Гаврилин день

         

   ... В те времена существовало великое множество ведомственных и отраслевых журналов, газет, альманахов-ежегодников, и таинственных периодических сборников. Это были издания, существовавшие отдельно от чисто литературно- художественных, но аккуратно платившие гонорары. Плюс к этому во многих более или менее крупных газетах, начиная с городских, имелись отделы литературы и искусства. Там, за дверями  где-нибудь в конце прокуренного коридора, сидели кормильцы...Заведовал отделом обычно мужичок в годах, с залысинами и с хитровато-проницательным взглядом за толстыми очками. Как правило, он был членом Союза писателей и членом еще чего-то... Его труды разделял литконсультант(ка). Чаще это была модноватого прикида девица с хрипловато-грудным голосом. Откинувшись на спинку хилого скрипучего стула, она смотрела обычно в давно не мытое окно, прилипнув к телефону и как бы прячась за горкой окурков в пепельнице – в те времена чаще из черепашьего панциря...
                Посетитель вынимал свой товар из картонной папки с устрашающим словом «ДЕЛО» и оно закручивалось по привычной колее. Заведующий, если бывал занят чтением каких-то важных документов, а то и самой газеты, кивал не глядя на девицу, а та – тоже не глядя – показывала накрашенным ногтем на  стол, присыпанный пеплом, переносила трубку к другому уху и коротко бросала.
              -Оставьте...
             Посетитель  оставлял несколько исписанных листов (иногда отпечатанных на машинке со старательно, крупно написанным почтовым адресом) и уходил, услышав в спину привычное.
             -Позвоните завтра...Судя по заголовку – пойдет. Вы, как всегда, несете вовремя и то, что нужно...
             Посетитель почтительно кланялся уже в дверях, одевал тирольскую потертую шляпу и тихо исчезал за нею. Он умел не только появляться, но и уходить вовремя. День только начинался, а в многоэтажном  Доме творчества было еще много этажей и редакций.
          Сегодня  он поднялся на лифте на пятый этаж и зашел в буфет, где заказал горячие сосиски с горошкем и чай с лимоном. И вряд ли обратил внимание на юношу бледного со взором унылым, жевавшего пирожок с капустой, запивая все тем же чаем, но без лимона. А гражданину в тирольской шляпе некогда было смотреть по сторонам – он работал и за скромной трапезой. Жевал сосиски, прихлебывал чай и просматривал записи в общей тетеради. Открытый портфель стоял у  ножки стола и был заполнен такими тетрадями, блокнотами и вырезками из газет.
            Позднее юноша, обойдя несколько редакций с такой же примерно папочкой, но тощей, зашел в бухгалтерию – получить с десяток рублей гонорара.  И сразу увидел гражданина в тирольской шляпе в очереди перед кассой. Он вынул из потертого бумажника пачку почтовых переводов, своеобразных чеков,обналичить которые должен был уже на почте. А здесь он вынул на всякий случай из картонной папки еще и пачку вырезок-публикаций и получил из кассы неплохую по тем временам сумму...
               Вечером юноша сидел в библиотеке, писал курсовую работу по античной литературе. Рядом скрипнул стул и подняв голову, юноша увидел за столом сбоку все того же гражданина с кипой журналов и газет, которые он устало положил перед собой. Потом стал быстро листать их, делая какие-то записи в один из своих блокнотов. Работы было много – это была столичная библиотека. Но республиканская, а республик было много тогда – целый Союз. Бескрайнее море работы шумело перед тружеником пера, шумело бумажными волнами и шелестом гонорарных ведомостей, сулившими шуршание  купюр...
           Потом он понес газеты к библиотекарше и со стола сдуло сквознячком лист бумаги. Юноша поднял его и положил обратно на стол. Но успел рассмотреть написанное и был потрясен. Это был аккуратно расчерченый график с названиями газет и журналов, названиями материалов, адресами и датами отправки материалов в редакции. С пометками о полученных уже гонорарах...
          Вскоре писатель ушел, устало протирая очки, а юноша еще долго корпел над античными текстами, дивясь разносторонности образования и обширности интересов ушедшего соседа. Автор «Гаврилиады» из «Двенадцати стульев» выглядел простодушным неотесаным профаном перед  обладателем тирольской шляпы...
         Потом юноша вышел из библиотеки и поехал на автобусе – стареньком, скрипучем, с жалобными стонами двигавшимся по гололеду. Перед светофором он надолго застрял, юноша продышал дырочку в заледенелом окне и увидел через нее стеклянную стену кафетерия на углу. За стеной, под чахлой пальмочкой в бетонной вазе, сидел за столиком все тот же труженик пера. Сейчас он отдыхал, расслаблялся. Тирольская шляпа с потертым пальто повисли на рогатой вешалке за спиной, а перед ним сидели двое собутыльников. По виду -  бичей, спившихся интеллигентов, благоговейно заглядывавших ему в рот, ибо видно было,  что он говорит им нечто разумное, доброе, вечное. Учил жизни, разливая водку с видом благодетеля...