Сивуха, или не было бы счастья

               

Эта история не выдумана. Все, что здесь написано, происходило в действительности. Единственное, что изменено в повествовании – это имена действующих лиц. Но я надеюсь, что если мне здорово повезет, и они прочитают это незатейливое повествование, узнают себя. Я надеюсь также, что они не будут в обиде, если увидят неточности: если что-то и изменено, то это следует отнести на провалы памяти, а отнюдь не на злой умысел. Ну, еще, быть может, на желание сделать эту историю покрасивее. А тот, у кого хватит терпения дочитать до конца, поймет, за счет каких факторов был достигнут благополучный финал в конце долгого пути.
     Не знаю, кому пришла в голову идея, имевшая большое и очень интересное продолжение, но вел эту работу инженер Валентин Петрашов. Я с ним познакомился вскоре после того, как был принят на работу в проектно-технологический институт, трудившийся в поте лица на ниве тракторостроения. Мы работали в соседних отделах, по работе общих вопросов не было, и здесь мы не пересекались, но курилка была общая. Правда, ни я, ни Валентин тогда не курили. Валентин – потому что очень заботился о своем здоровье. Не знаю, курил ли он когда-нибудь, но за все время нашего знакомства  я ни разу не видел его с папиросой или сигаретой.  Я не курил по собственному желанию, созревшему на почве горячего желания моей жены. Моя, тогда еще не жена, сразила меня в самое сердце единственным взглядом и оно, нанизанное на этот гарпун, было согласно на все, лишь бы шнур от гарпуна был в ее руках, а еще лучше – закреплен к ее сердцу. Поэтому, когда она сказала, что терпеть не может запах курева, и что я должен бросить это никчемное занятие, я с радостью согласился, поставив единственное условие: я брошу сразу после свадьбы, потому что на свадьбе все равно выпью, а значит, и закурю. А потом ни-ни. И вот я не курил. Но курилку посещал. Во-первых – почесать язык. Во-вторых, а скорее  во-первых,- подышать этой привычной гадостью. Где уж им, нашим женам, понять, что сигарета придает мужчине умный, сосредоточенный, глубокомысленный вид. Кроме того это – великолепное средство выглядеть занятым, когда совершенно нечего делать. Пристрастившись к этой привычке, через некоторое время вдруг замечаешь, что не можешь сосредоточенно думать без сигареты и дымишь раз за разом, а после очередного раза не можешь думать вообще. И что же делать? Правильно, идти на очередной перекур. Ты все прекрасно понимаешь, но привычка – вторая натура, а натуру ломать тяжело. Я мужественно боролся с искушением, но временами поддавался и, зажмурившись, пускал с наслаждением дым из очередной «стрелы». Если купить и держать в кармане эту отраву, поддаваться искушению будешь ежечасно, а так (стыдно ведь) застенчивый стрелок ловит кайф два-три раза в неделю. Дошло до того, что я пытался заключить договор с друзьями: я покупаю вам сигареты, а вы будете меня угощать, но мне сказали – травись на здоровье, и таким образом я  сохранял свое здоровье, т. к. стрелять все-таки стыдно. Ну а Валентин сидел с нами, ворчал на нас, но почесать язык был не прочь.
       Так вот, Валентин занимался разработкой изготовления деталей методом поперечной прокатки, что сокращало расход металла в значительной степени, но, однако, требовало дополнительного нагрева. Работа имела перспективу, так как подобные детали изготавливались на 4-х заводах и в больших количествах, извергая при этом горы стружки. Эти доводы подействовали на министерство и институту были выделены средства на проектирование, изготовление экспериментального стана поперечной прокатки и проведение экспериментов. Этот этап работы занял около 2-х лет. И вот однажды начальник отдела, где работал Валентин, некий  Андрон  Морицевич Капулин сказал, что все готово и пригласил на смотрины, в том числе и меня. Я очень благодарен ему за это приглашение, хотя никак не мог понять, зачем он это делает. Лично я всегда старался по возможности избежать свидетелей при постановке экспериментов. Присутствие посторонних всегда мешает, тем более что они, эти посторонние, никогда не могут отказать себе в удовольствии дать совет или съехидничать.    Был у меня такой случай.
Разрабатывал я одну технологию. Машину изготовили, я занимался ее доводкой в заводских условиях. Вызывает меня директор, знакомит с миловидной пожилой женщиной, и говорит, что эта дама (кандидат наук, кстати) приехала из Москвы, из ведущего института и ее надо ознакомить с работой машины и результатами анализов. Пришли мы в цех, запустили в машину, объясняю, все идет нормально. И тут она задает безобидный с женской точки зрения вопрос:
- А что, она так без сбоев и работает?               
Я глянул на нее с равнодушно- торжествующим видом:
- Почему бы ей не работать? Вроде все предусмотрено. А вы раньше с таким феноменом не встречались?- говорю. Знай, мол,  наших.   
И в этот момент деталь застряла, не дойдя до позиции обработки несколько миллиметров. Мне это ужасно не понравилось.
- Вот ведьма, сглазила,- подумал я и схватил оказавшийся под рукой лом, чтобы подтолкнуть деталь.
Потом оказалось, что толкать ее было бесполезно, потому что на детали не был удален прилив.  Нужно было станок выключить,  удалить деталь и загрузить новую. Но в тот момент я плохо соображал, а действовал, как подстегнутый, ее пророческим ехидством. Я поднял
лом, направил его на деталь.
- Осторожно,- крикнула дама.               
Я одарил ее уничтожающим взглядом, и послал лом вперед…
Почему лом соскользнул, я так и не понял, но угодил он точно в анод.
Я очнулся на полу и первое, что подумал, – выжгло глаза, потому что не видел ничего, абсолютная чернота. Однако вскоре я увидел
 у потолка желтое пятно лампочки и понял, что не все потеряно. А затем и различил лицо склонившейся надо мной кандидатши. Постепенно ко мне вернулись все чувства, дар речи, я уверенно поднялся и только тут почувствовал боль в обожженной руке. Посмотрел – ничего страшного, рукав халата пострадал больше, чем рука. Я смущенно развел руками, как бы извиняясь перед кандидатшей. Но она неожиданно развеселилась:
- Очухался? Не смущайся. Поди, первый раз такое? Ну, я с этими фокусами знакома, не раз попадалась. У подобных событий даже специальное название есть – визит-эффект, - и когда мы разобрались, почему застряла деталь, добавила.
