Вспоротое брюхо

   Кавказ… Сколько раз я зарекался, сколько говорил себе не вспоминать о командировках!
  Старался загнать весь ужас, грязь, мерзость войны глубоко внутрь памяти, чтобы не
  думать, не вспоминать.

   Но правда, кто то из классиков сказал «Стоит раз побывать на Кавказе,он уже не
  отпускает, притягивает».
  И тянет туда, хочется вдохнуть всей грудью свежий воздух, напоенный
  прохладой  снежных вершин и ароматами буйных трав.
  Не отпускает он, тянет к нему, как маленького мальчика к своему
  могучему и сильному отцу.
  Зарекался… Но прошло пол года, теперь мне представляется всё с некоторой иронией, как 
  кощунственно это ни звучит.

    Прошедшее лето было тяжёлое. Кругом горели прекрасные подожжённые
  леса. Жара стояла нереальная.
  Мне позвонили вдруг из Питера- из «от Туда». Предложили двухнедельную
  поездку на север Кавказа в часть N, наведения и составления карт схронов, найденных и
  предполагаемых. Район считался спокойным, лояльным и прочешенными с боями от
  группировок.  Но, оцифровка с воздуха района не даёт полной живой картины. Я понимал,
  что картографы офицеры-особисты не рвались летом туда, они старались разбежаться по
  внеочередным отпускам, и поразмышляв, вспомнили, что есть такой человек, да ещё живой,
  который изъездил разные районы Гор и, у него есть визуальная практика работы с картами
  аэросъёмок и совмещении их на местах.
    Я отказался наотрез, напомнив прошлые случаи и госпиталя, по которым
  прошёлся после поездок. Тогда мне назвали сумму, от которой я на миг поперхнулся… Но,
  нет, нет, господа офицеры- уже не так решительно отказался.

   Дни шли за днями. Жара мучила, исчез сон. Дача не спасала. Дождя не было два месяца, 
  земля плавилась. Везде висела сухая пыль. Аллергия проснулась и взялась хозяйничать во
  мне. Всё чаще перед моим внутренним взором расплавленных мозгов по ночам вставали 
  образы, видения снежных гор, подёрнутых туманом, холмы по колено в травах и цветах.
  Прохлада лесов, с запахом листвы и пахучих миллионов грибов- «лисичек», «бычьих
  язычков».
 
  В конце концов две недели. Ничего не произойдёт. Голова отдохнёт от постоянной боли.
  Проезд оплатят туда- сюда. Возьму планшет для рисования, цифровую камеру.

  Всё! В один прекрасный вечер набрал код, дозвонился до дежурного капитана
  нужного управления в Штабе. Как сей муж несказанно возликовал. Уже утром мне 
  перезвонили, дали день на сборы, дорога воздухом проплачена, с нашего аэропорта.

    И я рванул. Короткая задержка в Питере- получил нравоучения, и в путь…

  Появился в части N у посёлка Уз…  Приехал, как гражданское лицо, сразу взялся за 
  работу. В части заметил, что призывников почти нет. Основу составляли контрактники и 
  местные военизированные менты.
  Патрулирование ближайших километров в поисках многочисленных схронах оружия. Всё 
  заносилось, отмечалось мной на планшетках.
  Многие тайники показывали сами местные жители. Стада пасти надо, ловить
  отбившуюся скотину по перелескам, поэтому боялись нарваться на «лягушку»
  или россыпь гранат.

  Я воспрянул духом, ожил. Свежий воздух  хорошо влиял на кровообращение.
  Бегал с патрулями в одной белоснежной футболке «Адидас», джинсах.
  На ноги высокие кроссовки, змей побаивался. Заносил на карту, рисовал, щёлкал на фото 
  огромные валуны, нагроможденья коряг, искорёженных деревьев. Именно обычно там и 
  находили схроны с ящиками мин, патронов.
  Боже, сколько оружия смерти напичкано на сравнительно небольшой территории!
  Так что, работу с картами сделал раньше срока. И у меня до конца контракта
  осталось ещё трое деньков, которые хотел посвятить прогулкам, рисованию, отдыху. В 
  полку привыкли, что я часто уходил в леса, бродил по травяным  холмам- -рисовал для 
  себя. Перелески, горы, цветы- всё шло ко мне в альбом. Фотками забил две флешки.
   Спокойная, размеренная жизнь притупило моё врождённое внутреннее чувство 
  осторожности, спасавшее меня не раз. Будучи в душе мистиком, я по восточному гороскопу 
  был котом. И чувствовал, что веду себя, по кошачьи.
   С детства выработалась привычка мягко бесшумно ходить, замечал малейшее
  постороннее движение, незнакомый шорох. Это связано, что я художник, много и долго 
  изучавший природу, человека. Часто Назиф, лейтенант, как бы ответственный за меня 
  ругался беззлобно вслух. – Послали на мой башка этого художника! Мэне, что забот мало, 
  а он издевается надо мной- как шайтан, вдруг появляется за спиной, вай! Я ему 
  приказываю, а шайтан уже исчез, как так можно?! Успокоил немного его, когда набросал 
  портрет его карандашом. Обрадовал парня.

