Рецензия на мои ранние тексты-Пушкинский Фонд 2004

Александр Михайлов (старший научный сотрудник Пушкинского дома в отделе "современная поэзия)

О поэтических и прозаических текстах Яны Богдановой
На рассматриваемых текстах лежит явная печать распространившегося сейчас в литературе постмодернизма с его тотальной направленностью против традиционализма и решительной ориентацией на поэзию авангарда, особенно футуризма и обэриутов. В них заметно ощутимо влияние раннего А.Ремизова (цикл"Иордания"), а также Елены Гуро ("Ласкотень" и др.).

В стихах преобладает, как это и свойственно постмодернизму, верлибр, хотя имеются и традиционные рифмованные ("Откровение в долг") и, вероятно, в качестве эксперимента, силлабические ("Материал для любви - ожидание..."). Проза в основном - орнаментальная, хотя не исключены и образцы чистой, не зависимой от влияния стихового ритма ("ХлебныйКонь", "Ненавижу").

Семантический образный строй текстов представляет собой решительную установку автора на необычность (опять же в духе постмодернизма). Здесь заявляют о себе элементы деэстетизации изображаемого (по сути уравниваемые в правах с его поэтизацией: "Гноем растекаюсь на темное утро"). Обильно включены не совсем легко понимаемые и тем создающие впечатление некой тайны слова (в основном областнического происхождения) : "мечевица", "ласкотень","глуздырь", "знадебка" и др. Дополняется эта экзотическая лексика архаическими формами ("во саду", "умыватися","пеленатися"), а также южнославянскими оборотами речи: "Мне случай был". Заметно, также и присутствие неологизмов (не всегда, впрочем,поэтического характера): "цветище", "клеверушком","плюгавчиков", "танго в напророчени", "мокрень","воздухай образом", "зацелованием ободрю".

Наибольшей новизной отмечена попытка автора обновить метафору путем отказа от содержащейся в ней логики вещей ("Читая глотаешь тело свое сквозь живую речь"вплоть до прямого абсурда, в котором неожиданно возникают, однако, очертания своей особой логики и смысла: "Побег моей души из чужой смерти сохраняет черты простреленной головы через плечи".

Отдельные из этих абсурдных сочетаний создают впечатление и некоторой поэтической новизны: "И роди от меня детство", "Ты - мое в Боге плачущее". Но вместе с тем довольно часто такое сочетание "далековатых" один от другого понятий и мыслей угнетает своей явной случайностью, по сути дела фальсификацией стиха...

Более положительное впечатление производит в данных текстах такая особенность авторского стиля как ритмически ослабленная связь слов в стихе, когда каждое из них звучит обособленно-раздельно и весомо: "Меня вера твоя землей сожрала...","По дому катится поезд". Не менее интересным и плодотворным представляется также и прием отстраненности некоторых ведущих образов путем слома их характеристик.

Более всего это заметно в мини - повести "Хлебный Конь". Ее герой Илья сначала изображен теплыми, идиллическими красками"деревенского детства", где он счастливый бабушкин внучек Илюшечка. Вдобавок к этому еще и сообщается, что для него "единственной опорой в жизни был Бог". Затем вдруг неожиданно выясняется, что "он не любил людей" и что слова "ненависть, злоба, зависть" относятся не только к нелюбимым людям, но и к нему самому. Далее он оказывается неким существом, "скукожившимся" внутри себя (психологически, разумеется),очень удачно сравниваемым с "паучком", пытающимся плести там "мягкую, пушистую паутину" и осознающим свою обреченность оттого, "что не может съесть никого". После этого следует признание героя в садистском избиении своей умирающей собаки с последующими излияниями по поводу того, что слишком тяжело ему теперь "по земле ходить и всякую тварь обижать", а также совестно смотреть в глаза нищим, которым он не может подать по своей собственной бедности "копеечку". В итоге же эволюции образа выясняется,что Илья стал художником (вероятно, творцом беспредметного искусства):"Его глаза начинали восторженно светиться, а руки приобретали очаровательность и светлую тоску о вселенной". Однако шедевр его творческой фантазии производит несколько неожиданное и пугающее впечатление: «Посмотрите на эти линии – плавность, нежный изгиб. Я вижу в них счастливого старика, усыпанного в гробу ромашками. Это я». К тому же данный пассаж сопровождается описанием резкой перемены в выражении лица героя: «Потом он потуплял свои зеленые глаза,долго о чем-то думал и поднимал уже совершенно другое лицо. Лицо бесчувственное, казалось, смотрящее на вас с подозрением…». И тут же следовалаявно противоречащая этому произносимая художником фраза: «Я просто хочу, чтобы все люди были счастливы». Подобной же метафорой проникнута и включенная в повесть история с «крысенышем».

Так интересно и нетрадиционно смоделирован этот герой, несомненно, самого привлекательного из рассмотренных нами текстов. Повесть «Хлебный конь» пульсирует к тому же многими имеющими определенный смысл высказываниями и сентенциями: «…когда мы плачем<…> мы положительно хорошеем», «…Игрушки следят за твоей душой», « Он был рад, когда в нем что-то происходило» и др.

Тоской по гармонии и добру (чего так лишен наш мир) проникнуты и многие другие тексты Яны Богдановой. В них кроме того выражена активная попытка автора понять структуру мира не на поверхности, а на его более глубоких уровнях, находя для этого соответствующие словесно-ритмические, образные формы.

9.11.04(Славянский период)