- Фейерверк, правда, уж слишком получился, но работа действительно хорошая. Молодцы.             
С тех пор не люблю визит-эффект, а беспечных зевак не любил вообще.
А вот Андрон Морицевич, видимо, из желания произвести впечатление, от лишних зрителей не отказывался. Вообще он был человек оригинальный. Не знаю, имел ли он свое мнение, но, во
всяком случае, умел преподнести так, что мнение начальства оказывалось его собственным. На всевозможных собраниях, заседаниях он всегда сидел молча до поры до времени, до тех пор, пока не скажет свое слово директор. Он сразу брал слово и каждое его выступление начиналось со слов- в свете выступления…  Между собой мы его так и называли. Но мужик он был толковый, просто приспособился.  Бывает.
Но за то, что он пригласил меня на эти смотрины, я ему очень признателен. И сейчас будет ясно почему.
Валентин включил стан, лишний раз прокрутил его на холостом ходу, убедившись, что тут все в порядке. Остановка была за деталью: нагретую заготовку надо подать в валки. Но, то ли по недомыслию, то ли из-за недостатка средств, оборудование для нагрева заготовки весом 45 килограмм не было предусмотрено. Положение спасло то,  что за стеной лаборатории находился термический цех. Валентин заранее договорился, ему там выделили небольшую камерную печь, и он, взяв двух помощников, насадил на лом эту пышащую жаром заготовку, бегом протащил ее из цеха в лабораторию, протащил между оборудованием, которым была заставлена лаборатория, и вчетвером
Ее, горяченькую, подали в клеть, зажали в центрах, и действо началось:
валки  крутились, окалина сыпалась, стан кряхтел от нечеловеческих усилий, которых ему явно не хватало, тем более, что заготовка изрядно поостыла пока ее перетаскивали и закрепляли в нужном месте. Но, как ни странно, опыт в основном удался. И хотя видны были явные огрехи,
было ясно, что направление выбрано правильное, результата можно добиться.
Через два дня, когда были сделаны все обмеры, директор собрал совещание, чтобы обсудить результаты первого эксперимента. Почему-то пригласили и меня, может быть для обкатки. К этому времени я уже изучил по существующей технологии изготовления катка все материалы, и знал, что ее недостаток не только в гигантском количестве стружки, но и в быстром износе поверхностей при работе в реальных условиях из-за малой глубины закаленного слоя при высокочастотной закалке. Я видел, что температура конца прокатки близка к температуре закалки, и грех это не использовать.
Докладывал Валентин. Он толково изложил результаты и свой план продолжения работ, который, в двух словах, заключался в необходимости увеличения давления в гидросистеме и подборе геометрии поковки. Обсуждение было не очень содержательным, но достаточно веселым: результаты первого эксперимента были более чем удачными. Я сидел молча, внимательно слушал всех. Мысль о закалке с использованием тепла прокатного нагрева не давала мне покоя. Я обговорил ее со своим начальником. Тот внимательно выслушал, в принципе согласился, но, в общем, никак не отреагировал. И сейчас он сидел молча, сказав лишь пару слов о программе Валентина. Молчал и я. Когда все высказались, директор, прежде чем подвести итог, спросил:
- Хочет еще кто высказаться?- и оглядел всех, остановив взгляд на мне дольше, чем на других, видимо, потому, что я был единственным, кто еще не высказывался и этот взгляд придал мне смелости.               
- Позвольте,- сказал я.- Я хотел бы остановиться на двух вещах.         
Первое. Греть заготовку в печи – не дело, это ясно. И дело не в том, что из-за окалины поверхность будет в шрамах и коросте. В печи заготовка прогреется насквозь, поэтому внутренний диаметр будет раскатываться и увеличиваться, это наукой доказано. В перспективе нагрев будет в установке ТВЧ, а прокатка после нагрева в печи и нагрева ТВЧ – две большие разницы. И одна маленькая, как говорят в Одессе. Боюсь, что когда мы перейдем на нагрев ТВЧ, подбор геометрии поковки нужно будет вести заново.               
- Ну, это все понятно. Что предлагаешь?               
  Я внимательно посмотрел на своего непосредственного начальника, умнейшего Осипа Савича и, не отводя взгляда, следя за его реакцией, решительно произнес:
- Надо сделать опытный индуктор. Я знаю, что на это деньги не предусмотрены, но, я думаю, Осип Савич не будет возражать, если мы сделаем опытный индуктор в нашем отделе бесплатно. Если, конечно, в следующей теме нам будут выделены средства с учетом компенсации затрат,- Осип Савич согласно кивнул и показал большой палец.               
- Но у вас нет ТВЧиста. Кто спроектирует индуктор?               
- Я знаю человека, который может его рассчитать и дать эскиз. Все остальное мы сделаем сами: чертежи, изготовление, привязку, палочно-веревочную механизацию, подключение индуктора. Генератор, кстати, в термичке прямо за стеной, так что кабеля много не потребуется. Договориться с цехом я попробую сам, а с заводским начальством – не мой уровень.   
- А что, мне нравится. Ты, Андрон Морицевич, будешь готовить следующий договор, учти это, согласуй с Осип Савичем. Принято. Все у тебя?
- Еще один вопрос, если позволите.
- Во молодежь. Ну, давай, что еще у тебя припрятано?
- Видите ли. Я посмотрел чертежи, технические условия, сходил в центральную лабораторию. Вы, наверно, лучше меня знаете, что существующая термообработка никуда не годится: галтели сырые, глубина закаленного слоя мала по сравнению с требованиями чертежа. А конструкторы просят еще больше, чем в чертеже. В полтора раза. Так вот я позавчера понял, что если хорошо поработать, то можно добиться, чтобы температура конца прокатки соответствовала температуре закалки, и попробовать закалить ее  сразу после прокатки. Уж что-что, а галтели закалятся точно и это ни много, ни мало, а 20% трущейся поверхности.
Директор ёрзал на стуле, покусывая пальцы. Какое-то время в кабинете стояла тишина – никто не ожидал такого поворота дела.
- Термист говорит, сразу чувствуется,- сказал директор,- А как будет с прокаливаемостью?
