Спиритус Киркуновис

   — Петрович, ты помнишь Киркунова из двадцать восьмой квартиры? Он объелся свинцом и кони двинул, — тов.Бататов взял литровую банку с самогоном и, посмотрев ее на просвет тусклой 25-ваттной лампочки, ногтем отчеркнул по стеклу уровень жидкости. В емкости плескалось уже меньше четверти напитка.

   — Ну, как же, как же, помню, конечно. Хотел в Книгу рекордов Гиннеса попасть. А давай помянем, коли вспомнился.

   — Да не надо его поминать. Ты послушай сюда. Приходил он ко мне давеча.

   — Кто приходил? — колченогий венский стул под пенсионером Волозовым опасно качнулся.

   — Так говорю же, Киркунов приходил. Если быть точным, не приходил, а явился. Спиритус его, Киркунова.

   Воздух в подвале дома 66/6 по улице им.Жертв Перестройки затяжелел и налился потусторонним багровым светом.
 
   — Тов.Бататов, ты — эта. Может, хватит? — Пенсионер Волозов попытался отнять банку с алкоголем у председателя домкома, которого, судя по всему, все же посетила «белочка». — Первач, он знаешь какой коварный? Его осторожно надо внутрь принимать, стопочками и с передыхом. Ну, сам посуди, откуда в Киркунове спирт? Конечно, любил он, как и мы, это дело чекалдыкнуть. Закладывал за воротник. Но его уже и черви схарчили, и спирт весь выдохся.

   — Да погоди ты! — тов.Бататов уклонился от тянущихся к нему рук друга так резко, что будь банка полнее, расплескал бы на пол. — Петрович! Включи интеллект. Не спирт, а спиритус. С латыни — дух по-нашему. Дух почившего в бозе Киркунова был у меня в гостях. И не гляди на меня так жалостливо, точно говорю, дух его меня посетил.

   — И что же? — осторожно спросил пенсионер Волозов. Воинствующим атеистом он и раньше не был, а как понял, что курносая его вскорости костлявым пальцем поманит, так и начал подумывать: А нет ли там, за чертой, продолжения жизни?

   — Вчера вечером сидел я в уединении в кабинетике, куда и самое высокое начальство пешком ходит, газетку читал. Вдруг голос в голове слышу: «Тов.Бататов, позвольте побеспокоить?» Глаза от передовицы оторвал, гляжу, передо мной как марево колеблется. Дымка серебристо-перламутровая. И черты лица смутно проступают. Вот, поверишь, будь подо мной дырка побольше, точно провалился от неожиданности. А голос в голове продолжает: «Я это, Киркунов, жилец ваш бывший из 28-й квартиры. Вы здесь еще долго намерены заседать?» И поясняет: «Обоняние у меня обостренное чрезмерно, по сравнению с человеческим. Низменные ароматические флюиды противны моей духовной натуре».
 
   — Пришлось со статьей закругляться по-быстрому. Вышел, он меня на кухне дожидается. Сижу, чаек заварил, прихлебываю. Он в углу над холодильником тонкой кисеей колеблется. О жизни своей потусторонней принялся рассказывать. Душевно там, по его словам выходит. Никаких тебе уровней жизни, бытовой неустроенности, революций или иных каких треволнений. Души промеж собой о высоких материях рассуждают, общаются. Круг знакомых из известных людей у него там появился.

   — Так, а чего хотел-то? — пенсионер Волозов нетерпеливо поерзал тощим задом  на стуле.

   — Да того самого и хотел. Скучно ему там стало. Общение — общением, а выпить нечего. Да и не с кем, говорит. У них там борьба за трезвость давно уж одержала окончательный и бесповоротный верх. А спиритус Киркунова до сих пор требует спиритуса вини, алкоголя то есть. Вот он изыскал возможность к нам наведываться, как бы в увольнительную, и просит принять его третьим.

   — Это как же так третьим? И где он сейчас? Здесь? — пенсионер Волозов вытянул шею из рубашки, как древняя черепаха из панциря, и закрутил головой во все стороны.