    Как- то пошёл в сторону расщелины. Назиф всегда мрачно качал головой,
  когда я собирался один. И в этот раз насильно заставил взять «хлопушку»
  ракетницу .«Ногу подвернёшь, дерни за шнур, ми хоть знать будем в какой стороне ты 
  валяешься». И опять -  Вай, присылают на мою голову картографов-шматографов! Я ходи,
  думай…
   А командиру дела нэт. Успокоил его, что последний раз, сунул ракетницу в задний 
  карман. Из оружия ничего не брал.
  Только всегда сбоку висел нож «Лунная дорожка», небольшой, но широкий и отточеный, как
  бритва.

    Вприпрыжку помчался с холма, рассекая высокую траву, пахучие  цветы.
  Хотел добраться до ложбины, где ещё не был и уже слышал рокот перекатов реки. Завернул
  за кустарник, с холма увидел искрящую небольшую речку.
  Прозрачная вода бешено пенилась у валунов, закручивалась, веером билась вверх.
  А с одного берега на другой перекинут канатный мост, застеленный досками.
  Я решил перейти на другой берег, где виднелся небольшой лесок. Хотел там, где нибудь
  притулиться, порисовать. Скоро мне уже домой, в гнусное пекло и смок.
    По мосту с непривычки идти было стрёмно. Он качался на каждый шаг.
  Скрипел, доски ходили под ногами ходуном. Я вцепился в поручни- канаты.
  Так, неспешно, перешёл. Увлёкшись переходом, не сразу заметил струйку дыма
  За перелеском от костра. А когда заметил, было поздно.
  Вдали паслись кони, и недалеко вокруг костра сидели подростки лет по 13-15.
  Прикинул в уме, что их человек семь. Меня тоже заметили. Но первая заметила рыжая 
  псина. Пока поднимался и оглядывался, собака уже рывками мчалась в мою сторону. Я 
  заподозрил её недобрые намерения, потом в ушах появился приглушённый рык.
  Вот попал! Эта огромная кавказская овчарка за несколько шагов от меня сделала прыжок. 
  Ё! Я со страхом усёк, что в прыжке ростом она не меньше меня и если вцепится, мне 
  кранты со всех сторон.
  Присел, выхватив нож, Казалось, собака медленно летит надо мной распластавшись. В 
  секунды ножом  автоматически молниеносно в брюхе её заделал два движения. С воем псина 
  отлетела в сторону, из брюха животины забила тёмная кровь, кишки полезли наружу.
  Да, это было плохо для собаки и скверно для меня… Огляделся. Подростки уже
  бежали ко мне. У кого в руках были палки, у кого-то хлыст. Нет ничего хуже кучки 
  подростков, они как стая волков. И нет ничего хуже, когда нет ствола. Только выстрел 
  мог остановить их зверский пыл.
  Озверевшие «волчата» просекли, что я без оружия и один. Рядом с хрипом и в судорогах 
  билась, видимо, их любимая псина. И со мной они уже всё решили. Вот оказия, мелькнуло   
  в голове. Если бежать, не смогу. Мост раскачает и вылечу, как пробка. Да и не успеть…
   Тогда, сжав нож в руках, кинулся навстречу кодле. Сразу на мне повисло несколько 
  тел, заваливая меня на землю. Падая, я чувствовал удары палкой и камня по голове. Я 
  зарычал, глаза залило кровью. Рычали и они. В кого- то вцепился зубами, что- то 
  оторвал, мне прокусили на плече кусок, повисший на коже. Мы катались по земле, 
  кувыркались, я увёртывался от ударов, потом перестал чувствовать боль. Махал рукой с 
  ножом во все стороны. Нож встречал сопротивление- хлопок, видно вспорол чью то плоть.
  Старался несколько раз подняться, но на меня с ударами снова наваливались толпой,
  вжимая в землю. Как мог, сопротивлялся. Вдруг, какая то сука полоснула мне 
  длинным кинжалом по животу. В первые секунды ничего не почувствовал, но потом живот,
  как холодом повеяло. Кровь брызнула на рожи нападающих.
  Они отпрянули. Эти секунды дали мне возможность откатиться к кустам.
  Достал, чудом уцелевшую ракетницу, дернул шнур. Со свистом взметнулась в небо красная 
  дорожка. Её шипение ласкало мой слух. Пацаньё, видимо, подумали, что где- то расчёт. 
  Встречаться с нашими ребятами явно не входило в их планы.
 