- Требования чертежа, мне кажется, мы выполним. А вот для большего, о чем мечтают конструкторы, надо будет менять сталь. Кстати в кузнице такая сталь подходящего профиля используется. Можно поговорить с кузнецами. Я думаю, что для экспериментов договоримся, а там видно будет.
- Ты хочешь сказать, что эксперименты надо остановить?- сказал Валентин.- Я, конечно, только за то, чтобы индуктор сделать, я давно это предлагал – не таскать же их все время из термички, так и до травмы недолго. Но останавливать работу – это неправильно.
- Зачем же останавливать? То, что ты наметил надо делать. Только с индуктором надо поспешить, чтобы не делать лишней работы. Просто в своих расчетах учти раскатку внутреннего диаметра, чтобы после индукционного нагрева доработку свести к минимуму.
Так появился протокол о расширении работ по теме и включении меня в список исполнителей: мне поручалось организовать разработку и изготовление экспериментальных устройств и проведение вместе с Валентином всех работ по нагреву и закалке с выдачей задания на рабочее проектирование. И никто против этого не возражал: кто же будет возражать, если какой-то фраер берется делать работу без денег.
После совещания Осип Савич поволок меня к себе.
- Ты  откуда такой взялся?               
- Да, в общем-то, как и все. Другого способа пока нет. Вы мной недовольны, Ось Савич?               
- А твою работу кто делать будет? Сроки-то нам никто не изменит.      
- Да уж знаю. Придется потрудиться – взялся за гуж. Но я надеюсь, что вы меня в беде не бросите, если запарка будет?            
- Вот на это не рассчитывай. Сам знаешь.             
- Ось Савич! По индуктору я договорюсь, эскизы закалочных устройств сам сделаю. Вы уж с изготовлением помогите. Вы ж понимаете, какой это кусок работы. Перспектива лет на 10 с надежным финансированием. Вы думаете, что может и не получиться? Конечно, гарантию даже страховой полис не дает. Но, эти дни я хорошо поработал, и особых подводных камней не вижу. Я убежден, что получится.         
- А теперь послушай-ка, мой молодой коллега, что я тебе скажу. Твои предложения мне очень нравятся, поэтому я тебе не мешал на совещании. Но такие вещи так не делаются. Ты перепрыгнул через мою голову, а это нарушение субординации. Грош мне цена, если я не знаю, что делается у меня в отделе. Скажи спасибо, что со мной дело имеешь. А вот Рейншторм бы тебе голову точно сорвал. И всем сказал, что так и было.               
Мне стало неловко, лучше бы наорал.
- Ось Савич, гадом буду - извиняться пришел. Потом вы меня поймите, меня ведь никто не предупредил о совещании, и я все время сидел молча. А потом, когда понял, что наш отдел в протоколе участвовать не будет, мне как-то не по себе стало. Саму идею закалки вы еще вчера одобрили, а остальное экспромтом вышло. Вы уж простите на первый раз, но это хорошая перспектива для нашего отдела, если получится.                – Ладно. Сам виноват – сразу не врубился. А на будущее учти, что если хочешь иметь начальство своим союзником, то должен убедить сначала его, а потом высказываться наверху. А чтоб ты знал, что инициатива наказуема, никаких поблажек не жди, все делай сам. Накидай план по всем своим работам и заходи.               
С тех пор прошло долгих 5 лет. Эксперименты прошли удачно. Результаты по всем вопросам – нагрев, прокатка, закалка – воодушевил всех заводчан – и металлургов, и конструкторов, и производственников, особенно механиков, рассчитывавших, что они освободятся от целого парка станков, от вывоза стружки, грязи и т. д. Так что мы без труда получили в министерстве средства на следующий этап работы, вписав туда и проектирование и изготовление полупромышленного образца оборудования и его испытание. Запустили в работу первый образец, затем посыпались заказы с других заводов. Но там деталь была больше и тяжелее килограммов  на 15, чем сейчас, а поэтому и пришлось все заново проектировать. И оборудование для нагрева, и стан, и закалочные станки. Целая автоматическая линия получилась, которую должны были обслуживать 4 человека вместо целой роты ТВЧистов и токарей. И вот первая линия уехала в поселок Комсомольский, на механический завод, филиал Челябинского тракторного.
Мне очень нравилось туда ездить. Правда, условия на заводе были не лучшими, но там работали прекрасные ребята, и от ЧТЗ курировали два замечательных мужика.  Мы, буквально, подружились, и  проводили время вместе с удовольствием. Свободного времени было мало, но было, и мы его не упускали. Кроме того, поселок имел еще 2 достоинства, не упомянуть о которых нельзя.
Во-первых, на заводе нет литейных цехов, нет кузни, нет теплоэлектроцентрали, и ничто не отравляет воздух. Сразу за дорогой, опоясывающей небольшой поселок городского типа, начинались великолепные березовые рощи, чистые, с ягодой летом и грибами осенью, с чистым, прозрачным воздухом, наполненным  неповторимым ароматом полевого разнотравья и березового настоя, деревенской тишиной и покоем. После городской суеты и рабочего напряга здесь можно было отдохнуть, отойти душой. Точно так же к этому относились и Витя Вяткин и Миша Слепченко, представители ЧТЗ, и когда выдавалось свободное время, мы уходили под предводительством самого молодого из нас, хозяина нашего, Валеры Лысака в какую-нибудь рощу и предавались холостяцким утехам. Жаль только, что речки не было.
Зато на поселке была баня.  Что же это была за баня! Парилка буквально сказочная – с каменкой и шестью полками один выше другого, так что жар можно было принимать на любой вкус от самого слабого внизу до самого сильного под потолком. А запах! Каменка отапливалась березовыми дровами, и веники березовые никогда не переводились – не зря же кругом березовые рощи. Да еще многие приносили с собой хлебный квас, пиво, настои разных трав и поддавали  на каменку. А  дышать этими парами мог каждый, кто был в это время в парилке, так что и нам перепадало от этих прелестей.
Я очень люблю париться, и не упускал ни одного случая. Появились новые знакомые на банном поприще. Особенно мне понравилась одна пара: отец, крепкий, мускулистый мужик, всегда приходил с сынишкой, коренастым мальчишкой лет четырех-пяти, широким в плечах, коренастым не по возрасту. О таких говорят – стопарик. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Отец брал сына с собой в парилку, сидел с ним сначала спокойно, прогревая тело, затем начинал потихоньку похлопывать сына душистым березовым веником.