   — Пока — нету. Во-первых, он не знает, как ты отнесешься к его просьбе. А во-вторых, ты его все одно не увидишь. Мы ему просто долю нальем, тут как раз на троих осталось, а он как прибудет, так и выпьет.

   — Ну, разве что так, — пенсионер Волозов все еще сомневался. — Тогда и закусить надо оставить, как принято у православных.

   Остатки самогона разлили по трем стаканам. Своими друзья чокнулись и, выдохнув излишки воздуха из организма, залпом выпили. Посуду Киркунова, наполненную до краев, прикрыли кусочком хлеба, закуской.

   Вечером следующего дня пенсионер Волозов, подпрыгивая от любопытства и нетерпения, спустился вслед за домкомом в подвал.

   Полный, как и вчера, стакан стоял на крышке пианино. Хлеб исчез.
 
   — Крыса, наверное, — подумал вслух Волозов. — Хотя, какая крыса, неделю назад СЭС в подвале травила дустом все живое?

   Подойдя к столу, пенсионер взял стакан, поднес его к носу и понюхал. На его лице отразилось удивление. Волозов сунул в стакан палец, поболтал им, словно размешивая сахар в чае, и, вытащив, лизнул. Сделал глоток через край.

   — Тов.Бататов, что за притча? В стакане-то вода! Куда напиток делся?

   — Вода? — переспросил стоящий рядом друг. — Значит, был Киркунов, принял наше угощение. — И пояснил. — Он же бестелесный, материальное тело – воду, принять вовнутрь не может. А вот дух спиртовый — за милую душу душа его приняла.
 
   — А хлеб? — тупо таращась в стакан с водой, лишенной спиртового духа, спросил пенсионер.

   — Так ты сам сказал — крыса.

   Так и пили они теперь втроем: тов.Бататов, пенсионер Волозов и спиритус Киркуновис. И хотя Киркунов дозу свою употреблял уже после того, как друзья покидали подвал, все равно, пили как бы втроем. А это, по-человечески, по-русски.

   Пенсионер Волозов уже не раз похвалил себя за то, что выгнанный самогон хранил в шкапчике под запором, а ключик носил с собой. Вот добрался бы Киркунов сейчас до основных запасов — все бы вынюхал. Он при жизни отличался неумеренными возлияниями и привычкам своим, похоже, не изменил.

   В один из дней пенсионер Волозов спустился в подвал. Брагу поставили два дня назад, и надо было проконтролировать процесс брожения. К его удивлению, дверь в закуток оказалась не заперта. Припав к щелочке, Волозов увидел тов,Бататова. Тот стоял возле крышки пианино, которая заменяла друзьям стол и, запрокинув голову, пил из стакана Киркунова. Выпил, сложил пальцы фигой, занюхал, а потом и заел выпитое кусочком хлеба. После чего принялся наполнять пустой стакан водой из принесенного с собой бидончика.

   Пенсионер Волозов на цыпочках поднялся на несколько ступенек, а потом, шаркая ногами и нарочито громко сморкаясь, снова спустился вниз.

   Тов.Бататов выглядел несколько сконфуженным.
 
   — Петрович, а ты чего это в неурочное время?

   — Да вот, шел мимо, дай, думаю, загляну. Вдруг ты здесь, заодно и проверю, как бражка бродит. А ты и правда здесь.

   — Да и я случайно. Киркунова как раз застал, поболтали малость.

   — Ну, ладно, коли так, — произнес пенсионер Волозов и повернулся на выход.

   — Слышь, Григорий Венедиктович, — окликнул его тов.Бататов, — я же знаю, что ты неровно дышишь на супругу нашу, Свенсоншведскую. Так ты это, ежели уболтаешь ее, так — пожалуйста. Мы же друзья. Да, хоть бы и здесь, — тов.Бататов мотнул головой в сторону панцирной сетки-полуторки. — Только, чтобы я не знал.