионеров, работающих в поселке не более 20 человек, плюс несколько дальнинцев нашли рабочие места в городе Урае. Одиннадцать – официально оформлены безработными и что-то получают на проживание.
В местной начальной школе обучается шесть ребятишек, здесь два педагога и одна няня-уборщица. Старших учащихся возит ежедневно автобус за 22 километра  в Ягодинскую среднюю общеобразовательную школу, ездят 23 ученика.
Есть и детский сад с десятью работающими, его  посещает 12 детей.
Первую медицинскую помощь оказывает фельдшер со стажем в 27 лет Вера Яковлева, а когда Вера Ивановна уходит в отпуск, ее заменяет предшественница Нина Евдокимовна Храмцова, всю жизнь проработавшая в Дальнинском ФАПе, ныне пенсионерка. Почти сорок лет служила она своим землякам верой и правдой.
Работа сельского медика очень трудна и сложна тем, что нет рядом дипломированных врачей. За все приходится отвечать фельдшеру или медсестре, но наши сельские лекари со всем справляются успешно.
Организована в поселке и торговля. В сельской лавке можно купить необходимое, но ассортимент, конечно, мал, и с хлебом бывают частые перебои.
Из непродолжительной беседы с жителями во время поездок на Дальний, из разговора с работниками  администрации складывается некий калейдоскоп деревенской – неспешной и незатейливой – жизни.
На подступах к поселку, а ныне их развелось, бродят волки, а за домами стальная вышка принимает сигналы из космоса. Проведена телефонная связь, но пока не подключена, и аппараты не все приобрели.
В домах дети развлекаются игрой на компьютерах, конечно, не все, а кто посостоятельнее.
Телевизоры – это уже не роскошь, сотовые телефоны так же вещь необходимая, поскольку на все село имеется один таксофон, но мечта дальнинцев – телефон в каждый дом – сбывается.
Рыбакам здесь раздолье. Угодия вокруг поселка прекрасные, но речки «именные», т. е. не каждый желающий может выловить рыбку. Речки закреплены за отдельными князьками.  В озере Тумане рыба есть, тем и пользуются. Три речки отданы в руки хозяев Кузнецова Алексея, Картина Андрея, Яковлева Виктора. Получается, что дальнинцы у рыбы, но без рыбы. Бывают и ссоры, и разлад на рыбном фронте.
Сельское хозяйство, как таковое уже запущено, но животноводческая ферма, дававшая раньше отличные удои,  и по сей день существует, правда, без прошлых рекордов. Но ферму стараются спасти восемнадцать рабочих во главе с управляющим Лидией Тычинкиной. Дойный гурт состоит из 67 коров, есть и молодняк – 41 голова. Продукция продается в городе Урае и всегда отличного качества: молоко, мясо, сметана.
Здание, где содержится скот, требует капитального ремонта. В этом году перекрыли пол своими силами, сделали косметический ремонт. Кстати, ухоженностью и чистотой дальнинская ферма отличалась и в ранние годы при прежних хозяевах.
Когда вечером проезжает по трассе Урай – Междуреченский, Дальний высвечивается желтой цепочкой горящих фонарей на двух улочках с 76 домами. Дома, как и люди, одни ухожены, обласканы, а иные с окнами, обтянутыми полиэтиленовой пленкой, но таких единицы.
Есть, конечно, строения, требующие уже немедленного сноса, поскольку портят вид. Радуют глаз небольшие коттеджи – дома, которые строят урайцы из числа бывших селян. Они знают цену чистому воздуху и спокойствию. У них здесь что-то вроде курорта, озеро, как море, правда, пресное. Хотя с какой стороны на это посмотреть. У большинства жизнь строится по принципу «не потопаешь – не полопаешь».
Рабочих мест, как мы уже знаем, в поселке всего ничего. Есть ставки в ФАПе, школе, детском саду, клубе,  магазине и котельной, которую обслуживают 4 человека.
А что делать оставшимся без работы? Им в прямом смысле слова приходится топать и не мало. Жителей поселка кормят огороды, личное хозяйство, лес, водоемы.
Живет в поселке пенсионерка Альбина Яскевич из бывшего Сатыгинского производственного участка сборщица живицы. Неугомонная, трудолюбивая женщина ждет лета, кА пирога из печи. Любительница леса собирает травы, грибы. А ягоды, собранные ею, заметно пополняют ее семейный бюджет. Живет в старом, полуразвалившемся  бараке постройки начала 60-х годов XIX века и не обижается на власти: «Нас много, а где всем взять хоромы». Вот так рассуждает эта милая, добрая женщина.
Личные подворья заметно пустеют. В настоящее время только в пяти дворах мычат коровушки и тех, кое-кто собирается убрать. Даже обещанная субсидия на корову в десять тысяч рублей не останавливает.
«Корма дорогие, сена, если и заготовишь, надо вывозить, а на чем?»
Деревня есть деревня, тем более дальняя. Люди, живущие на земле,  привыкли все делать сами. Они очень редко просят помощи. Дрова, а здесь только печное отопление, кроме учреждений, готовят сами и помногу, чтобы про запас.
Водоснабжение – колонки, только три – работающие, но качество воды – безобразное. Иные воду берут из ключа или копают свои колодцы, скважины.