Сначала ноги, потом руки, потом торс. Мальчишка все терпел и только покряхтывал от удовольствия. Затем отец выносил распаренного сына в зал, ставил на пол и набирал полный таз холодной воды. Мальчишка всем своим видом напоминал мне памятник генералу Карбышеву: он стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Отец  окатывал его потоком ледяной воды.
- Ух,- кряхтел пацан.               
- Еще?- спрашивал отец и, получив в ответ « ага», повторял экзекуцию, и у обоих на лице сияло полное удовлетворение.               
Отец ставил возле него таз теплой воды  и шел в парилку истязаться.
Я забирался на верхнюю полку парилки не менее 3-х раз, убив на все процедуры около 4-х часов, и возвращался в общежитие расслабленный и умиротворенный.
Так что эти командировки имели свои плюсы. А минусов тоже хватало: грязь на заводе неимоверная, вопросы решались очень долго – все начальство любит перестраховаться, исполнительская дисциплина оставляла желать лучшего. На авторский надзор за монтажом оборудования мы выезжали по очереди. Больше всех доставалось руководителю проекта Борису Богуславскому, а мы с Валентином иногда его подменяли. Но вот оборудование установлено. Осталось
начать да кончить: закончить бассейн с закалочной водой и насосной станцией, запустить высокочастотный тиристорный преобразователь, произвести все соединения – этот кусок работы безнадежно отстал, от нас мало что зависело, участия в решении технических  вопросов не требовалось, и мы договорились, что как только монтажники работу закончат, нас вызовут для наладочно-пусковых работ. Время шло, сроки окончания работы уже были не за горами. Мы регулярно связывались с заводом и получали заверения – вот-вот. Затем начались запросы из министерства: главному инженеру завода, копия – директору института. Начинается классический футбол: завод на институт и обратно. И окрики и угрозы из министерства. И вот, когда до окончания срока осталось месяца полтора, и дальнейшее промедление грозило срывом сроков, получаем телеграмму от главного инженера завода: « Директору института, копия –минтракторосельхоз-маш. Монтажные работы закончены. Срочно высылайте бригаду наладчиков».  Наша бригада уже давно сидела на чемоданах. Это Боря Богуславский, Валентин, разработчик схем управления Павел Каркушин, Саша Дьячков – слесарь, мастер на все руки из молодых да ранних и я, к тому времени назначенный старшим. После всех неприятных переписок, грозного рычания начальства из Москвы, мы больше не могли посылать кого-то одного с проверкой и, прихватив пожитки, все вместе отправились вершить большие дела. Однако…
Для нас не было большой неожиданностью то, что мы увидели по приезде, зайдя на участок, прежде чем показаться начальству. Наш участок напоминал что-то заброшенное давно и на совсем. Линия не подключена, насосов нет, тиристор установлен, но не подключен.
- Ну что, пойдем матом крыть?- Валентин уже был на взводе.   
- Стоп, ребята. Поругаться успеем. Надо сделать список недоделок и посмотреть внимательно – наверняка с наших станков что-то снято. Какие-нибудь релюшки, конечники. Давайте за час управимся и пойдем прямо к главному.
Через час мы были в приемной главного инженера, который принял нас радостно, как долгожданных гостей, которые почему-то долго и без причины игнорировали гостеприимных хозяев. Мы по улыбались в ответ и после обычных, что да как, расселись вокруг стола.
- Я очень рад, что вы наконец приехали, сказал он.- Отдохните с дороги день-два и можно начинать. Вопросы есть?               
« На кого же рассчитан этот спектакль»- подумал я, раздражаясь от того, что нас принимают за дебилов, но постарался приветливо улыбнуться, когда протягивал ему нашу бумагу. Он просматривал ее, и его лицо при этом медленно, но интенсивно наливалось багровым цветом.
- А это что за список?               
- Перечень деталей, снятых с нашего оборудования. Все необходимо поставить на место, и именно то, что в списке, никаких замен.          
Он нажал кнопку связи с секретарем.
- Андрющенко ко мне.               
Андрющенко – это главный технолог, прелестнейший человек и умница.
- Что это он?- шепнул мне на ухо Валентин.- Чего притворяется?      
В ответ я написал ему на листке бумаги:
« Тетр одного актера. Сейчас будет второе действие – те же и Андрющенко и разговор на повышенных тонах.»
Второе действие развивалось по сценарию, который я видел, увы, не последний раз в своей жизни. Главный метал громы и молнии, грозил всеми карами и приказал немедленно организовать все работы. Я посмотрел на своих ребят. Борис старался выглядеть равнодушным, но хитрая ухмылка явно угадывалась. У Валентина гуляли желваки на скулах. Павел нетерпеливо ерзал на стуле и крутился, глядя удивленно то на главного, то на меня. У Саши в глазах плясали черти. Но надо всем отдать должное: ребята старались не показывать возмущения, и отдали развитие событий в мои руки. Я же изо всех сил старался избежать скандала, но и показать ему, что валять дурочку мы ему не позволим. Тихо, с почти любовной нежностью я задал очень простой вопрос:
- Вы нас вызвали зачем-то?               
Главный неожиданно весело рассмеялся:
- Не расстраивайтесь и не горячитесь,- это он намекал на то, чтобы мы не сообщали в верхние инстанции.- Мы все организуем. Чтоб через два дня доложили о готовности .               
Последние слова были адресованы Андрющенко - не смог или не захотел главный выйти из придуманной себе роли.  К главному технологу мы пошли вдвоем с Борисом, а остальные, взяв направление, пошли устраиваться в общежитие. В кабинете Павел Федорович долго собирался с мыслями, ему явно было не по себе.
- Ладно, ребята, темнить бесполезно. Давайте думать,- он решил, что деловой разговор здесь больше к месту.- Завтра я смогу выделить вам одного человека, но и вы помогите.               
-Павел Федорович! Я с вами полностью согласен – темнить не стоит. Вы прекрасно понимаете, что нам нужны не люди, а подготовленное оборудование. У вас какие-то свои заморочки, и мы готовы не только посочувствовать, но и помочь. Но если вы выделите на все эти работы,- я кивнул на список,- одного человека, то мы и за год ничего не сделаем. Одна наладка тиристора займет уйму времени, а у вас еще нет силовой проводки, штробы не пробиты, воды нет ни на закалку, ни на охлаждение индуктора. Вы хоть объясните, что происходит, зачем вы нас вызвали. Ведь это – срыв сроков, а ехать на ковер в министерство  нам с вами. Надо что-то делать.               
