Все больны

Генералам матери всегда мешали.
Это им принадлежат перлы:
”Пленные — отработанный материал”,
”Меня не испугаете, я всю Чечню прошел”,
”Новых нарожаете”, ”Вы же матери убийц”...
Это — матерям об их детях.
Каждый перл имеет авторство.
Родители помнят время
и место произнесения каждым генералом его афоризма.

***
30 декабря 1996 года чеченец Адам
перевез родителей российских солдат со всем их скарбом.
Он отдал им свою родовую усадьбу.
Она была разграблена,
но к приезду солдатских родителей быт отладили.
Два дома со всеми удобствами, мыслимыми в Чечне.
Не берет ни копейки. За свет, газ платит сам.
Отдал и мешки с мукой. ”Живите, сколько хотите.
Будет мир — приезжайте, когда хотите. Как домой”.

По вечерам из головы красавицы Маши вырываются волоски
Матери гадают на детей:
берешь роскошный Машин волос, продеваешь через кольцо
и застываешь в ожидании над фотографией сына.
Если кольцо стоит неподвижно, сын мертвый. Если движется — живой.
Иногда что-то сбивается в гадании,
и тогда охранник матерей боевик Аюб дает свою фотографию:
— Проверь на мне, я ведь еще живой!

Приехал Любимов из ”Взгляда”.
Его ждали. Готовили праздничный обед.
Включенные камеры и микрофоны изменили материнские лица и речи.
Начались заявления, так не похожие на подлинные страдания.
Рядом со мной медсестра Раиса Мусина из Воронежской области.
Плачет: «Дома увидят ”Взгляд” и скажут:
опять мама ничего не сказала про Сашу.
Саша - лейтенант медицинской службы.
Поехал за ранеными. Пропал.

Ночью она то и дело вставала. Не спится. И все плачет.
У мужа больные почки. Да и с работы ее, наверное, уволили.
А еще печалит ее собственное немногословие:
— Жизнь прожила, а ни с людьми, ни с Богом говорить не научилась.
Что ни скажут, я все только ”да”, ”нет”...
Так мы и просидели на топчане,
 пока родители беседовали с Любимовым.
Она плакала, а я утирала ей слезы.
Один раз она спросила как-то очень незлобиво: ”Кто за все ответит?”
После долгой, мучительной паузы сказала: ”Мы отвечаем за все”.
Более прекрасного человека я на свете не видывала.
Дай Бог тебе силы, Раечка! Дай Бог!

Я вышла ночью из спальни.
У входа бодрствовал с автоматом боевик.
Другие вповалку лежали в соседней комнате.
Спят чутко, как на войне.
Стоило мне взяться за ручку двери — проснулись все.
Овчарка Найда, любимица всех, на русских не лает.
Такой у нее условный рефлекс.
Меня, новенькую, обнюхала и ушла, завиляв хвостом.
Военных облаивает всех, независимо от национальности

На ночь массивные железные ворота закрываются наглухо.
Поначалу охранники держали наготове автоматы. Сейчас охрана слабее.
Иногда перед  сном, когда во двор спускается темень,
женщины спрашивают друг друга с тревогой: ”Все охранники на месте?”
На сердце у них спокойно,
когда Аюб, отложив автомат, играет в нарды.
Сегодня, седьмого августа 1997 года,
он играет с зятем Анны Ивановны Соловьевой.
Ей семьдесят лет. Она лесовод. Ищет внука Алешеньку.
Ей на смену приехал отец внука.

...Обнаруживаю аппарат для измерения давления.
Начинаю измерять всем. У всех высокое. Запредельное. Все больны.
— Аюбу, Аюбу смерьте...
Что-то он вчера прислонился к косяку и взялся за сердце,
— это Анна Ивановна.
Аппарат зашкаливает. Но Аюб остается нас охранять.
Матери знают, что квартира Аюба разгромлена,
что жена с двумя малыми детками ютилась семь дней в подвале.
Аюб не мог прорваться к подвалу.
Он и по сей день дрожит от мысли, что дети могли погибнуть.

Когда смотрю, как Аюб охраняет родителей,
как матери кормят охранников,
что-то в моем мозгу сдвигается, и я напрочь теряю ориентацию.
Где правда? В чем она?

В чем смысл происшедшей бойни и всего того,
что случилось со всеми нами, а главное — с нашими детьми?
Какова логика движения сейчас, сию минуту,
когда мы все — единое целое: Аюб, матери, отцы,
два родовых дома со всеми душами, живущими в них,
собака Найда со щенятами,
лунная ночь и чьи-то тихие шаги по ту сторону железного забора?

Где мы? Кто мы?