Не смотря на некие проблемы и неудобства, дальнинцы – народ оптимистичный и доброты своей не утратили. Живут в поселке дети-сироты или «подкидыши» у бабушки с дедушкой или у родственников и чувствуют себя комфортно, ухожены, сыты и обуты.
За три года всего было зарегистрировано три брака, люди постарше предпочитают при создании семьи жить гражданским браком. В год рождается по одному ребенку, а смертность превышает рождаемость в разы. За 2007 год зарегистрировано 9 умерших, причем возраст и молодой, и еще бы пожить можно.
Любят ли дальнинцы свой поселок? Да, очень любят. Облагораживают, также разбивают цветники и украшают к новогодним праздникам.
О культуре и работе сельского клуба хочется сказать слова благодарности за терпение, мужество и энтузиазм.
Лариса Молоткова, директор клуба, со своей командой готовит чудесные программы к любому торжеству.
В сложных деревенских условиях готовят концерты, проводят дискотеки.
 Да и само здание ухожено, реставрировано и снаружи, и внутри.
При посещении мною поселка елка украшала детскую игровую площадку с качелями и горками. Кстати, на елке я увидела только самодельные игрушки.
Выпускники Ягодинской средней школы из числа дальнинцев  редко продолжают учебу. Опять проблема материальная, да и переезды из дома в школу влияют на качество успеваемости. Хотя надо отметить, что в этом году оканчивает Югорский университет по специальности «экономист-бухгалтер, финансист» Аня Гурьянова. Девушка очень целеустремленная, ей приходиться и работать, и учиться. Она уже старший бухгалтер в фирме. Сухойкова Ирина, продолжившая обучение после окончания школы, вышла замуж, сейчас в отпуске по уходу за ребенком, живет в п. Дальнем. После окончания школы продолжает учебу Сухойков Василий.
В Урае живет и работает в службе пожарной охраны дальнинец Александр Тишков, 1975 года рождения, получивший за спасение человека премию, за отличную службу – медаль. Если бы пройтись по всем домам, то еще героев добавилось бы.
Славят ребята свой поселок и этим гордятся родители.
Например, супруги Тишковы  Владимир Петрович и Валентина Михайловна гордятся и детьми, и внуками, и племянниками. Владимир из семьи репрессированных в 30-е годы. Закалка родительская передается из поколения в поколение, да и прошлое не забывается. Занозой сидит в сердце. Горько вспоминать те годы: «Ведь даже в другой поселок нельзя было переехать».
Вспомнил Владимир Петрович ссору двух председателей колхозов Попова Аркадия Николаевича из Дальнего и Ивана Евгеньевича Гладкова из Совлинского из-за кусочка земли, что межу переехали с посевами:
- Земель вначале раскорчевано было мало, ограниченно, а между поселками была нарезана и застолблена визира. Визира – это метровой ширины межа. Выжжены были клейма на столбах. Акты хранились в колхозе, затем в совхозе. Возле бывшего поселка Совлинский все еще стоит такой столбик, хранящий тайны прошлого. Даже на другой стороне Тумана и вглубь леса стояли столбики, шла государственная визира. Попробуй, зайди на чужой участок, так накажут, что больше не захочется.
- Сейчас, - продолжает Владимир, - душа болит за детей и за внуков. Ему поддакивает и  супруга:
- Утратили ныне доброжелательность и добропорядочность. Раньше с уважением и почтением относились к старшему поколению. Я по сей день помню имена и отчества жителей Дальнего. Они друг к другу обращались с такими почестями, а мы, дети и молодежь, перенимали их опыт. Жили-то раньше бедно, но интересно, весело, работы было по горло, уставали, промерзали, голодали, но не стонали.
Владимир Петрович и ему подобные жители Булыгин Николай Павлович, Чудиной Павел Григорьевич, Капран Василий Порфильевич, Люкшины, Долгих, Сухойкова Анна Романовна и другие были свидетелями «рассветов» и «закатов», репрессий и реабилитации, военного лихолетья и восстановления и им очень жаль, что их родное селение медленно, но верно вымирает.
Вспомнила Анна Романовна, как потеряла в детстве отца. «Спел он частушку в 1943 голу: «Умер Ленин, Сталин встал, все сусеки опростал». Его арестовали, увезли куда-то. Может, в воду бросили, а может,  где-то рядом расстреляли, а воронье и кости растаскали», - со слезами рассказывает женщина.
Но не сдаются дальнинцы: по-прежнему ходят они за ключевой водой в рождественскую ночь. Обихаживают погост,выделенный еще комендантами на два поселка. Как раз на той меже, за которую ни шагу вперед. И на выборы ходят всем поселком, 120 человек избирателей дают 90-процентную явку. Судите сами, дорогие читатели,  есть ли будущее у дальнинцев?
Я думаю, что есть. Пусть не предвидится строительство домов, пусть не будет асфальтирована улица, но жизнь в поселке продолжается, люди свято хранят память о своих родных и близких. И как сказала мне заместитель главы сельского поселения Леуши Елена Черкашина, «поселок будет жить до тех пор, пока не выедет последний житель. С такой высокой явкой на выборы могут ходить только дальнинцы, живущие надеждой, верой и терпением».
Есть уверенность в том, что кто-нибудь и вернется в родной поселок, придет на эту землю, чтобы открыть свое производство. И кто знает, может быть, своя  «оперившаяся» молодежь с интересом посмотрит в сторону родного селения… Дай бы Бог!
Джульетта Морозова
2008 год