- Ладно, не надо меня агитировать за советскую власть. У меня пуск нового корпуса, и все монтажники там. За срыв пуска мы все головами рассчитаемся, так что из двух зол выбрано наименьшее.               
- Выходит, вы решили нас подставить?  Почему же не изменили сроки, ведь у вас есть веские основания. Хоть бы нас предупредили.               
- Пытались продлить договор, да ничего не вышло. А с вами ничего не случится. Все равно мы виноваты, шило в мешке не утаишь. Надо потянуть резину пока что. Так что давайте вместе думать.               
Мы с Борисом молча переглядывались.
- Ну что делать будем?- наконец не выдержал я.               
- А что мы можем сделать? Надо звонить директору, пусть сам решает.               
- Хорошо, Павел Федорович. Мы вам сочувствуем, но я никак не пойму для чего нужен был этот дурацкий спектакль. Вы уже должны были понять, с кем имеете дело – мы не гении, но и не идиоты, и не самоубийцы. Поэтому сегодня же подготовим протокол с перечнем недоработок. Единственное, что я вам обещаю – в министерство я звонить не буду. А директора проинформировать я обязан. Попробую убедить его, чтобы пока не информировал министерство. Подождем недельку. Если за неделю ничего не изменится – уж не обессудьте. И давайте на самом деле думать, как быть. Монтажные работы, силовое подключение мы делать не имеем права. Вы организуйте штробы, для этого специалисты не нужны, и дайте снятую аппаратуру, мы ее поставим сами, проверим все схемы – в общем, не будем только наблюдать. Людей все-таки надо найти, подключить Слепченко, у него есть специалисты. Давайте до завтра подумаем, там и решим.            
 И потянулись дни вязкие, как жвачка.   Мы аккуратно приходили в цех, сделали все, что было можно и даже немного больше. Директор нас послушал, и информация о состоянии дел на заводе попала в министерство  через неделю. И вот посыпались окрики – на завод за то, что не выполняет свою работу, и на нас за то, что мало давим на завод. Так мы и оказались заложниками: директор решил перестраховаться и не разрешил нам уезжать. Заводское начальство от нас отмахивалось как от мух. В новом корпусе работа кипела, а у нас – полнейший застой. Мы согласились пробыть еще неделю, заявили директору в категорической форме, что ни одного дня больше торчать в этой дыре не намерены и приготовились отдыхать. В цех теперь приходили по очереди проверить, нет ли изменений, свидетельствовали свое почтение Лысаку и Андрющенко, потихоньку готовили представление о состоянии дел для министерства, а в основном активно били баклуши. Наконец Саша Дьячков не выдержал:
- Уж если мы не можем полноценно работать, то давайте полноцено отдыхать. Надо съездить куда-нибудь на природу, позагорать, порыбачить. Результата все равно не будет, а то, что мы тут пылимся, это никто не оценит.               
Предложение было поддержано с энтузиазмом. Весь день мы выясняли возможные маршруты и после ряда консультаций решили съездить на Коелгу –небольшую речку в предгорьях всего в 40 км. от поселка, куда регулярно ходит автобус.   Заодно посмотрим знаменитый коелгинский мраморный рудник. Рано утром в пятницу мы уселись в изрядно потрепанный автобус и покатили. Ох ты, мамочка моя! Эти 40 километров нам показались как все 200 даже после наших алтайских дорог. Вначале ехали по асфальту, затем взбивали пыль по укатанной грунтовке, вьющейся меж прекрасных березовых рощ. А потом, миновав белоствольное царство, затряслись  по ухабам так, что приходилось держаться покрепче, чтоб не упасть. Но и самым плохим вещам так же, как и хорошим, приходит конец. Приехали. Узнали, когда обратный рейс в воскресенье и двинулись. Поселок Коелга вблизи от рудника представлял собой обычную российскую деревню с деревянными домами, разбросанными без какого-нибудь плана по живописному склону. Много зелени, березы и сосны, и какой-то характерный для русской деревни щемящий пейзаж. Расспросив дорогу, двинулись к реке. Речка совсем не широкая, но вода чистая – вблизи никаких предприятий, никаких загрязнений. Значит, с водой проблем не будет. Нашли подходящую поляну. Чистая вода, чистый воздух, абсолютная тишина – лишь птичий перезвон, да неясные отголоски далекой человеческой суеты – отдых должен быть что надо.               
Хороший был отдых, однако ничего примечательного не происходило, так что и рассказывать не о чем. Единственное стоящее внимания событие, это то, что при абсолютно нулевой рыбалке мы наткнулись на несколько мордушек, полных раков. И мы их варили, что было пикантной добавкой к нашей скудной закуске, а закуска была нужна, было после чего закусывать. Мы возвращались, подуставшие после ативного отдыха, и обратная дорога нам не показалась такой уж страшной. Но вот автобус въехал на асфальтовый участок и вскоре притормозил на остановке возле нашего поселка. Еще в окно мы увидели Андрющенко, который нервно расхаживал по остановке, заложив руки за спину. Когда автобус остановился, он стал следить за выходящими.
- Кого-то встречает. Уж не нас ли?               
Оказалось, что именно нас. Как только мы стали спускаться, он буквально кинулся навстречу.
- Ребята, вы где скрывались? Мы вас уже два дня разыскиваем.         
- Ой, Пал Федорыч, мы так уработались за две недели, что торчать тут уже никакого терпения. Вот, отдохнули чуток.               
- Где же вы были? Почему не сказали ничего?               
- У-у-у, где были. С Коелгой познакомились. Хотите, раками угостим?   
- Потом раки. Пошли на завод.               
- Да поздно уж. Мы и подустали, да и выходной сегодня. А что случилось, министр приехал?               
- А вы что, ничего не знаете?               
- Да вот как-то телек с собой не прихватили. А что мы должны знать? Пал Федорыч, не тяни кота за хвост, излагай, что приключилось.      
- В общем… в ночь на пятницу цех сгорел, где катки делают. Надо срочно запускать ваше оборудование, иначе конвейер остановим. Все 36 человек с участка катка в вашем распоряжении.          
- Вот так дела,- рассмеялся Валентин,- не знаешь огорчаться или радоваться. Как же это случилось?               