  Я головой упёрся в ствол деревца. Напрячь мышцы живота не мог. На мокрых от крови 
  руках, не выпуская нож, слегка приподнял голову и осмотрел свой «пленэр». Пацаны 
  отходили к лошадям. Кто-то кого то тащил, кто- то почти полз, видимо, подрезаны ноги.
  В свалке, конечности им, видимо, изрядно подпортил. Меня оставили не добив. Наверно, 
  решили, что я как собака выпущу кишки наружу и здохну, вылив всю кровь. 
  Осмотрел себя. Холодно. Белая футболка стала по плечи бурой. Разрез прошёл чуть выше 
  пупка. Длинный и глубокий. Слой мяса с кожей вывернулись, как земля после плуга.
  Спасло меня то, что за зиму поднабрал жировую подслойку, и в тренажёрном торс 
  подкачал. Так, что нож вспорол даже мышцы, но кишки не задел. Я руками сжал разрез. 
  Надо теперь дождаться. А кто придёт первым?… Хотелось дремать. Глаза заволокло кровью
  с разбитой головы.
  Подумалось, вдруг, вот съездил, отдохнул, поработал. Но напоследок получил 
  подарок на память о командировке. И ведь ни одна, ни одна, просто так для меня не 
  обходилась спокойно.

  Cквозь  забытиё и временное прояснение увидел ребят в камуфляжах. Наши…
  Вкололи из маленькой спецкоробки. В мозгах прояснилось, рана холодила, пощипывала. 
  Сашок, контрактник, матерился, пока  сделали жерди, обмотав куртками.
  Потом меня не очень бережно взвалили на полозья и поволокли.
  Помню, весело качался и скрипел мост-то белые облака, то алмазные искры реки.

   Дальше, как всегда. Фельдшер, уколы заморозки, полутрезвый санитар стянул швом разрез,
  чтобы при  переездах из вспоротого брюха кишки не вывалились.
  Ребятки иногда справлялись-«Как там себя, вспоротое брюхо». Кликуха так и прилипла ко
  мне.
   В санчасти провёл пять дней. Молодец, Назиф бережно сложил все мои шмотки в большой 
  рюкзак. В санчасти меня перепеленали всего бинтами, как мумию фараона.
  Уже в питерском госпитале через неделю я рвался домой. Пожилой врач хирург Иосиф 
  Давыдович поверх очков смотрел внимательно и качал головой--Ещё сантиметр глубже, 
  милчек, и отстегнули бы мы вам с метр кишок.
  Я твёрдо настаивал, что могу передвигаться, хочу домой- дома и стены помогают. Собрали 
  консилиум. Ну и решили всё же отпустить «Вспоротое брюхо» домой. Штабисты помогли.   
  Сопроводили к старому самолётику, да и отослали домой.

    Вот и добрался домой, до своего дивана, а рядом на столике стояли флаконы 
  лекарств да упаковки таблеток. Двадцать дней провалялся. Иногда приходили сестрички из
  поликлиники, где ещё работала мама, ставили капельницы, перебинтовывали. Рана жгла и 
  саднила. Я всё хорохорился и развлекался тем, что щипал сестричек, за некоторые места, 
  если они чуть зазеваются. «Как вам предмет не отрезали»- не выдержала одна. 
  Ничего, основа цела, значит будем дальше жить- отшучивался я.
    Мог уже иногда и на стуле сидеть. Правда, после минут десяти, меня заваливало в 
  сторону. Тогда снова в койку. Боль мучить стала, когда рана уже подзатянулась, сняли 
  прошивку, выдернули склеивающую резинку из раны.
 
    Лежа бессонными ночами снова клялся никогда больше не ступать ногой на 
  кавказскую землю. Это было моё четвёртое клятвенное заверение.

  Звонили из штаба, справлялись о здоровье. А я возьми да и ляпни полковнику.
  Что мне ваши хвалебные отзывы, «бабок» лучше бы подкинули ещё. Как ни странно,
  прислали ещё солидную сумму. Откуда только берут? Хм! На лекарства…

    Ничего! Прошло лето. Вот конец осени. Оклемался. Стал себя выгуливать.
  Немного вернулся к творчеству, привел в порядок зарисовки и фотки Кавказа.
  И летняя поездка казалась теперь далёким курьёзом, короткометражным фильмом.
    Эх, Кавказ, Кавказ! Любил бы тебя, кабы не ножи и осколки гранат твои!
  Когда же ты успокоишься? Хватит меня полосовать. Иногда, в дрёме, снятся мне буйные 
  альпийские луга, холмы, бездонное небо, сверкающие, как алмазы далёкие вершины.
     А пока я говорю прощай, может быть когда-нибудь, как-нибудь…


 Горы, 2010 год.