Каным

К А Н Ы М
Из цикла «ЗНАКИ СУДБЫ»
     Каным… Так зовут одну из вершин Горной Шории. Склоны ее завалены голышами курумника. С северной стороны к подножию горы притулился неказистый ледник, который любуется собой в водах рожденного им же мертвого озера.  По меркам Памира Каным всего лишь бугорок. Однако здесь, в предгорьях Саян он все же кое-чего из себя представляет, уступает по высоте лишь вечно заснеженным Поднебесным Зубьям – местного альпинистского Монблана.
     У Каныма другая слава – слава зловредного шутника. Несколько лет кряду он водил за нос геологов. Они были уверены, что в его недрах таятся несметные залежи железной руды. Повод тому дала  и обнадежила магнитная стрелка. Когда однажды вертолет пролетел над Канымом, компас начал лихорадочно метаться, рыскать из стороны в сторону в поисках Северного полюса, который вдруг куда-то канул. И нашелся он только тогда, когда вертолет отмахал винтами с километр дальше. Вот и решили знатоки отнести магнитную аномалию к проискам руды. Но скажу наперед, железа здесь так и не нашли. Не раскрыл свои тайны шутник.
     Я же оказался там, на Каныме, на положении бича в самый разгар изыскательских работ.
     Знаете, что такое бич? Не знаете? Скажу. БИЧ – бывший интеллигентный человек. Бичи - предки нынешних бомжей. Они, потерявшие кров, а зачастую и документы, в те времена не шныряли по помойкам в поисках халявной еды, а добывали ее честным трудом там, где с них не спрашивали удостоверение личности. На Сахалине их называли богодулами. Те чаще всего принимали участие в тушении лесных пожаров. А у нас вот в Сибири, где о пожарах не слыхивали, бичи помогали геологам: копали шурфы, таскали трубы бурильщикам и керны, рубили в лесах просеки.  Времена меняются, меняются, увы, и люди. И далеко не всегда в лучшую сторону.
     В ту пору я работал в газете «Ленинский шахтер» корреспондентом. Потому занести меня в разряд бичей было бы ну нечестно. А вот работу выполнял ту самую, что ни на есть, бичевскую. Просеки рубил.
     Полагаете, повыпендриваться решил? Надумал де утаить от всех, кто я есть, а потом выложить на страницах газеты правду-матку? Нет, нет и нет. Просто, когда пошел в отпуск, решил убить двух зайцев: провести его на свежем воздухе, в горах, заодно и подзаработать сынишке на молочишко. 
     Устроиться временно, на месяц разнорабочим ничего не стоило, тем более, что я ничего и ни от кого не скрывал. Представился, можно сказать, с порога,  кто я такой и что мне надо. На Каным добрался с комфортном: в кабине мощного вездехода, который доставлял геологам солярку для дизельгенератора. Бригада, в которую я попал была небольшая: как говорят, бригада – три гада. В нее входили два практиканта – учащиеся техникума из Старого Оскола, практикантка из того же техникума, и вот я, примкнувший к ним. Мы с парнями «чертили карту» на земле, рубили просеки, а практикантку поварихой определили. Она готовила нам мыло из макарон. Руководил работами молодой инженер геофизик Александр.
    Распорядок дня был такой. Рано утром, на заре умывались в речке,  ели мыло с тушёнкой, пили чай. Сытые, отправлялись каждый на свою делянку, прихватив с собой топор и бухту проволоки. Идти надо было с километр и все в гору. Возвращались домой поздно вечером: опять тушенка, чай и… песни у костра. Парни пели, мы с Александром слушали. Лишь глубокой ночью залазили в спальные мешки
     Каждый день на просеке повторялась одна и та же история.  Свалишь несколько сосен, елей – они в горам, слова богу, низкорослые – умотаешься до обеда, а обедать-то и нечем. Сядешь у ручейка, сорвешь тут же колбину (ее еще черемшей зовут)… она в горах рослая, с палец толщиной и длиной чуть ли не полметра, грызешь ее острую и думаешь об одном: ну, почему не прихватил с собой хотя бы один кусочек хлеба? Даешь себе слово: завтра обязательно прихвачу. Но на утро… после макарон всмятку и смотреть на хлеб не хотелось. Опять же, как эту тяжесть с собой нести? Утром сил никаких, а тут  еще топор в плечо врезается, и проволока бьет по бедрам.
     Дни стояли погожие. Но всему бывает конец. Гроза застала врасплох. На просеке.
     Каным и ближайшие отроги находятся на высоте грозовых туч. И при грозе ты находишься не под дождем а, как бы, в дожде, внутри его. Влажная сыпь еще не превратилась в тяжелые капли, и они не упали на землю. Сыро, промозгло и видимость почти никакая.
     Одежда на мне взмокла в миг. Я побежал в сторону нашего лагеря по руслу ручья. То и дело падал на скользких гальках и булыжниках.  Зато был уверен: не заблужусь в этой темени.  Молнии сверкали, как мне казалось, в нескольких шагах от меня, врезались в землю, деревья то справа, то слева, то сзади. В любой момент она могла прошить и меня. Но я почему-то был уверен: этого не случится. Рано было еще отдавать богу душу. И не случилось, не отдал ее.
     Когда добежал до лагеря, все были уже в сборе, уже согрелись в своих спальных мешках. Саша, наш начальник, высунулся из палатки, сказал:
    - Сними с себя все, плавки тоже, в ручье вымойся, разотри тело и в спальник. Иначе, простынешь.
     Я так и сделал. Одежду повесил на веревке над кострищем, уселся на дно ручья, помыл голову с мылом, ноги, руки. Кстати, в ручье, чуть ниже по течению мы и оправлялись – другого способа спастись от голодных, нещадно жалящих паутов не было. Каким раем мне показался теплый, сухой спальный мешок! Уснул тут же.
     За день до отъезда Саша дал мне отгул. Я забрался на вершину Каныма, набрал полный рюкзак Золотого корня. По научному он называется Радиола розовая. А на обратном пути еще и кедровых шишек набил немного. Рюкзак этот меня чуть и не сгубил.
    До базового поселка, куда приходят вертолеты, надо было пройти километров семь. Идти было легко, под гору. В одном месте тропа сужалась на величину ступни: слева отвесная скала, справа - обрыв. Я совсем забыл, что у меня за плечами огромный рюкзак. В нем, кроме сменной одежды и золотого корня, находились еще фотоаппарат и этюдник. Шел осторожно, цепляясь за выступы скалы. Но в один момент, когда тропа чуть-чуть расширилась, зачем-то повернулся направо. Рюкзак натолкнулся на скалу, и она сбросила меня вниз. Если бы тот камень, за который я ухватился, не выдержал тяжести, я бы эти строки не писал.
     В газету я все же написал большой очерк, в десяти номерах с продолжение его публиковали. Ну, как было не написать? За это время встретил столько замечательных людей, включая и бичей. И каждый из них заслуживал отдельного рассказа, а то и повести. Интереснейшие судьбы. То ли горы тому виной, то ли близость природы и связанные с ней сложности быта, но люди, не таясь, распахивали свои души. Делились сокровенным даже бывшие зэки и беглые.
    Замечательный получился отпуск. И незабываемый.