-Да, вам и вправду можно  порадоваться, а нам не до смеха: конвейр станет – нашими головами можно будет в футбол играть.


                -------  --  ------

Степан Филаретович Коржиков или просто Степка, как его называли в цехе, несмотря на солидный возраст, родился и вырос в Еманжелинске,
небольшом шахтерском городке в пятидесяти километрах от Челябинска. В городе был автопарк, хлебозавод, небольшая швейная фабрика, строительное управление, а все остальное было связано с угледобычей. Впрочем, и автопарк, и строительное управление тоже большей частью работало на шахтеров. Поэтому процентов 85 трудоспособного населения было связано с добычей угля. Ничего удивительного, что в городе было много семей, где все мужчины были потомственными углекопами, хотя в последние годы много молодежи уезжало – Челябинск под боком, да и вообще Урал – промышленный район. Парни и девушки, у которых с мозгами было все в порядке, соображаловка работала без запинок, и любопытство здоровое присутствовало в достаточной степени, уезжали учиться и мало кто в родной Еманжелинск возвращался. Еманжелинск – маленький одноэтажный городишко. Как и в большинстве шахтерских поселков и городов дома деревянные и зачастую настолько старые, что напоминали картины о дореволюционной России. Городское строительство началось недавно – надо же как-то удержать молодежь. Такие городки грязны и непривлекательны – одна более или менее городская улица ( конечно имени Ленина), асфальтированная, с трех- и двухэтажными домами. Все остальное – грязь, копоть, зелени мало, глаз ничего не радует. Большинство мужиков – пьяницы или, в лучшем случае, выпивающие. Девушки, особенно те, которые побывали в других местах, стремились прочь из Еманжелинска, да и работы для женщин почти не было, так что дефицит в женском обществе чувствовался.
Отец Степана тоже был шахтером и тоже крепко выпивал. Мужик крупный, физически очень сильный был добродушен, но при подпитии любил кулаками помахать. Однако, протрезвев, замаливал грехи перед женой, которую втайне боготворил, усердием по хозяйству, много времени  уделял детям. У него получалось все, за что он ни брался, и в такие дни Степа отца не просто любил, но обожал, любуясь, как в его руках все горело и спорилось. Но в дни запоя лучше было не попадаться. Придя с работы весь чумазый как черт из преисподней, отец выходил во двор и сын поливал ему из ковшика, пока тот умывался. Потом садился за стол, жена ставила ему еду, и он, махнув разом стакан водки ( наломался за смену, расслабиться надо), принимался за еду. Если второго стакана не будет, – значит полный порядок. Если же последует еще один мах – все, уже не остановишь. (Ох уж эти махания! Много позже все говорили – чисто отец.)    И тогда Степа потихоньку выскальзывал из-за стола и убегал к ребятишкам, чтобы не попасть под горячую руку. Они собирались у околицы, жгли костры, пекли картошку и играли в свои игры, часто с потасовками и синяками. А однажды, когда ему было уже лет 9, он был свидетелем пьяной драки, где отец отличился, отбившись один от четверых, причем всех помял прилично, хотя они тоже были не слабаки, а сам отделался парой синяков. Вся их ватага живо обсуждала это событие, взрослые мужики уважительно похлопывали отца по плечу, а Степка возгордился ужасно и мечтал стать таким как отец. Он мечтал лихо махнуть стакан, а потом чтобы все его боялись и уважали. Учился Степа так себе, ни шатко ни валко, в основном на троечки, не чурался двоек и не очень-то расстраивался по этому поводу. За двойки отец «учил» и только поэтому он старался выучить уроки больше, чем на двойку. А если перепадала четверка, то тоже не особенно радовался. Ко всем предметам он был равнодушен, ничем особенно не интересовался, разве что научился у отца мастерить, но и это занятие надоедало быстро. Он ватажился со сверстниками, ни о чем не мечтал, ни к чему не стремился. А отец на повзрослевшего сына и внимания не обращал – запился совсем. Закончив кое-как школу, он валял дурака  до осени – все равно в армию идти, не стоит связываться с работой на несколько месяцев. С армией ему не повезло – попал в стройбат. Друзья – кто танкисты, кто артиллеристы, а один даже в десантники попал. А он – в стройбат. Новичков погоняли слегка, а потом началась сплошная анархия: никакой дисциплины, расхлябанность, офицеры всегда с похмелья. Зло его взяло. Сбежать – не сбежишь, а валандаться в грязи – никакой радости. И он начал попивать, вспомнив отцовскую науку. Из армии он вернулся законченным разгильдяем. По поводу возвращения сына устроили застолье и Степан «махнул» стакан по-отцовски, впервые на глазах у родителя. Тот крякнул и одобрительно похлопал по спине сына, удивительно на него похожего и по поведению, и по стати: какая разгильдяйская ни была служба, а работать физически приходилось и в основном на воздухе – окреп и раздался, благо было в кого.
 С месяц он отдыхал, частенько приходя домой под хорошим градусом.
К тому времени отец уже силы подрастерял, в забое работать стало тяжело, и его перевели на другую работу – в ремонтные мастерские. Заработок упал, и достатка в семье поубавилось. Отец стал попрекать его дармоедством, и в конце концов Степан пошел в шахтоуправление – устраиваться. Кадровик осмотрел крепкого парня, прикидывая, согласится ли в шахту идти – мало было желающих лезть под землю.
А этот здоров, потянет.
- Пьешь?- спросил он.               
- Наливай,- в тон ему ответил Степан.               
Кадровик, сам не отличавшийся избыточной трезвостью, расхохотался:
- Какой же шахтер не пьет,- и отправил в шахту подручным.            
И покатилось. К женитьбе он уже был первокласным забойщиком, денег хватало, и он не отказывал себе в «расслаблении». Сначала жена, а потом и сын поливали ему из ковшика после смены и, умывшись, он,
так же как когда-то отец, садился за стол и «махал». Все шло по заведенному распорядку, радости особой работа не приносила, все больше пил, был угрюм и раздражителен, когда не хватало на водку, а с получки гулял по полной программе. Постоянный тяжелый труд и постоянное чувство опасности только усиливали раздражение и требовали «разрядки». И однажды, когда ему уже минуло 40, в соседнем забое случился обвал. Это был не первый случай, но тут погибли его друзья и собутыльники, и он не выдержал. Три дня он рыдал над трупами друзей и напился до омерзения. А протрезвев, отправился в шахтоуправление увольняться. Его уговаривали – мужик двужильный, норму всегда выполняет,- но он был тверд, тем более что жена все время пилила – уходи, да уходи. Хоть и пьяница, а без него как детей поднимать?
