Ещё не было случая...

«Ещё не было случая, чтобы взлетевший самолёт не оказался на земле...»

...два раза его взлетевшие самолёты не просто оказывались на земле, а превращались в груду искорёженных обломков… И если слово "отделывался" применимо к его многочисленным переломам после этих авиакатастроф, то я его всё-таки не применю.
 
Он страстно любил свой диктофон, на который записывал симфонии Моцарта, собачий лай, прочие звуки, издаваемые его планетой, впоследствии накладывая их одну на другую и создавая странные на первый, второй и третий взгляды композиции, которые с интересом слушал сам и давал слушать откровенно недоумевающим гостям... А однажды издателю пришлось чуть ли не силой вытаскивать его из ванной, где он пытался найти способ бесшумного вторжения во Францию посредством использования разницы между скоростями волн на поверхности и в глубине Атлантического океана. Босым, в закатанных до колен брюках, энергично взбалтывающего воду в ванной – таким увидел его издатель… Перед этим был достаточно тяжёлый период общения с представителями Государственного департамента по поводу высадки американских войск в Северной Африке: «Если бы во время французской трагедии кто-нибудь предложил войскам в Северной Африке тысячу самолётов с запасными частями, смазочными маслами, бензином и прочим, сегодня Северная Африка сражалась бы. Если бы кто-нибудь сделал подобное предложение, всё было бы иначе...»

На утешительную фразу Рауля Альона (деголлевского эмиссара): «Не расстраивайтесь, Нью-Йорк это ещё не вся Америка», он ответил хоть и с согласием, но вполне определённо:

«Конечно. Но здесь сердце страны, и это сердце жестоко...»

Не имея другой возможности сдвинуть такое трудоёмкое дело с мёртвой точки, он занялся всеми этими проектами... А что ещё оставалось делать при таком раскладе? Проект с бесшумными самолётиками, он осуществил на Эмпайр-Стейт-Билдинг. В течении ночи им была заготовлена внушительная корзина бумажных самолётиков, которые были выпущены им с верхней площадки этого самого Билдинга на головы недоумевающих манхеттенцев. Нет, он не был чудаком с ярко выраженными приступами инфантилизма, он просто был Человеком с глубоким чувством ответственности за всё, что происходит на его, пускай маленькой, но планете, и который вполне серьёзно полагал, что нападение бесшумных самолётов станет для войск вермахта полной неожиданностью. И это была правда. К слову надо заметить, что данный проект был следствием той выжидательной позиции, которую заняли все эти осторожные и такие «серьёзные» дяди-политики по ту сторону от полыхающей в огне войны Европы, где только Россия и Англия оказывали ощутимое сопротивление этой бесноватой коричневой чуме фашизма...

К этому времени любимая им Франция была расколота на два враждующих лагеря. Ах, как Он мечтал об освобождении Франции, но был вынужден выполнять мелкие обязательства, не имея возможности повлиять на эту заокеанскую американскую действительность... Следующей идеей стал проект подводных барж, с которым он поделился с консультантом американских ВВС фон Карманом. На этих самых баржах разобранные самолёты могли быть перевезены через Атлантику в Северную Африку с помощью субмарин. Последним, полным отчаяния от происходящего вокруг, стал проект подводного судна в виде этакого рыбообразного гробика, снабжённого штурвалом и подвижными плавниками, на котором он решил вернуться во Францию окончательно разуверившись во всех этих политических «играх» взрослых людей - в 1942 году французы окончательно разделились на провишистов и пропетэновцев… Америка продолжала выжидать чья сторона возьмёт верх? Странное дело, но раньше фильм «Касабланка» я смотрел несколько иными глазами, чем наш фильм «Два бойца».

Маленький принц – грустная история и грустная сатира на не менее грустное взрослое общество скучных людей.

Брата моей бабушки – дядю Лёню (Балабанов Леонид Михайлович) я совсем не знаю (начало 1944 г., на фото справа).

Он погиб в одном из многочисленных боёв за Ригу в 1944 году, уйдя добровольцем на фронт в 1942-ом. Также я не знаю и своего прадеда Михаила Гавриловича Балабанова, который погиб в 1941 году, где-то там, где каждый день заходит звезда по имени Солнце, и где также как и я, незнакомо, ходят весёлые и не очень люди, смеются, разговаривают, ведут бизнес, ходят на работу, любят друг друга, или изменяют самим себе, совершают покупки, смотрят телевизор, включают компьтеры и всё остальное... Я никого не знаю из миллионов погибших во всей этой скверне, которую теперь, спустя эти 60 лет кое-кто склонен воспринимать с сопутствующим положению респектабельностью и удобосмотримым выражением на взрослом, но таком симптоматично-скучном лице...

Сказать, что мне очень не нравится фраза «такова жизнь...», значит ничего не сказать. Есть в ней всё та же скверна, которая на протяжении тысячелетнего человечества странным образом проявляется в своей ничем не прикрытой действительности.

«Мы никогда не знаем, любит ли владелец тысячедолларовых грейхаундов собак, но в человеке, приютившем дворняжку, можем быть полностью уверенными.»
/Антуан де Сент-Экзюпери/