В это время в поселке Комсомольском, что в семи километрах от Еманжелинска, строился и уже частично работал механический завод, филиал Челябинского тракторного. Там нужны были рабочие. Здорового мужика направили на участок обточки катка. Тяжеленную деталь надо было поднять на станок, зажать и обточить. Работа не ахти какая сложная, он освоил ее за пару дней. И покатились дни за днями. Особой мозговой деятельности не требовалось, он к этому привык и на шахте, зато не было опасности аварий, взрывов и обвалов, но от привычки пить это не вылечило. Первая получка его явно разочаровала.
- Ничего, Степушка,- сказала жена,- Не пропадем. Нам хватит. Дети подросли, теперь и я могу на завод пойти. Зато живой будешь.         
О пьянстве хотела сказать, тайно надеялась, что пить меньше будет, но испытывать судьбу не стала. А он и правда пить меньше стал. На водку стало не хватать, и он, по-своему любивший жену и детей, делал над собой усилие, чтобы не обескровить основательно похудевший бюджет. И тогда он освоил нехитрый секрет добычи «сивухи», которым пользовались многие в цехе.
Дело в том, что за стеной участка катков находился участок изготовления уплотнительных колец, которые отправлялись в запчасти. Эти высокоточные детали требовали нежного обращения. А раз запчасти, значит длительное хранение, а при длительном хранении могут и заржаветь, тогда это уже не уплотнительные кольца. Поэтому комплект деталей смазывается, укладывается притертыми поверхностями и оборачивается специальной ингибиторной бумагой. А чтобы, не дай бог, не развернулась, ее склеивают спиртовым клеем
БФ-88. Рулоны бумаги и бочка с клеем хранились в специальной комнате. Так вот местные умельцы-изобретатели научились добывать спирт из этого клея. В небольшую посудину набирали клей, сыпали туда соль и какой-нибудь палочкой размешивали и раскручивали его. Большая часть компонентов со временем оседала на палочке и в остатке появлялась мутная, ужасно противная, но исправно сбивающая с ног жидкость.
В тот злополучный день Степан крепко спал после ночной смены и проснулся от того, что кто-то нетерпеливо тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел старого приятеля и такого же выпивоху.
- Чего тебе? Что спать не даешь? Не видишь – с третьей я.            
Приятель заторопился объяснять, пока тот очнулся.
- Степка, вставай. У меня скоро водка прокиснет, а ты все дрыхнешь. Не пить же мне одному..             
- Еще чего,- стал просыпаться Степан.- Откуда зелье-то, у тебя же ветер в кармане?               
- Да видишь, нечаянное счастье привалило. На станцию вагон какой-то дряни привезли, срочно разгрузить надо было. Мы с Серегой и потрудились славно. Пока жена не пронюхала, надо отовариться. Вставай быстрее.               
Уговаривать Степана особо и не требовалось, хоть где-то и щемило – не надо бы. Да как халяву пропустишь? Это ж когда еще такое подвернется. И они гудели, почти не закусывая, нагуделись так, что к вечеру вырубились оба. Он спал так крепко, что жена едва растолкала его, когда до начала смены оставалось совсем немного. Опаздывать он не любил – не любил, когда вынужден был ждать кого-то, и не любил, чтобы ждали его. Он окатил себя парой ведер холодной воды во дворе и постепенно пришел в себя. Наскоро перекусив и прихватив сверток с едой, он побежал на автобус: опоздаешь – придется топать пешком 7 километров. Автобус уже было отъехал, но завидев бегущего, водитель притормозил. Запыхавшийся Степан бухнулся на сидение, дыша тяжело.
- Фу, хоть бы закусить дал, медведь пьяный,- ворчала женщина, сидевшая невдалеке.- Как работать будешь?               
Работа и в правду не ладилась. Голова гудела, подташнивало, он
уже сломал пару резцов и понял, что если не опохмелится, будет еще хуже. Ну, сколько же можно сопротивляться искушению! Он пробрался в помещение, где хранились бумага и клей, и проделал все необходимое. Теперь надо было подождать. Время шло как раз к перерыву. Рабочие потянулись на улицу, там стояли столы со скамейками и можно было посидеть полчаса, перекусить и поболтать на воздухе.
- Степан, бросай. Все равно сегодня ничего не клеится. Пошли, поедим да поговорим, авось полегче станет.               
- Сейчас. Еще пару минут. Эту доделаю.
  Когда на участке никого не осталось, он прихватил свою еду и пошел к выходу. Дойдя до кладовки, остановился, прикуривая, осмотрелся.
 В третьей смене вообще народу мало, а сейчас все на улице. Он нырнул в кладовку. Было темно – кто-то, уходя, выключил свет. Постоял, привыкая к темноте. Но все равно ничего не было видно. Решив не включать свет, чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания, шагнул в то место, где, как ему помнилось, стояла желаемая банка, присел и начал шарить в темноте. Время шло, в голове шла война, а банка все не находилась. Тогда Степан поднялся, достал коробок и, присев снова, чиркнул спичкой. Банка оказалась точно под правой рукой, и пары спирта пыхнули голубым пламенем. Это произошло так неожиданно, что он с испуга вскочил,  пнул в сторону банку и бросился бегом на улицу. Когда минут через 10 учуяли запах гари, пламя уже стало перекидываться на участок. А когда приехали пожарные, их задача заключалась в том, чтобы защитить другие цеха, а по участку катка уже можно было заказывать торжественные похороны.

                -----  --  ------
 
Телефон в квартире директора загремел в ночи, как аварийный бой на корабле. Не так уж часто его поднимали по ночам, но раз уж телефон зазвонил, значит что-то произошло. Он включил настольную лампу, взглянул на часы и снял трубку.
- Итиксон слушает.               
- Борис Львович, - он узнал голос дежурного по заводу,- на заводе пожар.               
- Что горит? Пожарных вызвали?               
- Вызвали. Горит участок катка. Похоже, участку крышка.         
- О, черт. Так. Слушай внимательно: перекрыть все выходы с завода , кто есть на заводе – всех в актовый зал; вызвать срочно главного инженера, главного технолога, диспетчера, начальника цеха и энергетика. Машину за мной.             
Когда Борис Львович приехал, все главные специалисты уже ждали его в приемной. Он выслушал доклады, распорядился подсчитать запасы катков, подготовить все возможные варианты выхода из положения и вышел в актовый зал. Там собрались все работники третьей смены. Не так уж много, человек 40. Ему  доложили, что основная версия источника пожара – склад и уже не сомневался в правильности своего предположения. Стоя у стола президиума, он закурил  и молча оглядывал присутствующих, отмечая про себя всех, кто казался ему нетрезвым, хотя в середине третьей смены все выглядят немного не в себе. В зале стояла мертвая тишина.
- Значит так, господа-товарищи. Причина пожара уже известна: кто-то опять решил опохмелиться. Вы должны понять, что определить, кто это сделал не так уж сложно. Я хочу дать вам шанс: если виновник признается, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы смягчить наказание. Если нет – пеняйте на себя,  убытки будут исчисляться миллионами, так что мало не покажется, если насчитают на всю катушку. Даю вам 15 минут. Через 15 минут вызываю следственную бригаду.               
 Закончив короткое обращение, он ушел в свой кабинет – надо было искать решения.
           Хмель со Степана слетел, как не бывало. Он уселся в угол среди других и сидел, сжав голову крупными натруженными руками. За эти 15 минут перед ним пробежала вся его непутевая жизнь с невеселыми эпизодами, с многократными причитаниями жены: « Степа, брось. Все это добром не кончится. Как я детей поднимать буду?» И вот оно. Сколько же ему дадут? Но ведь директор обещал. Говорят, он всегда делает то, что обещает. Не было случая, чтобы он не сдержал слово. А вдруг вообще отмажет? Нет, отмазать не выйдет, но хоть меньше дадут. Он четко увидел несчастные глаза жены, и испуганные глаза детей и взвыл коротко. А то, что его вычислят – никаких сомнений. С похмелья  он спрашивал у мужиков опохмелиться, а ему советовали выгнать «сивуху» - это многие слышали. А, будь что будет!
  Когда Степана увели, директор пригласил всех вызванных.
- Что надумали, руководители?               
- Небольшой запас деталей у нас есть, недели на две хватит. Думаю, на               
ЧТЗ тоже есть что-нибудь. Завтра, вернее сегодня пошлем туда Лысака, он там все по штукам пересчитает. Может быть, хоть пару станков удастся восстановить или на ЧТЗ выцыганить. Но все это только для поддержки штанов. Надо запускать новую линию, но там работы непочатый край. Придется монтажников с нового корпуса снимать,- главный инженер помолчал, ожидая реакции директора.            
- Кто туда потребуется и сколько займет времени?               
- Кинем туда всех рабочих, что освободились и монтажников человека 4-5. Может, за неделю управятся. Сейчас сказать трудно, мы всего учесть пока не можем, будем с наладчиками работать.         
-Ладно. В технические детали я вникать не буду, это ваши вопросы.
Но учтите, что сроки пуска корпуса нам никто менять не будет.
А за остановку конвейера вообще головы поснимают на всесоюзном уровне. А вам ,- он указал на главного инженера и технолога,- в первую очередь. Действуйте в обоих направлениях. И докладывать ежедневно. Наладчики-то хоть не сбежали?               
- Вроде здесь. Грозились уехать, но командировку никто не отмечал.               
И Андрющенко кинулся в общежитие, но там никого не застал. Уехали все-таки. Это конец. Конечно, он окажется крайним.
Когда Лысак  пришел на работу, его сразу послали к Андрющенко, который домой и не уходил. Лысак хоть немного снял камень с души:
- Нет, не уехали. Они говорили, что им надоело сидеть без дела и думали съездить на природу до понедельника. Вроде на Коелгу.


                ----- -- -----
 

- Нет,  36 человек ни к чему, только под ногами путаться будут. Прежде всего пусть наведут порядок, а то весь участок хламом завален. Пусть все блестит, людей для этого достаточно. А нам нужно человек 5 здоровых мужиков, пару отбойных молотков, кабели…         
Мы сидели на скамейке и пытались составить первоочередной план.
-  Надо сутра вызвать с ЧТЗ Слепченко или  Вяткина, будем договариваться о запуске тиристора. Кроме того, Пал Федорыч, надо, чтобы кто-то позаботился о восстановлении всего разграбленного. Кто это будет делать, ваши энергетики или челябинцы – ваше дело, нам нужна аппаратура и по быстрее, еще ничего не прокручено на холостом ходу. Первое, что нужно сделать вам, это подключить стан…         
 Мы беседовали почти час. Павел Федорович что-то записывал и это вселяло надежду. Решили, что сегодня там делать нечего, а завтра в 8 утра мы будем на месте.
 С утра работа закипела. Мы уже не надеялись, что такое возможно, но все вопросы решались быстро, наши указания принимались и выполнялись с полуслова. К концу дня приехал главный инженер ЧТЗ со свитой – шутка ли, можно конвейер остановить. Главный молча выслушал наши объяснения и пожелания и велел Слепченко остаться с нами для помощи и оперативной связи. Работу организовали в две смены, и уже через 3 дня первый раз включили  тиристорный преобразователь ,и еще 4 дня заняла его отладка. Так что к тому времени, как был подключен и обкатан на холостом ходу стан, все было готово к его опробованию под нагрузкой. Не стоит углубляться в подробности, но работа была закончена во время. Когда все подписали акт окончания работ , главный инженер поставил свою утверждающую подпись и сказал:
- Ну вот, а вы говорили… А мы… вон как лихо…               
 Мы скромно промолчали, но Валентин не выдержал:
- Так это ваших изобретателей благодарить надо.               
- Это каких же?               
- А тех, что придумали из клея сивуху добывать. Если б не они…      
Вот вам и сивуха. Не было бы счастья, да несчастье помогло,- потом повернулся ко мне,- А в следующий раз надо самим поджигать, второго такого случая может не быть. Ты только скомандуй.               
Ну что мог сказать на это главный инженер? Оставалось только шутить, лучшего выхода из положения не придумать.
 Да, а Степан отсидел свое и вернулся законченным трезвенником.
Спиртного в  рот не брал, чему жена была несказанно рада.
Не было бы счастья…